В деревню

В деревню


В конце прошлой зимы, по заданию редакции, ездил в глухую деревню брать интервью у одного талантливого школьника. Пришлось ехать: оказия подвернулась, вернее, две оказии. Дел-то: приехать, взять интервью, сфоткать все что есть и вернуться. Конечно, можно по скайпу или еще как, но парень прогремел на всю страну: уж очень хорошо рисует. Его работы отметили на престижном европейском конкурсе. Получил диплом, денежный приз и много еще чего, а картины поплыли за океан на другой конкурс, еще престижнее. Целый день все новостные каналы освещали это событие, а о самом юном художнике только несколько слов и фото из иностранного журнала. Зато говорили о многочисленных самородках, которыми не оскудеет земля наша и полгода назад кому-то во Франции тоже что-то вручали.

Как же так получилось, что в заброшенной деревне вырос художник? Рисовать же надо учиться, там, в художественную школу ходить. В общем, стали собирать информацию. Серега из редакции вспомнил приятеля у которого недалеко от этой деревни живут родственники. Приятель поведал: оказывается, семья юного дарования переехала в деревню пять лет назад и не откуда-нибудь, а из Москвы. Сам глава семьи, по словам приятеля, нормальный мужик, какой-то элитный художник-дизайнер. Сделал в столице неплохую карьеру, заработал денег и что-то их на природу потянуло.

Ну, думаю, есть о чем написать. За вечер собрался и ранним утром мы с Юрой, тем самым приятелем нашего Сереги, выехали. Добираться до Моши, так называется деревушка, часов пять. Но Юра ехал не в саму Мошу, а должен высадить меня в соседней деревне, под названием Луговая. Дальше, уже с местным знакомым Юры, на снегоходе добираемся до Моши. Там дорога такая, что на снегоходе надежней, еще километров шесть. В это время Юра едет дальше по своим делам и на обратном пути забирает меня в Луговой. Вот такой план, такие вот оказии.

Едем, в машине тепло, я оделся с запасом: поездка на снегоходе предстоит. Тяжесть раннего пробуждения прошла. Снял верхнюю одежду — сразу легче стало, балагурим, настроение приподнятое: впереди интересный день. Часа через три останавливаемся у круглосуточной столовой, которая славится на весь район своими кушаньями. Здесь готовят в настоящей деревенской печке, которая топится дровами, из своего мяса, своей картошки и много из чего своего. Такое все нажористое, запах стоит.., пюре из настоящей картошки — объедение. И все это, как говорят, за сравнительно небольшие деньги. Настоящая натуральная еда, дожили. Эх, забытый вкус. Что же мы едим у себя в городе? Сплошные глутаматы. Гоню от себя эти мысли. Такая приятная усталость после душевной трапезы. Как хорошо, что я не за рулем. Едем, Юра молчит, я тоже помолчу, самое время. Откинул спинку кресла, глаза в горизонт, слегка прикрыты. На обратном пути надо опять заглянуть. Так не хочется никуда приезжать.

