Инстинкт Убийцы. Глава 4. 18

4.18
Было уже начало 4-го, а бар все никак не закрывался, хотя обычно уже ближе к 3-ём посетителей оставалось совсем мало, да и тех вежливо – а иногда и не совсем – просили удалиться и не мешать закрытию заведения. Сегодня же все шло по-другому, может быть, причиной тому послужила погода, согнавшая в бар необычно много народа, может, просто полнолуние разжигало в людях первобытную страсть к ночным гулянкам, но только и в два, и в три ночи народу в баре не убавлялось. Ушло всего несколько человек, а основная масса продолжала пить и веселиться, в набитом битком помещении стоял такой густой дым от тысяч выкуренных за этот долгий вечер сигарет, что официантки с трудом продвигались по залу, практически на ощупь отыскивая нужные им столики. Местная группа с экзотическим название «Крабы», не привыкшая работать так допоздна, вдрызг пьяная, орала какие-то уже совсем неузнаваемые песни со сцены у дальней стены, но никто и не пытался вслушиваться в музыку и тем более разбирать слова.
Тощий бармен сделал рекордную выручку, и это, пожалуй, единственное, что скрашивало сегодняшний буйный вечерок. Он метался от одного конца своей длинной стойки к другому с невероятной скоростью и все тем же кислым лицом, наливая и убирая стаканы и снова наполняя их. Проклятые выпивохи и не думали расходиться по домам, но и он не спешил выставлять их наружу – пока текут деньги, только совершенный дурак будет закручивать кран. Вот он и метался от одного конца стойки к другому, проклиная всех этих представителей пролетариата и радуясь каждому новой купюре, исчезающей с полированной поверхности в его карман. Вентиляторы на витринах, направленные ему в спину, чтобы хоть немного разогнать дым, совершенно не помогали, и тощий бармен, известный в узких кругах как Тошик, мечтал уже больше не о сверхприбыли, а хотя бы о глоточке свежего воздуха. Мало того, рев толпы и непонятное рычание под гитару начинали медленно, но верно сводить с ума. Еще немного, и я начну выгонять всех метлой, подумал он, наполняя очередной стакан и открывая миллионную, наверное, бутылку пива. Но проблема заключалась в том, что он все никак не мог начать, ведь деньги по-прежнему текли к нему неослабевающим потоком, а дураком на этот счет он никогда не был.
И вот, когда часы перевалили за 3.20, у него вдруг возникла блестящая идея – он не станет резко обрывать людям кайф, вместо этого он плавно сведет веселье на нет, при этом не перекрыв денежный кран, а медленно его закручивая.  Сделав знак второму бармену, Тоша выскользнул из-за стойки и начал продираться к сцене, расталкивая нетрезвых клиентов и иногда извиняясь, если задевал какого-нибудь очень уж большого посетителя. План был предельно простой, как и все гениальное, и позволял убить сразу двух зайцев – избавиться от адского шума и постепенно закрыть заведение. Добравшись наконец до сцены, Тоша поднялся по боковым ступенькам и пошел к лидеру группы, орущему что-то нечеловеческое в дико фонящий микрофон. Патлатый певец был настолько пьян, что сначала даже не узнал своего нанимателя и попытался скинуть его сто сцены, но Тошик не сдавался, явно не в первый раз уворачиваясь от татуированных лап местной звезды. После третьей попытки, лидер «Крабов» признал наконец в нем своего босса, перестал орать и прекратил попытки сбросить его со сцены. Яростно жестикулируя, бармен начал объяснять, что на сегодня рабочий день у группы закончился, и пора уходить со сцены. Собственно, это и был его гениальный план, нет музыки – если это вообще можно так назвать – нет веселья, следовательно, пора расходиться по домам. Певец понял его не сразу, а когда до него наконец дошло, ему с таким же трудом удалось донести сообщение до остальных членов своей группы. Сложнее всех пришлось с гитаристом, продолжавшим терзать гитару, даже когда все замолчали и начали собирать инструменты. Пришло применить самый простой язык – лидер группы, извергая маты также громко и ожесточенно, как и пел, просто выхватил у него гитару и бросил на деревянный пол сцены, только после этого парень пришел в себя и начал удивленно оглядываться.
