Оператор

В начало:
http://proza.ru/2019/02/18/1003
_______________

     Не люблю фотографироваться, хоть ты тресни. Все как-то неудачно получаюсь на отпечатках: то глаза закрыты, то рот раскрыт, то волосы не причесаны и дыбом стоят, а с годами и волос меньше стало. То не в той одежде, то против света снят, то не тем делом занят. Не фотогеничен я, и все тут.

     И вот раз свела меня судьба, а вернее работа, с профессиональным фотографом. Забросили тогда, в 1986 году, мой магнитометрический отряд на участок «Ориентир» на Срединном Камчатском хребте. Лагерь устроили почти на самой вершине горного массива, на высоте более километра. Это было единственное место, где мог приземлиться вертолет. Разместились на уютной , ровной площадке – выступе под вершиной. Рядом снег потихоньку тает, резкие кусты стланика для костра растут. А большего нам и не надо. Да и главное, что доступ ко всем геофизическим профилям с водораздела удобный. И даже вполне «домашний» выводок куропаток, курица с цыплятами, по лагерю бродит каждый день, и мы их остатками каши кормим. А пейзаж кругом восхитительный. С горы открывается круговой обзор далеких и близких хребтов с заснеженными вершинами. Каждый день – восходы, закаты цветные разные, то туманы, то яркое солнце тело и глаз радует. То мы «парим» над облаками, из которых вершины торчат, как из перины, то, наоборот, облака почти за шапку цепляются. Ночью же при свете луны – вид фантастический: ни пером описать, ни в сказке сказать. Ни комаров вездесущих тебе, ни  мошки. И от ветра укрыты под склончиком. Шляпки красных подосиновиков там-сям на фоне ягеля по лысому водораздельчику  «светятся». Мечта – да и только, особенно для любителей «пощелкать». Сама площадка окаймлена по краям скальными выступами коренных пород, образующими естественный крепостной вал. Внизу под уступом временами похаживают медведи с медвежатками на безопасном расстоянии.

     И до основного нашего лагеря близко. Он находится в нескольких километрах внизу у подножия массива, на р. Богдановича. По утрам, бывало, слышим по связи - радист Павлов передает по связи: «Замазка у нас». А мы над туманом «сидим» и похохатываем, какая к черту замазка, когда солнце светит вовсю.

     Отряд наш состоял из пяти человек: я, двое студентов– геофизиков  – на один магнитометр и еще двое рабочих. Последние двое, в общем-то, мне были и не нужны. «Скинули» мне их геологи за ненадобностью. В числе этих двоих и оказался профессиональный кинооператор – Вася Дегтярев.

     Приехал он к нам в экспедицию из Вильнюса. Там он занимался своим делом. Снимки его, в основном всякие пейзажи, печатались даже в известных журналах типа «Наука в СССР». Подвизался в каких-то церковных изданиях. Относил себя к людям глубоко верующим, да и происходил из какой-то старинной русско-польско-литовской старообрядческой  семьи. А в разные экспедиции выбирался, по-видимому, на натуру. Удобно. Тебя возят, да еще и зарплату платят.

     Возил он с собой всегда кучу всякой киноаппаратуры весом не менее полтонны: треноги, кино- и фотокамеры разных типов объективы. По этой причине и оказался неудобен для мобильных геологов-маршрутчиков: ни на лодке резинке с ним не уместишься, ни тем более, не перетащишься с выкидушки на выкидушку. Обуза и балласт. Да и подозревать его в ленце некоторой стали. Оно и понятно: у него своя забота в голове – то цветочки крупным планом снять, то росу на паутине и т.п.

     Выглядел Василий импозантно и соответствовал образу профи кинофотоискусства. Лет 35-и, с представительной аккуратной в меру бородой, в очках в золотой оправе. С мягкой интеллигентной манерой общения. Почитывал книги по философии, в особенности тибетской. И с неистощимым усердием каждый вечер строчил по разным адресам кучу писем и поздравлений. В общем, человек ценивший связи и всех своих знакомых. Да и мне он был симпатичен.

     Ладно, думаю, возьму его. Сгодится на заготовку дров, приготовление нехитрой пищи, а то и на подмену уставшего контингента.

     Лагерь мы оборудовали стационарный с расчетом на два месяца работы. Василий не был особо обременен обязанностями, а в некоторые дни и вовсе был предоставлен самому себе. Пусть резвится, думаю, если есть возможность. Он и разместился на площадке с полным комфортом. По ее периметру в разных местах постоянно стояли наготове разные треноги. Со стороны можно было подумать, что здесь находится какой-то секретный наблюдательный пункт. Радиолокаторов только не хватало. Виды можно было снимать, не сходя с места. Василию и желать ничего лучше не надо было.

