Анюта - дочь крестьянская. Главы 13 - 14

     Глава 13

     Анюта возвращалась домой — была у Марьи Середкиной, просила лыжи, да пришла неудачно: один из сыновей Марьи ушел на заимку осматривать петли и еще не вернулся. Анюта ждала его и не могла дождаться.
     — Приходи завтра, — сказала Марья. — Непременно дадим. Одна не боишься? Смотри, дева. А то возьми моего Ванятку. У него есть свои лыжи, да не хочет, дьяволенок, ремни налаживать.
     Из окон, не закрытых ставнями, струился на улицу жиденький свет. Анюта бежала домой с конца деревни. Попадая в светлые полосы, она на мгновенье останавливалась и как будто задумывалась.

     По мерзлой земле шуршали густые волны снега, обтекая на своем пути все препятствия. Колючий снег хлестал в лицо, жалил в шею, забираясь под воротник. Порой у Анюты захватывало дыхание, и она, подставив ветру спину, останавливалась, чтобы отдышаться. Потом медленно шла спиной против ветра.
     Кто-то обхватил ее сзади и прижал к себе. Она замерла от неожиданности, охнула, с силой рванулась в сторону. Кто-то выпустил ее из объятий, но удержал за руку и рассмеялся.
     — Напугалась?

     Анна узнала Сизикова.
     — Черт! — выкрикнула она и ударила его ладонью по голове.
     — Знашь, какая у тебя чижолая рука? — рассмеялся Сизиков. — Ты так можешь и человека убить.
     — Ну и черт с ним, с человеком.
     — Напрасно злобишься. Он, может, этот человек — хороший, и пригодится тебе.
     Сизиков потянул ее за руку в сторону. Она напугалась.
     — Пусти! А то людей кликну!..

     — Полно! Не трону я тебя. — А сам все тянул ее в сторону. — Вот клянусь богом... Скажу шибко важное для тебя...
     Анюта не заметила, как они оказались в углу: с одной стороны был высокий забор, с другой — глухая стена дома. Сверху тихо порошил снежок. Сизиков раскрыл полы полушубка и хотел ими прикрыть Анюту.
     Он посмотрел ей в лицо, обдал теплым дыханием. К ее удивлению, сегодня Сизиков был трезв — от него пахло сушеными фруктами.
     — Ну что ты хотел сказать? — оказавшись во власти этого удивления, совсем спокойно спросила Анюта.

     Сизиков еще ближе привлек ее к себе.
     — Люблю... Нюрочка...
     Анюта мигом наполнилась прежней злобой и силой.
     — Не дури! Пусти! — высвободила она свои руки.
     Сизиков рухнул на колени и обнял Анютины ноги. Лицом своим он ткнулся ей в живот: Анюта внутренне сжалась — вот уж такого она никак не ожидала от себя. И где-то, в самой глубине души, что-то натянулось и сработало, как пружина.
     — Встань! — крикнула она.
     Он покорно и медленно, с опущенной головой, поднялся на ноги и заплакал. Опять мелькнул миг, когда Анюта могла простить ему все.
     — Я не могу без тебя... Не надо мне ни богатства, ни жены...

     Повернув Сизикова от себя лицом, она легонько подтолкнула его в спину.
     — Иди домой. Потом поговорим. — И у самой дрогнул голос.
     — Ты приходи в лавку, — перестав плакать, упавшим голосом говорил Сизиков. — Что тебе нужно будет...
     Он опять взял ее за рукав шубейки.
     — Я слыхал — отец твой ушел зверовать и еще не вернулся...
     — Ага...
     У Анюты мелькнула мысль: вот кто может помочь их горю!
     — Мы уж и не знаем, чо и делать, — произнесла она. — Ждем-ждем, а его все нет... Я сама собиралась идти искать, за лыжами вот ходила.