Перед нами открывает ворота высокий, сухощавый мужик лет под пятьдесят, в черной рабочей одежде и с большой белой заячьей шапкой на голове. 
— Зачем открываешь, Семеныч, я же уеду сейчас, — выходит из машины Юра.
— Дык, гости приехали, — улыбается тот.
— Вот знакомься, тот самый журналист, — Юра показывает на меня.
Мы пожимаем руки.
— Что делать знаете, через два часа встретимся, — Юра сдает назад и уезжает.
— «Буран» там стоит, за углом дома. Чай или кофе будешь? — интересуется хозяин.
— Спасибо, лучше сразу поедем. Неизвестно, сколько там времени на интервью останется. Надо еще фотографии сделать, а время ограниченно.
— Сейчас быстро доедем.
Про Семеныча Юра сказал, что тот простодушный добряк. На первый взгляд так оно и есть. Подходим, «Буран» весьма потрепанный, капот поднят. Семеныч в замешательстве смотрит на двигатель, потом садится на корточки, достает отвертку и, сомневаясь, подкручивает какой-то винт. Закрутив, сидит смотрит, подносит отвертку к винту, подумав, убирает, опять смотрит. Не хочется торопить, хоть узнаю что-нибудь:   
— Семеныч, про москвичей что-нибудь слышал?
— Как не слышал? Дык, они же здесь рядом живут, я же их с самого приезда знаю. Андрюхе помогал когда строился. Все ему помогали, дом большой, как коттедж.   
— Андрюха — это хозяин?
— Ага, жена Света и сын Кирилл.
— Да, а чем они вообще занимаются, чем зарабатывают?               
— А как-то по интернету, мне Андрюха говорил: поступают по интернету к нему заказы, он с ними работает и отдает обратно по интернету. Здорово, да?   
— Здорово, я бы сегодня тоже по интернету поработал, но стою здесь. А хозяйство какое у них?
— Да так, как у всех: дом, правда большой, кирпичный, не деревенский как у нас, гараж, летняя кухня. При гараже мастерская, еще есть баня, огород, машина — иномарка, джип. Но они не часто выезжают. Так, раз или два в неделю в райцентр за продуктами.
— Местные как к ним относятся?
— Дык, нормально, сначала с опаской: богатые ведь, стройку развернули, шум-гам, народу.., что дальше будет? А сейчас все привыкли. Там жилых осталось-то дворов десять. Он даже помогает, продуктов привезет или еще чего, нормально.
Семеныч закрывает капот, запускает двигатель, газует. В глазах мальчишеский азарт:
— Вот и проверим, как он гоняет.
— Он не новый?
— Да, купил по случаю, садись.
Усаживаюсь:
— Я готов.
Плавно трогаемся, Семеныч дает в разгон прямо во дворе и... глохнет двигатель. Я лицом  упираюсь в засаленную фуфайку.
— Приехали! — говорю.
— Как же это! Я его.., я.., его... Вот гад! Месяц меня уговаривал! Три года, говорит, отъездишь без проблем! Все что могло сломаться уже сломалось! Хорошо я гарантию выбил полгода, вот паразит! — канючит Семеныч, безуспешно пытаясь завести двигатель.
— Гад, видимо, это тот кто продал?
— Дык, брательник, гад, двоюродный паразит! — поднимает капот, обреченно смотрит. — Я же в этом не понимаю, никогда техники не имел. После армии купил мотоцикл «Минск», через неделю в реке утопил: с танцев ехали. Больше не заводился. И вот — брательник уговорил, мне бы он и не нужен. На охоту, там, или рыбалку с друзьями езжу, только на бензин сбрасываюсь и все, забот никаких. Ведь предупреждали меня, сейчас я его...
Достает телефон, с яростью давит на кнопки.
— Здорова, брательник! — язвительным тоном говорит Семеныч, — Тут это, «Буран» заглох, до ворот даже не доехали. Что? Нет, никуда не ездили. Что? Да это, выехать даже из ворот не смогли! Да, закрутил как ты советовал. Что, свечи выкрутить? Ну выкручу и что мне с ними делать? Ты же знаешь, я этом не разбираюсь ничего. Слушай, некогда сейчас ремонтировать, надо срочно человека в Мошу доставить, журналиста. Вот в субботу приезжай и выкручивай полгода как обещал или деньги возвращай.
Сует телефон в карман:
— Я с ним потом разберусь.
Семеныч замер как статуя, глядя на снегоход, руки в карманах. А время поджимает.
— Семеныч, а мне то как быть, там люди ждут?
— Ты в этом разбираешься? — кивает на «Буран».
— В качестве пассажира есть опыт небольшой. А что внутри — первый раз вижу.
— Так, на лошади поедем, на санях. Иди в дом попей кофе, все на столе, я сейчас. 
— Только быстрей, времени уже в обрез.
Настроение падает, целый день ехали и все зря. Все так удачно складывалось: и Юра подвернулся, и Семенычу в Мошу надо, заодно снегоход проверить. Но, как говорится, техника подвела, спасибо брательнику. Долго Семеныч там ходить будет? Сколько ехать на лошади, да еще на санях? На снегоходе быстро бы долетели. Стоит ли теперь вообще ехать? Ладно, как придет — там и решим. Налил себе кофе, свыкаюсь с мыслью о провале всей операции, так легче принимать удары судьбы. Огляделся, типичная холостяцкая берлога только в деревенском формате. Скромненько, все на своих местах и, чувствуется, живет здесь не алкаш. Разглядываю пожелтевшие фотографии в рамке на стене, как в старых фильмах., пью кофе. Сколько там, десять минут прошло! Выхожу во двор и вижу Семеныча, ведущего под уздцы рыжего коня, запряженного в сани.
— А мы успеем, сколько ехать? — спрашиваю.
— Ну, где-то полчаса или минут сорок.
Так, думаю, здесь провозились, еще добираться, потом назад. Юра, надеюсь, без меня не уедет. И задерживать парня не хочется, все-таки бесплатно прокатил.   
— Может, не будем рисковать, останемся? — говорю.
— Дык, что, зря что-ли ехали?
— Юру неудобно задерживать.
— Да подождет он! В доме посидит, я не закрою. Позвоним ему, ну, полчаса же подождет, если что?   
Ладно, думаю, интервью все-равно не успею взять, но это можно потом, хоть по телефону. А вот с людьми познакомится надо, поговорить. Так легче о них писать. Может, Кирилл станет великим художником, или известным. Конкурс то престижный был, мировой. Потом по старой памяти его проще будет на другое интервью уговорить, уже как с известным художником. Тогда надо договорится о нескольких встречах. Когда еще смогу сюда попасть? Скоро распутица, захотят ли они? Да, надо ехать.
— Поехали, — говорю, выбирая себе место.
— Вот сюда, где сена побольше.
— Чей конь то?
— Наш.
— Давай на максимальной скорости, надо обязательно с ними повидаться.
Ну, хоть этот не заглохнет. Жеребец тяговитый, вроде не крупный, а рванул с места так, я чуть из саней не выпал. «Только коня не загони, хватит с нас одного «Бурана», — крикнул кучеру. Да, шансы доехать приличные, даже неприлично высокие. Так, поздороваюсь, объясню ситуацию. Тем более, Семеныча они знают. После нащелкаю снимков сколько надо: и семью, и мастерскую юного художника, и дом, и огород, и всё, всё, всё.

