Слово о полку Игореве. 2-я частЪ

                \\   Истории наХОДки. //
 
Рукопись «Слова» сохранилась только в одном списке, входившем в сборник
 древнерусских летописей, принадлежавший одному из наиболее известных
        и удачливых коллекционеров памятников русских древностей
                графу Алексею Мусину-Пушкину.

 Со слов самого Мусина-Пушкина, он приобрёл рукопись у бывшего настоятеля
упразднённого к тому времени Спасо-Преображенского монастыря в Ярославле
       архимандрита Иоиля (Быковского) в конце 1780-х годов.

Однако эта версия, долгое время считавшаяся общепринятой,
   была опровергнута в исследованиях 1990-х годов !

Согласно последним исследованиям, более вероятной считается версия о том,
   что Мусин-Пушкин, будучи обер-прокурором Синода, получил сборник,
 содержавший «Слово», из библиотеки Кирилло-Белозерского монастыря
                зимой 1791—1792 года и присвоил его.  (..??!!..)

Единственный известный науке средневековый список «Слова»,
   хранившийся во дворце Мусина-Пушкина на Разгуляе,
       сгорел в огне московского пожара 1812 года,
что дало повод сомневаться в подлинности произведения.

Первое печатное известие об открытии «Слова» появилось за границей,
    в гамбургском журнале «Spectateur du Nord» 1797 год (октябрь).

  «Два года тому назад, — писал анонимный автор статьи из России,
часто отождествляемый с Н. М. Карамзиным — открыли в наших архивах
       отрывок поэмы под названием: „Песнь Игоревых воинов“,
       которую можно сравнить с лучшими Оссиановскими поэмами».

В «Историческом содержании песни», составляющем предисловие к изданию
        1800 года, повторены почти те же самые выражения.
Первое издание 1800 года появилось без всяких указаний на лиц, трудившихся
 над чтением памятника, над его переводом, его подстрочными объяснениями,
            преимущественно с исторической стороны,
          на основании «Российской истории» Татищева.

Только на стр. VII предисловия, в примечании, замечено между прочим:
          «Подлинная рукопись, по своему почерку весьма древняя,
  принадлежит издателю сего (гр. Алексею Ивановичу Мусину-Пушкину),
который, чрез старания и просьбы к знающим достаточно российский язык,
 доводил чрез несколько лет приложенный перевод до желанной ясности,
      и ныне по убеждению приятелей решился издать оный на свет».

В состав Мусин-Пушкинского сборника, кроме «Слова», входил также ряд
            летописных текстов и литературных повестей,
в том числе одна из редакций древнерусского перевода византийского
            романа «Дигенис Акрит» («Девгениево деяние»).

           Состав этих текстов и сохранившиеся цитаты из них
    (преимущественно в «Истории государства Российского» Карамзина)
позволяют датировать создание рукописи XVI веком, причём переписчик включил
в неё, как это было обычно в таких сборниках, и ряд более древних сочинений,
в том числе и «Слово». Совпадение ряда орфографических и языковых признаков
    в «Слове» и в выписках из «Девгениева деяния» говорит о том,
         что над разными текстами работал один и тот же писец.

                \\    Источники текста  //

        Сохранилось два полных воспроизведения текста «Слова»
                по мусин-пушкинской рукописи:
1.
первое издание 1800 года, подготовленное Мусиным-Пушкиным, под заглавием:
«Ироическая песнь о походе на половцев удельного князя Новогорода-Северского
                Игоря Святославича» (М., 1800).
В конце книги приложены «Погрешности» и «Поколенная роспись российских
          великих и удельных князей в сей песни упоминаемых».

 Открыв памятник, гр. Мусин-Пушкин сообщил о нём знатокам палеографии —
Малиновскому, Бантыш-Каменскому и другим — и, разобрав его, составил свой
    собственный список, в который ввел разделение слов, предложений,
     заглавные буквы и пр. Этот список и лежал в основе издания.
2.
снятая для Екатерины II в 1795 копия «Слова» («Екатерининская копия»).
  Копия эта издана академиком Пекарским в 1864 г. и Симони, в более
 качественном виде, в 1889 году, в «Древностях и Трудах Московского
                археологического общества», XIII т.

       Кроме этого, сохранились также выписки из погибшей рукописи,
сделанные А. Ф. Малиновским и Н. М. Карамзиным, с замечаниями о некоторых
других чтениях оригинала сравнительно с текстом, приготовленным для издания
1800 г. (так называемые бумаги Малиновского, отчасти описанные Е.В. Барсовым
в его труде о Слове о Полку Игореве; другой перевод, с заметками по рукописи
 Императорской публичной библиотеки, описан в «Отчёте Импер. Публ. Библ.,
              за 1889 г.», СПб., 1893 г., стр. 143—144).

Р. О. Якобсон указывал на то, что выписки Малиновского и Карамзина имеют
  лишь небольшое значение для реконструкции «мусин-пушкинской» рукописи.

Значение имеет также выполненный для императрицы Екатерины ранний перевод
           «Слова», так как он делался не с вышеупомянутой копии.
Известны поддельные списки «Слова», изготовленные известным фальсификатором
  древних рукописей Антоном Бардиным, жившим в первой половине XIX вЕка.
 
