Моё счастливое детство

Детство у меня было самое что ни на есть настоящее! Советское! Огонь, вода и медные трубы – это точно про меня.  А началось всё с рождения… УЗИ тогда не было, и пол будущего ребёнка родители определяли по форме живота да по тому, насколько изменилось лицо женщины. Считалось, что девочка всю красоту забирает. Моя мама была прекрасна и в беременности, а животик был аккуратненький, поэтому в семье все с нетерпением ждали мальчика, а Лена, моя старшая сестра, даже имя будущему братику придумала – Алёша! На улице в то лето стояла нестерпимая жара, дождей практически не было – мама уже устала, а долгожданный Алёша всё не появлялся на свет. По советам опытных рожениц мама пыталась ускорить этот процесс: поднимала тяжести, грелась в бане и даже прыгала с крылечка. Видимо, эти, для кого-то «железно» срабатывающие методы, мне не помогли, потому что я спокойно ждала своего часа!
Это было воскресенье. День выборов в Верховный Совет СССР. Так получилось, что первый свой «голос» я отдала в день своего рождения, хотя мама говорила, что это был не голос, а голосище!
Итак, я родилась в выходной день (хороший знак), в День голосования, и я была не мальчик…
Сестрёнка Лена, конечно, была разочарована, не хотела, чтобы меня привозили из роддома, а когда это всё-таки случилось, упрямо называла меня Алёшей, пока окончательно не убедилась в том, что волшебства уже не случится и в мальчика я никогда не превращусь.
Папа вынужден был смириться с тем, что у него две дочери и произнести фразу, вызвавшую уважение у всех знакомых и родственников (а в глубине души каждый жалел папу в этой ситауции, но вслух никто не произносил такое страшное по тем временам слово «бракодел»): «Теперь у меня три девчонки. Ну,  что ж, я доволен. Девчонки – это тоже хорошо».  Я потом часто ещё слышала эту заученную папой оправдательную фразу.
Но оказалось не так хорошо, а, вернее, совсем не хорошо, особенно для самого папы! Я орала каждый день и очень долго не могла успокоиться. Что мне нужно было, я не знаю. Может быть, вырабатывала голос, который мне позже пригодился в работе, может, пыталась установить свои правила…
Однажды даже перевернула коляску, в которой сама же и лежала, напугав и удивив всех, ведь я ещё даже ползать не умела. В общем, силы у всех были на исходе. Страдали  соседи, которым я не давала спать, страдала мама, не знающая, что со мной делать, страдала сестра, которой приходилось убегать из дома, чтобы только не слышать этот рёв, но больше всех, конечно, доставалось папе. Он с самого начала моего «голосования» был уверен, что я появилась на свет зря, и ночью, когда мама во время очередной моей истерики брала меня на руки и пыталась успокоить, говорил: «Брось её, Фая, она всё равно не выживет». А мама, слушая это, ещё крепче прижимала к себе.
Так я  орала, а папа не верил, что из меня получится нормальный ребёнок, что вообще я останусь живой и здоровой, поэтому всё чаще стал отлучаться из дома по своим делам, а дела у папы были важные, партийные, ведь он был одним из тех, кто должен был привести нашу страну к светлому будущему. Мама мечтала о всеобщем счастье, поэтому, не сопротивляясь, отпускала папу на партийные задания, а сама, понимая, что стране, ради которой папа и его соратники так стараются, нужны только здоровые и крепкие духом дети,  терпеливо переносила мои «идейные недовольства». Это длилось ровно полтора года. Вопреки папиным предсказаниям я всё-таки выжила!
О том, что из меня получилось, читайте в следующей истории…