И слоны тоже плачут

Красовалось на небе ласковое солнышко, пошумливали тёплыми, бархатными кронами тополя, и, принимая летний день, как милость Божью, мужички-тверичи сидели на крылечке дома по улице Брагина, состоящей из старых деревянных построек, и под задушевный разговор умиротворялись бутылочкой портвейна. И поскольку разговор шёл «сурьёзный», и надо было всё чисто обмозговать, то и подумывали: а не сходить ли ещё за одной? И только надумали, как вдруг приоткрылись ворота, и в щель просунулся… хобот!
 Остолбенели дружки-собутыльнички, хлопают глазами: ладно бы рогатого увидели – шут-то с ним! Часто он является тем, кто лишку перебрал или ухлестался до положения риз. Тут всё ясно: погромче «Отче наш…» да зааминишь бесяру, как след, ну, или на худой конец табуреткой в него запустишь – и куда тот делся.
Но чтобы слон! С хоботом и бивнями... 
Лицо старшего, сухотелого и смуглявого, стало судорожно подёргиваться:
– Колян, – ткнул он под бок кореша, – это слон или мне кажется?
– Кажется, слон… – пялясь на огромную лобастую голову, оторопело кивнул Колян, невысокий, плечистый, с плешинкой на голове. – Экая зверина!
– Новое чудо видим… Не бывало ещё такого за всю историю русского кутежа! – мрачно констатировал сухотелый.
– Какое чудо? Слон настоящий, живой слон! – рявкнул Колян, наблюдая, как зверь хоботом ощупывает ворота, пытаясь войти.
Пошарив глазами и схватив веник, он бросился навстречу непрошенному гостю и легонько шлёпнул его по хоботу:
– Ради Бога, пошёл вон!
Слону же не по душе пришлось такое обращение – затрубил, уши его вдруг стали, как накрахмаленные, торчком, он надавил на ворота, и они затрещали.
Тут Колян понял, что дело дрянь, и тотчас прибег к матерному «предстательству». Однако русский забористый мат не только не усмирил слона – он ещё больше разбушевался: сорвал с петель и занёс смятую дверь над матершинником. Едва тот успел отскочить, как дверь от удара о землю разлетелась по доскам.
– Атас! Кажется, он злится! – бросил Колян товарищу.
И – кому не люба на плечах своя голова? – рванули оба опрометью кто куда: Талян юркнул в дом, а Колян, сиганул за угол дома.  И, хотя у него, как у первого в районе смутьяна, были нелады с правоохранительными органами, завопил что есть мочи:
– Талян, вызывай наряд, а не то это чудище как пить дать разнесёт тут всё!
Сказано – сделано.
В отдел милиции к тому времени уже поступил сигнал, что из Тверского цирка сбежал слон, и обратно доставить беглеца некому – дрессировщику срочно понадобилось отлучиться в Москву. Потому долго  ждать не пришлось. Пока по рации связывались со столицей и подгоняли к железнодорожному вокзалу платформу для слона, на место происшествия прибыл наряд милиции в полном боевом снаряжении: в масках, со щитами, с дубинками, с автоматами, впрочем, которые строго-настрого было воспрещено применять. По команде начальника отдела высыпали бравые молодцы из УАЗа, называемого в народе «буханкой». И только они к слону – как он на них! Ревмя ревёт, хоботом и ногами размахивает. В смятении ринулись стражи порядка наутёк. А главный шибче других.
– Куда?! Трусы! – заорал Талян, глядя как, поторапливая друг друга, стражи порядка один за другим влипают в автобус. – Тоже мне герои! Трухнули! Сложили оружие!
– Лучше сложить оружие, чем голову! – крикнул старший, захлопывая за собой дверь в кабине.
И вовремя. Кинулся слон вдогон, и машина, зарычав и пустив едкую струю выхлопного газа, сорвалась с места. Только бивнями разъярённый исполин успел процарапать дверь.
 Тут Талян вышел из терпения. Снабдившись решимостью, схватился за вилы и по-звериному оскалил зубы:
– Ну, я ему щас задам звону!
– Э-э! Не кипятись! – удержал друга Калян. – Может, лучше сырок дать ему пожевать?
 – Что ему твой сырок? Он к бананам привык! А вот я его сейчас угощу! – потряс вилами Талян.
Но угрозу так и не выполнил. Вдруг заурчал в небе вертолёт и, сделав несколько кругов, повис над домом. Из открытой дверцы была спущена верёвочная лестница и, как в кино, во фраке и лакированных полботиночках по ней стал спускаться трюкач. Как увидел его слон, уши сразу обмякли, затрубил радостно, кланяться стал. А потом хобот задрал, и циркач, обхватив его, благополучно спустился на землю, что-то шепнул слону-буяну, и слоновьи глазки умильные стали, а сам он сделался покладистый, сговорчивый.
– Слон плачет или мне кажется… – глядя на эту идиллию,  пробормотал Колян.
– Кажется... Нет, глянь, точно плачет! От радости, видать. Не знал, что и слоны тоже плачут, – откинув в сторону вилы, шмыгнул носом Талян.
В это время подали большую машину.
Взял дрессировщик умирённого слона за мягкое, бархатное ухо и важно, как султан, повёл на платформу.

ноябрь 2018 г.