О благородном цензоре, падшем поэте и не только -7

О благородном цензоре, падшем поэте и не только, или о русофобии некоего Колкера, его  «Тризне по России», ГУЛАГ-е СоЛЖЕницина, экономике Сталина и историческом предвидении советского цензора-7

(Из воспоминаний моего благородного товарища из Карабаха).

   Об окончательном излечении недуга дяди Володи, конечно же, говорить не приходилось, но, то, что лицо стало чище, это замечали все. Помню, тогда, всеобщему счастью и радости, не было предела. Атеркцы ещё долго с особой гордостью вспоминали эту историю. Во многом, благодаря тому, что атеркцам более не суждено было свидеться с дядей Володей, эта история переросла в некоторую мифологию, согласно которой, подобно, народным сказаниям с добрым концом, произошло долгожданное исцеление.
   За месяц пребывания четы Дитц в гостях карабахцы старались приобщить их к наиболее интересным и показательным аспектам своей жизни. За это время они успели побывать и на сельской свадьбе, и на похоронах, съездили в райцентр Мардакерт на клубный концерт местной этнографической самодеятельности, побывали в Степанакерте на спектакле русского областного театра. Дядю Володю даже приглашали на расширенное торжественное отчётное заседание районного актива. От некоторой его скованности, которую можно было заметить в первые дни и следа не осталось к концу месяца. Иногда даже казалось, что дядя Володя стал понимать карабахский язык, по крайней мере, он стал быстро улавливать суть разговора карабахцев между собой в его присутствии. Мне посчастливилось повсюду сопровождать дядю Володю. Практически, в те дни я являлся основным переводчиком для него, что способствовало ещё близкому моему расположению к нему. Как я уже отмечал, уровень познания русского языка, и грамотность моей русской речи в то время были далеки до совершенства. Однако моя месячная вынужденная языковая практика, конечно же, не прошли бесследно. Более того я стал замечать некоторые не только пунктуационные и акцентные огрехи, но и грамматические неточности у деда, что, кстати, его обрадовало. Конечно же, «русский» деда, который приступил к её освоению в сильно зрелом возрасте, был очень далёк до совершенства. С базовым образованием в армянской школе и двухгодичными курсами, также на армянском языке, деду, только на фронте с 1941 года, в возрасте 33 лет, посчастливилось, если можно, в данном случае, так выразиться, вынужденно приступить к изучению русского языка. Однако, впоследствии он не переставал его совершенствовать. Про русскую библиотеку деда ходили чуть ли не легенды. Он потихоньку собирал её, выписывая книги по почте, принимал подарки от благодарных учеников, закупал в книжных магазинах Баку, Еревана, Тбилиси и других городов, где ему посчастливилось побывать после Победы. А про «походы» моего деда с внуками по книжным магазинам можно говорить бесконечно….