     В маршруты Вася со мной ходил исправно, когда была в этом необходимость. С утра мы обычно с наблюдения продирались вниз по склону сквозь заросли стланика и ольховника, а к обеду тем же макаром вверх. Перекусывали быстренько чайком у костерка, и опять вниз-вверх. Во время обеда пока костерок горит да кипяточек закипает в чаевке – жестяной консервной банке, Вася достает любимый «Никон» и окрестности «общелкивает», меняя разные объективы и светофильтры. В том числе и меня цепляет, потому как скрыться мне некуда. А за чаем с вареной сгущенкой можно с ним и помурлыкать на общие для нас темы. Тема сама собой и напрашивается – связь нашей занудной однообразной работы и фотоискусства.

- Слав, а ты вообще фотогеничен. Лицо мне твое нравится. А развернись еще вот так! Туда взглядом. Во!

Щелк! Щелк!

Мне это лестно, конечно, слышать, и распирает меня от осознания своей значимости в возможном воплощении героического образа землепроходца. Почесывая свою давно небритую физиономию, пытаюсь порассуждать:
-Вась! Ты снимаешь стереотип, давно набивший оскомину. А вот как бы наш тяжкий труд отразить по правдивей, повыразительней и в экспрессии? Чтобы образ задышал, буквально чувствами и ощущениями! Ты сам осознал на своей шкуре наш тяжкий труд. Видишь, какие мы с тобой уставшие и умотанные.
Геолог с вечными чайником и гитарой у костра; геолог с камнем в руке; геолог, сверяющий карту с компасом; геолог, смотрящий с улыбкой вдаль на место строительства будущего ГОКа; геофизик, впившийся как клещ в непонятный пульт с кнопками… Такие кадры можно и на Воробьевых горах наснимать и незачем на натуру в тундру ездить.
Взять вот буровика-нефтяника. Его легко показать: облил ведром мазута и в ладонь плесканул, и снял статично на фоне железных ферм. Образ сразу задышал.
А мы вот не чище его, а может и погрязней. Только грязь наша, если можно так сказать, прозрачнее. Вот и схватить с лету образ человека, когда весь он обливается каплями пота и диметилфталата, облеплен, облеплен скопищами комаров, паутов, оводов, слепней. Руки все в смоле от кедрача. А кой у кого даже и лицо опухшее от гнуса. Оптика сейчас классная, позволяет все малейшие трещинки на лице отобразить с любым увеличением.
Глянь, Вась, на мою штормовку со спины. Она вся мокрая и белая от пота и соли. Пот и таежный запах так пропитывают ее, что потом даже многократная стирка не может удалить его. Но ароматы средствами фотоискусства не передать. Так же как и тяжелое дыхание или мат-перемат на подъеме. Для этого есть звуковое кино.
Вникаешь, Вась? Только поднялся человек на хребет, допустим, и хочет дыхание перевести, а ты его, еще тепленького – щелк! Вот она где, правда жизни и искренность искусства. Реализм!
В зимний период свои особенности съемки. Обязательно с  бородой надо быть. Когда мороз силен, то на ней все написано: и дыхание, и разная слизь, и прочие крупы-вермишелины примерзшие. И пар стоит кругом, как от паровоза. Но все-таки несколько статично и заиграно. Вот тут-то и показывай реализм – не сымай человека в добротной шубе с чужого начальницкого плеча, а как есть его – в замасленном ватнике с прожжёнными дырками .
Или осень взять – студеный ветродуй на хребте. Руки стынут, немеют от стужи, кости и те продувает. Магнитометр на треноге вообще отказывается стоять. Ну, тут техника съемки понятна. Для большей выразительности надо распахнуть душегрейку навстречу ветру, шапку выкинуть и ни в коем разе не убирать из кадра клочья перчаток с обрезанными кончиками. Этот прием применят геофизики, чтоб отмороженные кончики пальцев лучше осязали всякие кнопки-винтики на приборе и карандашик для записи.
Вообще, Вась, на всякие мелочи в одежке обрати внимание, всякие штришочки. Видишь, что у меня пуговицы все оторваны и свитер – дыра на дыре. Опять же правда жизни. Бесполезно пришивать и зашивать. Каждый божий день продираешься по прямым профилям через непролазные дебри. Удивляюсь, почему я до сих пор не голый хожу или в какой-нибудь звериной шкуре. Вот так без прикрас и сымай! Никакой имитации! Шедевры мирового искусства так и делаются.
Или обратил внимание? С утра я не в штормовке хожу, а  в фартуке от грудей из полиэтиленовой пленки. Это потому как каждый день роса в высокой до плеч траве не сходит, и мокрый будешь насквозь. Образ при съемке будет не героический. Ты это не сымай. Не поймут.
Или вот по снежинкам мы с тобой тут ходим, а за нами на снегу ярко-красные кровавые следы остаются от каких-то микроорганизмов или пыльцы, непонятно. Черт знает что! Выразительно очень. Но не сымай. Мало того, что не поймут, но и не поверят. А вот милиция поверит и заинтересуется.
Рука у меня забинтована грязным бинтом. Неважно, что я ее поранил, когда открывал банку консервным ножом. Обязательно руку первым планом показывай. И хорошо, что с грязным бинтом.
Да и картину обеденного привала можно усилить нехитрой сервировкой. Икру и балычок убери прочь. Хоть мы и на Камчатке работаем, но пусть не думают, что мы их каждый день лопаем. На газетке разложи сухари черствые , горстку брусники или шишечек кедровых. Можно добавить листиков кислицы, если попадутся, грибок на палочке-шампуре. Можно, пожалуй, в виде исключения одну корюшку.
Обрати внимание особо на то, что я курю. Правильно – это самокрутка «козья ножка». И не «Прима» какая-нибудь яркая, и тем более не «Кэмэл». Извини, что дурновато пахнет, но кто знает толк, оценит – это настоящий первосортный моршанский самосад. А «ножка» имеет гигантские размеры потому, что меня «подсадили» на этот размер мои прежние рабочие, чтобы перекуры подольше длились. На первом плане у меня лежит газет «Правда» с особо нарванными в одном направлении листками для следующих «ножек». Газетенку с датой постарайся крупно дать – это для истории.
И с камнями и прибором в руках меня не фотографируй. Мы сейчас не так руками работаем, как ногами. Целыми днями с утра до вечера в болотных резиновых сапогах ходим, не снимая. И летом, и зимой. Только ночью или в обед можно разуться. Так что крупным планом покажи хоть одну голую ступню, а сохнущие портянки на заднем плане. Будь откровенен в отражении суровой действительности.
Заранее предостерегаю от ошибочных увлечений молодых и неопытных фотокорреспондентов. Не снимай геологов в медвежьих, рысьих, бараньих шкурах. Тем паче геологинь с лисьими, песцовыми и собольими воротниками. Если уж совсем невтерпеж, сними для экзотики в волчьей шкуре. Не снимай выходящих из маршрута обвешанных связками рыбы и свежих мясопродуктов. Не надо. Это все сплошной компромат для многочисленных органов и обратная сторона героической медали.

