Ласточка-3

Отрывок из рассказа «Ласточка»

Рассказ – номинант Международного литературного конкурса
им. Виталия Бианки за 2017 год,
победитель литературного конкурса Независимого Издательства
«Первая Книга» – «Сокровенные мысли. Выпуск 8» за 2018 год

Северо-Западный фронт.
Новгородская область. Старая Русса-Демянск-Рамушево.
Поздняя осень-зима 1942-1943гг.

          ...Разведчики из дивизионной разведроты знали о нашей бесподобно пышногривой красавице Ласточке. Лазутчики специально прокладывали обратный маршрут с передовой через позицию миномётного взвода. В разведке люди воевали дружные, веселые. При братском толковище всем гуртом обступали Ласточку, громко хохотали, орали всякие радости, восторгались сиюминутному, неожиданно прилетевшему на их головы счастью. Вояки были на седьмом небе от ухнувшей мирной передышки и свалившегося на них ликования. Сложив оружие в пирамиду, побросав в общую кучу свои гранаты, сидоры с боекомплектом и сухпайками, НЗ (неприкосновенный запас), рацию, скидывали плащ-палатки, ватники и общались с любимицей. Дурачились и веселились до того, что начинали безбашенно гонять друг друга по кругу, свистеть и непристойно для войны горлопанить.
          Про лошадь никогда не забывали, она всегда была в центре внимания. Случалось, и горбушкой хлеба могли угостить, а в лучшие времена даже целой буханкой. У разведчиков на душе точно ангелы пели от общения, радость выплёскивалась через край. А Ласточке хоть бы хны, всё в гору к сытости, к удовольствию через прожорливый желудок. Что тут поделаешь, прагматичной натурой была избалованная вниманием цирковая лошадь.
          У наблюдавших за встречей бойцов слюнки текли от такого роскошества, завидушки брали. Но ни у кого из свидетелей язык не поворачивался осудить безалаберную щедрость поисковиков. Наоборот, радовались за Ласточку. Разведчики люди особые, себе на уме. Лучше им не надоедать, дороже станет несдерживаемый пытливый интерес, дотошное любопытство.
          – Что, где да как? Сколько? Угостите ли и нас тоже?
          – Видите, царский подарок налицо? Есть, да не про вашу честь.
          – Вот и славненько, что поняли. А раз унюхали, то быстро, быстренько отвалили все, дали дёру.
          – Служивые, кому надобно почесать «холку», подходи без очереди, потренируемся вволю.
          Однажды разведчики появились внезапно. Ходоки за пленными головами фрицев были сверху донизу грязными, лица в болотной жиже, противная трясинная ряска забила ноздри и даже уши. Как ни говори, а видок у гренадёров случился самый, что ни на есть ужасный. Среди кочкарника и сероводородной купели, конечно, станешь мокрым до нитки, а вода, естественно, заполнит сапоги до краёв. Досталось и одежде, маскировка разорвана в клочья. Отчаянные смельчаки неожиданно вывалились на поляну из самой топи и упали навзничь с краю заберега, по границе осоки да камыша. Затихли неподвижно от бессилия герои-воины. Батарейцы даже не смели подойти к ним. Понимали, что храбрецы вырвались прямым ходом из боя. Отдохнуть им надобно было, в себя прийти, отдышаться, расслабиться от напряжения. А ещё они должны были осознать, что на свою удачу в этот раз спаслись прямёхонько из кровавой мясорубки и вернулись в расположение части живыми. Будут пока пацаны наслаждаться жизнью.
          В свою очередь Ласточка не хотела понимать человеческих слабостей. Умница, она же знала всех разведчиков в лицо и любила, как только могла, со всей животной страстью. Впрочем, голод не тётка. В ожидании съестного подарка бывшая артистка изводила себя нетерпеливостью, необузданными хотимчиками, переминалась с ноги на ногу. Подойдя ближе к лежащим воинам, склоняла голову, трясла сбруей, постоянно всхрапывала и нещадно охлёстывала бока длиннющим хвостом. Люди в ответ своим нутром ощущали, что на войне в отношениях не бывает пограничных линий. Если ненавидишь – стреляй, а если любишь, поделись радостью. Поэтому симпатия у них была взаимной, с пониманием друг к другу. Да и служивые своих чувств не скрывали. Вот и сейчас, кобылица подошла осторожно, всхрапнула над ухом самого балагуристого из разомлевших пацанов. Понятно дело, требовала традиционную горбушку хлеба. Догадывалась ласкуня, что не обидят солдаты, замерла в ожидании. И не напрасно: желания оправдались.
          Вначале один боец приподнял голову. Затем другой встал. Командир, капитан Саблин, развязал тесёмки вещмешка и выгреб на развернутую брезентовую плащ-палатку всё содержимое без остатка. Среди немудрёной мужицкой хурды-бурды, пожитков отыскалась раскисшая буханка хлеба. Сердечная доброта разведчиков к животИне была бесценной, искренней, беззлобной, идущей из глубины благородного сердца. Наблюдавшие за любвеобильной процедурой солдаты улыбались и понимали, что даже на войне сострадание и благодушие – великая сила. Зачерствевшие от обилия пролитой крови сущности людей, хоть на секундочку, но оттаивали. Внутренний мир каждого человека требовал добродетели и находил её в увиденном милосердии, гуманности, доброте.
          Бывало, ротный Алабужев и еще парочка разбитных конвоиров с гауптвахты забирали Ласточку у Колчина, пригрозив тому строго-настрого, чтобы помалкивал. Срамные нахалюги скоренько укладывали в двуколку припрятанное барахло, трофейное хламьё, тугие заплечные мешки с рухлядью и уезжали в ближайшую деревушку. Из самовольной отлучки возвращались уже затемно. Понятное дело, что в тарантасе везли заветную четвертину, бутыль мутного самогона, завернутую в шинелку. Любителями пображничать были сукины коты. Пьяницы, вертухаи-паскудники да боевой офицер с ними не обращали внимания на осуждающую молву в роте.
          После нахальных, распутных вылазок за косорыловкой Ласточка бывала крайне уставшей, мокрой, обессиленной. На её грязной спине можно было увидеть следы от побоев и кавалерийского хлыста. Испытывая обескураживающую беспомощность перед самодурством своего командира, Колчин плакал в свои пшеничные усы. Капитальная мойка для лошади была неизбежна, а вопиющая придурь непосредственного начальника, граничащая с пьяным сумасбродством, была как на ладони, очевидна. Уже поутру всё ещё косой, навеселе Алабужев как с цепи срывался. Ошалело выкатив с великого бодуна красные бесстыжие глаза, икал громко, орал на ездового, что двуколка к маршу не готова. Таким беззастенчивым образом подлец срывал свою злобу, гасил сушняк и похмельный синдром. Мерзавцем, большой сволочью был красный командир, капитан Алабужев…

Из воспоминаний моего отца.
166 стрелковая дивизия, 517 стрелковый полк, 2 миномётная рота.
Командир 3 миномётного взвода, лейтенант Щербаков Иван Петрович
(28.10.1923 г.р.)

9 мая 2016 года
© Александр Щербаков-Ижевский