Люди даже не заметили, что музыки больше нет, а на сцене идет яростная перепалка между певцом, оскорбившим инструмент и хозяином этого инструмента, гитаристом. Тошик, прекрасно зная, чем это закончится, уже проталкивался обратно к стойке, и как раз успел встать на привычное место, когда со сцены с грохотом упал гитарист, получивший хорошую оплеуху от своего лидера. Еще через пять минут группа покинула бар, не дождавшись никаких аплодисментов и вообще никем незамеченная – посетители бара уже мало чем уступали членам «Крабов» по степени опьянения.
Однако план бармена сработал, хотя и не сразу. Люди, не заметившие, что конкретно изменилось, почувствовали, что что-то не так, и стали потихонечку расходиться. Самые пьяные продолжали пить и даже горланить песни, но количество посетителей все же уменьшалось. Усталый бармен все реже и реже наполнял стаканы и открывал бутылки, постепенно расставляя все по местам и собираясь домой. Примерно 10 минут 5-го из бара Кокос вышел последний клиент, и Тоша поспешил запереть за ним двери. Официанток он давно уже отпустил, они все ушли вместе с группой, так что кроме него и второго бармена Кирилла в заведении не осталось никого. Парень сонно тер глаза и постоянно зевал, чем очень раздражал Тошу, можно подумать, он один весь вечер обслуживал эту шваль. А ведь его дело маленькое, он просто соберется и уйдет, а вот Тоше придется еще посчитать выручку, сложить ее в сейф, все выключить и только потом он может идти домой. А он пришел раньше всех и вкалывал весь вечер ничуть не меньше. Такова уж трудная доля начальника, подумал бармен, испытывая смешанное чувство раздражения и гордости. Как будто в подтверждение его слов Кирилл опять широко зевнул, издавая при этом противный и громкий звук. Тоша это просто ненавидел.
 - Шел бы домой, Керя, - стараясь держать себя в руках, проговорил он, - я сам тут справлюсь.
 - Да, пора, пожалуй, - снова зевая, согласился парень, опять издавая этот противный звук, - заработались мы сегодня. Я вообще устал как собака.
 - Я, между прочим, тоже не жопу отсиживал, - огрызнулся Тоша, нервы итак уже были на пределе, - и хватить издавать этот гребаный крик самца аллигатора в брачный период, ты знаешь, как я это ненавижу.
 - Ну прости, - пожал плечами парень, поднимаясь со стула за стойкой, на который в этот вечер он так ни разу  не присел, - ладно, я сваливаю. Выйду через черный ход, там поймаю машину.
 - Вот-вот, дуй отсюда, - пробурчал Тошик, - насмотрелся я на придурков за этот вечер.
Парень, ничуть не обижаясь - видимо, привычный раздражитель он давно перестал замечать - вышел из-за стойки поплелся к неприметной двери в углу, волоча ноги и потирая глаза. Открыв дверь и одной ногой уже ступив в узкий короткий коридор, он обернулся и спросил совершенно будничным тоном:
 - Кстати, давно хотел спросить, - он даже слегка улыбнулся, - а откуда ты знаешь, как кричат самцы аллигатора в брачный период?
Тоша поднял голову от пачки денег, которую пересчитывал за стойкой и пару секунд переваривал вопрос, а потом его лицо, итак всегда кислое и недовольное, вдруг совсем перекосило до неузнаваемости.
 - Пошел вон, дебил долбанный! – заорал бармен, изо всех сил сжимая пухлую пачку купюр. – Убирайся к чертовой бабушке, кретин!
Он так разозлился, что даже выпустил деньги из рук и запустил в Кирилла, все еще улыбающегося возле двери, пустой жестяной банкой из-под колы. Парень, громко заржав, проворно скрылся за дверью, как раз за секунду до того, как банка со стуком ударилась о деревянную поверхность.
