Уитмор Эдвард Нильские тени глава 16

   -16-


   Две свечи


   Как только Джо покинул плавучий дом, он углядел одного из двух своих соглядатаев. Джо помахал ему рукой и зашагал быстрее.
   Автобус, несколько пересадок — и хвосты, вроде, сброшены. Конечно, шпики доложат Блетчли, но сейчас это не имело значения. Джо был зол, слишком зол и высматривал у прохожих бегающие глазки.
   Ничего. Никого. Неужели Блетчли отправил следить за Джо только двоих?
   Вряд ли. Значит, они подмениваются. Звонят ждущим впереди и предупреждают о подходе Джо.
   Да нет, чушь, у Блетчли не хватит монахов, а в Каире — телефонных будок. Блетчли, возможно, и задействует больше народу, но только тогда, когда будет уверен, что Джо ударился в бега. А пока Блетчли этого знать не мог.

   «Монахи, — думал Джо. — Тайный орден посвящённых, с собственными правилами и иерархией, со стороны выглядящий как остальные монашеские ордена, но внутренне не похожий ни на какой другой. Монахи, блюдущие обеты послушания, молчания, нищеты и непорочности. Мистическое братство с тайными целями, анонимные монахи войны… Кровавые анонимные монахи войны.
   Где же третий шпик, основной хвост?»

   Джо ускорил шаг, повернул за угол и заметил его. Маленький человечек неуклюже двигался по другой стороне людной улицы.
   Джо почувствовал прилив адреналина. Теперь он сам стал охотником.

   Джо вошёл в ближайшее кафе, спросил где можно позвонить и направился вглубь, где рядом с пожарным выходом висел телефонный аппарат. Джо оглянулся, и выскользнул обратно на ту же улицу. Там он, скрываясь за грузовиком, перешёл на другую сторону.
   Шпик слился с толпой ожидающих автобуса кайренов. Он раскрыл газету и делал вид, что читает её, наблюдая за кафе, куда пару минут назад вошёл Джо. Джо подкрался сзади и положил подбородок ему на плечо, надавил. Мужичок не проронил ни звука.

   «Сдержанный товарищ, — подумал Джо. — Я знаю, что тебя учили смотреть врагу прямо в глаза, но что если сумасшедший положил свой подбородок тебе на плечо? к такому ты не готов.»

   Джо улыбнулся.
   — Меня зовут Гульбенкян. Не возражаете, если я быстренько взгляну на заголовки; хочу узнать, что Роммель получил этим утром на завтрак?

   Люди на автобусной остановке, любопытствуя, повернулись. Маленький человек взял себя в руки и заговорил с негодованием.
   — Простите? Вы чего-то хотели? я не расслышал.

   «Слишком поздно, братец кролик, — подумал Джо. — Забудь, что тебя учили не проявлять эмоций. Сумасшедшие непредсказуемы.»
   Джо улыбнулся шире.
   — Я хотел узнать секрет успеха Роммеля, — сказал он. — В вашей газете напечатано, что он ему подали к  столу?
   — Извините, — сердито ответил шпик.

   Он свернул газету и попытался отойти от Джо, но Джо крепко уцепился сзади и двигался вместе с ним, так и держа подбородок на его плече. Джо заметил, что шпик прихрамывает. Народ расступился, образовав круг. Джо ухмыльнулся, искоса глядя в лицо маленького человечка.
   — Вы не поверите, но я провёл бессонную ночь, слушая рассуждения Екатерины Великой и Клеопатры о том, во что Пустынный Лис суёт свой нос с утра пораньше? Большинство людей может предположить, что это карты военных действий, ну, или селёдка. Однако это совсем не так. Роммель шерстит информацию.

   Маленькому человечку удалось наконец отстраниться от Джо, и теперь он стоял напротив, сжав кулаки. Вокруг собралась большая толпа, люди толкались и лезли поближе, пытаясь выяснить что происходит. Джо поднял руки и отступил назад, крича в толпу.
   — О достойные кайрен! благородные сыновья и дочери Нила. Великий освободитель приближается к Каиру, и угнетателям скоро придёт конец. Но как вы думаете, что этот агент британского империализма сейчас прошептал мне на ухо? Какую клевету он распространяет  среди бела дня?

