Моя первая школа-интернат г. Красный Луч. 1967 г

 Воспоминание Умарбековой/Элрод Гульнары Якубовны 1960 г.р.

   Когда пришло время мне идти в школу, в 1967 г., мама забрала меня в г. Красный Луч, Луганская обл. Впервые с 1964 г. я выехала из совхоза Степной. Мы стояли на автобусной остановке на повороте из п. Петровское на г. Красный Луч, асфальтовая дорога тянулась издали слева, а вокруг нее были деревья, включая тополя, и частные дома. С нами стояли еще несколько человек, мужчины в светлых рубашках и темных брюках, это возможно был конец августа, я была в коротеньком белом летнем платье, широко расходящемся от груди, как тогда было модно, по-городскому модно, а в селе злая тетка уже грубо высказала недовольство таким моим нарядом и обозвала меня "татарча".
   Я конечно держала маму за руку и вот вдали показался автобус, квадратного вида. Я впервые видела автобус и закричала: "Домик на колесах!", на что мама громко и звонко рассмеялась. У мамы смех всегда был колокольчиком. Этот домик на колесах и довез нас до Красного Луча. Там я увидела мамину сьемную комнатку, малехонькую, одна узкая кроватка вмещалась в нее и печка у другой стороны стены. Стены были побелены, я об них терлась и пачкала одежду, надо было ходить с особой осторожностью. Во дворе хозяйкиного дома росла большая вишня. Мы с Томой и с мамой помогали Евдокии Дмитриевне собирать вишни, она нас ими угостила. Потом мы с Томой зарядили носить воду из колонки далеко вдоль улицы. Мы шли вдоль забора до колонки, качали воду, возвращались с тяжелыми ведрами назад, сделать приятное бабушке хозяйке. У мамы с хозяйкой были длинные разговоры, как всегда бывало со взрослыми. О чем, я не помню, они меня быстро утомляли, они как-бы звучали где-то вне сознания, видимо потому что смысл их не доходил до детского сознания.
   Не помню первый день в интернате, его как бы не было, что ли? Ни торжества, ни цветов, ни форм, ни знакомства с учителями или детьми. Помню огромную столовую, наполненную учениками разных классов. Старшие обслуживают столы. Подают картошку-пюре с тушеным мясом. Рядом со мной сидит темноволосая девочка с нежным овальным лицом, она слегка печальная, голова у нее немного наклонена вниз, она немногословна. Я пробую картошку, комковатая, и ее ну очень много, я столько не съем. Я беру и половину ложкой откладываю девочке на тарелку, она не против, но шеф старшеклассница замечает и останавливает меня:"Так нельзя делать", и в общем-то она делает из этого событие, привлекая внимание учителей, что меня очень удивляет, зачем переводить еду, дома всегда можно было отдать бабушке или брату, или же Томе. Еще я ем оооочень медленно, привыкшая в своей жизни никуда не спешить. Уже поел мой стол, уже поел мой класс, уже учительница всех их выстроила у двери столовой, а я еще ем, жую не торопясь, как всегда мы делали с бабушкой и весь класс меня ждет. Тут в дверях столовой появляется моя мама, которая пришла или навестить или забрать на выходной, и она мне оттуда с улыбкой машет, жестикулирует, мол ешь быстрее. Я начинаю есть быстрее, но только настолько, насколько могу, чтобы не подавиться, это опять вызывает у меня удивление и некоторый стресс. Но наконец-то тарелка пуста и я иду к маме.
    Второе воспоминание об этой школе: мы с девочками сидим на полу, на ковре вроде, и учительница молодая, худенькая, с длинными волосами, обьясняет, что кукол на всех не хватит, надо делиться, поиграй и отдай другому. Я очень хочу играться большой куклой, которая закрывает глаза и говорит "мама", но с ней играет другая девочка, и она ее мне не отдает, никогда. Как только я подхожу и протягиваю руки к кукле, русоволосая девочка в углу комнаты надувает щеки, смотрит на меня изподлобья и тянет куклу к себе, сопит и продолжает с ней играть. Мне в результате становится невыносимо скучно, глаза слипаются, я ложусь на ковер и сплю. То есть я вялая, мне ужасно скучно.
   Спали мы в одной огромной комнате с множеством кроватей для девочек. Формы вешали в один стенной шкаф, слева, встроенный в выбеленную белым стену, на гвоздики, одна поверх другой. Утром у форм было столпотворение, все хотели найти свою, и иногда путали, где чья, а времени на сборы, наверное, было мало. Так однажды, переждав столпотворение, я не нашла свою форму, там осталась висеть только одна, но не моя, потому что свою я узнавала, мама пришила мне нестандартную пуговицу со стеклянной выпуклой серединкой, специально, чтобы я узнавала свою форму. Но раз ее нет, не идти же в класс раздетой, и я одела, что было. Учительница же преподнесла это маме, как буд-то я специально одела чужую форму. А в классе была всего еще одна девочка моего, маленького размера, вот на нее моя форма и налезла.