     Настал момент, когда Сизиков почувствовал свое мужское достоинство.
     — Брось ты, это не женское дело — шляться по тайге. Я завтра ребят сманю.
     — Давно бы так.
     — Мы быстренько смотаемся. Человек, может, заболел.
     Анюта весь день находилась дома. Пурга не унималась. А вечером пришла Варвара Черенкова и рассказала, что она своими глазами видела, как Василий Сизиков с парнями стал на лыжи и ушел в тайгу.
     — Знашь, Нюра, зачем? Баял — пошел на розыски твоего тятьки, — таинственно сообщила она.
     — Чо это ему вздумалось? — удивилась Дарья Ивановна. — А может, староста послал его? Пойти спросить?
     — Не надо, — ответила Анюта.

     В доме Бунаевых поселилось нетерпеливое ожидание, и лишь на второй день, к вечеру, наступило разочарование: парни и Сизиков вернулись ни с чем. Они побывали в избушке охотника, обшарили далеко окрест тайгу — Тимофея Демьяныча не нашли. По всем приметам, он много раз ночевал в избе, о чем, по рассказам искавших, свидетельствовали зола в печи, заготовленные дрова, запасы пищи, несколько беличьих шкурок и две лисьих, порох в банке и дробь в мешочке.

     Слушая такие рассказы, Анюта с нетерпением ждала самого Сизикова. Она была убеждена, что он придет сам и расскажет. Но его все не было.
     Наконец, не выдержав ожидания и теряясь в догадках, она сама пошла в лавку.
     Встретил Анюту Кривой Спиря. Он стоял за конторкой и, мусля во рту палец, листал книгу должников.
     Заметив Анюту, не отрываясь от дела, произнес:
     — Знаю, чо пришла! Да тольки понапрасну... В город послал я Василия. Дурак: два дня ни к чему потеряны.

     Неожиданно приехали Антон и Прасковья. Они удивились и даже обиделись, что им ничего не сообщали про отца. Антон тут же поехал в волость, привез урядника и начались поиски. Однако и они оказались безуспешными.

     И только весной, когда начал таять снег, в Лохмановском логу, в двенадцати верстах от избушки, охотники из другой деревни случайно наткнулись на труп Тимофея Демьяныча. Тут же валялся и Туман. Недалече, застряв в камнях, лежал матерый медведь.

     Пока не привезли тело Тимофея Демьяныча из тайги, Анюта никак не могла поверить, что ее отец — смелый и опытный охотник — мог погибнуть. Не один десяток медведей убил он. В лесу бывали у него встречи пострашней этой, и все кончалось хорошо. А тут...

     Глава 14

     После похорон отца много дней с Анютой творилось неладное: шла коров доить — плакала, давала сена скоту — плакала, чистила в сарае или носила дрова — плакала и даже заговариваться начала. Но однажды, случайно заглянув на себя в зеркало, встрепенулась:
     — Господи, совсем старуха!
     Это было сказано так громко, что Дарья Ивановна не могла не обратить внимания на Анюту.
     — Доченька, живому - живое. Погляди вот: я уже очухалась... А у тебя ведь Василий есть.

*****

     Мужики поговаривали, что война из-за земель идет. И затевают ее, войну, будто бы одни цари да короли, которым кажется, что у них земель мало. «У, ненасытные, — размышляла Анюта, — сколько свободной земли, век не перепашешь, а они заставляют людей друг друга убивать!»
     — О, господи, вот пришла жизнь!
     Анюта становилась на колени перед иконами и подолгу молилась: бога нельзя забывать, в трудную минуту он поможет! И наконец, как она думала, голос ее услышал всемогущий — письмо пришло.

     Серенький конверт по краям обтрепался. Написанный простым карандашом адрес был чуть заметен. Анюта побежала к писарю, Ивану Терентьевичу. Он молча развернул листок и долго водил глазами, всматриваясь в каждую строчку. Потом посмотрел на Анюту и сказал:
     — На позиции их повезли. Пишет, чтобы не беспокоилась. И еще пишет, чтобы ты не сеяла много хлеба, а только на пропитание, и чтобы в супряжь с кем-нибудь вошла...