                \\  Особенности утраченной рукописи //

После потери единственной рукописи «Слова о полку Игореве» явились сообщения
             о его особенностях со слов владельца и других очевидцев.
Свидетельства эти противоречивы, так как никто не позаботился скопировать
образчик письма рукописи, описать её особенности. Считается вполне надёжно
         установленным, что рукопись «Слова» относилась к XVI веку
           (орфография отражает второе южнославянское влияние),
   писана была скорописью без разделения слов, с надстрочными буквами,
   скорее всего, вообще без буквы i, без различия и и й (привнесённого
     издателями) и не свободна была от описок, ошибок, а может быть,
        и от пропусков или от изменения первоначальных выражений:
такова судьба всех позднейших списков древнерусских памятников литературы.

Кроме того, дополнительные мелкие искажения в тексте, несомненно,
невольно внесли и первые издатели, как показывает весь опыт издания
в XVIII-начале XIX вв. сохранившихся древнерусских рукописей.

Отсюда с самых первых пор изучения «Слова о полку Игореве» тянутся
в научной литературе опыты более\менее удачных прАвок текста «Слова».

В XIX веке лучшие из них сделаны Дубенским в 1844 году, Тихонравовым
в 1866—1888 гг., Огоновским в 1876 году, Потебнёй в 1878 г., Барсовым
                в 1887—1890 гг., Козловским в 1890 году.

 В XX веке наиболее подробные критические тексты «Слова» предлагали
      А. К. Югов, Р. О. Якобсон, Н. К. Гудзий, Н. А. Мещерский,
      издатели «Словаря-справочника „Слова о полку Игореве“»
и «Энциклопедии „Слова о полку Игореве“», сводный текст в 2004 году
 предложен (впрочем, без подробного комментария) и А. А. Зализняком.

                \\   Исторический сюжет "Слова"  //

 В выражениях «Слова…» изображаются не только события неудачного похода
            на половцев Новгород-Северского князя Игоря в 1185 году,
как об этом повествуется в летописях (в двух редакциях — южной и северной,
 по Ипатьевской летописи и по Лаврентьевской), но и припоминаются события
   из княжеских междоусобиц, походов и удачных битв с древнейших времён.

"Слово",- как бы народная история, народная эпопея в книжном изложении
писателя конца XII в. Ряд сюжетных поворотов в описании ниже основан
           на той или иной интерпретации «тёмных мест».

                \\  Вступление во "Слове.."   //
 
В начале автор «Слова…» несколько раз обращается к своим читателям
                и слушателям со словом «братиє», напр.:
«Почнємъ жє братиє повЪсть сию  отъ стараго владимєра до нынєшнЪго игорЪ».
Затем следуют предания о княжеских певцах и о Бояне, некоторые из которых
    находят параллели в Начальной летописи, а также о русских племенах,
     набранные из разных сказаний и песен; «стары; слов;са» — песни —
               противопоставляются былинам позднейшего времени.

Есть здесь и намёк на старинную соколиную охоту, и на певцов-музыкантов
с кифарами или гуслями: «Бо;нъ жє братиє нє і; соколовъ • на стадо лебед;и
п;щашє • нъ сво; в;щи; пръсты • на жива; стр;ны въскладаше • они жє сами
                кн;зємъ • слав; рокотах;».

Несомненно, что до «Слова о полку Игореве» существовали устные предания
     о походах князей и их единоборствах (вроде былин о богатырях),
      подобно тому как в «Слове» представляется Мстислав Храбрый,
           «ижє зар;за рєдєдю • прєдъ пълкы касожьскыми».

Эти предания захватывали события XI в., от старого Владимира Святославича
         (ок. 960—1015) до Всеслава Полоцкого (ок. 1029—1101).
Встречаются неясные воспоминания о Трояне (это может быть римский император
или языческое существо, упоминаемое в апокрифах, возможна связь этого имени
с Троей), отклики языческих преданий о Велесе — деде певцов, о Хорсе-солнце,
 о Даждьбоге — деде русичей, боге ветров Стрибоге, о Диве — злом духе,
                об оборотнях вроде Всеслава Полоцкого.

                \\   Поход Игоря  //   

  Игорь — глава полка (похода); его речи руководят северских князей —
«братию и дружину» (известная из древнерусских текстов формула обращения
                военачальника к отряду).

Игорь видит солнечное затмение 1 мая 1185 года и предчувствует неудачу;
      но отчаянные побуждения биться до смерти ободряют князя,
         и он «вступает в злат стремень». Поход начинается.

Неблагоприятные знамения преследуют полк Игорев. Весть о походе разносится
      далеко вглубь степей, к морю, к Сурожу, Корсуню и Тмутаракани.
Поэт говорит обо всем этом кратко, картинами: кликом Дива в стягах полков,
    мраком ночи, воем зверей и скрипом половецких телег, скрывающихся
от русичей. Одна только ночь отделяет выступление в поход от первой битвы,
   обрисованной одними успехами и отдыхом «Олгова храброго гнезда»,
          обогатившегося всякой добычей и задремавшего в поле.