   В школе был длиннющий коридор ведущий из классов в столовую. Мне туманно помнится, что те детки, кто не шел на выходной домой, спали в тихий час в полупустых спальнях, но там было много наружного света и все двери и оконные рамы выкрашены в белый цвет. В одну из суббот, а я проучилась в Красном луче всего 2-3 недели, Тома и я не дождались маму, другие ученики уже поуходили домой, а нам было тоскливо и скучно, мы томились, ходя по длинному коридору, глядя на широкий школьный двор из множества больших светлых окон, но мамы не было. С нами была еще третья девочка из Томиного третьего класса. Она стала отпрашиваться у молодой учительницы домой и та ее отпустила. Мы тогда тоже начали отпрашиваться, и нас тоже отпустили. Мы с Томой, так как она уже знала дорогу домой на улицу Чкалова,98, за два предыдущих года, шли через Краснолучский базар, и Тома мне серьезно предложила смотреть на землю, так как мы можем найти деньги, потому что ее подружка так делала и нашла мелочь. Мы смотрели усердно между торговыми рядами и нашли две копейки.
   Однажды в выходной мама взяла нас в приехавший в Красный Луч переездной зоопарк. Много народу, клетки с животными стоят высоко на платформах грузовиков, пахнет соломой, экскрементами, звучит громкая музыка, но щекочет ноздри и запахом сладостей, которые там продавали. Мама купила нам сладкую вату, очень вкусную. Мы с удовольствием рассматривали животных. Там были молодые тигры. Мы с Томой с детской бесшабашностью стали у клетки с тиграми и стали их дратовать. Нескоро, но они начали рычать и кидаться на металлическую клетку в нашем направлении. Мама услышала и стала нас увещевать не делать этого, это очень опасно.
   Довольно скоро маму перевели на работу инспектором сбербанков в п. Успенкa, Лутугинского района, Луганскoй области, и мы перешли учиться в Лутугинскую школу интернат. Ехали туда из Красного Луча автобусом, где-то через час увидели вывеску автостанции Лутугино, мама постаралась обратить наше внимание, что мы уже подьезжаем, она это делала задорным, оптимистичным голосом. В Лутугинском интернате я уже помню первый день, много других детей, так же только-что прибывших, некоторые, как мальчик Грязнов Ваня, тут же сопливенько и душераздирающе рыдали уже за своими мамами, и это и меня навело на слезы, и я тоже стала плакать, и Тома, мы плакали, потому что мама нас там оставляла. Но в Красном Луче мы же не плакали. Это странно.
   Детей много, столпотворение в столовой в тесных, темных коридорах, в умывальнике полотенце одно на всю школу, которое и через десять человек становится грязным и мокрым и потом появляются цыпки на руках, а тут им вытиралась вся школa из трехсот человек. Среди блюд я далеко не все любила есть, избегала овощи в борще, ела только юшку, избегала жареное мясо с подливой и молоко не всегда допивала, за что нас учителя сильно ругали. Вообще я редко что доедала до конца, а мальчишки зачастую просили еще и добавку. Давали утром оладьи дрожжевые, или суп пшенный, между завтраком и обедом младшим классам давали печенье с чаем или компотом, или молоком, в обед три блюда: борщ или суп, картошка или макароны с мясом или рыбой, капустой, соленьями, компот с хлебом или пирожком. На ужин манная каша или другая каша с молоком или супец, чай или какао. Хлеб ели серый, бывало что и со сливочным маслом. Вот свежих фруктов и овощей не ели, ни тортов, ни сладостей.
   В общежитии нас сразу приучали заправлять кровати по-солдатски, очень тщательно, вешать полотенечко вафельное, белое на край кровати, в него мы заматывались утром вокруг бедер поверх панталон и шли умываться. Поначалу девочки из старших классов заплетали нам косы, так как мы не умели, но потом научились. Среди них приходила и Тома и я помню ее подружку Иру Фисунову. Обязательной была утренняя зарядка, впервые я ее делала на плацу позади школы со всем классом, и у меня плохо получалось, не было такого навыка, но я старалась изо всех сил научиться и научилась растягивать части тела  и попадать в ритм, в ритм не музыки, а счету раз-два-три-четыре, а счет вела наша воспитательница Нина Михайловна или же Елизавета Петровна. А вскоре я делала так: поднималась раньше всех и еще до того как учительница Елизавета Петровна прийдет всех будить, я уже сижу на лестничной площадке в ожидании зарядки. А появилась эта долгоиграющая привычка у меня после того, как один черноволосый, лупатенький мальчик Вова похвастался, что раньше всех встает, а я решила побить его рекорд, и вставала на 15 минут раньше. Это мне доставляло такое удовольствие видеть изумленное лицо воспитательницы и быть центром разговора с самого утра, с 6-ти часов. Упрямства мне точно хватало. А Вова, как ни старался, всегда выходя утром на лестничную площадку, уже видел там меня.