Так они взрослели

Март    вступил  в  свои   права.  По-весеннему   ярко  светило  солнце.  Уже  во  всю  пела  веснянка,  птичка  невзрачная,  но  она первая  сообщает  о  наступлении  весны.  Снег  отсырел,  осел,  под  ним  местами  была  вода.  Ночные  морозы  создавали  сверху  непрочный  наст,  который  при  ходьбе  проваливался.  Несмотря  на  то, что  снег  уплотнился,  в  лесу  его  было  выше  колена. 
Через  лес,  утопая  в  снегу,  с  трудом  двигалась  группа  людей,  человек  пятнадцать.  Это  была  небольшая  часть  партизанского  отряда  «Борец»
Разгром  комендатуры  в  одном  из  сёл  переполнила  чашу  терпения  немцев  и  их  пособников.  Начались  рейды  и  облавы,  к  которым  гитлеровцы    привлекли  и  тыловые  части,  отведенные  на  отдых  и  пополнение,  а  также  своих  холуев -  полицаев.  Последних,  как   местных  жителей,  в  качестве  проводников.  Ситуация  резко  обострилась.  Командование  отряда  приняло  решение  разбиться  на  мелкие  группы  по  пятнадцать,  двадцать  человек  и  таким  образом  перебазироваться  на  запасную  базу  за  несколько  десятков  километров. 
Впереди,  сменяя  друг  друга,  шли  наиболее  крепкие   физически  и  более  выносливые,  они  прокладывали  дорогу.  Шли  след  в  след,  проваливаясь,  внизу  уже  чавкала  вода.  Обуты  все  были  по-зимнему,  в  валенки.  Эта,  незаменимая  для  зимы  обувь,  промокла,  стала  тяжелой,  усугубляя  трудности  перехода.  От  людей  валил  пар,  они  хрипели,  отхаркивая  мокроту  из  простуженных  легких.  Ближе  к  хвосту  этой  небольшой  колонны  шел  четырнадцатилетний  мальчуган,  звали   его  Толя  Петров. Вот  ради  него  я  и  затеял   этот  рассказ.  Ради  него,   но  что  бы  на  его  примере  рассказать  о  том,  что  пришлось  пережить  детям  военного  лихолетья. 
Псков  был  оккупирован  девятого   июля,  то  есть  через  семнадцать  дней   после  начала  войны   Вы  только  представьте  темпы  наступления  вермахта  и  темпы  нашего  драпа.  Город  перед  этим  бомбили,  и  он  был  изрядно  разрушен.  Больше  всех  уцелело  церквей.  В  этом, что-то  есть.  Как  писал  домой  немецкий  солдат: «Церкви  стоят  белыми  призраками  среди  пожарищ».  А  еще  в  этих  же  письмах  говорилось  о  том,  что  над  городом  несколько  дней  стоял  запах  горелой  шерсти.
Население  вначале  притихло,  попряталось,  но  жизнь  есть  жизнь,  понемногу  стали  привыкать  к  новым  порядкам.  Кто-то  смирился,  таких  было  меньшинство,  иначе  и  войну  не  выиграли  бы,  а  остальные,  так  или  иначе  стали  сопротивляться.  Партизанское  движение  создавалось  уже  во  время  оккупации.  Заранее  не  успели.  Не  велено  было,  все  надеялись,  немца  не  сегодня - завтра  остановят.  Эвакуацию  начали  только  второго  июля,  а  через  неделю  войска  противника  были  уже  в  Пскове.  Многое  не  успели  вывезти  –  уничтожили.  Наши  войска  ушли,  неприятель  вошел.  В  городе  начался  грабеж.  Грабили  и  свои,  и  чужие,  но  немцы  быстро  навели  порядок. 
