Зелёные конверты Воспоминание о первой любви

                I
        Сквозь туманное солнце осени смотрит на меня  старый дуб. Я возвращаюсь из школы  своей любимой дорогой «Здравствуй»,  –   говорю я каждому  из трёх стволов этого дерева. Глажу его морщинистую кору. Вдыхаю пряный запах осенних листьев.    Вот и пришли осенние каникулы. Отлично закончив четверть, можно заняться любимым рисованием или ещё чем-нибудь интересным. Когда ты учишься в седьмом классе – мир огромен и во многом непонятен.
           Я захожу в свой подъезд и  открываю  почтовый ящик. Он у нас без ключа, в ряду многих  таких же деревянных почтовых ящиков, покрашенных серой краской. Зелёный конверт размером с тетрадный лист загадочно смотрит на меня из ящика... Кто  бы мог подумать, что  с этого момента будет рождаться мой романтический  взгляд на мир! И никакая жестокость  жизненных  обстоятельств, что не  минует,  наверно, ни одну  судьбу, не сможет изменить этого взгляда.
          Конверт  склеен канцелярским клеем. Подписан мне. Два белых листка с непонятными знаками. На одном сверху надпись  по-русски  –  Ш И Ф Р.   Вот это  кино! Дома с интересом  начинаю расшифровывать.  Письмо от некоего Андрея из девятого класса. Он учится  в нашей школе  и часто видит меня на переменах. И я ему нравлюсь!  Письма в мой ящик доставляет его друг.
        Я заинтригована. Я удивлена.  Ничего не вижу, глядя  в зеркало, особенно привлекательного. Неправильное лицо девочки-подростка. Максимум, что можно сказать – обаятельная. Во что тут влюбляться? «Ну, конечно, шутка. Это просто шутка», – успокаиваюсь я.  Но всё-таки обещание следующего письма  почему-то заставляет волноваться. Это  убираю подальше в свой письменный стол.
         Второе письмо  не заставляет себя ждать долго. Эмоции. Сомнения. Есть ли у меня уже друг?   Просьба об ответном письме в мой же ящик… Смеётся что ли? Когда ты  каждый год висишь на доске отличников,  ведёшь  пионерские линейки на театральной площади  для всех школ, постоянно попадаешь в телерепортажи  – и не знаешь  куда скрыться от стеснения,    от того, что с тобой могут поздороваться   не только знакомые, но и незнакомые люди  – есть ли у меня друг?  В каком это смысле?  И троечники, отстающие,  с которыми обязаны заниматься   те, кто хорошо учатся  – тоже мои друзья.
         Ещё три письма.  Пятый конверт я успеваю  забрать перед выходом мамы из подъезда,  в воскресенье! Сердце чуть не выпрыгивает.  Мы идём в аптеку. Я жду её  у крыльца, достаю зелёный конверт, и, уже помня шифр,   читаю  –  «Я тебя очень люблю». Почему-то вдруг дрожат руки.  Через много лет, приехав в свой город навестить маму, я напишу стихи:

 «Аптека номер два,
   Кружится голова…»
      А тогда я убеждаю себя, что это розыгрыш.  И решаю прекратить   всё ответным письмом: «Видимо, в каникулы  нечем было заняться, как только разыгрывать людей». 
      Начинается третья четверть. Писем больше нет. Но мысли о них не отпускают: «Кто  писал их?» Я начинаю внимательно изучать лица на переменах, пытаясь найти то, которое смотрит на меня заинтересованно.
       Вот оно... И так похож на кумира  многих девчонок – актёра Олега Видова. Очень светлые,  выгоревшие на солнце волосы, выступающие скулы и глаза, голубые,  внимательные, треугольничками, как у волка, с таким пронзительным взглядом! И походка морская,  уверенная. Имени не знаю. Просто называю про себя «Беленький».
       Наступают весенние каникулы. Я открываю почтовый ящик, а там опять зелёный конверт!  Боже мой! Тон письма  очень серьёзный. Обижен ответом.  Он хочет со мной встретиться,  придёт в гости двадцать четвёртого марта в двенадцать часов.  Я до сих пор жалею, что не вышла  в пролёт подъезда  к окну третьего этажа заранее, чтобы посмотреть – кто это был. Он пришёл на полчаса раньше. Долго звонил. Родители были на работе. И я, конечно, не открыла.  Следующее письмо было наполнено  упрёком и отчаянием: «…ты не понимаешь ещё настоящей любви».
       И вот, восьмое  письмо: «Здравствуй!  Прости меня за эти письма. Это моё последнее письмо. Больше я, конечно, писать не буду, так как ты не желаешь видеть меня. Но я думаю,  эти письма ты будешь помнить всю жизнь. Не думай, что я забыл тебя. Нет. Просто я не могу писать безответно. Если ты всё-таки захочешь ответить мне, опусти письмо в ящик. Я буду ждать.
                Прощай.
                Твой Андрей».

