Туринск. Басаргин о будущности России

Иногда интересно почитать дневник. И не только Михаила Бестужева, Николая Басаргина, но и свои записи.
Вести дневник нелегко. Тем более – регулярно. Это знает каждый, кто пробовал. Вести дневник в путешествии особенно трудно. Но уж если блокнот заполнен на коленке, в палатке или у костра, несмотря на усталость, мозоли и травмы, отсутствие условий и настроения, плохую погоду, потерю ручки… почитаем его.   
                ***
2 июля. Тюмень.   
Возвратились из Ялуторовска в Тюмень. Жарко. Опросив с пяток местных жителей, нашли школу. Во дворе две пожилые женщины жгли мусор.
- Где можно устроиться с велосипедами и рюкзаками на пару ночей?
Вопросу отзывчивые женщины не удивились и отвели нас на Волгоградскую улицу в барак времён ГУЛага.
- Здесь часто ночуют геологи.
Долго искали баню. Нашли две. Обе за железнодорожными путями. Пролезая под каким-то вагоном, Витя потерял веник. Правда, он и не понадобился. Обе бани не работали. Помылись и постирались холодненькой водичкой из-под крана в бараке.
Распределили по велосипедам продовольствие. Мне достался ящик тушёнки.
 Перечитал подготовленную при подготовке к путешествию справку.
«3 февраля 1595 года чердынскому воеводе Василию Петровичу Головину указом царя Фёдора Иоанновича велено было найти сухопутный путь через Каменный пояс (Урал) к реке Туре. И через два года из Перми на восток вышел отряд из 43-х человек. Отрядом командовал выходец из села Верх-Усолка  Артёмий Степанович Бабинов. Под его началом было 2 целовальника и 40 посошных людей.
Перед Бабиновым была поставлена историческая задача: проложить первый сухопутный путь из Европы в Сибирь. Трудно вообразить, какие препятствия встали перед первопроходцами. Суровый неизведанный край, дикая уральская тайга, многочисленные речки, горы, неустроенность жизни, непогода.
Отряд  день за днём прорубал в тайге дорогу, корчевал пни, мостил мосты через «реки и бояраки», устраивал гати в грязных местах и дошёл до реки Туры, до места, где находился вогульский городок Пером-Карра. И стало от Соли Камской до Туры 263 версты сухопутной дороги в Сибирь».
 3 февраля 1595 года (1597 года) можно считать днём рождением Великого Сибирского тракта.

3 июля. + 35 градусов в тени.
15-й километр тракта. Асфальт. Развилка. Влево аэропорт «Рощино». Вправо совхоз «Плодовый» с центральной усадьбой в деревне Луговой. Навстречу нескончаемым потоком шли люди с вёдрами, корзинами, сумками, наполненными клубникой. Попробовали въехать через ворота на территорию сада. Увы! Вход и выход по пропускам. Расстроенные поехали купаться на Туру.

4 июля. +37 градусов в тени.
В 6 утра в палатке зазвонил будильник, а ведь я ставил на 5.
22-й километр. «Пошло» разбитое асфальтовое покрытие, чередовавшееся с песчаными участками.
 С 43-го километра начался песок. Ноги буксовали. Велосипеды буксовали. Слепни, эти беспощадные твари, больно кусали. Руки заняты, и чтобы как-то отбиться, поднимали машину вместе с рюкзаком, подсумками и аппаратурой и давили всей этой конструкцией сосущих кровь паразитов.  Впервые от интеллигентных друзей услышал мат.
За деревней Каменка на высоком берегу Туры разбили лагерь. Пошли на речку «застирывать» укусы.
Пишу у костра. Перед уходом за горизонт солнце покрасило небо в розовый цвет. На лугу сбившееся стадо коров. По тропе на лошади к костру подъезжает пастух.
- Уезжают из нашей деревни (Каменки), уезжают. Магазин закрыли. Продавщицу уволили за растрату и аморальное поведение, а новой не нашли, - жаловался нам на жизнь «управляющий» коровьим стадом.