   Толпа затихла и придвинулась. Джо продолжал:
   — О достойные кайрены! Этот человек говорит, что пустынный Лис каждое утро суёт свой нос в маленьких мальчиков. Кайрены! разве такие гадости можно говорить о великом генералиссимусе, танкисте-освободителе? Да разве величайший на свете генерал не в праве завтракать тем, чем захочет?

   Толпа сердито загудела. Джо снова замахал руками и закричал:
   — И истинно говорю вам: великий генерал-фельдмаршал, бронетанковый спаситель, наш Роммель, может есть на завтрак всё, что захочет, и будь проклят британский империализм. И я говорил это раньше и скажу снова и, независимо от того что ОНИ могут со мной сделать, я буду продолжать повторять:
   Роммель на завтрак имеет, что хочет.
   Имеет, что хочет,
   Имеет, что хочет…



   Послание Джо вызвало у полуголодных кайренов немедленный отклик. Джо в нескольких словах сумел выразить основное в мечтах каждого бедного гиппо о лучшем будущем: жратва, много и стабильно. Поэтому Джо не удивился, когда несколько смелых голосов с голодухи подхватили революционный лозунг, а уже в следующее мгновение и вся толпа разразилась громоподобным скандированием, требуя адекватного завтрака.
   Сотни сжатых кулаков поднялись против утренних, пока серых, а не голубых небес:
   Имеет, что хочет,
   Имеет, что хочет…



   Вскоре Джо заметил, что на другой стороне улицы, готовясь подавить бунт в зародыше, выстраиваются полицейские. Толпа росла, орущие люди метались туда-сюда, гудели бибикалки и сирены. Джо подмигнул растерянному монаху Блетчли и скрылся в толпе. Пробежав квартал, он остановился и прислонился к ближайшей стене. Голова Джо кружилась, будто он бежал несколько часов.
   «Глупый трюк, — подумал он. — Зачем я это сделал? Надорвался, значит. Психически.»
   Ночка с сёстрами была переполнена умственным трудом, а теперь волнение схлынуло. Впервые с тех пор, как Джо сошёл на берег, он почувствовал, что может видеть вещи ясно.
   В квартале за спиной Джо революционные призывы сменились воплями избиваемых.
   Джо поперхнулся и опёрся о стену, его вырвало.



   Поливая много-конфессиональный тротуар протестантским виски с католическим желудочным соком, Джо размышлял о человеке, которого только что унизил, о маленьком хромом человеке.
   «Наверняка у него протез, — думал ясновидящий Джо, — Он потерял ногу в танке? В танках мало места, и малорослики предпочтительнее. Да и если вдруг обосрутся — навалят поменьше Ильи Муромца.
   Малыш плохо справился; новичок, наверное. Вероятно, сначала он повоевал, потом лечился и учился ходить…
   Джо представил, как на стол Блетчли легло досье инвалида. Танкиста залатали и выпнули из больницы, а он хотел приносить пользу родине. Блетчли глядит в досье и видит там себя двадцать пять лет тому назад — ведь каждый получает свою собственную войну. Блетчли тогда тоже хотел остаться в армии, он знал, каково инвалиду; сжалился и сделал ему предложение.
   Потом подготовка в монастыре… И вот — Блетчли отправляет его на улицу.
   Да поможет нам Бог, но именно так это и работает. Отдай родине ногу и, если тебе повезёт, то потом сможешь гулять по улицам, всё просто.
   Парень просто делал свою работу, а я сделал из него врага, я сделал это. И хуже всего, что я, — такой умный, — при этом наслаждался собой… Умно, конечно, на глазах у толпы унизить калеку.»



   Блевать больше было нечем и, чувствуя себя опустошённым и пристыженным, Джо вынул платок. Проходящий мимо итальянский диверсант прервал свою многоэтажную молитву к деве  Марии и поинтересовался у Джо направлением к ближайшей комендатуре, добавив наставление о необходимости закусывать выпивку. Получив краткое объяснение и в глаз, диверсант всхлипнул, взглянул на швейцарский хронометр и походкой Квакля-Бродякля отправился куда сказано, — «нахуй — это прямо, а потом направо», — продолжив призывать десять казней египетских на голову Жака Ива Кусто.

   Времени у Джо оставалось мало.