Когда  уже  припекло,  когда  оккупационный  режим  стал  невыносим,  партизанское  движение  стало  быстро  набирать  силу.  На  помощь  местным  партизанским  отрядам  и  для  их  объединения  на  Псковщину  пришли  отряды   Ленинградской  бригады  воглаве  которой  стояли  кадровые  офицеры,  например,  широко  известный  Герман.  В  городе  действовало  подполье.  Связные  из  города  с  разведданными  пробирались  в  отряды.  Конечно  не  сразу  партизаны  обзавелись  радиостанциями,  но  со  временем  сведения   стало  возможным  передавать  в  штабы  частей  Советской  Армии.  Особую  ценность  имели  данные  о  движении  по  железной  дороге.  Псков  был  крупным  железнодорожным  центром,  где  воедино  сходились  шесть  направлений.
Толя  Петров  с  мамой  жили  в  собственном  доме  на  окраине  города.  Отец  его,  работник  железной  дороги,  ушел  с  последним  эшелоном  во  время   эвакуации  и   о  нем   было  ничего  неизвестно.  Время  было  такое,  целые  подразделения  пропадали,  что  уж  говорить  об  одной  песчинке.  Потом  после  освобождения  удалось  выяснить,  что  их  эшелон  попал  под  бомбежку  и  папа  погиб.  Мать  стирала  белье,  за  что  получала  какой-то  скудный  паек.  То,  что  выросло  на  огороде,  быстро  закончилось.  В  общем,  парень  все  больше  и  больше  хотел  есть.  Как  последнюю  надежду,  мать  вспомнила  о  своей  двоюродной  сестре,  проживающей  на  хуторе,  бывшая  эстонская  территория,  недалеко  от  Пскова.  Снабдив  сына  мешком,  отправила  к  тетке: «Попроси,  может,  сколько  картошки  даст.  Если  нужно,  помоги  там  по  хозяйству.  Картошку  Толя  принес,  но  она  так  быстро  закончилась.  Тетка,  провожая  парня,  тяжело  вздыхая  и  вытирая  глаза  кончиком  платка,  характерный  жест  русской  женщины,  говорила: «Оголодаешь,  приходи,   поможем.  Пока  еще  землю  не  отобрали,  проживем».  И  Толя  вновь  засобирался  в  дорогу.  В  первые  месяцы,  пока  партизаны  формировались,  их  активность  была   невелика.  Благодаря  этому  и  посты  на  дорогах,  состоящих  из  немцев  и  полицаев,  не  препятствовали  перемещению  гражданских  лиц,  особенно  подростков.  Не  очень  обращали  на  них  внимания,  а  зря.  Мальчик осмотрел  перед  дорогой  свои  ботинки,  для  дальней  дороги  не  годятся – подошва  отстала.  Отец  бывало,  как  и многие  мужчины  того  времени,  сам  чинил  обувь – так  где  теперь  отец.  Зашел  сосед  дядя  Фёдор – тезка  отца.  Увидев  затруднительное  положение  мальчика,  спросил: «Далеко  собрался?»  «Да  к  тетке  на  хутор,  может  картошки  выручит».  «Пойдем  ко  мне».  Мужчина  сноровисто  починил  обувь,  а  затем,  смотря  в  глаза  Толи,  сказал: «Посиди  здесь,  а  мне  дай  твою  кепку».  Спустя  некоторое  время  кепка  вернулась  к  хозяину.  «Придешь  на  хутор,  передай  тете  от  меня  привет  и  отдай  кепку.  Я  думаю,  ты  парень  уже  достаточно  взрослый  и  понимаешь,  что  знать  об  этом  никто  не  должен»,  и  помолчав,   добавил: «Ни  одна  живая  душа».  За  продуктами  таким  образом  Толя  ходил  еще  несколько  раз.  Еды  он  приносил  все  меньше  и  меньше,  но  понимал,  что  ходить  нужно,  что  он  делает   какое-то  нужное  дело.