5 июля. +25 градусов.
46-й километр. Указатель: «Речкино 2». У поворота на Речкино в сосновом бору – яма. Яма непростая. Когда-то она служила землянкой, накрытой ветками. Называлась бекетом. В таких бекетах на ночь укрывались два вооружённых человека, выделяемых деревней. Они сопровождали торговые обозы от бекета до бекета.
Деревня Речкина, в 5 улиц. Слушали рассказ бывшего председателя колхоза «Наш ответ интервентам» Пётра Семёновича Речкина.
- Деревня наша старинная и раньше была разбойная. Обычно грабили на Коняшином логу. «Наш ответ интервентам» заключался в выращивании зерновых и овощей. В деревне когда-то жило много Речкиных. Теперь осталось трое.
 Пётр Семёнович сводил нас к памятнику сельчанам, погибшим в ВОВ. На памятнике восемь фамилий. Все Речкины.
Потом в деревне Бурмахино мы встретили Бурмахиных, в Бушланово - Бушлановых, в Шишкино – Шишкиных, в Моторино – Моториных, в Урусово – Урусовых…  Многие деревни называли по фамилиям первопоселенцев.
- Семьями селились. Так было легче выжить.
За Бурмахино въехали в маленькую деревушку Старина.  Остановились у дома с красивыми воротами. Вышла хозяйка.
- Этим воротам, как и мне, 70 лет. Почему Старина? Да всегда была Стариной, - говорила скороговоркой женщина и при этом гладила меня по плечу. Из её многословия поняли только одно: в овраге смыло мост и нам будет нелегко.
51-й километр. Въехали в Свердловскую область. Природа пошла разнообразней. По сторонам большака берёзы. На поверхности дороги тонкий слой бурой глины. Местами разбросан шлак. К вечеру выехали на новую трассу, покрытую толстым слоем рыхлой щебёнки. Иногда удавалось проехать. Но чаще шли пешком. Дороги здесь – часть разнообразной природной среды.
Усть-Ница (Усть-Ницинское) – большое село, есть каменные дома, столовая.
Развилка: одна дорога пошла на Ирбит, другая -  на Туринск. Через четыре километра остановились в деревне Колмаково. Деревня – нежилая, хотя дома добротные, один даже двухэтажный.
6 июля, воскресенье. Райцентр Туринская Слобода.
В Слободе находился этап, каменный дом, приспособленный под ветеринарную лечебницу. Позднее лечебницу снесли и построили столовую.
В райцентр приехали в 10.30. До 17-ти Саша  ремонтировал кинокамеру в редакции районной газеты «Коммунар». Мы с Игорем просматривали подшивки.
Шурик, похоже, перестал чувствовать боль.
- Пошёл на речку отмывать на руке пятно. Мыл, мыл не смывается. Мыло не помогло. Стал пятно натирать песком. Результат тот же. Присмотрелся к пятну. А пятном оказался синяк.

7 июля. Сладково (Сладковское).
Ночью шёл дождь. У нас потекла палатка. Вымок спальный мешок. Будильник зазвенел, как обычно, в 5 утра. Проехали стоящие на старом тракте селения, Каржавино, Храмцово, Андроново, Сладково.
О Сладково учёный-путешественник Иван Иванович Лепёхин, проезжавший через деревню в 1822 году, передал такие воспоминания.
«Оставляя село Слободу, к вечеру в сильный дождь приехали мы в деревню Сладкую, отстоящую от Слободы в 17 вёрстах. На сём пространстве населены были в пяти верстах деревня Красавина (Каржавина), в семи верстах – деревня Кулакова, в одной версте – деревня Медрилова, от которой в четырёх верстах отстояла деревня Сладкая.
Сколь пасмурны были жители Слободы Туринской, напротив сладкинцы торжествовали день своего церковного праздника. Деревня была наполнена  пришельцами. И все улицы раздавали звук крестьянского горлодрания».
Нас горлодрание не встречало. Встретил учитель Ерохин Александр Васильевич.
- Школе нашей 100 лет, - показал он с гордостью на «сладкую» достопримечательность:  деревянное, одноэтажное здание с двенадцатью большими окнами на фасаде.
Погода испортилась. По небу гуляли тучи. Шквальный ветер. Подъезжая  к Липовке, попали под сильный дождь. Заночевали в Коркинском на берегу Туры. Рядом –  могучие ели.
 С приходом дождей исчезла жара. Вчера начались приличные подъёмы и спуски. У Игоря сгорел сапог. Сильный порыв ветра бросил его в костёр, и он загорелся ярким пламенем. Второй выбросил сам.
Ходил в деревню Коркинскую за молоком. Купил на рубль три литра.
На обратном пути попал под сильный дождь. Вымок насквозь. Шёл вдоль Туры и поднимал мириады комаров. На берегу реки горел костёр. Ребятишки варили кедровые шишки.
               