   ***


   Переулки Старого Каира выглядели так, будто крысы грызли дома и снаружи. «Вавилон» ждал Джо за углом.
   Джо повернул, и путь преградила фигура измождённого араба; длинные путанки волос скрывали лицо, грязный выцветший плащ лохматился дранью прорех. Араб отчаянно царапал воздух перед собой, его безумные глаза горели отражением двух солнц. Рот чужого привёл Джо в ужас, араб щёлкал зубами, просто-таки грыз солнечный свет. Джо отступил было, но клешня чужого хлестнула вниз и зацепила плечо, костлявые пальцы обожгли кожу. Джо вздрогнул в коленях. Лицо араба было всего в нескольких дюймах… дикий отшельник, заблудившийся в веках. Но глаза показались Джо знакомыми…
   — Лиффи? мать твою.

   Ещё мгновение глаза чужого горели безумием, затем когти его соскользнули с плеча Джо, и вся таинственность исчезла.
   Я, — ахнул Лиффи, — …приступ астмы …давай отойдём сюда.

   Он оттащил Джо в переулок.
   — Сдыхаешь, клоун? — участливо поинтересовался Джо.
   — …уже лучше …не могу вернуться в отель …поговорим вон там.



   Лиффи затащил Джо в закуток, отделённый от переулка потрёпанной занавеской. Там были маленькие голые столики, стойка с выстроенными в ряд бутылками, стулья; за стойкой имелось зеркало, его сейчас протирал бармен. Пол блестел от разбрызганной, чтобы прибить пыль, воды.
   Бармен видел вошедших в зеркале; кривовато отражающее, как в доме ссыльно-поселенца Ульянова, оно было очень старым. Догадливый Джо догадался, что Лиффи привёл его в какой-то бар для непритязательных посетителей; вероятно, приют работяг. Сейчас, за исключением его владельца, бар был пуст. Лиффи, хрипя и брызгая слюной, заказал кофе.
   Джо обнаружил, что смотрит в туманную зеркальную даль, очарованный искажениями. Странная мысль промелькнула в его голове. «Что, если я буду сидеть здесь рядом со Стерном, глядя в зеркало?… И ещё: почему во второй главе, согласно показаниям бармена, кофе заказывал я? впрочем, бармен тогда не протрезвел. А Вивиан? на аэродроме меня вроде встречал конски здоровый мужик. Или мне так представлялось из-за его зубов… Теперь передо мной худой, маленький Лиффи. Ладно, — решил Джо, — будем считать, что за истекшие две недели он поистёрся об Синтию.»*

   Лиффи потащил его к столику подальше от входа. Он был бледен и задыхался. Джо взял друга за руку.
   — Я могу для тебя что-нибудь сделать?

   Лиффи закрыл глаза, жуя воздух.
   — …уже лучше …проходит …паническая атака.

   Джо оглянулся на бармена. Тот ставил турку на огонь, снимая, как только пена начинала пузыриться; позволял пене утихнуть и снова возвращал в огонь, кипятя смесь кофе и сахара трижды.
   Цвет постепенно вернулся на лицо Лиффи, он открыл глаза и уставился на Джо, тот вопросил:
   — Лучше?
   — Да, — прошептал Лиффи. — Я уже думал, что ты никогда не появишься.
   — Что это за костюм на тебе?
   — Это со вчерашнего вечера. Я делал работу для жуков-плавунцов и не успел переодеться. Ждал тебя.

   Бармен, потрёпанный жизнью араб с заплывшими глазками, принёс две чашечки кофе. Как только он отошёл, Лиффи наклонился к Джо.
   — Я боюсь. Кое-что случилось.
   — Что?
   — Ахмад, — прошептал Лиффи. — Вчера вечером, после работы, я подался к тебе. Я не думал, что ты останешься у сестёр на всю ночь, и собирался подождать в твоей комнате, но так и не попал туда. Когда я вошёл в «Вавилон», Ахмада не было на месте и что-то ещё было не так, я чувствовал это. Мне показалось, что в отеле вообще никого.

   Джо сжал руки под столом.
   — Ты осмотрелся?
   — Не внутри, побоялся. Я постоял и подумал, что вдруг он во дворике? обошёл вокруг и забрался на стену.