Однажды,  возвращаясь  домой  после  очередного  похода,  на  соседней  улице  прямо  перед  ним  выскочила  его  одноклассница   Тамара,  схватила  его  за  рукав  и  увлекла  в  свою  калитку.  «Толя»,  - срывалась  девочка,  «Тебе  домой  нельзя.  Дядю  Федю  арестовали,  там  немцы.  Беги  на  хутор».  Оставив  мешок  с  провиантом: «Передай  маме»,  мальчик  заторопился  обратно.  До  этого  он  ходил  этой  дорогой  только  днем,  знал   все  посты   и  его  не  трогали.  Ночью  хождение  было  запрещено.  Юноша  выбирал  сторону  дороги,   которая  не  освещалась  яркой,  как  назло  луной.  Дул  еле  заметный  встречный  ветерок. И  вот  этот  ветерок  и  принес  запах  табачного  дыма.  Запах  не  «соломенных»  немецких  сигарет,  а  забористого  нашего  самосада.  Пост.  Полицаи – мелькнуло  в  голове.  Толя  залег,  отполз  поглубже  в  кусты  и  затаился.  Пролежать  пришлось  всю  ночь.  На  дворе  осень,  ночи  холодные,  продрог  кромешно,  но  пошевелиться  боялся – не  дай  Бог  ветка  хрустнет.  А  еще  несколько  раз  хотелось  чихнуть.  Стало  светать.  На  дороге  показалась  подвода  с  полицаями.  Они  забрали  сидящих  в  засаде  и  дорога  далее  была  свободна.  Тетка  запричитала: «Ой,    беда-то  какая,   Федьку  убьют,  кто  его  заменит,  кто  же  продал,  иуды.  А  с  тобой  что  делать?  Мать  с  ума  сойдет.  Лезь  на  печку  грейся.  Подожди,   поешь   сначала.  Она  налила  гостю  большую  кружку  молока  и  дала  кусок  ароматного  еще  настоящего  хлеба.  Лебеда  в  хлебе  появилась  позже. 
У  тети  была  явочная  квартира.  Эта  отважная  женщина,  как  много  других  патриотов,  погибла. 
Ночью  пришли  партизаны.  Взрослые   долго  совещались,  что  делать  с  мальчиком.  «Ладно,  пойдешь  с  нами,  пригодишься».  По  прибытии   в  отряд  Толю  определили   к  лошадям.  Но  эти  очень  умные,  но  подчас  норовистые    животные,   что-то  не  прониклись  к  нему  уважением.  Городской.  Какая-нибудь  норовит  укусить,  другая  лягнуть.  Штатный  конюх  дед  Егор  сказал  командиру: «Убери  ты  его  от  коней,  забьют  они  его».  Ну  что  с  тобой  делать?  Юный  партизан  стал  помогать  на  кухне  и  когда  была  необходимость  ходил  в  разведку.  Мальчик  все  же  меньше   вызывал  подозрений  у  врага.   В общем  он  в  полной  мере  разделял  все  тяготы  партизанской  борьбы  с  врагом.
Уже  в  августе  41-го  партизаны  Псковщины  были  сведены  в  одну  бригаду.  Воевал  каждый  отряд  самостоятельно,  но  подчинялся   единому  центру.  Дисциплина  была  суровая  в  духе  военного  времени.  Ни  какой  расхлябанности.   За  сон  на  посту,  трусость  в  бою,   утрату  оружия  грозил  расстрел.
И  вот  очередная  операция  против  партизан.  Мы  оставили  группу   народных  мстителей,  пробирающихся  по  лесу  к  новому  месту  дислокации.  Вот  стали  угадываться  контуры  занесенной  снегом  дороги.  На  ней  не  было  никакого  следа,  но  дорога-то  как  правило  ведет  к  жилью.  И  точно.  Лес  внезапно  расступился  и  путники  почти  уперлись  в  жерди, огораживающие  земельные  участки.  Чуть  дальше  виднелись  дома.  Деревня.  Группа  залегла,   напряженно   вслушиваясь  и  вглядываясь.  Тишина.  Полежали,  не  зная  как  быть  дальше.  А  если  там  немцы?  «Командир,  решайся,  замерзнем,  мы  же  все  мокрые  от  пота».  Партизанский   пот  впитывать  было  нечему.  Нижнее  белье  от  пота  копоти  в  землянке  превращалось  в  нечто  похожее  на  нынешний  дермантин.