                ***
- Маркыч, я уже устал. Снимай скорее, - жаловался Игорь, державший в руках осветительную лампу.
- Потерпи. Посвети на текст Ермака, а то темновато…. Вот, теперь видно. Можно читать.
«Во дни благоверного царя и великого князя Ивана Васильевича аз вольный казак Ермак во славу матери градов России великой Московии ратный задор учинил от именитого Строгановского двора с дружиной, с коей пустился в многотрудный путь в студёную Сибирь.
…Рыбами обильная многоводная река Тура, лесами частыми, зверьми разными славна Туринская земля, да так человек её не жалует, пахари не ратуют, теремов не ставят. Зрю, и сердце горячими слезами обливается. И мыслю: почто человецы богатство сие не имут! Зрячий, да увидит, ищущий да обретёт!.. Ревную и дивлюсь великой лености оного града Туринска да умножися слава имени града сего! Здравить буди со всеми вами и нами! А мы вам господие мои и отцы – потомки, челом бьём до лика земного».
Скульптура атамана в сапогах и блестящей кольчуге, стоявшая у пушки тех времён, дополняли это послание.
Правда, град Туринск не мог быть ленивым. Так как во время завоевательного похода Ермака его не было. А было древнее поселение Епанчин (Епанчин – юрт), которое казаки разрушили и сожгли. Только через 17 лет на пепелище Епанчина для охраны водного пути в Сибирь заложили Туринск.
По Туринскому музею нас водила пожилая женщина, с коротко постриженными, вьющимися, седоватыми волосами, похожая на учительницу начальных классов  Шаварская Екатерина Михайловна. Она и подвела нас к рельсу, на котором было вылито слово «Демидов».
- Да. С Демидовыми наши места связаны. За городом в те времена был построен посёлок Фабричный, обеспечивавший работу завода углежжения. А завод углежжения поставлял древесный уголь предприятиям  Демидовых.
От Фабричного сохранились остатки плотины и мельницы известного российского предпринимателя Поклевского…
Наше внимание привлекла красивая резная полочка из потемневшего дерева с портретом Камиллы Ле-Дантю.
- Ивашёвым эта полочка принадлежала. А в доме, где мы сейчас находимся, по некоторым сведениям, жил Степан Семёнов.
Екатерина Михайловна подвела нас к портретам декабристов, находившихся на поселении в Туринске.
- Всего в разные годы в Туринске  находились семь декабристов. Степан Семёнов и Александр Бриген работали чиновниками в суде. Бриген был переведён в Туринск из Кургана за то, что обвинил местные власти в организации убийства крестьянина Власова. Дожил до амнистии. Уехал в Россию. Умер в Санкт-Петербурге.
В Тобольске вы были, и знаете, что Семёнов умер там.
Ещё один Туринский декабрист Иван Пущин после амнистии женился на вдове декабриста Михаила Фонвизина. Друг Пушкина поддерживал отношения почти со всеми выжившими декабристами и членами их семей.
На поселении у нас оказались две романтические пары: Иван Анненков с Полиной Гебль и Василий Ивашёв с Камиллой Ле-Дантю. Первая пара дождалась амнистии, уехала в Россию. А Ивашёвы навсегда остались в Туринске.
Камилла прожила лишь 31 год. Она умерла, простудившись и пережив преждевременные роды. Француженка подарила Василию восемь лет счастья, преданности, любви и такой любви, что, лишившись из-за смерти жены душевного покоя, ровно через год скончался и Ивашёв…
Дома Ивашёвых и Басаргина расположены в Туринске на улице Декабристов. В доме Ивашёвых проживали Пущин и Оболенский. В доме Басаргина - библиотека. У Ивашёвых – детский сад. Полно бегающих и играющих ребятишек. Большая деревянная лестница с перилами ведёт с улицы на второй этаж. Из окон открывается красивый вид на Туру и её пойму.