                II

      Я молчала тогда, потому что не верила. Через две недели в ящике  нашла зашифрованную записку с известной всем  наивной фразой из песенников-дневников той поры: «К любимому не бойся опоздать, кто любит, тот умеет ждать».
       Казалось бы,  можно поставить точку. Но мама была права, когда говорила:  «Никогда ни о чём не зарекайся. Иногда ты сам не знаешь, что сделаешь в следующую минуту».
       Прошло лето.  Я всё чаще вспоминала историю с письмами. И начинала с ужасом понимать, что влюбилась в этого незнакомого мне юношу – «Беленького», ничего о нём не зная, даже имени.
       Очень часто  чьё-то внимание  может родить   в нас даже не ответное внимание, а какое-либо чувство.  Для меня этим чувством стала первая любовь.
       Да, именно он иногда   проходил через наш двор, когда шёл в школу, заворачивая  за угол  моего дома. Наверно, он и доставлял эти письма. И его заинтересованные, прожигающие меня взгляды, скорее всего, были вызваны интересом  к объекту внимания друга. Так подсказывал мне разум.  Но было уже поздно. Я влюбилась. Так, что всё, что я считала таким важным: оценки, общественная работа, победы на олимпиадах – всё отодвинулось на второй план.  А на первом – было желание хотя бы раз в день, в школе, встретить его. Даже не обязательно встретиться взглядом. Просто увидеть, как он идёт вдали по большому школьному залу.
        Из радиорубки на переменах лились  популярные песни про любовь. Это нехитрое музыкальное сопровождение придавало такую непередаваемую глубину происходящему в моей душе, как только  может быть в четырнадцать лет.
       Школьное утро  дома, у своего окна,  превращалось в лихорадочное ожидание  появления его силуэта  на нашей улице. И дрожащими пальцами я застёгивала куртку, чтобы,  выскочив из подъезда,  успеть с ним пересечься, или хотя бы идти вслед за ним в школу мимо моего  любимого дуба!    О, какое это было счастье!
       Я стала писать совсем другие стихи, полные внутренней безнадёжности и незащищённости от этого чувства.  Иногда плакала. Понимала, что никогда не подойду к нему в силу  строгого воспитания. Я стала острее чувствовать боль других, и по-новому начала видеть красоту мира, его небо. Несколько раз   на школьных дежурствах мы всё же столкнулись с  ним. Конечно,  его звали  не  Андрей.
        Самое решительное, что я сделала тогда – это отрезала чёлку. Завязала на макушке косу в узел, закрепив шпильками,   и завила  высовывающийся  из причёски хвостик на бигуди. Как обычно влетела в класс со звонком.  Шоку одноклассников не было предела. Весь урок я видела их поднимающиеся вверх большие пальцы. С чёлкой я уже  нравилась себе больше.  С тех пор я стала уделять   внешности  гораздо больше времени.
         Перед окончанием восьмого класса завуч по воспитательной работе вызвала меня  к себе и предложила вести юмористический театр миниатюр перед  началом выпускного бала десятиклассников. У меня перехватило горло. Я, конечно, согласилась.  Выглядела  обаятельной, свободно ходила по сцене,  весело излагая текст.  Все три выпускных класса катались от смеха. И только два  юноши  в центре зала не смеялись.  Один из них был «Беленький», второй рядом – отчаянный двоечник и хулиган, которого знала вся школа.  И тут я вспомнила, что его  имя … Андрей.  И как однажды зимой через дорогу от моего дома,  с горки крутого  оврага  он катался со своей красивой рыжей одноклассницей. Я училась тогда в шестом.
      Моя заледеневшая картонка носила меня удивительными виражами с  горки вниз,  и мы сваливались втроём в одну кучу, смеясь.  Они были очень красивые – этот хулиган-старшеклассник и его рыжая одноклассница! И  вот теперь он и «моя первая любовь» молча  и серьёзно смотрели на меня,  словно оглушённые смехом зала.
        И всё-таки, никаких других явных подтверждений  моих догадок больше не появилось. Тайна осталась до конца не разгаданной.  Я хранила своё чувство в душе до окончания школы, уехала в другой город, поступила в институт. И приезжая  к родителям на каникулы,  ещё полтора года иногда писала стихи, посвящённые своей первой любви, глядя в окно.
«Той болью  –  первою любовью
Ты отдаёшься вновь в  моей душе,
Когда послушно я  в подушку прячу нервы.
И это не во сне, хоть ночь, но не во сне.
А утром, взрослая, почти,
Смеюсь над девочкой восьмого класса.
Недавно взрослая твержу:
                «Себя прости
За чувство глупое. И всё прекрасно!»
И «всё прекрасно» – повторю,
Хоть твёрдо, но словам не доверяя...
Кто знает,
                хорошо ли и к чему
Мы восьмиклассниц в душах
                взрослыми теряем?»

        «Я думаю, эти письма ты будешь помнить всю жизнь»,  –  было написано в последнем письме Андрея. Да, я их помню.  И не только.  Я сохранила  эти  зелёные конверты на дне  коробки, которую увезла из своего города.

P.S. Двадцать четвёртого марта я всегда сижу за праздничным столом, Конечно, не из-за даты  встречи, назначенной когда-то мне в одном из тех писем. Просто, в этот день родился мой муж Андрей, который  никогда не был  в  городе моей первой любви.
2013 г.