- Да, Вячеслав, очень тяжкий и неблагодарный ваш труд! За такую работу ты там, у них, за бугром, получал бы немалые деньги и сейчас на «Мерседесе» бы разъезжал.

- Да брось! Неправ ты, Василий: Там, у них, нас давно бы разогнали за такую организацию работ, и был бы я, наоборот, нищим безработным. Нас таких «героев» целая армада по всей стране бродит. На всех баксов не хватит.

     Тут я докуриваю последнюю моршанскую сигариллу и, покряхтывая, встаю на ноги.

-Ну, нам давно пора! Заболтались! Встаем на крыло и погнали дальше.

-Эх, Слав! Похоже, опять по крутому склону пойдем. Мы с тобой как альпинисты.

-И опять ты неправ, Василий! У нас хуже, я думаю. Альпинистов перед подъемом долго готовят на базе отдыха, шоколадами, витаминами кормят. А меня, во всяком случае, так не нянчат и не экипируют, у меня план горит. Каждый божий день, если погода позволяет – спуск, подъем. Конечно, это далеко не Эверест, но серые трудовые будни заматывают не меньше, и совсем они не праздники для нас, как в той песне поется. Предел возможностей начинаешь ощущать, когда колики-иголочки по спине пробегают. Когда ты идешь уже круглые сутки: днем – само собой, а ночью – снова во сне. Проснулся, не отдохнувший, и снова иди. Ну все! Идем!

     Начинаем следующий маршрут-профиль по аэрофотоснимку. Уточняем направление по буссоли. В этот раз нам благоприятствует фортуна: как раз, как по заказу по нашему пути уже натоптана, след в след, удобная медвежья тропа. Дай бог, не придется виснуть с проклятиями на стволах  и ветвях стланика и ольхи, если тропка точнехонько с линией профиля совпадет.