     Анюта тут же упросила писаря написать ответ. Иван Терентьевич, как обычно, ссылаясь на занятость, отказывался, потом взял лист бумаги, ручку. Анюта рассказывала, а Иван Терентьевич слушал и писал. Потом прочитал, и солдатка удивилась: она говорила беспорядочно, путано, а у него получилось складно и красиво.
     Краснея от радости, Анюта поблагодарила, выложила десяток яичек за труды и пообещала еще принести сала.

     Впервые за много недель Анюта уснула крепко и глубоко. И только уже под утро приснилось: Василий в чистой рубахе сидит за столом и читает ее письмо. Она подошла к нему, желая обнять, но вместо ответной ласки Василий вдруг толкнул ее в живот. Это было так неожиданно, что она проснулась. Удар повторился. Приложив руки к животу, она поняла — быть ей матерью!
     — Господи, и тут мои молитвы дошли до тебя!

     Время подоспело пахать и сеять.
     Анюте надеяться не на кого было, самой надо выезжать в поле. Уговорилась она с Устиньей Запрудновой пахать эту весну вместе, помогать друг другу.
     Устинья обрадовалась, когда Анюта предложила вступить с ней в супряжь. Эта супряжь для нее, Устиньи, была во всех отношениях выгодна: она имела только одну лошадь, Анюта — лошадь и пару быков; Устинья семян совсем не имела, Анюта могла засеять хоть пять десятин и в долг дать. И разговоров не будет: свяжись с мужиком — сплетни пойдут.

     Сев они закончили хорошо и решили убирать сено тоже вместе. Устинья трудилась споро и проворно. Анюта завидовала ей — самой становилось все труднее, тяжелела с каждым днем. И вместе с этим все чаще вспоминала мужа. И вдруг прошел по деревне слух — Василия Горлова убили.
   
     Мужики говорили, что они слышали это от шаталовского пастуха. Анюта, бросив все дела, запрягла лошадь, поехала в Шаталово. Всю дорогу ревела; как видно, не даром последнее время ей было так тяжело, думала — вся тяжесть и тревога от того, что готовится матерью стать, а оказывается — это болело сердце-вещун: Вася убит!
     Знала, что сына шаталовского пастуха забрали в армию вместе с Василием. И когда приехала, своими глазами увидела письмо с фронта. Ей прочитали: «...Вчерась собственными глазами я видал, как несли на носилках мертвого солдата... А когда я спросил — кто это? — мне сказали: «Васька Горлов».

     Анюта не помнила, как села в плетеный коробок, стоявший на легких дрожках. На полпути к дому повстречала старого солдата Ивана Семеновича Парахина.
     — Ты чо глаза луком натерла?
     — Натрешь, небось, — всхлипывая, ответила Анюта и рассказала о письме сына шаталовского пастуха.
     — Брешет он, а ты поверила!
     — Собственными, грит, глазами видел.
     — Ну и чо? На войне не такое быват! Ты бумагу получала?
     — Какую?
     — От штабных.
     — Не.
     — Значит, не тужи. Жив твой мужик... Когда мы стояли под Мукденом, так у нас был случай...
   
     И Иван Семенович в который раз рассказал, как без вести пропавшие солдаты оказывались живыми.
     Анюта горевала, и все же хотелось больше верить старому солдату, чем сыну пастуха. К тому же, размышляла она, ведь и не так много времени прошло после последнего письма от Василия.

*****
 
     В доме Бунаевых давно кончился керосин, зажигали теперь жирник: нальют в глиняную плошку топленого сала, скрутят из холстины фитиль, и коптит он целый вечер.
     Анюта вспомнила, что Василий Сизиков приглашал ее приходить в лавку, если что нужно будет. Теперь в доме во всем нужда. «Пойду», — решилась Анюта.

     Василий Сизиков уже собирался закрывать лавку на обед. Увидев Анюту, он расплылся в радостной улыбке и стал выгонять зазевавшихся мальчишек.
     — Кыш отседова! Сейчас я вам перцу в штаны насыплю.
     Ребята убежали. Василий накинул на дверь крючок и подошел к Анюте. Глаза его маслились.