С пятницы по воскресенье, как и в летописном подробном сказании Ипатьевской
летописи, следуют решительные битвы несчастного Игорева полка, окруженного
«въ пол; нєзнаем;» многочисленными половецкими полками. Единоборство князя
                Всеволода характеризует храбрость русских.

Как герой Илиады, он «посвечивает» своим золотым шлемом и громит мечом
     по «шєломамъ оварьскимъ» половцев. Для него не дороги ни раны,
  ни воспоминания о Чернигове, о красавице Глебовне, о своем «живот;»
     и о чести золотых столов княжеских. Таков Ярый Тур Всеволод.
Но храбрость его тщетна на Каяле-реке, под натиском всей земли половецкой.
 
                2 глава

Былые походы деда Игоря, Олега Святославича (которого он называет
«Гориславичем»), вызывают у автора «Слова…» самые тяжёлые, самые грустные
воспоминания: гибли князья, гибли люди в усобицах и княжеских «крамолах»,
раздавался звон мечей, носились тучи стрел и вились над полями вороны
и галки. Автор, созерцая св. Софию в Киеве, переносится мыслью к быстрой
Каяле, где третий день шумит и звенит оружие. Игорь поворачивает полки,
чтобы высвободить своего брата Всеволода; но уже полегли храбрые русичи
на её берегу. Описание действий полка Игорева заканчивается словами:
«ничить трава жалощамчи • а древо с(;) тугою къ земли преклонилось».

                \\  Золотое слово Святослава  //

Далее в «Слове» идут плачи по павшим, замечания о дальнейшем движении
пОловцев на русскую землю, воспоминания об усобицах и успокоение на киевском
великом князе Святославе Всеволодовиче. Автор «Слова» объясняет нынешние
печали, стоны Киева и напасти Чернигова неблагоразумием молодых князей,
их спорами за чужое, их крамолами. Контраст поразителен с недавней победой
великого князя Святослава над половцами в 1184 г.:
«наступи на землю Половецкую; притопта хлъми и яругы; взмути р;ки и озеры;
иссуши потоки и болота, а поганаго Кобяка изъ луку моря отъ жел;зныхъ
великихъ плъковъ Половецкихъ, яко вихръ выторже: и падеся Кобякъ въ град;
Кіев;, въ гридниц; Святъславли».

                \\  Место действия «Слова» переносится в Киев. //

 Иностранцы (немцы, венецианцы, греки и мораване) живо сочувствуют горю Святослава и несчастию Игоря. Следует «мутенъ сонъ» великого князя Святослава, объяснение его боярами и «золотое слово» Святослава.

Здесь, во сне Святослава, находится труднообъяснимое, испорченное место, каких ещё несколько встречается и далее. Снилось князю в «тереме златоверхом», что треснула балка над ним, закаркали вороны и понеслись
к морю с Оболони. А самого князя стали приготовлять к погребению: одели «чръною паполомою, на кроваты тисов;», стали оплакивать «синим вином
с трутом смешанным», стали сыпать крупный жемчуг — слёзы на лоно.

И сказали бояре князю: «горе твое от того, что два сокола слетели
с золотого стола отцовского; соколов захватили в железные путины
            и подрезали им крылья саблями поганых».

   Четыре князя попали в плен: Игорь, Всеволод, Святослав Ольгович
и Владимир Игоревич. Речь бояр переходит в образный, картинный плач:
«тьма свет покрыла, снесеся хула на хвалу, тресну нужда на волю,
уже врежеса дивь на землю, Готския девы въспеша на брезе синему морю,
звоня Рускымъ златомъ». Тогда великий князь Святослав изрекает своё
«золотое слово», упрекая Игоря и Всеволода за излишнюю самонадеянность.
И встал бы великий князь за обиду за своё гнездо; но он уже знает,
      как стонет под саблями половецкими Владимир Глебович…

                \\  Обращение к князьям  //

Не то Святослав, не то автор «Слова о полку Игореве» призывает сильнейших
князей современной ему Руси: великого князя Всеволода и зависимых от него
рязанских Глебовичей, затем Ростиславичей, Рюрика и Давыда, могущественного
     Ярослава Осмомысла Галицкого и знаменитого Романа с Мстиславом.
Автор ещё раз с горем вспоминает Игоря и снова призывает потомков Ярослава
Мудрого и племя Всеслава, останавливаясь всего более на этом герое песен
Бояна. Все они — опытные военачальники: Ярослав Черниговский с союзными
степняками «кликом» врагов побеждает; Всеволод вёслами может расплескать
Волгу, а Дон вычерпать шлемами; Рюрику и Давыду автор напоминает о тяжёлом
поражении от половцев; Ярослав Осмомысл со своими железными полками успешно
     оберегает юго-западные рубежи Руси, вмешивается в киевские дела,
   борется со степняками; Роман и Мстислав страшны для литвы и половцев.
 