- Вот же не везет на людей, - продолжал ворчать Тошик, - мне так одни кретины попадаются! Гребаная жизнь!
Немного выпустив пар, он еще с минуту прожигал взглядом дверь, за которой скрылось его невезение, а потом вернулся к более приятному занятию – продолжил считать выручку. Это в его работе нравилось ему больше всего, именно ради этого момента он и терпел всех этих уродов, именно ради него стоял за стойкой, наливая и наливая этим убогим людям лекарство от их никчемной жизни. Да, вот что по-настоящему успокаивает нервы и радует глаз – пухлая пачка денег. Он нежно перебирал банкноты, каждую лаская пальцами и расправляя, как письмо от любимой девушки. Он ровнял и переворачивал их, раскладывая аккуратно и по стопочкам – стольники к стольникам, полтинники к полтинникам. Потом он еще раз пересчитывал их и убирал в старый сейф в своем малюсеньком кабинете, больше похожем на туалетную кабинку. Иногда, когда времени было побольше, он складывал деньги в карман фартука или брюк и ходил с ними по залу, выключая все и доделывая свои дела пред закрытием. Ему нравилось ощущать в кармане внушительную стопку крупных купюр, он хоть на короткое время ощущал то, что ощущали все эти богачи – чувствовал себя настоящим человеком.
Сегодня, правда, у него не было сил даже на такое приятное занятие, он слишком устал, слишком вымотался. Поэтому, тщательно пересчитав более внушительную, чем обычно выручку, он сразу отнес ее в сейф, не забыв при этом проверить, заперта ли дверь черного хода – на дворе ночь, а он один в баре наедине с крупной суммой денег, осторожность тут как нельзя кстати. Дверь оказалась заперта, а как же иначе, ведь она защелкивается изнутри, а этот кретин, уходя, наверняка по традиции хорошенько шандарахнул дверью. Хоть что-то сделал хорошо, подумал Тошик, выходя из своего кабинетика, вернее, из своей кабинки, как он сам называл маленькую комнатку с бетонными стенами и бетонным полом.
Вернувшись в зал, он подумал было вызвать такси, но решил не тратить на это время, машину он намного быстрее поймает возле бара. Выключая свет и вентиляторы под потолком, Тоша уже мысленно был в кровати, с ненавистью думая о том, что завтра все равно придется вставать и идти в бар, готовить его к очередному вечеру. И всем наплевать, что спать он ляжет только под утро. Проклят я, что ли, подумал бармен, запирая зал и выходя в темный коридор. Свет он включать не стал, итак знал все на ощупь, да к тому же, заблудиться тут негде – коридор короткий и прямой. Через пару секунд бармен вышел в теплую свежую ночь, как будто попал в рай после шума и вони своего бара. Темнота не показалась ему непроглядной, в коридоре было намного темнее, а тут светили звезды. Вдыхая полной грудью такой сладкий и ароматный воздух, Тоша подумал, что только что закончился, может быть, самый ужасный его вечер. О том, что этот вечер последний, он, конечно же, не подумал.
***
До бара она добралась примерно в половину 4-го и сразу поняла, что не опоздала – вывеска – идиотский кокос, пошло торчащий из чего-то зеленого – горела вовсю, а из помещения доносился рев музыки и пьяный смех множества людей. Придется подождать, поняла она, и это ее только радовало, так у нее будет время выбрать местечко получше и понадежнее. А то, что засаду надо готовить с расстановкой, не спеша, он хорошо знала. Поэтому, видя, что веселье все еще не подходит к концу, Фатима спокойно юркнула в проулок между баром и следующим зданием, войдя под арку, из каких в средние века выезжали кареты. Старый фонд, с улыбкой подумала Фатима, представляя, какое эхо образуется в длинной арке от шагов. Сама она шла совершенно беззвучно, благодаря своему «костюму Бэтмена», как она его назвала.