Послали  двоих  в  ближайшую  хату.  Приготовились  прикрывать  отход  разведки.  Не  понадобилось.  Деревня  без  немцев.  Зашли  в  хату.  Хозяйка  захлопотала  насчет  еды.  Люди  разделись.  Все  жались  к  печке,  благо  недавно  истоплена.   Она   излучала  сухое  здоровое  тепло.  Поели,  но  конечно  не  досыта.  Картошка  была  сдобрена  шкварками.  Вкусно  неправдоподобно,  но  шкварочек   было  до  обидного  мало.  После  такой  прогулки,  сальца  бы  по  полфунта  на  брата,  а  тут  капуста,  да  картошка,  да  соленый  огурец,  который  хорош  на  закусон,  но  никак  не  для  утоления  голода. 
Хозяйка  присмотрелась  к  пришельцам  при  свете  коптилки  и  всплеснула  руками:  «Мамочки,  и  этот  воюет?»  Поразил  ее  своим  малолетством  конечно  Толя.  Открыла  сундук,  захлопотала:   «Вот  тебе  сухие  носки,  оставь  свои  валенки,  вот  тебе  сухие  с  печки.   Скидавай   рубаху.  Господи,  да  она  ломается.  На  свежую.  И  рукавички  возьми.  У  нас  что,   армия  кончилась,  детей  набрали?»  Мужчины  молчали.  Многие  из  них  уже  дремали,  привалившись  к  теплым  кирпичам  русской  печки.  Переодевшись  во  все  сухое,  испытав  блаженство,  уснул  и  наш  юный  герой.
Снилось  ему,  будто    сидит  он  в  теплый  солнечный  день   на  крылечке  своего  родного  дома.  Рядом  примостился  его  любимец,  лохматая  дворняжка   Шарик.   Шарика  немец  застрелил  на  третий  день  оккупации,  когда  делали  подомовой  обход.  Собака  так  яростно  встретила  врагов,  так  рвалась  в  их  сторону,  так  натягивала  цепь,  что    даже  сдвинула  с  места  свою  будку.  Немец  поднял  карабин  и  с  улыбкой  выстрелил  в  собаку.  Мать  прижала  голову  сына  к  своей  груди,  что  бы  палач  не  видел  глаза  мальчика  в  этот  момент.  Неизвестно  что  бы  пришло  ему  в  голову.
 Хозяйке  хотелось  поговорить  со  свежими  людьми,  рассказать,  что  у  нее  самой  двое  воюют.  Оказалось – не  с  кем,  все  спали.
В  хату  влетел  караульный:  «Немцы.  Заходят  с  того  конца».  Все  повскакали    спешно  оделись,  в  попыхах,  путая   при  свете  коптилки  вещи,  и  выскочили  на  улицу.  По  своим  же  следам  достигли  опушки.  «Митрич»,  раздался   детский   голос  «Митрич,  я  карабин  забыл».  Расслабившийся  после  неимоверной  усталости  мальчик,  не  сумев  оценить  реальность  после  такого  сладкого  сна,  поддавшись  всеобщему  ажиотажу,  забыл  схватить  карабин.  Ну  ребенок,  ну  что  Вы  хотите.  Посмотрел  бы  я  на  нонешнего  его  ровесника,  отлученного  от  круглосуточных  компьютерных  игр  и  попавшего  в  такую  передрягу.  За  утрату  оружия – расстрел.  Может  мальчика  и  не  расстреляли  бы,  но  кто  знает,  время  было  суровое.  Молчание  было  не  долгим.  Мальчишка  плакал.  Я  думаю,  что  его  слезы  были  вызваны  не  страхом  наказания.  В  нем  плакал  мужчина,  который  подвел  своих  товарищей.  Обида  на  самого  себя  самого  душила  его.  Митрич,  старший  группы,  взял  автомат  на  изготовку:  «Всем  ждать,  при  случае  прикроете.  Пошли,  Толян».  Немцы  что - то  замешкались  на  том  краю  деревни.  Судя  по  всему, пришли   не  с  облавой,  а  на  отдых  и  расселялись  по  домам.    Стрельбы  не  было.  На  встречу  выскочила  на  крыльцо  хозяйка,  бледнее  рубахи,  со  злополучным  карабином  в  руках. 