На ночь устроились в общежитии СГПТУ №53. Сходили в баню. Вымыли наши натруженные и искусанные тела. А заодно постирали. Какое счастье: спать на кровати!
На следующий день сходили на местное кладбище поклониться могилам Ивашёвых. Памятник огорожен чугунной оградой. За оградой растут два огромных кедра и одна величественная сосна. Надписи на памятнике: «Здесь погребены тела Василия Петровича Ивашёва и супруги его Камиллы Петровны урождённой Ле-Дантю. Он родился 1797-го года 13 октября, скончался 1840-го декабря 28-го. Она родилась 1808 года, скончалась 1839 года 30 декабря»…
                ***
С тех пор, как Николай Басаргин предотвратил побег Василия Ивашёва из Читинского острога в Китай и фактически спас его от гибели, они стали близкими друзьями. И когда пришёл срок выхода из тюрьмы на поселение, вместе поехали в Туринск.
«Я имел большое утешение в семействе Ивашёвых, живя с ними, как с самыми близкими родными, как с братом и сестрой», - делился своими воспоминаниями декабрист.
Однако жизнь на поселении как-то надо было обустраивать. Это в тюрьме все были вместе, и питаться было проще, а теперь надо было положиться только на самого себя. А в кармане лишь 600 рублей артельных денег. И это вызывало тревогу, несмотря на дешевизну тогдашней жизни в Сибири (на 20 копеек серебром можно было купить воз огурцов).
Заниматься ремеслом или земледелием он не мог по состоянию здоровья. Оставался единственный выбор: «Жить экономно».
И Басаргин стал питаться чёрным хлебом, молоком и яйцами, отказавшись от чая, говядины, рыбы и куренья. Полгода так жил, и здоровье его от этого не «потерпело».
За время экономного питания брат Иван, проживавший во Владимире, прислал Николаю 400 рублей ассигнаций и ежегодно обещал высылать такую же сумму.
А когда его добрый родственник полковник Андрей Иванович Барышников доставил единовременно 4000 рублей и обещал ежегодно присылать по 1000, появилась возможность приобрести в Туринске собственный дом.
 В Туринске Басаргин во второй раз женился, на  дочери поручика местной инвалидной команды 18-летней Марии Елисеевне Мавриной. Смерть в младенческом возрасте их сыновей Александра и Василия, видимо, повлияла на совместную жизнь Николая Васильевича и Марии Елисеевны,  и Маврина удалилась в Екатеринбургский женский монастырь.
Потеряв друзей, детей и жену,  Николай Басаргин выехал в Курган.  В Кургане он получил разрешение вступить в гражданскую службу и был переведён в Омск.
«По высочайшему повелению, объявленному господином министром внутренних дел, господином генерал-губернатором Западной Сибири 15 января 1846 года за №259 дозволено ему, Басаргину, вступить в гражданскую службу в Сибири канцелярским служителем 4-го разряда».
В Омске Николай Васильевич женился в третий раз. На этот раз на Ольге Ивановне, сестре Дмитрия Ивановича Менделеева.
За усердную службу и похвальное поведение поселенца повысили с 4-го в 3-й разряд и перевели на должность регистратора в Ялуторовский земский суд с жалованием 142 рубля 85 с тремя четвертями копеек в месяц.
В то же время на писца 3-го разряда Басаргина 1 июля 1854 года был составлен формулярный список, в котором указали его возраст - 52 года (тогда, если это не ошибка, год рождения декабриста 1802, а не 1799 или 1800, как указано во всех литературных источниках – авт.).
В Ялуторовске государственного преступника Басаргина и застала амнистия…
                ***
Заслуги декабриста Николая Васильевича Басаргина в нашем «совместном» путешествии по Сибири несомненны. И возвращение его в Россию, после 30-летнего заключения – не менее заслуживающее внимания событие. Это возвращение можно назвать уникальным путешествием по родственникам и друзьям. Поездку он изложил в «Журнале», который можно назвать и дневником. Перескажем кратко. Ведь в наше время такое путешествие вряд ли  возможно.
21 февраля 1857 года вместе с женой Ольгой Ивановной и воспитанницей Полинькой (дочерью умершего декабриста Мозгалевского) Басаргин, сопровождаемый навзрыд плачущими знакомыми, покинул Ялуторовск.
Ехали они по дурной дороге, «вымотавшей душу», через Шадринск, Челябинск, Златоуст и Казань. В Казани остановились на пару недель, чтобы подлечить Николая Васильевича. В Нижнем Новгороде путешественников с неподдельным радушием приняло семейство военного губернатора Александра Николаевича Муравьёва, одного из основателей декабристского движения.
 Сменив возок на тарантас, Басаргин с семьей выехали во Владимир. И уже не по тракту, а по шоссе. С этим городом у Николая Басаргина были связаны тяжкие воспоминания.
Потрясённый смертью жены княжны Мещёрской Марии Михайловны и заболев, он приезжал сюда в октябре 1825 года к брату Ивану. (У Николая и Марии осталась дочка Софья, крестница знаменитого генерала Павла Дмитриевича Киселёва, последовательного сторонника отмены крепостного права).
Теперь Ивана уже не было, он умер, и Николай Басаргин, не останавливаясь во Владимире, проехал в деревню Липню. В Липне находилось имение другого его брата,  Александра, умершего раньше Ивана, о чём декабрист был извещён, находясь ещё в Петровском Заводе.
О своём приезде путешественники не сообщали, поэтому в Липне их не ждали. Вдова Александра, к которой перешло имение, и племянница (дочка Ивана) находились в Курске. Приехавшая на следующий день повидаться в Липню двоюродная сестра при встрече едва не упала в обморок.
«Всё прошедшее будто вновь ожило в моей памяти», - вспоминал декабрист.