    Далее от упоминания полоцких князей, потомков Всеслава Вещего,
автор переходит к фигуре их предка. Фигура полоцкого князя Всеслава
   обрисовывается в его действиях по отношению к Киеву и Новгороду.

В Киеве Всеслав слышит звон колоколов св. Софии; вспоминается какая-то крепкая связь со старым Владимиром, когда княжеский род ещё был единым. Все исчерпано автором «Слова…» для призыва к отмщению обиды Игоря — и, наконец, следует его возвращение. Пребывание его в плену совершенно оставлено в стороне. Ни слова нет о других пленных князьях, о действиях половцев и великого князя киевского. Игорь остается главным действующим лицом, со своей женой, которая предчувствует его возвращение, оплакивая, по дошедшей до неё вести, поражение полка и раны мужа.

                3  глава.  \\  Плач Ярославны  //

 Плач Ярославны считается одним из самых поэтических мотивов «Слова…».
         На городском забрале в Путивле Ярославна рано плачет:
«полечю зегзицею (кукушкою) по Дунаю, омочу бебрян (шелковый) рукав в Каяле,
                утру князю кровавые его раны».

Она обращается к ветру, к Днепру-Славутичу, к светлому-пресветлому солнцу.
  Ветер развеял её радость по ковылю, Днепр может только нести её слёзы
     до моря, а солнце в поле безводном русичам жаждою луки стянуло
  (они бессильны натянуть лук), горем им колчаны со стрелами заткнуло.

                \\  Бегство Игоря из плена //

         Бог не оставляет праведника в руках грешников,
говорит летописное сказание об Игоре — а по «Слову о полку Игореве»,
   «Бог путь кажет Игореви из земли Половецкой в землю русскую».

     Автор "Слова" как будто сам пережил бегство из плена от степняков:
он помнит, с каким трепетом и ловкостью выбирался Игорь, под условный свист
     верного человека, с конём за рекой, как пробегал он степи,
   скрываясь и охотой добывая себе пищу, перебираясь по струям Дона.
 
  Автору «Слова» припоминается песня о безвременной смерти юноши князя
 Ростислава, брата Владимира Мономаха (событие, случившееся за 100 лет
 до похода Игоря): оплакивания погибших были как бы выдающимися песнями
  и сказаниями русского народа. Ездят Гзак с Кончаком на следу беглеца
и примиряются с бегством Игоря, как старого знакомого, который при случае
    явится близким человеком для степняков и по браку, и по языку,
                а иногда и по обычаям.

                4  глава

Но Игорь ближе всего к русской земле, что предчувствует Гзак.
Быстро переносит автор «Слова о полку Игореве» своего героя из степей
в Киев, на радость странам-городам. «Игорь едет по Боричеву (
ныне — ул. Боричев ток, рядом с более известным Андреевским спуском)
к святей Богородици Пирогощей (храм, находившийся на Подоле)».

       Заключительным словом к князьям, возможно, ещё пленным,
    и к погибшей дружине заканчивается «Слово о полку Игореве».

А. Д. Алфёров и А. Е. Грузинский считали, что слово «аминь» в конце текста

   «Слова о полку Игореве» добавлено позднейшим переписчиком. (..??)

                \\   Мифология «Слова»  //

Одной из особенностей Слова является обращение к славянской мифологии.
Боян называется внуком Велеса, князья — Даждьбога, а ветры — Стрибога.
 Упомянут Див, который кличет вверху дерева. Великим величается Хорс.
   Также есть упоминание о Карне и Желе, которые иногда считаются
             поэтическими олицетворениями тоски и печали.

                \\   География «Слова»  //

Русская земля противопоставляется Половецкой земле (на нижнем Днепре).
        Также упомянуты страны литвы, ятвягов, хинова и деремела.
Из городов упомянуты Киев, Курск, Корсунь, Переяславль, Полоцк, Путивль,
Сурож, Чернигов, Тмутаракань. Из рек упомянуты Волга, Двина, Днепр,
  Дон, Дунай, Каяла, в бассейне Днепра: Немига, Стугна, Рось, Сула.
                Из гор только горы Угорские. (венгЕрские ..??)

                \\   «Слово» в культуре Древней Руси  //

«Слово о полку Игореве» имеет много параллелей в литературе Древней Руси
и народной словесности. В летописях встречаются соответствующие выражения,
       как и в переводных славяно-русских повестях, хрониках и т\д..

С русской народной словесностью «Слово о полку Игореве» имеет много общего,
начиная с внешних средств выражения (эпитетов, сравнений, параллелизма..)
до образов природы, снотолкований, причитаний, запевов, заключений,
изображения смерти и пр. В сюжетном отношении, вплоть до многих конкретных
деталей, к «Слову» очень близок созданный примерно в одно время с ним
рассказ Ипатьевской летописи о походе Игоря,- .. и дискуссионно.

Вместе с тем «Слово о полку Игореве» как целое, с его сложной поэтической
символикой, смелыми политическими призывами к князьям, языческой
образностью, пёстрой композицией, необычным бессоюзным синтаксисом
в значительной степени стоит особняком в древнерусской литературе
и книжности, если не считать подражание XV века — «Задонщину»,
включающую в себя мозаику из огромного количества заимствованных пассажей
«Слова» (но и в ней, например, нет имён языческих богов).