Псковщина  находилась  в  оккупации   боле  трех  лет.  За  все  это  время  не  затихала  партизанская   борьба.  Взрывали  поезда  и  мосты,  громили  малые  гарнизоны,  расправлялись  с  предателями,  препятствовали  угону  жителей  в  Германию  в  рабство.  Борьба  была  настолько  успешной,  что  в  четырехугольнике,  ограниченном  населенными  пунктами:  Старая Русса -   Дно – Холм -  Бежаницы,  создался  партизанский  край,  где  сохранялась  Советская  власть  и  даже  работали  колхозы.  Каратели  не  рисковали  заходить  на  эту  территорию,  а  колхозы  снабжали  продовольствием  партизанские  бригады,  коих  на Псковщине   насчитывалось  двадцать  девять  при  общей  численности  пятьдесят  семь  тысяч  штыков.  Одной  из  успешных  операций  партизан,  которая  показала,  кто  на  нашей  земле  хозяин,  было  похищение  заместителя  начальника  разведшколы  абвера  Гурьянова.  Об  этом  много  написано  и  я  не  буду  повторяться.
Рассказывал  о  своем  военном  детстве  Анатолий  Федорович  скудно.  Все  операции,  в  которых  он  участвовал,  выглядели  в  его  описании  как-то  буднично.  Ну  пошли,  ну  взорвали,  ну  разогнали  гарнизон.  Исключение  составлял  один  эпизод.  Рассказал  он  мне  его  под  «большую  рюмку»  и  больше  никогда  к  нему  не  возвращался.  Кроме  Толи,  двадцать  восьмого  года  рождения,  были  ребята  постарше,  одному  семнадцать  лет,  а  другому  девятнадцать.  Всех  троих  вызвал  командир:  «Последнее   время  было  много  боевой  работы,  люди  вымотались,  но  неотложно  нужно  сделать  одно  дело.  Вроде  ничего  хитрого,  справитесь.  Помните,  в  деревне  N  мы  ликвидировали  старосту,  много  людей  по  его  вине  погибло.  Осталась  его  сожительница,  тоже  под  стать  ему,  виновата  не  меньше  своего  кавалера.  Говорят,  собирается  опять  в  город,  где  ее  там  искать?  Словом  найдите  ее  и  расстреляйте.  Обитает  она,  по  моим  сведениям  у  своей  дальней  родственницы»,  и  рассказал,  как  найти  ее  дом.  «Не  спешите,  осмотритесь,  постарайтесь  без  шума.  Постоянного  гарнизона  в  деревне  нет.  За  старшего  будешь  ты,  Василь». 
Шли  молча.  Приказ  есть  приказ,  но  каждый  надеялся  принять  в  исполнении  минимальное  участие.   Немцев  не  было.  Дом  нашли  быстро.  За  столом  на  лавке  сидела  молодая,  лет  тридцати -  тридцати  пяти  красивая  женщина.  Одета  она  была  по-городскому.  «Вставай,  пошли».  Все  трое  старались  не  смотреть  жертве  в  глаза.  Рука  женщины  метнулась  под  рушник,  которым  был  накрыт  каравай  хлеба.  Руку  перехватили.  Под  рушником  оказался  вальтер  с  полной  обоймой.  Вывели  из  дома,  не  забыли  захватить  и  хлеб.  Направились  к  лесу.  На  небольшой  полянке  старший  скомандовал:  «Стой,  сука»  Видимо  грубостью  хотел  заглушить  волнение.  Пожалуй,   слово  «волнение»  не  очень  отражало  их  состояние.  Всех  троих  била  крупная  дрожь.  Ну  стреляли  в  бою,  наверное  убивали,  но  то  в  бою,  то  вооруженных   мужчин,  которые  в  противном  случае  убьют  тебя.  А  тут  женщина,  безоружная,  да  к  тому  же  почему-то  улыбающаяся.  Уже  потом  они  сообразили,  что  она  была  пьяна.  Оружие  ходило  ходуном.  Было  никак  не  совместить  мушку  и  цель.  Выстрелили  почти  одновременно.  Она  молча  упала.  Поспешно  повернувшись,   покинули  поляну.  Шли  торопливо,  боясь  оглянуться.  Всем  троим  казалось,  что  тетка  бежит  вслед  за  ними.