     — Слухаю тебя, Нюра.
     — Мне бы керосинчику...
     — Пожалуйста, хоть пуд. Только его здеся нет, на складе.
     — А мыло?
     — Тоже там. Такой товар мы тута не держим. И уже давно им не торгуем... А можа, и сахару тебе надо?
     — Если есть...
     — Для тебя все есть. И даже селедочку для тебя найду, — сказал он,скосив глаза на ее большой живот.
     — Скоро-то потомство ожидаешь?

     Анюте показалось, что Сизиков душевно расположен к ней. Ее тронуло, что он начал расспрашивать — как она живет, почему не видно матери, не болеет ли она, есть ли от мужа письма.
     Сизиков показался Анюте необычно добрым. Его участливость в ее нужде подняла ответное чувство, и она разоткровенничалась. Ответив на его вопросы, в свою очередь спросила — почему не видно Ольги? Сизиков с горестной задумчивостью сказал, что они опять не живут вместе, что он измучился, имея такую неладную жену.
     — Чего ей надо? И не пью уже...

     Разговаривая, Сизиков наклонился над пузатой бочкой, из крапивного мешка насыпал в кулек комкового сахару. Не вешая, подал Анюте.
     — Сколько? — спросила она.
     Василий промолчал. Посапывая, он закрыл крышкой бочку.
     — А за керосином придется в амбар идтить.

     Он подождал, когда она выйдет из лавки. Повесил замок и пошагал через широкий двор к складу.
     Анюта спустилась с крыльца, посмотрела на занавешенные окна дома. В дальнем углу двора залаяла собака. Сизиков повернулся к Анюте.
     — Не бойся, это Волчок. Он привязан.
     Вернулся к Анюте и вместе с ней дошел до большого амбара. Снял два замка, распахнул внутрь дверь.

     Она никогда не бывала на складах Сизикова и теперь, перешагнув порог, удивилась обилию товаров. Тут все было: и мануфактура, и галантерея, и бакалея, и фрукты, и разная хозяйственная посуда. От низу и доверху полки были забиты. Вот это богатство! Но где керосин? Бочек что-то не видно. Анюта обратилась к Сизикову, но он молча закрывал за нею дверь и приветливо улыбался.
     — Так же темно будет! — удивилась она.
     — А мы свечечку зажгем...
     — Нет, на самом деле...

     Сизиков оставил небольшую щель и вплотную подошел к Анюте. Она повернулась к нему лицом. Пользуясь ее растерянностью, он охватил Анюту руками и начал валить на прилавок, где стояли весы с гирями.
     — Ты чо, бог с тобой? Очумел?
     Бидон выпал у нее из рук. Она уперлась Василию в грудь руками. А он, совершенно теряя голову, шептал горячие слова и все крепче прижимал ее к себе. Анюта с силой толкнула его, он отлетел к стене и сел на фанерный ящик, соскочил и снова метнулся к ней. Анюта схватила с весов гирю и замахнулась.
     — Не подходи! Голову размозжу!
     — Я же пошутил...
     — Хорошие шутки!

     Анюта смотрела на него пристально и зло. Руки ее дрожали. Она обратно бросила гирю на весы, подхватила бидон и выскочила из склада.
     Рассматривая штаны, порванные о гвоздь, Сизиков ругался:
     — Ну и стерва! Припомню я тебе. Подумаешь — какая цаца!
     У ног его валялся кулек с сахаром, брошенный Анютой.
     Прибежав домой, Анюта прошла в горницу, где стояла ее кровать, упала лицом в подушки.
     Пришла Дарья Ивановна и спросила:
     — Ты чего ревешь? Али обидел кто?
     Анюта не отвечала. Мать в недоумении развела руками.
     — Ох, уж эта война! Всех баб с ума свела!

*****

Продолжение: http://www.proza.ru/2019/02/18/522