Проулок вывел ее в маленький дворик, захламленный ящиками и коробками из-под спиртного и других продуктов, продающихся в баре. Со всех сторон дворик окружали высокие стены то ли из бетона, то ли из глины, за ними высились соседние здания, в этот час все темные. Возле стен росли несколько кустов, небольшой газон из сорняков располагался посередине, украшенный старым и наполовину сгнившим стулом. Возле стены самого бара стояли груды коробок, четко обозначая, где находится дверь. Никакого фонаря над дверью не было, наверное, Тоша и его рабочие отлично видели в темноте, как оборотни.
Оглядевшись, Фатима начала выбирать себе место. Оно должно было быть укромным, чтобы бармен не увидел ее, выходя из своего заведения, и в то же время находиться недалеко от двери – выпускать Тошу с территории дворика она не собиралась. Держась руками за лямки рюкзака, верно висящего за спиной, Фатима выпрямилась и стала внимательно рассматривать каждый метр. Звезды и голубой лунный свет очень помогали, но тени все равно так и клубились в захламленном дворике, сбивая с толку и обманывая глаз. Хотя, это было ей как раз на руку.
После недолгих размышлений она остановила свой выбор на маленьком круглом газоне, который находился прямо посередине, место идеально подходило по всем параметрам – было недалеко от двери, а груды хлама и высокие кусты репейника могли отлично скрыть ее. Днем такое укрытие стало бы совсем непригодным, но ночь сама делала большую часть, скрывая под своим покровом все лишнее, поэтому Фатима могла отлично укрыться в густых тенях и широких листьях. Плюс эффект неожиданности, ведь Тоша ее не ждет, а люди имеют особенность видеть только то, на что настроятся.
Кивнув себе в знак согласия, Фатима быстро прошла к газону, перешагивая через коробки и ящики, а так же через поломанный стул, валяющийся прямо в центре этой экзотической клумбы. Высокий для своего вида куст репейника рос немного сбоку, так что стул как раз упирался в него ножками, изрядно подгнившими от десятков, а может сотен дождей, пролившихся на него с тех пор, как его отправили на пенсию. Устраиваясь за зеленым гигантом, она отметила, что колючие цветы совершенно не липнут к ее костюму, и уже в тысячный раз задалась вопросом: из чего же сделан этот чудо-материал? Колючки, которые цеплялись ко всему, да так, что их приходилось выдирать с силой, и то полностью они не отпадали, скатывались с черной материи, как с железа или пластика, не оставляя на ней ни единой ворсинки. И тут, вспомнив про волосы, она сняла с плеч рюкзак, совершенно сухой, как и его содержимое, достала маску и натянула ее на голову как шапку, не закрывая лицо, волосы она заправила под тонкую ткань, так что теперь им ничего не грозило.
Удобно усевшись на траву, Фатима положила рюкзак перед собой и снова принялась рыться в нем, как у стены перед виллой посла. Надо было достать пояс и пистолет и прикрепить все на талии, а потом снова забросить рюкзак за плечи и ждать. Перчатки она надевать не стала, все равно здесь и трогать-то нечего, да и тощего бармена она лапать не собиралась, план был другой – пара выстрелов, и домой. Пояс и пистолет она нашла быстро, так же сидя, застегнула крепление на талии и вложила в него пистолет, пока не снимая его с предохранителя. Когда она застегивала рюкзак, музыка в помещении вдруг замолкла. Ну вот и конец веселья, подумала она, напрягаясь и быстро надевая на плечи лямки рюкзака, сейчас уже люди начнут расходиться, а скоро и наш дорогой Тоша выкатит свою тощую задницу под лунный свет. Она затаилась в тенях, скрываемая широкими листьями  и своим черным костюмом, положив одну руку на пистолет, а второй опираясь о землю. Она ждала, но никто не выходил и даже не открывал тяжелую дверь. Должно быть, до людей еще не дошло, что на сегодня бал закончен, решила она, поднимая голову и глядя на совершенно чистое небо, в темноте дворика звезды казались мириадами рассыпанных бриллиантов, такие яркие и такие сверкающие. Прямо над ней ожерельем раскинулся Млечный Путь, где-то вдалеке гудели машины, а здесь стояла почти полная тишина, и веяло покоем.