Исследователи обычно сближают «Слово» со светской «княжеской» культурой
ранней Руси, следы которой немногочисленны (в литературе к ней можно
отчасти отнести Моление Даниила Заточника), с фольклором, с европейской
скальдической литературой. Иногда предполагают, что «Слово» — случайно
уцелевший осколок большой традиции, в которой существовало много подобных
      произведений (ср. упоминаемое в нём творчество Бояна).

                5  глава

Следы отдельных мотивов «Слова о полку Игореве» (Буй-тур Всеволод как лучник, Роман и Мстислав, вступающие «в злата стремени») ряд исследователей видит в знаменитых миниатюрах Радзивилловской летописи (XV век, но в основе миниатюры представляют собой копии более ранних иллюстраций).

Существенно, что отмеченные мотивы отсутствуют в тексте как самой Радзивилловской летописи, так и, например, Ипатьевской, содержащей очень подробную повесть о походе Игоря.

Помимо «Задонщины» (текста северо-восточного происхождения) и других
памятников куликовского цикла, где также есть близкие к «Слову» обороты
(Сказание о Мамаевом побоище, летописные повести о Куликовской битве),
следом знакомства древнерусских книжников последующих веков со «Словом»
является несколько изменённая цитата из него в приписке писца Домида
в Псковском «Апостоле» 1307 года: При сих князех сеяшется и ростяше
усобицами, гыняше жизнь наша, въ князех которы, и веци скоротишася человеком
(«Слово»: Тогда при Олз; Гориславличи с;яшется и растяшеть усобицами,
погибашеть жизнь Даждь-Божа внука, въ княжихъ крамолахъ вЪци человЪкомь
                скратишась)..

Возможно, именно список, находившийся в начале XIV века во псковском Пантелеймоновом монастыре, два века спустя послужил протографом для Мусин-Пушкинской рукописи: в дошедшем до нас тексте филологи выделяют псковские диалектные черты. Переписчик Мусин-Пушкинской рукописи (как и авторы и редакторы «Задонщины») уже многого не понимали в «Слове» и вносили в текст разного рода искажения. В целом можно сказать, что «Слово о полку Игореве» оставалось относительно мало известным текстом для позднего русского Средневековья, что было связано с его жанровой и содержательной необычностью. Некоторый всплеск интереса к нему был связан с Куликовской битвой и желанием воспеть исторический «реванш» Руси над кочевниками, поражение от которых изображено в «Слове».

                \\   Оценки   //

Известный российский историк С. О. Шмидт, говоря о «Слове о полку Игореве»,
 отмечает, что следует особо указать и на то, что едва ли можно назвать
  другой памятник отечественной литературы (во всяком случае до времени
творчества Л. Н. Толстого и Ф. М. Достоевского), в изучение которого внесли
бы такой серьёзный вклад и иностранные учёные (это чётко прослеживается
            по «Энциклопедии „Слова о полку Игореве“»).
А это имело немалое значение вообще для закрепления интереса к истории
и культуре России в зарубежной научной литературе и в общественном мнении.

          \\  Вопросы территориального происхождения и авторства  //

«Слово о полку Игореве» имеет предположительно южнорусское происхождение,
возможно, даже киевское. Подобные предположения вытекают из заключения
«Слова», из восторженного отношения автора к великому князю киевскому
Святославу, из любви к Киеву, к его горам. Поэтические описания природы
  степей у Дона и Донца (современные Северский Донец и Уды) создают
       впечатления о близком знакомстве автора с этими местами.

Текст «Слова» говорит также о том, что автор хорошо знаком не только
       с Киевом, но и с другими русскими землями — княжествами.
На протяжении всех двух веков со времени публикации «Слова» выдвигаются
гипотезы о том, кто (конкретное лицо или круг лиц) мог бы быть его автором.
Практически все известные по летописи деятели конца XII века назывались
                в качестве возможных кандидатур.

 В СССР со своими версиями выступали не только филологи и историки,
но также и многочисленные любители (писатели, такие как Алексей Югов,
        Олжас Сулейменов или Игорь Кобзев и популяризаторы).

«Слово» — слишком необычный и сложный текст, чтобы по нему можно было
уверенно судить о тех или иных свойствах его автора или сравнивать его
с другими текстами той эпохи. Одни исследователи считали, что тон обращений
автора к князьям указывают на то, что он сам был князем или членом княжеской
     фамилии (в частности, назывались имена самого Игоря, Ярославны,
Владимира Игоревича и ряда других князей, включая крайне малоизвестных);
другие, напротив, утверждали, что князь не мог называть князя «господином».

                6 глава   

По-разному оценивались и политические симпатии автора (одни считают,
    что он воспевает Игоря и принадлежит к его черниговскому клану,
другие — что он осуждает его авантюру и симпатизирует потомкам Мономаха),
и его территориальное происхождение (псковские черты в языке «Слова»,
    скорее всего, говорят не об авторе, а о переписчике XV века).

