Застрелите меня, матушка!

«ЗАСТРЕЛИТЕ МЕНЯ, МАТУШКА!»

Рассказ


1945 год, июль. Третий мирный месяц в стране и в Глуховке.

Софье сорок пять — самый цветущий возраст. Ждёт не дождётся мужа с войны. У них с Фёдором родились четыре дочки. Три старшие птички упорхнули за сужеными. Младшая ещё при мамке: ей четырнадцать.

Своим благоверным Софья гордится: он командует батальоном, имеет медали и ордена. В последнем письме сообщал, что его часть отличилась при штурме Берлина и что все солдаты бредят возвращением домой. Больше ничего пока не было. Оно простительно: у командира забот много, а времени мало.

Утро. Полчаса назад притих и снова запыхтел путейский паровоз за ближним леском — как видно, ссадил одноногого почтальона дядю Витю с его скрипучими костылями. «Правую ногу я подарил фашистам под Курском, чтобы скорее драпали», — смеётся он на расспросы.

Женщина медлит, хотя пора на планёрку. Её хата первая на дяди Витином пути. Уже два месяца, отдавая хозяйке газету «Правда», он виновато разводит руками: письма нет.

— Аннушка, ты иди, я догоню. Только дядю Витю дождусь.

Девочка вылетела из полутьмы комнаты на крылечко и, ослеплённая прямым солнцем, чуть не сшибла с ног поднимающегося по ступенькам военного, молодого лейтенанта — лет двадцати с небольшим. Он застонал, прижимая к себе левую руку на перевязи. Видно, из госпиталя, потому и слаб. Виновница смущённо попросила прощения:

— На работу бегу. У нас с опозданием строго.

— Скажи, милая, где мне найти Софью Егоровну Яшину?

— Это моя мамка. Заходите скорее в хату, а то ей тоже уходить. Рожь перестаивает. Мама ведь председатель колхоза. А если вам устраиваться на работу, пойдёмте в правление.

Пришедший отказался. Постучался из сенцев и, хромая, вошёл в горницу. Спустил со здорового плеча к ногам вещмешок, козырнул хозяйке:

— Дмитрий Полянов. Служил под началом вашего мужа Фёдора Яшина, пока… — он замялся, — пока меня не ранило.

Женщина засуетилась. Её волосы цвета воронова крыла, которые она собиралась, да не успела убрать под цветастый платок, взлетали, дополняя образ радостной птицы:

— Наконец-то весточка! А то после одиннадцатого мая ничего не было. Ну-ка, сынок, угадаю или нет? Федя писал мне, что у него в батальоне есть молодой бесстрашный друг Дима, командир роты, которого пули не берут. Про тебя, небось? — она показала на грудь гостя, на которой из-под перевязи были заметны несколько медалей и даже орден Красной Звезды. Тот побледнел и утвердительно кивнул.

— Когда его демобилизуют?

Гость молчал и отводил глаза. Сердце хлопотуньи сжалось от предчувствия беды:

— Сынок, ты что-то недоговариваешь! Его ранило вместе с тобой? Он ещё в госпитале?

Офицер с трудом расстегнул пуговку нагрудного кармана изуродованными пальцами и достал сложенный вчетверо желтоватый листок. Женщина поняла, что это «форма № 4». Заставила себя прочесть корявую помесь типографского и впечатанного на машинке текстов: «Ваш муж ст. лейтенант ЯШИН Фёдор Ильич, уроженец деревни Глуховки… в бою за Социалистическую Родину, верный военной присяге, проявив геройство и мужество, был убит взрывом мины при разминировании здания в городе Берлине 12 мая 1945 г. Похоронен… Настоящее извещение является документом для возбуждения ходатайства о пенсии… Командир части…».

Враз осиротевшая, Софья осела на лавку у стола, закусила губу до крови, чтобы не завыть от горя. Спросила глухо:

— Почему не по почте и так долго?

— Похоронку обнаружили прилипшей снизу к моим документам, когда меня выписывали из госпиталя. Как она там оказалась — загадка. Когда нашли, я сказал, чтоб не отдавали на почту, мне всё равно нужно к вам.

— Ты знаешь, как он погиб?

Дмитрий тягостно молчал, будто не слышал вопроса. Наконец начал говорить вроде о постороннем, с трудом выдавливая из себя слова:

— Мою деревню каратели сожгли… В газетах об этом писали… Загнали всех жителей в одну хату, забили двери-окна, и огнемётом… Мама, три сестрёнки мои мал-мала там были… Невеста… Отца ещё раньше на фронте убило. Ни одной родной кровиночки на целом свете. Возвращаться некуда. Помри я — ни для кого не потеря. Меня и должно было убить в тот раз. Мы с товарищем комбатом… с Фёдором Ильичом получили приказ проверить сигнал, что один подвал заминирован. Почему мы? Оказались поблизости единственными, кто знаком с сапёрным делом. А нужно было немедленно. Взяли всё, что полагается, включили фонарики, проверяем каждый уголок во всех помещениях.