И почему всё так, вдруг подумала Фатима, сидя на густой и высокой траве среди хлама, почему я сижу здесь и готовлюсь убить ни в чем не повинного человека? Потому, что этот невинный человек может точно так же убить тебя, просто описав им твое лицо, ответил холодный голос в ее голове. Потому, что невинных нет, все в чем-то виноваты и в чем-то опасны, поэтому каждый выживает как может, и каждый умирает, потому что смерть – это счет, который тебе приносит жизнь после бурного пиршества, и никто еще не получил ничего нахаляву. Не в этом мире.
 - Не в этом, - шепотом повторила Фатима, вспоминая свое детство, - только не в этом проклятом мире.
Она опустила голову и крепче сжала пистолет. Мысли о неправильности своей работы и о невинности людей посещают любого киллера, если он конечно профессионал, а не псих, но всегда всё встает на свои места, потому что мир – скопище грязи, а киллеры – те, кто эту грязь копает и перекапывает. А жалко ли оторвать и выбросить один кусок грязи, чтобы на его место мутная река жизни тут же принесла другой? Нет, это ее работа. Она и ей подобные никогда не будут испытывать в ней недостаток, потому что мир никогда не станет чище. Только не этот мир.
От размышлений ее оторвал противный скрип, кто-то открывал дверь черного хода. А вот и наша тина, подумала Фатима, доставая из крепления пистолет. Дверь опять противно скрипнула, но из здания по-прежнему никто не выходил. Что он там возится, в нетерпении думала Фатима, сжавшись, как пружина за пышным кустом. Широкие просветы между ветками позволяли ей отлично видеть все, а темнота делала ее невидимой, да и кто будет смотреть на старую груду мусора, настроения такое зрелище явно не прибавит. В темном коридоре бара послышался шум и позвякивание ключей, а потом из темноты возник силуэт. Фатима напряглась еще больше и уже готова была выстрелить, но профессионализм как всегда взял верх. Вместо того, чтобы палить по любой цели, она подалась вперед и, напрягая глаза, стала вглядываться в силуэт. Что-то в нем было явно не так, это было заметно даже в темноте. А неизвестная фигура тем временем доверчиво повернулась к невидимой Фатиме спиной и стала возиться с замком. До ее обостренного слуха долетели какие-то странные звуки, которые издавал неизвестный, то ли всхлипывания, то ли сопение… а, нет, он хихикает! Невероятно, подумала Фатима, ночь безумия продолжается! Мало того, что из бара выходит не Тошик – а то, что это не он Фатима поняла уже через несколько секунд, этот пониже и пошире вечно недовольного бармена, - так этот неизвестный еще и смеется, причем сам собой. Может, какой-нибудь псих грабанул бар и теперь выметается с выручкой, радуясь удачному делу? Если так, то велика вероятность, что всю работу сделали за нее, ведь вряд ли грабитель будет вежливо просить хозяина не мешать ему работать. А может, это вовсе и не грабитель, а всего лишь второй бармен, подумала Фатима, проведя множество вечеров в баре «Кокос», она не раз видела, как разные парни время от времени помогали тощему хозяину разливать напитки. Особого внимания она никогда на них не обращала, так как они всегда стояли в другом конце стойки, то есть далеко от нее и ее «подруг». И сегодня, будучи полностью погруженной в предстоящее дело, она не обратила внимания на того, кто обслуживал клиентов в другом конце зала. Что ж, может это он и есть, помощник вечно несчастного и вечно уставшего Тоши. В любом случае, в него стрелять она не собиралась, кем бы он ни был, ее мишенью он не являлся.
