Стыд и жалость

Стыд и жалость – этому научить нельзя. А без этого – как ориентироваться в потемках чужой души? Саша Лифшиц в свои 23 года думал  совсем не о женитьбе.    Забегает как-то к Фриде, по дороге в лавку за керосином. Прямо с порога ее отец вдруг: «Шурик, а когда ж вы с Фридкой жениться думаете?» Пожимает плечами, да пока, мол, не думаем… временно… да, Фрида, мы же договорились? Выходит Фрида: «Нет, Шурик, мы ни о чем не договаривались». Отец обрадовался: ну вот и хорошо, идите прямо сейчас, да и распишитесь. «Да как же? – растерялся Шурик. – У меня и паспорта с собой нет. За керосином вот…» «Так сходи за паспортом, и – вперед». И Шурик, не готовый, как было сказано, к обороне, пошел за паспортом, потом в ЗАГС. А потом – за керосином. И оказался женатым на всю жизнь.......Пытка виною продолжалась все 60 лет. Были другие женщины, но марафон не прерывался, чувство вины глодало и не давало уйти, развестись. Хотя, возможно, это был бы единственный спасительный выход для обоих. До самой смерти ухаживал за больной женой, не спал ночами и пил. А Фрида бродила мрачной тенью по дому и постепенно сходила с ума. Почти никогда он о ней ни с кем не говорил.  Родился сын Володя, ютились в семиметровой комнате полуподвальной коммуналки.Бедствовали, еле дотягивали до зарплаты.
А когда Саша Лифшиц стал Александром Володиным (в одном журнале согласно этике того времени попросили взять псевдоним: ваш сынок? Как звать? Володя? Ну вот и будьте Володиным), автором знаменитых пьес, идущих по всей стране, членом худсовета Ленфильма и любимцем Питера… Короче, спустя много лет… «У нее были глаза большой величины, она немного стеснялась этого. У нее был большой лоб, она немного стеснялась этого. Стоило ей немного притомиться, как она утрачивала свою привлекательность. Она стеснялась этого. Комната блистала в зимнем солнце. Она и без солнца блистала... Мыла, циклевала, оклеивала, белила – заставляла эту комнату блистать. За окном бело, свежо. Это был ее цвет. Не цвет, а свет…»  А  Лена была тихой и ясной, когда-то плохой артисткой, бросила сцену, служила помрежем в театре на Литейном. И очень, очень любила этого некрасивого, немолодого Володина с его знаменитым профилем, с его пьянством, с его несвободой и марафонским одиночеством – любила безумно. Ничего не требовала. Всегда ждала. «Она еще бежала, а я уже набегался…», - с горечью писал Володин.
«Ленинград – город маленький», - замечает по тому же поводу в «Осеннем марафоне» один персонаж. И весь маленький Ленинград всё знал. Знала и Фрида. Почему Александр Моисеевич не ушел тогда к этой «белой и прекрасной», моложе его на двадцать лет? Так уж устроен мир. Жизнь кроит по-своему
Лена родила Алешу. И все было хорошо. Молодая, ясная, прекрасная, с огромными детскими глазами и врожденным пороком сердца.  Она умерла,была на двадцать лет моложе и сразу стала на тысячу лет старше.


«Понимаешь, мне всех жалко. Бедную врачиху, которая без толку ковырялась с моим несчастным осколком, мачеху мою голодную, жену, и ту, другую женщину, и лохотронщиков, и солдат, и алкоголиков в пивной напротив – всех. Помнишь, девочка Герда нашла своего мальчика, растопила его сердце, и они, счастливые, уехали в свой Солнечный Узбекистан. Мне всегда было жалко Снежную Королеву. Мою одинокую в белом, о которой все мечтают, но никто никогда ее не полюбит».
 Александр Моисенвич Володин (настоящая фамилия — Лифшиц; 10 февраля 1919, Минск, — 17 декабря 2001, Санкт-Петербург) — русский драматург, сценарист и поэт.