Если бы проклятые слёзы не застили глаза, Софья заметила бы, как офицер расстёгивает кобуру и медленно извлекает пистолет. Сдвигает флажок предохранителя, освобождая путь курку. Тем временем продолжает говорить:

— Фёдор всё предостерегал, чтоб я смотрел в оба, а я оглянулся на него и засмеялся: «Ты же знаешь, меня ни пули, ни мины не берут!». И в этот момент споткнулся обо что-то. Взмахнул руками, удерживая равновесие, — и зацепил за какую-то проволоку, услышал щелчок. Это была растяжка! Я закричал: «Мина! За угол!», у самого кисть захлёстнута проволокой. Потом, когда я очнулся в палате, мне рассказали, что там была противопехотная мина-лягушка. Вы знаете, через сколько времени после активации она подпрыгивает и взрывается? Через четыре с половиной секунды. За эти секунды Фёдор успел перекусить кусачками поймавшую меня петлю и вышвырнуть меня из комнатёнки! Он ведь могучий был. А на себя у него времени не осталось… Он это понимал и просто бросился на готовый взлететь боеприпас. Меня прошило семь осколков и ещё обломками кирпичей посекло. А Федю… Хоронили не тело, а какое-то месиво…

Дмитрий наконец поднял глаза и встретился взглядом с женщиной. Она сидела, сцепив пальцы до побеления костяшек, и смотрела сквозь него. Воин перехватил пистолет за дуло и положил перед ней:

— Матушка, это я со своей самонадеянностью виноват в гибели вашего мужа. Жить с таким стыдом — невыносимо. Застрелите меня! Патрон в стволе. Я не боюсь смерти. — Он опустился на колени и низко склонил голову. — Прошу вас, сделайте это. Матушка, мамочка, ну пожалуйста!

Она брезгливо взяла оружие, встала. Сказала: «Не смотри!». Шаги в угол. Шуршание. Идёт назад, к кающемуся. Перед ним прорисовались носки её кирзачей, и он почувствовал, что его поднимают за плечи.

То, что он увидел, было страшнее казни. Постаревший на десять лет взгляд. Волосы под чёрным платком. Волосы… с ними что-то не так… Да! Волосы как обсыпало пеплом. Они стали полуседыми!

— Не мне судить-казнить тебя, сынок. Раз Бог тебя помиловал, значит, ты нужнее на этом свете, чем на том, — сказала она, возвращая пистолет.

Самообладание оставило её. Она уткнулась мужчине в грудь и навзрыд заплакала. Плакал и он, гладил вдову изувеченной ладонью и повторял сквозь всхлипы: «Мама… мамочка…».

Распахнулась дверь, влетела давешняя девчушка:

— Мам, там все ждут, уж меня за тобой послали, — и осеклась.

Женщина снова взяла себя в руки:

— Аннушка, я знаю, ты у меня сильная. Папы больше нет.

У той, которой теперь предстояло быть сильной, скривились от боли губишки и захлюпал нос. А Софья из придавленной горем бабы уже превратилась перед гостем в волевого председателя колхоза:

— Сынок, ты в технике понимаешь? (Он кивнул.) У нас молотилка сломалась, а мы никак не сообразим, в чём дело. Бьём зерно цепами, как до революции. Война всех мужиков нашего колхоза выбила. До единого. Ты, главное, разберись, — она взглянула на покалеченную руку Дмитрия, — а мы сами сделаем всё, что надо. — И добавила тихо-тихо: — Что мне поведал — никому не сказывай. Подорвался Федя на мине, и всё.

ЭПИЛОГ

Наши дни. Деревни Глуховки давно нет на карте. Едва заметная луговая колея упирается в буйствующие заросли сирени подле безглавого остова церкви. Можно догадаться, что здесь заброшенное кладбище.

Из приехавшего внедорожника выбираются седые мужчина и женщина, похожие друг на друга, явно брат и сестра. Продравшись сквозь кусты и несколько соржавевших оградок, они оказываются у цели. Водой из привезённой канистры отмывают тронутые мхом памятные доски. Надписи сообщают о тех, кто здесь покоится: «Софья Егоровна Яшина. Анна Фёдоровна и Дмитрий Петрович Поляновы». Убравшись на могилках, прибывшие прилаживают к центральному кресту веночек с лентой: «Бабушке от внуков. Маме и папе от детей».


14–19.10.2018. Здесь редакция 25.01.2020.
Дер. Воробьёво.

Обнародовано на литературном объединении «Ивановский луг», Малоярославец Калужской области, 06.11.2018.

Первая публикация: Икрянников С. «Убейте меня, матушка!» : Рассказ // Правовой курьер — Калуга. — Калуга. — 2019, 20 июня. — С. 14–15.