В отличие от нас Николай Васильевич Басаргин знал свою родословную, составленную по выпискам с Владимирских книг, в шестом поколении. Его прапрапрадед Алексей Иванович Басаргин «в 142 году (1634) по вводной грамоте царя Михаила Фёдоровича получил во владение поместья брата его Дмитрия Владимирского уезда в Небольской волости треть сельца Михейцева и деревни Напутной, в которых был двор бобыльский и людей 3 человека, а по даче 162 года (1654) значились за ним различные пустоши».
Акта о переходе родового имения по наследству от деда Николая Васильевича, артиллерии майора Ивана Кондратьевича Басаргина, к отцу,  надворному советнику Василию Ивановичу, не было. В связи с чем возникали проблемы. Владимирское дворянское депутатское собрание четырежды признавало Басаргиных в дворянстве и вносило в 6 часть родословной книги. Однако Сенат это признание не утверждал. Поэтому в формуляре Басаргина в графе «есть ли имение у него самого и у родителей» написано «нет».
Переночевав в Липне, семейство выехало в Покров, а оттуда в Москву.
В Москве ждала дурная весть: запрет на проживание в столицах. Однако Басаргин с женой и Полинькой прожили в Москве шесть дней у сына товарища по Ялуторовску Ивана Дмитриевича Якушкина.
Эти шесть дней стали в какой-то степени утешением от дурной вести. Басаргин встречался с прежними сослуживцами, с друзьями-сибиряками по 14 декабря, познакомился со многими московскими литераторами: издателем Коршем, специалистом по истории Москвы Иваном Забелиным, писателем – переводчиком Николаем Кетчером…
В Курске, где жила дочка Ивана и гостила вдова Александра, сибирских путешественников «приняли самым родственным образом». За две недели местный медик подлечил Николая Васильевича, а старый товарищ по военной службе предложил поселиться у них. Но об этом Басаргин пока не думал.