-Вася! Даю первый отчет: 37 и 4, время 14.02. Шагай и дальше по тропе, не сворачивая!

     Вот и кончился наш нехитрый обеденный разговор. Переходим от разговоров о высоких материях к прозе жизни.

     Но ведь прав оказался стервец. Но нет, не Василий, а, к сожалению, я. Накаркал. То, что было там, стало тут. Разогнали нас, рассеяли как дым. Кому-то пришлось отдыхать после тяжких трудов, а кому-то, наоборот, с еще большим усилием копытить грешную землю. Но это случилось гораздо позднее нашей истории, и я не буду забегать вперед.

     По прошествии же этого полевого сезона в один прекрасный зимний день появляется у нас в московском подвале наш фотоимпрессионист Василий. Собирается по такому случаю на скорую руку импровизированная посиделка в предвкушении просмотра слайдов.  Все расселись, гаснет свет, включен проектор.

     Мелькают красочные кадры со знакомыми пейзажами. Слышатся возгласы восхищенных зрителей. Все сделано на высшем уровне. Один кадр лучше другого. Да и пленка ОРВО-вская, гэдэровская. Видим и кровавые облака в лучах заходящего солнца и скалистые зубцы в синей дымке далей, и бурлящие струи кристально чистой воды, и… Стоп! Моментально чувствую неладное.

Кричу: - Гаси быстро аппарат к чертовой матери!

     Но поздно. Птичка вылетела. Комната взрывается от хохота. На экране среди великолепного пейзажа в многоцветье красок я увидел себя. Василий увековечил для потомков момент завершения моего восхождения на водораздел. Фон великолепен –бирюзовое небо, дальний гористый план, заросли ярко-зеленого кедрача. А передо мной поляна, поросшая низкорослыми фиалками. Белоснежным ягелем и красноватой травкой. Я полностью экипирован, над головой болтается штанга с датчиком магнитометра. Иду, пригнувшись и весь в напряжении. Полная экспрессия! Но на месте выпученных от последних усилий глаз – одни белки. Зрачков нет!!!

     Видок у меня, конечно, героический, но только не годится для  помещения в центральной прессе. Он скорее подходит для воплощения героя из голливудского фильма ужасов. Вылитый вампир! Хоть сразу отсылай слайд на кинопробу на какую-нибудь студию «Парамаунт».

     И не придерешься! Ведь верно отобразил, нелегкий труд геофизика. Нашел нужный ракурс и момент. Настоящий мастер! Творчески подошел. Мы с ним тогда в разговоре все выразительные средства экспрессии перебрали, а вот что глаза вывернуть наизнанку от напряга может, даже и не догадывались. По секрету вам скажу, я потом столько раз тайком перед зеркалом пытался повторить этот финт. Нет, в спокойной обстановке не получается. Есть, конечно, те, которые и ушами двигают, и глаза вытаскивают, но это уникумы. Не думаю я, что Вася додумался мне глаза отретушировать: выцарапать мне тщательно иголочкой зрачки. Это уже похоже на садизм.

     Но огорчения мои на этом эпизоде не закончились. Кто-то из наших доморощенных Гиппенрейтеров стал демонстрировать в свою очередь коробку собственных пленочных шедевров. И там я снова засветился в еще более выразительной экспрессии. Сижу в кузове, мчащегося по сухой торфянистой дороге вездехода. Вся моя голова с закрытыми глазами -  сплошная серая маска от густой пыли. Хоть сразу сдавай в Исторический музей вместо египетской мумии. Мертвяк, да и только! И опять же я вроде на работу еду, то ли с работы. И карты в руках не держу, и рукой куда-то вдаль на горы не показываю. И взгляд совсем не проницательный. Вернее его нет. Впору глаза прорисовать, а точнее иголочкой процарапывать. Да к тому же и голова вся деформирована, потому как снята с очень близкого расстояния и даже отдельные пылинки видны. Оптическое искажение.

     Нет, ребята. Не люблю я фотографироваться. И не уговаривайте. И даже в передовики производства поэтому не лез, чтоб на доске почета не осрамиться со своей «фотогеничностью».

Честно признаюсь, что я теперь даже на всякие-разные социально-пенсионные документы старые фотокарточки сдаю. Накопилась их тьма. Комсомольский значок только бритовкой соскабливаю. Оно и дешевле и красивше получается. Фотогенично и без экспрессии.
_______________

Послесловие:
http://proza.ru/2019/02/18/1031