Выдвигалась версия, что часть текста написана №-автором, другая часть,—
иным. Особую линию рассуждений на эту тему составляют попытки поиска прямо
          названного или «зашифрованного» имени автора в тексте,
    вычленение акростихов (так как первоначальная рукопись утрачена,
                такие реконструкции крайне уязвимы).

Исследователь «Слова» А. Ю. Чернов выдвинул гипотезу об авторстве князя
                Владимира Святославича.
Существует версия исследователя Юрия Сбитнева о том, что автором летописи
 является дочь князя Святослава Всеволодовича, которую звали Болеслава.

   Филолог Н. В. Водовозов и писатель А. К. Югов считали, что автором
     «Слова...» был певец Митуса, упомянутый в Галицкой летописи,
однако исследователи (Н. П. Сидоров, Б. А. Рыбаков, Д. С. Лихачёв и другие
     отметили слабость аргументов и не поддержали эту версию.

В 1967 году Н. В. Шарлемань выступил с докладом, в котором попытался
доказать, что авторство «Слова о полку Игореве» принадлежит самому
Игорю. Эта гипотеза в 1978 году была поддержана поэтом И. И. Кобзевым.

Эта гипотеза была развита В. А. Чивилихиным, который опубликовал
             в 1983—1984 году романе-эссе «Память».

Однако данная гипотеза в настоящее время не принимается научным миром,
         поскольку она противоречит как тексту «Слова…»,
         так и самой специфике древнерусской литературы.

Высказывалось ошибочное предположение об авторстве Кирилла Туровского,
 не нашедшее поддержки у историков, так как Туровский умер (1182 г.)
      раньше самого похода (1185 г.) и написания произведения.

При известном на сегодня корпусе источников установить имя автора «
            Слова» не представляется возможным...

                7 глава.  \\ Гипотеза академика Б. А. Рыбакова //

Б. А. Рыбаков, атрибутировав бо;льшую часть Киевской летописи XII века
(известной в составе Ипатьевского списка) фигурирующему в ней киевскому
боярину Петру Бориславичу и учитывая давно известные лингвистам
нетривиальные сходства между Киевской летописью и «Словом о полку Игореве»,
           допустил, что «Слово» написал тоже он.

Эту гипотезу он подкрепил анализом политической концепции обоих текстов.
Однако атрибуция летописания указанного периода боярину Петру сама по себе
гипотетична, а сходства между произведениями светской «княжеской» культуры
      одного времени не обязательно говорят о едином авторстве.

  Гипотеза о Петре Бориславиче как об авторе «Слова о полку Игореве»
    представляет собой, по существу, соединение двух гипотез:
во-первых, допущение, что боярину Петру Бориславичу, упоминаемому
     в киевской летописи под 1152—1153 и 1168—1169 годами,
     принадлежит значительная часть летописи за XII век;
а во-вторых, что ему же, киевскому тысяцкому, принадлежит и авторство
                «Слова о полку Игореве»..!
 
Гипотеза получила поддержку со стороны лингвистов: в 1976 году появилась
       статья В. Ю. Франчук «Мог ли Пётр Бориславич создать
       „Слово о полку Игореве“?». Ответ был утвердительным.

В 1978 году О. В. Творогов в подробном обзоре литературы о «Слове»
                также дал положительный ответ !
 
  Эта гипотеза отличается от других тем неоспоримым преимуществом,
  что в этом случае имеется возможность сравнить реальные тексты, —
текст «Слова» с текстом летописных статей, автором которых считается
Пётр Бориславич, то есть можно судить о сходстве политической ориентации
          и мировоззренческих позиций авторов обоих произведений,
а также о литературных приёмах и языковой манере летописца и на основании
такого сравнения решать вопрос о вероятности тождества его с автором
                «Слова о полку Игореве».
     Поддержал гипотезу Б. А. Рыбакова и академик Д. С. Лихачёв.

                8 глава  /\  Скептическая точка зрения на «Слово» /\

Уже в первые десятилетия после публикации памятника многие критики в духе
    скептической школы российской историографии (М. Т. Каченовский,
   О. И. Сенковский и др.) высказывали сомнения в его подлинности
   (то есть в том, что это аутентичное древнерусское произведение,
                а не мистификация XVIII века).

  В этот период среди защитников его подлинности был, в частности,
  А. С. Пушкин, незадолго до смерти работавший над статьёй о «Слове».
После публикации в середине XIX века «Задонщины» — сохранившегося в шести
  списках произведения XV века, несомненно связанного со «Словом»
           ( вплоть до заимствования целых пассажей ), —
     пОдлинность «Слова» долгое время никем не оспаривалась.

Однако в конце XIX века (под влиянием разоблачения «древнечЕшских»
    мистификаций Вацлава Ганки) французский славист Луи Леже,
а в 1920—1940-е годы Андре Мазон выдвинули новые скептические гипотезы
относительно происхождения «Слова». По мнению Мазона и ряда других
          французских исследователей первой половины XX века,
«Слово о полку Игореве» было создано в конце XVIII века по образцу
«Задонщины», причём в качестве сюжета был использован пересказ событий
   XII века, сделанный В. Н. Татищевым по несохранившимся летописям.