Из Курска семейство поехало в древнюю столицу Руси и колыбель русского православия Киев. «Был конец мая, дорога была прекрасная, и приятное чувство наполняло дряхлый состав мой», - написал в «Журнале» декабрист. Ещё больше чувств наполнило Басаргина после осмотра города, лавры и приятного времяпрепровождения в обществе Сергея Трубецкого, Марии Юшневской, Александры Давыдовой…
Мировка в 70  верстах от Киева по дороге на Белую Церковь. Имение Софьи Яковлевны Мещерской, в замужестве Бутович - сестры первой жены Басаргина.  Встреча была  настолько радостной, что семья Бутович стала уговаривать Николая, Ольгу и Полиньку поселиться навсегда у них. И это немудрено. Несмотря на неважное здоровье, деятельный и энергичный Басаргин, где бы ни был, всегда пользовался всеобщим уважением и любовью.
Оставив Полиньку в Мировке, Басаргин с Ольгой Ивановной последовали в Тульчин, где декабрист жил и служил до ареста, где часто встречался с братом Александром, артиллерийским штаб-офицером и участником турецкой компании, где был счастлив, и где были похоронены его первая жена и дочка.
Вандалы были и тогда. Памятник на могиле княгини Мещерской оказался разрушен, посаженных тополей уже не было, рядом свободно ходил скот.
Басаргин принял меры к исправлению памятника, организовал на могиле панихиду, простился с прахом жены и дочки и вместе с Ольгой вернулся в Мировку.
Отказавшись в ней поселиться, путешественники направились в Алексино Смоленской губернии,  к Барышникову. Имение Барышникова было богатое, внушало уважение и располагало к отдыху: огромный каменный дом, две церкви, обширный и прекрасный сад, множество оранжерей с фруктовыми деревьями и редкими растениями, несколько больших прудов.
Барышников также предлагал поселиться у него. Но Николай Васильевич без дела и за чужой счёт жить не хотел. И через три месяца вернулся в Москву, а оттуда в конце февраля 1858 года - в Покров, где «нашёл маленькую квартирку».
Вскоре двоюродная сестра Басаргина, с которой они виделись в Липне, предложила купить у неё небольшое имение в сельце Вареево (маленькое помещичье сельцо Вареево в 7 дворов входило в приход погоста Абакумово и впоследствии соединилось с деревней Желтухино – авт.).  И в начале мая они, приехав во Владимир, оформили на имение купчую.
Казалось бы,  всё:  можно осесть.

Но через две недели, ещё не обжив только что приобретённое имение, все трое отправились обратно в Сибирь. Дело в том, что в Омске жил и работал брат Ольги и Дмитрия Менделеева Павел Иванович, сделавший предложение Полиньке ещё тогда, когда они проживали на поселении в Ялуторовске. Конечно, Павел Иванович и сам мог бы приехать в Россию, но Басаргину хотелось лучше приглядеться к жениху своей воспитанницы и к его окружению на месте.
В конце августа в Омске состоялась свадьба. Побыв пять недель с молодыми, Николай Васильевич и Ольга Ивановна в ноябре вернулись в своё сельское уединённое жилище в Вареево, завершив почти двухлетнее путешествие по России. Теперь у Басаргина появилось время закончить свои записи и провести крестьянскую реформу в масштабах сельца.