Парень, продолжая посмеиваться, захлопнул дверь, ударив ее с такой силой, что Фатиме показалось, что старое здание не выдержит и рухнет. Захлопывает замок, поняла она, значит, внутрь мне не попасть, придется ждать Тошу здесь, согласно первоначальному плану. Разобравшись с дверью, второй бармен – вряд ли грабитель стал бы запирать за собой двери, тем более, делать это без перчаток – легкой походкой направился к выходу со двора и через пару секунд нырнул в арку и пошел на улицу, шаги его гулко отражались от стен и каменного потолка. Еще через пару секунд все стихло, и Фатима снова погрузилась в напряженную тишину ожидания. Она знала, что рано или поздно тощий бармен появиться, она знала, что он никогда не выходит через парадный вход, слишком много внимания это привлекает. А вот человек, вышедший из проулка, ничем не выделяется среди других запоздалых пешеходов. Правда, сегодня людей на улицах практически не было, их распугала погода, но это, опять же, было Фатиме только на руку.
Она снова села на траву, но теперь не расслабляясь так, как в первый раз, она знала, что ее жертва вот-вот появится. Причем, судя по всему, ждать оставалось недолго. Пистолет она так и сжимала в руке, зачем тратить время и закреплять его в кобуре, если через пару минут опять придется доставать? Глядя на звезды, она внимательно прислушивалась ко всему, чтобы не пропустить звуки приближения своего объекта. Никуда ты от меня не денешься, думала она, сидя как пантера в засаде перед стадом антилоп, никуда не скроешься, я уже тут и я пришла за тобой.
На этот раз ожидание не показалось ей таким долгим или нудным, через короткий промежуток времени после ухода неизвестного второго бармена, она вновь услышала шуршание замка или отодвигаемого засова, а потом опять этот противный скрип, ассоциирующийся у нее с капризным плачем маленького тролля. Вот он, идет, молнией мелькнула мысль, на этот раз никакой осечки не будет. Она снова сжалась, поднимая пистолет. Расстояние до двери не позволяло промахнуться даже в такой темноте, так что ей остается только убедиться, что выходит тот, кто ей нужен, а потом встать и выстрелить, ставя последнюю точку в этом трудном и долгом деле.
Дверь опять скрипнула, и из темноты коридора вышел силуэт, на этот раз полностью совпадающий с тем, кого она ждала. Высокая тощая фигура, маленькая голова и длинные руки – это без сомнения лучший друг пьяных женщин, известный бармен Тоша. Даже голову он наклоняет точно так же, как и должен наклонять: немного вбок и вправо. С ледяным сердцем, Фатима выпрямилась и стала во весь рост, поднимая пистолет. Человек у двери этого даже не услышал, он был слишком занят своими мыслями и прекрасным свежим воздухом, таким желанным и приятным после духоты задымленного помещения. Он был настолько поглощен прошедшим вечером, что мог запросто пройти мимо черной фигуры, даже не заметив ее. Это был относительно спокойный район, и он не привык бояться, закрывая заведение в такой час и добираясь до дому часто пешком. Но все пошло по-другому. Едва он захлопнул дверь, тоже грохнув не слабее своего напарника, как прямо за его спиной раздался голос.
 - Эй, красавчик, - позвал низкий сексуальный голос, явно принадлежавший какой-то даме.
Тоша резко обернулся, думая, что как-то ночная бабочка решила заработать на нем, а может, какая-то наркоманка забрела и теперь хочет попросить на дозу. В первую секунду он не увидел ничего, только черную тень. А потом раздались два быстрых щелчка, и звезды вдруг оказались у него прямо перед глазами. Меня все-таки ограбили, - такова была последняя мысль вечно несчастного бармена. И он оказался прав.
***
Она не шла, а как будто летела по темным улицам зеленого района, где прожила последние два месяца. Она так и не могла до конца поверить, что все закончилось, что дело, на подготовку которого ушло столько времени и сил, наконец закончилось. И закончилось успешно. Неужели я сделала это, думала Фатима раз за разом, неужели все получилось!