Авторство текста А. Мазон приписывал А. И. Мусину-Пушкину, Н. Н. Бантышу-
   Каменскому или (в поздних работах) архимандриту Иоилю Быковскому.
Советский историк А. А. Зимин (работавший над проблемой в 1960-е—1970-е
годы) стал крупнейшим из российских авторов, поддержавших версию о «Слове»
                как о поддельном сочинении.
    Зимин считал его автором архимандрита Иоиля (Быковского).

  В условиях советского времени, когда открытая дискуссия вокруг данной
  проблемы была невозможна, версия подлинности «Слова» пользовалась
официальной поддержкой, а возражения Мазону и Зимину нередко сопровождались
   идеологическими нападками. Разгромное обсуждение книги Зимина,
   отмечает академик Андрей Зализняк, немало способствовало тому,
  чтобы поддержать в кругах российской интеллигенции представление,
                что речь идёт именно о подделке.
     Полностью основной труд Зимина издан только в 2006 году.
 
К 1970-м—1990-м годам относятся выступления ряда немецких и австрийских
  филологов-скептиков (К. Троста, М. Хендлера, Р. Айтцетмюллера),
          которые допускали авторство Н. М. Карамзина.

                9 глава

В 2003 году ещё одну версию выдвинул американский славист Эдвард Кинан:
  по его мнению, «Слово» сочинено чешским филологом и просветителем
                Йозефом Добровским.

Дискуссия о «Слове» как подделке XVIII века стала исключительно полезным
                стимулом в деле исследования памятника.

Особую точку зрения выдвинул Лев Гумилёв, не отрицавший «гениальность
и древность поэмы», но предположивший, что «Слово» — иносказательное
сочинение, созданное в XIII веке (в 1249—1252 годах), и в нём под видом
половцев изображены монголы, а под видом Игоря и русских князей конца XII
     века — Александр Невский, Даниил Галицкий и их современники.

   Версия Гумилёва опирается, в свою очередь, на его концепции событий,
происходивших на Руси и в Орде в XIII веке, которые не получили признания
  среди историков. Концепцию истории «Слова», предлагаемую Гумилёвым,
          критиковали Б. А. Рыбаков и Я. С. Лурье.

Скептикам неоднократно возражали как историки, так и литературоведы,
   однако наиболее убедительные аргументы в пользу подлинности
          «Слова о полку Игореве» исходят от лингвистов.

Р. О. Якобсон подробно опроверг все основные положения работ Мазона 1948г.,
  доказав полное соответствие языковых черт «Слова» версии о подлинном
памятнике XII века, погибшая рукопись которого была списком XV—XVI веков;
  в своей работе Якобсон привлёк, помимо лингвистических доказательств,
  также большой объём литературных параллелей и анализ поэтики «Слова».

                10  глава.
           //  Текст «Слова» с точки зрения современной лингвистики \\

В 2004 году известный лингвист Андрей Анатольевич Зализняк, крупнейший
      специалист по языку берестяных грамот, опубликовал монографию,
где подробно рассмотрел лингвистические аргументы за и против подлинности
«Слова». Он представил следующие доказательства подлинности произведения:
1.
Порядка 50 меняющихся во времени параметров русского языка с установленными
 границами изменений по достоверно датированным источникам указывают,
что «Слово о полку Игореве» было написано в XII веке и переписано
в XV—XVI веках. В произведении нет ни одного нарушения, поэтому даже если
      оно подделано, то только профессиональным лингвистом.
        Некоторые такие законы описаны в следующем разделе.
2.
Однако часть таких законов изменений языка стала известна лингвистам только
200 лет спустя, поэтому фактически фальсификатор должен был в одиночку
проделать работу тысяч учёных в исследовании языка за два века и ему должны
были быть доступны для исследования тексты, которые ещё не были открыты
        в его время (в первую очередь, берестяные грамоты).
3.
Зализняк также рассматривает вопрос «интуитивного имитатора» и возможность
 его «интуитивно» воспроизводить древний текст после длительного чтения
     аналогов. Однако в случае имитаций неизбежна хотя бы одна ошибка
лингвистического толка с учетом подражания неродному языку, но тем не менее
ни одной лингвистической ошибки «Слово о полку Игореве» не содержит, пусть
и с учётом вновь открываемых текстов и  открываемых лингвистических правил.
    Все известные науке подражатели текстам делают ещё больше внешне
незаметных, но грубых лингвистических ошибок, нежели профессиональный
                лингвист, подделывающий текст.
4.
А. А. Зализняк отмечает, что почти невероятно, что учёный, проделавший даже
часть таких лингвистических открытий, не захотел бы ими поделиться в научных
           трудах и не стал бы сразу же ими знаменит и известен.
Однако работ лингвистов, опережАющих настолько своё время, неизвестно.

А. А. Зализняк отмечает, что за 200 лет ни один из серьёзных лингвистов
не подвергал сомнению подлинность «Слова», и обычно это делали историки или
литераторы, не имеющие столь жёстких объективных критериев, как лингвисты,
 располагающие сотнями законов языка и знанием об их развитии во времени.