Выехали на русло реки. Небо потемнело, повалил снег крупными хлопьями. Дорога  не дорога — не пойму, будто едем по следу гусеничного трактора. Вокруг красота: природа, ни людей, ни городского гула, только скрип саней, но он такой приятный — просто кайфуешь. Скоро Семеныч прерывает наслаждение.
— Что там у вас в городе, чем город живет? Я пятнадцать лет не был.
— Да так, — говорю, — стабильности нет.
— Во-во, я тоже, телевизор смотрю, там нигде стабильности нет, кроме Китая. Китай, говорят, скоро станет самой главной в мире, этой — сверхдержавой.
— Может быть, хотя, вряд ли.
— Дык, в телевизоре же говорят.
— Там еще говорят, что у нас в деревнях половина пришельцы живут, пощелкай каналами. Слушай, Семеныч, времени у нас мало, я тут встречу с москвичами планирую, как бы самое важное не упустить. На обратном пути поговорим, хорошо?
— Хорошо.
Я в таких дискуссиях уже много лет не участвую.

Уютно полулежу в санях на старом одеяле и снизу еще сено. Очень удобно, правда, спиной к движению, но ничего, экзотика. А ведь за такие покатушки сейчас люди деньги платят. Мне же вот так повезло: не праздности ради, но по делу. Буквально пью чистый воздух. На берегу реки, где небольшой склон, замечаю следы животного, небольшого: то ли собака, то ли лиса, а может, волк. Снег идет сильно, следы уже не разобрать. Я бы и так не разобрал, но уж очень вдруг стало интересно: водятся здесь волки или нет? Ну, думаю,  снегохода они бы точно испугались, да и скорость у него. А вот за лошадью... Лошадь ведь тоже устает. И пахнет как добыча за много километров. Помнится, в начале зимы в каких-то районах у нас волков отстреливали, но в каких — не помню. Накручиваю, конечно. Как-то раньше об этом и не задумывался, все время на машине. Озираюсь по сторонам, прислушиваюсь, вроде, вой. Не пойму с какой стороны, еще этот скрип. И ружья у Семеныча не видел, вот тебе и высокие шансы. Уже не до москвичей — вернуться бы. Ладно, если были прецеденты и явная угроза, Семеныч был бы в курсе. Мимо него бы не прошло. Эх, сам просил помолчать.
— Семеныч, а ты на охоту ходишь?
— Дык, конечно, мясо ведь надо.
— А на какого зверя?
— На лося, зайца, глухарь, тетерев, утки, ну, в сезон. Что попадется.
— Волки попадаются? — спрашиваю с усмешкой.
— Волков боишься? — тоже с усмешкой.
Видимо, все городские об этом спрашивают, глупо отпираться.
— Я тут следы видел, не пойму чьи.
— Я тоже — лиса это. Волков видели, но далеко, сюда не подходят. Добычи и в лесу хватает.
— Понятно.
Природа... Погода... Снежок падает... Едем, дышим.