Когда она добралась до своего района, снова поднялся ветер, и теперь он с силой терзал листву и гнул ветки, как будто тоже никак не мог нарадоваться ее победам. Она быстро шла, с удовольствием подставляя лицо холодному воздушному потоку, маску и костюм она сняла, и теперь ветер свободно играл ее черными локонами, подхватывая и отбрасывая из от красивого демонического лица. Ночь была уже почти на исходе, ее время подходило к концу, и она использовала его с толком. Столько всего переделать за одну ночь! Она не любила хвалить себя, считая это путем в никуда, но сейчас не могла не сказать себе восторженных слов, все-таки она сделала то, что другие даже не соглашались попробовать. Завтра об этой ночи уже будут трубить по всем каналам. Все газеты раздуют и приукрасят события, а она просто будет сидеть в тени и наслаждаться спектаклем, впрочем, как и всегда. Что ж, она имеет полное право гордиться собой, она номер 1, и еще раз это подтвердила, теперь ее цены взлетят до космических пределов, но это не убавит клиентов, просто они станут более влиятельными и более опасными. И это хорошо, ведь выбор по-прежнему за ней, а без движения вперед ты откатываешься назад, в мире нет покоя. А она не собиралась сдавать позиции, ну уж нет, она делает то, для чего рождена, и делает это лучше всех, так что только вперед, к новым делам и новым вершинам.
А ведь после сегодняшнего она точно войдет в криминальную историю, хотя итак уже вошла, просто сегодня она еще раз обвела свое имя жирным нестираемым карандашом, и это ее радовало. Теперь надо было немного отдохнуть, получить заслуженные похвалы и насладиться спектаклем, который она сама режиссировала. Главное, чтобы отдых не затянулся, а похвалы не вскружили голову. Но об этом она сильно не беспокоилась - похвалы на пустом месте обладают пьянящим эффектом, а тот, кто заработал их, потратив время и усилия, вряд ли станет придавать им слишком большое значение. На это просто нет времени, да и сил. К тому же, те, у кого в голове больше одной извилины, имеют иммунитет к губительному яду лести, а вот для дураков он смертелен. Она привыкла рваться к новым высотам, делать свою работу все лучше и лучше, поэтому тяжелый балласт раздутого самомнения, слишком тяжелый для покорения вершин, она без жалости отпускала, даже не глядя ему вслед. Она всегда смотрела только вперед, ведь иногда это единственная возможность выжить.
В кромешной темноте – звезды и луна опять скрылись за густыми тучами, которые непрестанно гнал по небу ветер – и полном одиночестве Фатима свернула на свою улицу и пошла по дороге, ругая кочки и ухабы каждый раз, когда ее обутая в легкие босоножки ступня не находила опоры. Ей нравилось ощущение ночного ветра на лице, нравилось, как он раздувает волосы, нравилась приносимая им прохлада и таинственность. Но больше всего ей нравилось ощущение отлично выполненной работы, причем работы сложной и опасной. Но она справилась. И эта мысль была приятней всего.
Уже через несколько часов она оставит этот надоевший ей город позади и помчится к новым приключениям, такова уж ее натура, а пока она может себе позволить посмаковать самые сладкие последние минуты покоя, наполненные ощущением триумфа и удовлетворенности. Возбуждение постепенно спадало, в этом ей немало помогла прогулка по ночным улицам, теперь осталось только осознание произошедшего и трезвый расчет.
Итак, вещи собраны, билеты куплены, документы готовы, остается только немного отдохнуть и благополучно выбраться из города. Впрочем, проблем она не ожидала, не первый раз уже покидала место работы по документам Пророка, и всегда все проходило как по маслу. Просто он тоже номер 1, с улыбкой подумала Фатима, шагая по темной пустой дороге, над которой нависающие ветви деревьев образовывали нечто вроде зеленого тоннеля. Если хочешь быть лучшим - работай с лучшими, так говорили многие по-своему выдающиеся люди, которым она помогла достичь вершины, избавив их от конкурентов. И правило это действительно работало. И я тоже не была бы так неуловима без помощи лучшего хакера, думала Фатима, рука руку моет, в этом мире только так. Кому-то приходится доверять, полное одиночество этот мир не приемлет.