   Руки Лиффи дрожали. Он опустил глаза.
   — Ахмад, — прошептал Лиффи. — Он лежал там. Весь скомканный. Подзорная труба была у него в руке, а тромбон — рядом.

   У Джо защемило в животе.
   — Мёртв?
   — Он лежал лицом не в мою сторону. Ноги и голова вывернуты; канотье я не увидел, кстати.
   И я… я ушёл ждать тебя. Я ждал несколько часов, но к отелю больше не подходил.

   — Во что он был одет, Лиффи?
   — В свою выцветшую рубашку цвета лаванды.

   Лиффи поник головой. Он убрал руки со стола и спрятал их, голос его дрожал.
   — Я знаю, о чём ты думаешь. Ахмад никогда не подымался на крышу без парадного костюма. А его шляпа?

   Лиффи схватил Джо за руку, умоляя.
   — Может, он полез туда по внезапной прихоти, бзик? И просто потерял равновесие?

   Джо накрыл своей рукой руку Лиффи.
   — Несчастный случай? — в отчаянии взывал Лиффи.
   — Нет, — сказал Джо, крепче сжимая руку друга.
   — Нет? — Лиффи почти взвизгнул. — Нет?

   Джо схватил его за плечо. Слезы катились по лицу Лиффи.
   — Его столкнули? Такого безобидного человека? Но какой смысл, Джо? Какой в этом смысл?

   Джо поднялся и бросил на стол несколько монет.
   — Нет времени, мне нужно уходить.
   — Куда?
   — Мне нужно кое с кем встретиться.
   — С кем? — В глазах Лиффи стоял ужас. — Назови имя. Я ведь всё равно узнаю.
   — Дэвид, — прошептал Джо.

   Лиффи вскочил на ноги.
   — Тогда я пойду с тобой. Я…
   — Ты не должен, Лиффи, не сейчас. Будет лучше, если я пойду один.
   — Лучше? Дэвид? …Лучше?
   — Чорт с тобой! тогда давай поторопимся.

   Джо направился к потрепанной занавеске, отделяющей бар от переулка; внимание Джо привлекло отражение в зеркале за барной стойкой — видение призрачной фигуры, летящей в зазеркалье. Развеваются волосы, вздымается плащ… и измученное лицо светится в полумраке… Лиффи в полёте сквозь время. Вечный Жид в одной из своих масок… Или Адам.





   ***


   Дверь в «Оптику Коэна» была приоткрыта. Джо толкнул её, звякнул колокольчик. В магазине никого не было.
   Полуоткрытая дверь в дальней стене вела в мастерскую, где Джо недавно разговаривал с Коэном. Мастерская тоже оказалась пуста, а дверь в задней части мастерской закрыта. Джо постучал, подождал, потом повернул ручку.
   За дверью была кладовка, место, где Анна подслушивала разговор Джо с братом. Кладовка была заставлена коробками, завалена изношенными шлифовальными кругами, на стене висели не тикающие часы.
   Анна, уставившись в пол, сидела там на ящике. Она растерянно подняла глаза.
   — Я только что узнала… Вы были там?

   Она тупо посмотрела на Джо, и он отрицательно покачал головой. Тогда она взглянула на Лиффи.
   — Тебя там тоже не было? Вижу… С ним никого из вас не было.
   — Нет, — мягко сказал Джо. — Что случилось?
   — О!… Его сбил грузовик. Только что приходили полицейские, сказали. Он переходил улицу в неположенном месте. Они говорят, никто не виноват.


   Анна опять тупо уставилась в пол. Джо услышал рядом приглушённый вскрик, и Лиффи вдруг опустился на колени рядом с Анной, обнял её, и они оба принялись раскачиваться вперёд-назад, и рыдать …и рыдать.
   Джо посмотрел на неподвижные стрелки часов и почувствовал, что идёт ко дну.





   ***


   Крошечная греческая церковь, в которую они пришли искать убежища, была пуста. Неф здесь, как принято, был свободен от мебели и лишь несколько деревянных стульев с высокой спинкой, как троны на собрании осторожных средневековых королей, стояли у стен. Прохладный полумрак пронзали крики играющих на улице ребятишек.
   Лиффи сидел на троне, положив руки на колени, безжизненный с тех пор, как они покинули Анну. Джо беспокойно ёрзал на соседнем троне, думая о том, какой строгой кажется крошечная церковь без священника и молящихся, без песнопений и благовоний, но с призраками в тенях по углам. Лиффи зашевелился и прошептал:
   — Джо? Что ты будешь делать теперь?
   — Ну, я сегодня вечером попытаюсь увидеть Стерна. А пока мне нужно убежище. В другую эпоху эта церковь была бы подходящим местом, но, к сожалению, конвенция больше не соблюдается. Святые места со временем теряют святость; как могила Пана, например… Поэтому нужно искать другое.