— Тпру-у-у! Что за...? — Семеныч останавливает коня, вылетает из саней и бегом вперед.
Я подхожу следом и вижу: прямо по колее полынья, где-то три на четыре метра, четкий прямоугольник вдоль. Мелькнула догадка: трактор что-ли провалился? Жуткий холодок пробегает по телу. Толкаю Семеныча локтем:
— Что это?
Тот ошеломленно смотрит вокруг, бормочет:
— Снега навалило, не пойму. Тут разъезд раньше был. Спасся он или нет?
— Кто?
— Дык, Мишка. Это — тракторист. Так-то он не тракторист — трактор у него свой. Купил, когда всё распродавали в совхозе, вот кличка и прилипла. Один он ехал или нет?
— А давно это было, как думаешь?
— Ну, где-то за полчаса до вас я звук трактора слышал. Сразу понял: Мишка в Мошу направился, видимо, попросили. Но не видел: один он был или нет? Снег еще пошел.
— Если бы успел из трактора выпрыгнуть, то куда пошел, в Мошу?
— Нет, тут рядом хуторок, три дома стоят. Вон развилка дальше, видишь?
— Угу.
— Вот за леском они и есть. Здесь близко, метров триста-четыреста. Там раньше один дом был, семья жила, потом два сына женились и рядом дома поставили, хозяйство у них общее. Мишка туда бы пошел. Следы не могу разобрать, все засыпало. 
— Может, заглянем, удостоверимся? — говорю.
— Дык, я сам думал.
Садимся в сани, объезжаем по глубокому снегу полынью. На простой машине точно не объехать, только на вездеходе. Подъезжаем к ближайшему дому. Два здоровенных пса на цепи, увидев Семеныча приветливо залаяли. Быстрым шагом проходим через веранду. Открывается дверь, навстречу выходит высокая, пышнотелая женщина средних лет в домашнем пестром халате без рукавов.
— Здорово, Люда, — говорит Семеныч.
— Привет, Семеныч, а я то думаю, что собаки лают? Мои что-ли с охоты рано вернулись?
— Мишка-тракторист не заходил?
— Там он, у печи сидит, все о тракторе причитает. Хорошо, сам жив остался, проходите, не разувайтесь.
— Слава Богу! — Семеныч хватается за сердце.
В большой комнате, заставленной мебелью, рядом с печкой на табурете в бледно-голубой майке, длинной и широкой как сарафан и синих трусах, закрывающих колени, сидит небольшого роста плотный мужик с редкими мокрыми волосами на голове. Сгорбился, упершись локтями в колени, смотрит в центр Земли.
— Жив, курилка?! — широко улыбается Семеныч.
— Жив, только трактор — буль-буль, — не поднимая глаз говорит Мишка.
— Дык, вытащим весной, отремонтируем. Там же не глубоко.
— Да, отремонтируешь его — тут все менять надо.
— Один был?
— Один.
— Ладно, жив — и то хорошо, — все также улыбаясь, похлопал Мишку по плечу Семеныч. — Кстати, это журналист из города. Едем к москвичам за интервью, — с гордостью извещает всех.
— Здравствуйте, — говорю.
Мишка поднял на меня глаза и кивнул, я тоже.
— Здравствуйте, чаю попьете? — спрашивает Люда.
— Нет, спасибо, торопимся. Вот, полынью увидели, решили проверить, здесь Миша или нет.
— Здесь он, здесь. Я как раз из погреба с ведром картошки вылезала, как увидела — чуть обратно не скатилась: стоит, вода с него ручьем, весь мокрый, хорошо мороза нет — тогда бы точно переохлаждение. Но в скорую все-равно позвонила — должны подъехать, сказали, надо обследовать. Пусть обследуют, Мишка в шоке был, только перед вами соображать начал. Я ему белье мужа дала и одежду приготовила, чтоб в районную больницу ехать. Чуть великовато, но ничего, потерпит. Растереть спиртом хотела — не надо говорит. Выпить предлагала — тоже не хочет.
— А если гаишники в больницу приедут? — говорит Мишка.