Дополняя и уточняя наблюдения Р. О. Якобсона, Андрей Зализняк доказывает,
   что характер употребления так называемых энклитик в тексте «Слова»
соответствуют параметрам «некнижных» текстов XII века, ориентирующихся
на живую речь (это ранние берестяные грамоты и фрагменты Киевской летописи
     по Ипатьевскому списку, содержащие прямую речь действующих лиц).
5
     Знаний о лингвистических параметрах этих текстов у предполагаемых
фальсификаторов XVIII века заведомо не было. Аналогичные наблюдения были
  сделаны исследователем и над другими компонентами грамматики «Слова».

 Зализняк заново рассмотрел проблему соотношения текста «Слова» и списков
  «Задонщины»; было показано, что целый ряд лингвистических параметров
    демонстрирует зависимость «Задонщины» от «Слова», но не наоборот
 (частотность союзов в различных частях текста, поновления грамматики,
искажения и перетасовки ряда пассажей, наиболее естественно выглядящих
                в контексте «Слова»).
6
Современные исследователи (О. Б. Страхова, В. М. Живов) показали также,
что сведения о древней славянской грамматике, изложенные в сочинениях
Йозефа Добровского, отличаются от фактов грамматики «Слова»; следовательно,
кандидатура чешского лингвиста на роль создателя «Слова» никак не подходит.

Возможность знакомства Добровского со всеми древнерусскими источниками,
 необходимыми для фальсификации «Слова» (и Мусин-Пушкинского сборника
     с его текстом; по Кинану, этого сборника не существовало)
                также признана фактически невероятной.

 В 2014 году идею А. Ю. Чернова о синкретической полиритмии «Слова»
после расстановки ударений подтвердил (с существенной трансформацией
        и многими уточнениями) лингвист С. Н. Николаев.

                11 глава
                \\ «Слово» в переводах Нового времени //

Существует несколько сотен переводов «Слова о полку Игореве» на различные
   языки (многие представлены на сайте «Параллельный корпус переводов
                „Слова о полку Игореве“»).

    В русской культуре сложилась особая традиция перевода «Слова».
В числе переводчиков «Слова» на современный русский язык ряд крупных
   русских поэтов — В. А. Жуковский, А. Ф. Вельтман, А. Н. Майков,
      К. Д. Бальмонт, Н. А. Заболоцкий, Е. А. Евтушенко.

      В. В. Набоков перевёл «Слово» на английский язык !!!
 
Крупные деятели национальных литератур есть также и среди переводчиков
«Слова» на другие языки: на украинский — Иван Франко, на белорусский —
Янка Купала, на польский — Юлиан Тувим, Анджей Сарва, на французский —
Филипп Супо, на монгольский — Цэндийн Дамдинсурэн, на немецкий — Райнер
Мария Рильке, на иврит — Арье Став, на казахский — Берхаир Аманшин и др.
 
   Известные переводы «Слова» на русский язык принадлежат таким крупным
  филологам-исследователям памятника, как Р. О. Якобсон, Д. С. Лихачёв,
О. В. Творогов. В 1850 году Мей Л. А. выполнил перевод «Слова» в былинном
               стиле с некоторыми отступлениями от оригинала.
 
                12 глава
                \\ "Слово" в 20-м веке не ослабЕло !!!  //

В 1977 году в киевском издательстве «Днипро» вышло двухтомное подарочное
       издание «Слова» на чётырёх языках: древнерусском, украинском,
                русском и белорусском.
     «Слово о полку Игореве» в русской музыкальной культуре !!
«Слово о полку Игореве» легло в основу известной оперы А. П. Бородина
 «Князь Игорь», балета Б. И. Тищенко «Ярославна», Четвёртой симфонии
              «Слово о полку Игореве» О. Г. Янченко.

Сюжет «Слова» использован в тексте альбома этно-группы ВеданЪ КолодЪ —
   «Слово о полку Игореве», записанного совместно с профессором
    Литературного института им. Горького Л. И. Скворцовым.

Также в композиции «Ночь Оборотня» группы Возвращение используется
        фрагмент «Плача Ярославны» на языке оригинала.

  В сольном альбоме Ясно! (2012) Влади из рэп-группы «Каста»
   есть композиция «Слово о полку Игореве (1187—2012 гг.)».
Три песни в альбоме «Мотыльки» Леонида Фёдорова основаны
                на отрывках из «Слова».


@@~~~~~~~~>      {{{{{{{{{{{{{ ^^*^^  }}}}}}}}}}}}}}
               * БоевОй ДонбАсс – Боевая ГОРловка – НовоРУСЬ *
@@~~~~~~~~~~~~~>       * ДНР – НовоРОСсия *
П\с – 1:
И где же в Слове о полку Игореве, -.. Укрсь?! -
прозаические миниатюры, 18.02.2019 15:49
http://www.stihi.ru/2019/02/18/6258

Слово о полку Игореве. 2-я частЪ - прозаические миниатюры, 18.02.2019 16:04
http://www.stihi.ru/2019/02/18/6417