Освободив крестьян и дворовых от крепостного состояния (ещё до принятия высочайшего манифеста), он решил улучшить благосостояние этих людей. Однако сразу же столкнулся с их пороками, особенно заметными в сравнении с вольными сибирскими крестьянами: леность, нерадение, пьянство, лживость, лицемерие.
На словах они проявляли униженность и раболепие, а на деле думали, как бы увернуться от работы, сделать её кое-как. Даже за дополнительное вознаграждение.
Землю пахали дурно. Работы сопровождались беспрерывными жалобами старосты на крестьян и крестьян на старосту.
Ещё хуже обстояло дело с дворовыми людьми, которых на маленькое имение насчитывалось 22 человека. Причём определённое занятие имела лишь половина. А содержание и жалованье получали все.
«Я не мог представить, проживши половину века со свободной прислугой, - писал Басаргин, - на какой жалкой и испорченной ступени стоит эта часть крепостного сословия».
Зависть и недоброжелательность. Беспорядочность и лень. Неопрятность и неряшество. Но всё это ничего не значило по сравнению с лживостью.
Улучшить имущественное состояние таких людей представлялось возможным только через уничтожение их нравственных недостатков.
Помогло то обстоятельство, что Басаргины привезли из Сибири девушку, жившую у них с малых лет и обращавшуюся с ними просто, без раболепства и унижения.
Постепенно сплетни прекратились, уменьшилась склонность к вину, стала заметна некоторая искренность…
Басаргин стал отличать тех, которые вели себя добросовестно. Он повысил им жалованье. В то же время проявил милосердие: оставил прежнюю численность дворовых.  Стал развивать в них чувство справедливости. Каждая добровольная услуга вознаграждалась.  Если привлекал к неосновной работе, то доплачивал им как вольным…
Спустя какое-то время стала заметна перемена к лучшему.
               
                ***
Перемену к лучшему, но уже в масштабах страны Николай Васильевич Басаргин изложил в работе «Мысли о будущности России и её политике».
Какую же будущность он желал стране, ставшей к середине XIX века одной из ведущих держав на земном шаре?
Басаргин желал изменения внешней политики, которое он хотел увидеть ещё при жизни. Какое изменение?
«Россия – государство, которое может не только существовать, но и развивать свои силы и своё благосостояние независимо от внешней политики», - изложил декабрист свою идею в «Мыслях…».
Эту мысль он объяснял особенным географическим положением России (расположенной тогда на трёх континентах), богатыми и разнообразными внутренними ресурсами и «свойствами своего народонаселения».
То есть Басаргин предлагал сосредоточиться на решении внутренних проблем и отказаться от политики завоевательной, не участвовать во внутренних распрях между правительствами и подданными других государств.
«Война, - размышлял Басаргин, –последний довод в разрешении противоречий между государствами, между властью и подданными, победа инстинктов над разумом, являющаяся никогда не оправдываемым величайшим злом, если предпринимается не для собственной защиты».
Отказ от завоевательной политики позволил бы смело сократить армию и направить высвободившиеся ресурсы на улучшение качества жизни своего народа. Это «произвело бы самые счастливые результаты», - писал декабрист.
 Реже были бы рекрутские наборы; у земледелия и промышленности не отнималось бы столько молодых и полезных рук; увеличивалось бы народонаселение, улучшилось бы образование и здравоохранение…
Но можно ли было при таком политическом курсе гарантировать безопасность России?
Чтобы гарантировать безопасность, Басаргин предлагал создать в стране такие учреждения, которые могли бы в случае опасности быстро создать необходимые военные силы. (США, когда началась вторая Мировая война, создали необходимые (для победы) военные силы за год – авт.).
Во всяком случае, считал Басаргин, если бы другие государства, работавшие на благо своего народа, не захотели бы согласиться с такой политикой из-за наличия других правительств, прибегающих к оружию и проливающих потоки крови, то Россия без всякой опасности для своей самобытности и своего могущества положительно могла бы следовать ей.
Для воздействия на страны, прибегающих к оружию, декабрист предлагал единственно возможный путь: передавать дело в суд и покоряться его решению. «А та держава, которая будет недовольна его решением, и откажется повиноваться ему будет иметь против себя общее мнение своих подданных и всего света (не захочет вступить в состязание с целым союзом государств)».

В произведении использованы «Записки» Басаргина, Историко-статистическое описание церквей и приходов Владимирской губернии, повесть «Владимирка» Юрия Леонтьева.