   Лиффи смотрел на низкий купол, на фреску, изображавшую Христа-Пантократора, Параклита или Заступника, смотрящего на пришедших огромными рыбьими глазами.
   — Можно попробовать спрятаться в мавзолее старика Менелика, — прошептал Лиффи.
   — Но Ахмад хранил там своё оборудование. Разве Блетчли не подумает об этом месте?

   Лиффи пожал плечами.
   — У него нет причин для этого. Я думаю, если монахи туда и сунутся, то просто подёргают дверь и забудут о мавзолее. Это место ничего не значит ни для кого из них. Ценного там нет ничего; стоит только небольшой ручной печатный станок, настолько старый и изношенный, что никто, кроме Ахмада, не мог бы на нём работать. Ну и тряпки там есть кой-какие, подберёшь себе штаны, с лампасами.


   «Дай Бог, чтобы не сунулись. А штаны, куртку какую — это хорошо бы, для конспирации», — подумал Джо.
   — Но как я попаду туда?
   — У меня есть ключ. Однажды Ахмад давал мне свой, — надо было по-работе, — а я боялся его потерять и сделал сразу два дубликата.
   — Ишь ты, и паранойя бывает полезна. Ты хочешь сказать, что ходил туда один?
   — Иногда, чтобы убежать от всего. Ахмад сжалился надо мной и позволял мне пользоваться склепом. Я ходил туда почитать; не отца и мать — книги.

   Джо удивленно посмотрел на него.
   — Что же ты там читал, Камасутру?
   — Бесчувственная ты скотина, Джо. БУбера* я там читал, в основном. Там тихо, и я чувствовал себя покойно.

   Джо кивнул.
   — Я вот думаю о жуках-плавунцах, — прошептал он, — задаюсь вопросом: а не могут ли они как-то помочь.
   Лиффи поднялся на ноги, не отрывая глаз от фрески с Христом.
   — Зачем им помогать тебе, нам?
   — Потому что я сомневаюсь, что они замешаны в деле Стерна. И потому что между ними и монастырём наверняка есть соперничество — такова человеческая природа. И ещё потому, что в прошлом Стерн работал на них, не совсем чужой. И потому что Мод работает там. Я знаю, что она занимается только переводами, но это всё равно значит, что они ей доверяют. Есть ли там офицер, которого ты знаешь с хорошей стороны?
   — Майор, — пробормотал Лиффи. — Он единственный, с кем я могу связаться. Мы ладим, и я думаю, что он подчиняется непосредственно полковнику, эквиваленту Блетчли. Я дам тебе номер его телефона, ты притворишься мной и попросишь о срочной встрече. У нас есть такая договоренность на крайний случай.
   — Я не смогу подражать твоему голосу.
   — Тебе и не надо. Всякий раз, когда я звоню ему, я пародирую разных политических ястребов и пичужек; да и качество телефонной связи пока далеко от идеала.

   Джо кивнул. Лиффи по-прежнему таращился на фреску над головой.
   — Джо? Что ты будешь делать, если вдруг со склепом Менелика не срастётся? Если тебе нужно будет найти другое место, чтобы спрятаться?
   Куда ты отправишься?

   — Я думал об этом и, полагаю, мне придется попробовать попроситься в плавучий дом. Сёстры бы меня приняли, надеюсь. Тут беда в том, что Блетчли подумает о такой возможности; засада.
   — И что?
   — Так что мне остаётся надеяться, что старина Менелик сможет спрятать меня там, в своей пяти тысячелетней истории.

   Лиффи посмотрел скептически.
   — Я знаю, — прошептал Джо, — эта надежда не имеет надёжного основания. Однако, куда мне деваться?