Ни одно окно, ни один фонарь над калиткой не горел, улица спала, как и весь город, только центр его жил своей бурной, яркой и обманчивой ночной жизнью. Город веселился, не подозревая о том, что завтра все встанет с ног на голову, начнется суматоха и волна сплетен, одна страшнее другой, прокатится по городу, сея не меньше страха, чем волна арестов, следующая за ней. Но все это начнется с рассветом, а пока, в последние ночные часы, город наслаждался покоем и тишиной, и наивной верой в то, что счастье непоколебимо. По крайней мере, в таких райских уголках.
Дойдя до своей калитки, Фатима легко подтянулась и перелезла на другую сторону, радуясь тому, что сейчас ночь и никто не видит лишнего – убив бармена, она снова надела платье и покинула центр в том же виде, что и прибыла – обычная туристка, ищущая ночных развлечений. Во дворе все было тихо и темно, как и везде, дверь, заложенная камнем, так и стояла приоткрытой. Отлично, значит, старуха не выходила из своей комнаты и ничего не видела, иначе она бы тут же закрыла дверь – воров она боялась больше чем властей, болезней и завистливых людей. Проскользнув в дом, девушка осторожно закрыла за собой дверь, предварительно бросив камень в огород, где ему было самое место. После улицы темнота дома показалась ей просто густой и плотной на ощупь, однако она хорошо знала маршрут. На цыпочках, совершенно бесшумно, она дошла до своей двери и осторожно открыла. Не скрипнула ни одна половица, да и ее дверь, выдающая трели каждый раз, когда ее слишком резко открывали или зарывали, не издала ни звука. Если уж везение было, оно было во всем, преследуя ее даже в мелочах. Комната встретила ее темнотой и аккуратно собранными чемоданами, парик «Карины» темным сгустком валялся в углу. Не включая свет, Фатима разделась, тщательно сложила и запаковала костюм, не забыв про маску и перчатки, в него же завернула пистолет – в инструкции говорилось, что ткань блокирует рентген и другие лучи, так что обнаружить, что под костюмом, невозможно, не имея специальной техники. А откуда в аэропортах такая техника, если она и у военных-то наперечет. Впрочем, Фатима никогда не верила словам, не проверив их делом, завернув нож в шлем, она пронесла его с собой через многие детекторы и сканнеры этого города, специально отправляясь в места, охраняемые наиболее тщательно. И теперь она спокойно завернула оружие в костюм, устроив все в чемодане. Оставались лишь небольшие приготовления к утреннему отъезду, например, положить парик ближе к кровати и растереть косметику на лице. Идя на дело, она никогда не красилась, если только не собиралась убить кого-то на банкете, косметика ей только мешала, к тому же, могла оставить улики. Нет, работать она предпочитала исключительно с «чистым» лицом. Помаду она на ощупь достала из сумочки и принялась водить по губам, совершенно не переживая, если рука соскакивала и красила кожу за контуром губ. Теперь оставалась тушь, вытащив кисточку из футляра с тушью, Фатима пальцем собрала черную краску и старательно провела под глазами. Все, теперь образ проспавшейся после гулянки женщины готов. Предполагая, как начнется для нее день, Фатима влезла в растянутую пижаму, которую носила здесь, разбросала свои босоножки по комнате и завела будильник на 9.00, хотя сомневалась, что на самом деле проспит. Будильник – старые механические часы, которые дала ей хозяйка, - она поставила на пол перед диваном, на котором спала, и села на постель. Только теперь, когда все было сделано и все приготовлено, она вдруг почувствовала дикую усталость, как будто мешки с чем-то тяжелым и мягким вдруг навалились на нее и потянули к дивану, веки стали тяжелыми. Это Оле Лукойе насыпал в них сонного песка, вспомнила она сказку из детства, которую по ее просьбе мама читала ей, наверное, тысячи вечеров подряд. Только надо мной он не раскроет цветной зонтик, подумала Фатима, ложась на постель и моментально проваливаясь в сон, я плохая девочка.