— Откуда они узнают? — удивился Семеныч.
— От скорой, может быть.
— Тогда, может быть, — соглашается Семеныч. — Слушай, а как ты в воду то попал, выпрыгнуть не успел? У тебя же дверей нет.
— Да успел я, как нос стал уходить — я сразу, только поскользнулся когда прыгал и прямо на край полыньи — неудачно, и... вслед за трактором. Еле-еле, из последних сил на лед выполз. Полежал немного, отдышался и сразу бегом сюда. Повезло: Людка дома.
Мы втроем переглянулись, не сговариваясь помотали головой.
— А я как раз недавно подтопила, — Люда кивнула в сторону печи. — А еще думала: кинуть дров, не кинуть? Скоро фильм начнется, ну, думаю, подкину, чтоб спокойно смотреть. Вот ведь как.
— Людмила, а когда скорая приедет? — спрашиваю.
— Вроде, должны уже. Мне по телефону сказали бригада где-то в нашем районе, дескать, ждите.
— Они сюда проехать не смогут, там же полынья, — говорю.
— Как бы в полынью то не попали, — прикрывая рот рукой, прошептала Люда.
— Не, не попадут. — успокоил Семеныч. — Там прямая дорога — далеко видать.
— А в темноте? — спрашиваю.
— В темень, ну, если на снегоходе гнать и снег глаза залепит — то можно, — отрезал Семеныч.
— Надо как-то предупредить, — говорю.
— Да, — соглашается Семеныч, — но здесь ездят редко.
— Я сейчас Светке, в Мошу позвоню, а она пусть всем там, — говорит Люда.
— Дык, дальше все-равно тупик, только мошинские здесь ездят, они сами своих предупредят, — поясняет мне Семеныч.
— Ну хорошо, предупредят, — говорю. — Проехать то все-равно невозможно.
— Завтра мужики объезд пробьют, ничего, — успокоила Люда.
— Ладно, а со скорой то что делать? — говорю. — Может, мне к полынье пойти? Боюсь я, эти ребята любят быстро ездить.
— Мишка, — говорит Семеныч, — Тебе надо тоже собираться, сюда они не доедут. Или все вместе поедем, как думаешь? — поворачивается ко мне.
Я понимаю, что до юного художника нам сегодня не добраться. Вот тебе и неприлично высокие шансы. Все риски просчитать невозможно, ну, хоть обошлось.
— Поехали, — говорю, — Если скорой нет, поедем им навстречу, не оставлять же Мишу у полыньи — итак настрадался. Да и к москвичам уже не  успеем — времени нет. Приехать, сказать здрасьте и уехать?
— Как ты? — спрашивает друга Семеныч.
— Поехали.
Люда помогает одеться:
— Ну вот, обсох, шмотки свои потом заберешь. Езжай в больницу, пусть там все обследуют. Но, вроде, не долго мокрый то был.
— Спасибо тебе, Людмила, — тот опустил голову, шмыгнув носом, потер глаза. — Приняла как родного.
Люда на секунду оцепенела, посмотрела на него сверху вниз:
— Мы с тобой в одном классе учились, по школе деревянной бегали, чуть не разнесли, забыл что-ли?! Шагай, — незлобиво махнула рукой на выход. — Приняли его.
Все выходим на темный двор. Пока дружная компания остановилась погладить визжащих от радости собак, я, подсвечивая фонариком, вытащил из кучи пару длинных жердей.
— Вот-вот, эти, — сказала Люда, забирая фонарик. — Возьмите, киньте с обеих сторон проруби, чтоб издалека видно было.
 — Сделаем, — улыбается Семеныч. — Спасибо тебе за Мишку, привет семье!
— До свидания, — говорю.
— До свидания, чаю так и не попили.
— Может, в следующий раз.
Машины не было и, судя по следам, не приезжала. Обложили  полынью с двух сторон и поехали навстречу. Снегопад закончился и над нами открылось потрясающе звездное небо. «Ложись, — Миша показывает на сани, — наслаждайся пока едем. В городе такого не увидишь».