   Лиффи не ответил.
   — Ты вот что: когда они придут задавать вопросы, — добавил Джо, — просто скажи им правду. Скажешь, что я много говорил с Ахмадом, и что однажды я разговаривал с Дэвидом, и что я ходил к сёстрам. Но ты не знаешь никого другого, кого ещё я мог видеть, и не знаешь, что сёстры сказали мне. И это правда, ты не знаешь, Лиффи, вот и всё. Это не твоё дело. Это дело между мной и Стерном и Блетчли, и так было с самого начала. Так что просто скажи им правду, и Блетчли не доставит тебе неприятностей, когда поймёт, как обстоят дела. В Блетчли нет ничего плохого, просто у него такая работа, бизнес. Так что просто скажи правду, Лиффи, и всё будет хорошо.

   Лиффи кивнул, развязал висевший на шее маленький кожаный мешочек и вложил в руку Джо ключ.
   Он посмотрел на Джо долгим взглядом, а потом прошептал:
   — Есть одна вещь, которую я всё-таки должен знать. Стерн… всё правильно? Правильно ли он сделал — то, что сделал? Ты должен сказать мне правду ради Ахмада, ради Дэвида… ради нас всех.

   Джо улыбнулся.
   — Мы никогда в этом не сомневались, Лиффи. Глубоко внутри, никто из нас никогда не сомневался в этом. Стерн на нужной стороне, правой стороне.
   Жить. Надеяться. Это лицевая сторона.
   И мы знали это, Лиффи, ведь мы знали его. Помнишь, что ты сказал мне о Стерне, когда мы впервые говорили с тобой о нём? Как вы встречались в баре и сидели там, разговаривая ни о чём. И никогда не говорили о войне? И ты сказал, что ему нравились твои имитации голосов, что они его смешили. И ты сказал, что это много для тебя значило, смех такого человека, как Стерн. Ты сказал, что это делает тебя счастливым. Ты помнишь?
   — Да.
   — А потом ты сказал кое-что ещё, Лиффи. Ты помнишь?
   — Да. Я сказал, что смеялся Стерн необычно, кого бы я не пародировал — хоть Гитлера, хоть Муссолини: Стерн смеялся беззлобно, с нежностью в глазах.
   — Правильно, — сказал Джо, — и так оно и есть. Так что теперь бояться нечего, потому что всё будет хорошо.

   Джо улыбнулся. Лиффи посмотрел на него. Остался последний вопрос: когда они встретятся снова и где? Но они понимали друг друга слишком хорошо, чтобы беспокоиться об этом, и просто посидели несколько минут на-дорожку.
   Наконец Джо неохотно сжал руку Лиффи и соскользнул с трона.
   — Пора мне, — прошептал он.

   Лиффи вместе с ним поплёлся к выходу. Там была небольшая подставка для молитвенных свечей, и Лиффи остановился, чтобы зажечь две из них, одну для Ахмада и одну для Дэвида. И Лиффи с Джо постояли, глядя на свечи, прежде чем обнялись и расстались. И там Джо оставил его, хрупкого человека в изодранном плаще, со струящимися по лицу спутанными волосами, скорбящего отшельника из пустыни, склонившегося над мерцающими свечами памяти, любви.
   Лиффи плачет об Ахмаде и Дэвиде. Лиффи снова призрачный пророк, хрупкий человек, поражённый ужасным знанием имён вещей… его древнее пыльное лицо покрыто слезами, блестящими, как крошечные ручьи, пытающиеся напоить пустыню.







* - 2-ая глава: «Так бармен его описывает. Призрачная фигура в лохмотьях, араб, худой, маленький, облепленный пылью и грязью, волосы спутаны, глаза выпучены, как бывает при Базедовой болезни. По словам бармена, он выглядел как отшельник из какой-нибудь пУстыни. Казался сумасшедшим, царапал воздух и издавал странные хрипы, как будто задыхался. Армянин заказал кофе, и оба сели в углу.»; - 4-ая глава: « Два ряда массивных идеальных белых зубов внезапной улыбкой мелькнули на его лице.»
* - Buber — Мартин Бубер (1878, Вена — 1965, Иерусалим) — еврейский экзистенциальный философ, теоретик сионизма, близкий к иудейскому религиозному анархизму - см.энциклопедию, если интересно, а я понятия не имею что это значит. А, «семь раз был номинирован на Нобелевскую премию по литературе». О как.