Придя  в  отряд,  старший  пошел  докладывать  командиру  о  выполнении  задания,  а  Толя  с  другим  напарником  пошли  к  повару:  «Дядя  Миша,  налей  самогоночки».  Тот  удивленно  посмотрел,  но  понемногу  налил,  расспрашивать  не  стал.  Тогда  Толя  впервые  попробовал   алкоголь.  Ему  не  помогло.  Вытошнило.   После  этого  он  много  лет  не  брал  в  рот  спиртного.   Прошло  три  дня.  Вернулась  с  задания  разведка.  Сразу  после  этого,  командир  затребовал  к  себе  «расстрельную  команду».
«Вам  рассказать,  что  бывает  за  невыполнение  приказа?»  Мальчики  молча  переглянулись.  «Вы  знаете,  что  эта  подстилка  сидит  на  печке  у  своей  родственницы.  Сопляки,   с  бабой  сладить  не  могли.  Идите  и  доведите  дело до  конца.  Бойцов  прошиб  пот.  Видя  их  изменившиеся  лица,  вступился  комиссар:  «Слушай,  командир,  не  мучай  ребят,  пошли  кого-нибудь  из  взрослых.   Ну  невмоготу  им  это  задание». 
«Пошли  с  глаз  моих,  работнички».  «Работнички»  слово  в  лексиконе  командира  осталось  с  тех  времен,  когда  он  был  председателем  колхоза.  Много  повидал  и  претерпел  мальчик  за  три  года  в  отряде,  но  то  задание,  по  его  словам,  было  самым  страшным. 
По  освобожденному  Пскову,  в  составе  сводной  партизанской  колонны,  шел  самый  молодой  партизан  Псковщины,  Толя  Петров.
Мать  встретила  его  как-то  необычно.  Села  за  стол,  ноги  не  держали,  и  что-то  тихо  сама  с  собой  говорила.  Сын   не  сразу  понял, что  она  молится.  После  войны  его  призвали  в  армию.  Отслужил,  окончил  курсы  помощников  машиниста,  а  затем  и  курсы  машинистов.  Женился,  кстати  очень  удачно. 
Что  такое  удачно  жениться?  Это  не  из  разряда  материальных  благ.  Это  как  раз  из  разряда  благ  духовных.  Когда  встречаются  два  человека способных  понимать  друг  друга,  уважать  друг  друга,  доверять  друг  другу,  только  и  всего.  Казалось  бы  все  просто,  но  срабатывает  не  всегда.  У  Петровых   был  тот  редкий  случай  полной  гармонии.
Я  проработал  с  Анатолием  Федоровичем  помощником  машиниста  около  девяти  месяцев.  Как  раз  переходили  с  паровозов  на  тепловозы.  Мои  технические  знания,  благодаря  техникуму,  были  несомненно  выше.  И  он  не  стесняясь  просил  объяснить  принцип  работы  того  или  иного  узла.  Зато  навыками  управления  поездом  он  щедро  делился  со  мной.  Несмотря  на  разницу  в  возрасте,  мы  крепко  подружились.  Мой  старший  товарищ  был  одним  из  лучших  машинистов   Псковского  депо.  Был  даже  представлен  к  званию  Героя  Социалистического  труда,  но  чего-то  там  не  хватило  и  ограничились  орденом.  Чего  не  хватило?  Сейчас  попытаюсь  объяснить.  Было  много  хороших  работников,  но  один  на  собрании  рубаху  рвет,  слюною   брызжит  и  он  на  виду.  А  другой,  как  работник,  нисколько  не  хуже,  отсидится  в  уголке.  О  ком  вспомнят  в  первую  очередь   при  награждении?  Вот  чего  не  хватило,  и это  не  только  мое  мнение.
Сейчас,  когда  у  меня  появилось  время,  я  посчитал  своим  долгом  рассказать  об  этом  удивительном  человеке.

Георг Андреев
2019г.