На полпути к деревне встретили скорую. Забрали они Мишку, а мы с Семенычем, уставшие, молча покатились на санях в Луговую. Задание редакции не выполнил, даже не расстраиваюсь. Как-то светло на душе, столько впечатлений. Вроде, геройских поступков не совершал, никого не спасал, но как-будто что-то такое было. Полынью обложили, всех предупредили, Мишка жив-здоров, может, напишу об этом, приукрашу где надо, посмотрим. Люди здесь хорошие, в городе сосед может в лицо улыбаться, а втихаря пакостить, не догадаешься. Здесь же все очень зависят друг от друга, и, понимая это, ценят дружбу. Москвичам из машины позвоню.   

Юра ждет у ворот.
— Почти не опоздали, — улыбается.
— Дык, у Мишки трактор под лед ушел, сам искупался, чуть не потонул, — говорит Семеныч.
— Да ты что! Где?
— Напротив хутора. Людка одна дома была, мужики то на охоте,
— Как так получилось?
— Юра, я все по дороге расскажу. — прерываю диалог. — И про «Буран», и про трактор, и про Мишку. Может, поедем?
— Чайку, кофейку на дорожку? — улыбается Семеныч.
Юра смотрит на меня.
— Нет, Семеныч, спасибо, нам еще полдня ехать. Слушай, говорят здесь рыбалка хорошая?
— Дык, ого-го, еще какая! Ты, главное, приезжай, будет тебе: и рыбалка, и охота. Это мы чужих не жалуем, а для своих: бери что найдешь.
Крепко пожали друг другу руки, как старые знакомые.
— Весной, когда снег растает, точно приеду.
— Пока, Семеныч, — кричит Юра, садясь в машину. — Спасибо за помощь.
В темноте растворились огни деревни.
— В столовку заедем? — спрашивает Юра.
— Обязательно.