Вариации на тему. Глава 7. Исповеди

 Две исповеди

Исповедь матери


     Мне сорок два года. Пожалуй, сейчас я и выгляжу на свои лета. Но было время, когда я вид имела ужасный. Конечно, может быть, это было лишь внутренним ощущением, потому что несла свой крест в страданиях и муках и почти потеряла последнюю надежду на какие-то перемены.
     Расскажу все по порядку. Это довольно трудно. Но я отважилась поведать свою историю, местами трагическую, местами жестокую с единой целью: может быть, она станет  для кого-то той спасительной соломинкой, за которую он сможет ухватиться и попробовать начать очень трудную работу - попытаться изменить свою жизнь, и тем самым помочь детям вырваться из лабиринтов непомерных желаний и притязаний.

   История моя - о дочери. Когда она родилась, мне было всего двадцать лет. Роды прошли с осложнениями: выходные щипцы и родовая травма. Но, кажется, все обошлось. Девочка росла красивым и здоровым ребенком. С мужем сначала тоже жили неплохо. Но потом он стал выпивать, и мы разошлись.
     Дочка развивалась нормально. Она знала много стихов, причем, не только детских, но и стихов серьезных взрослых поэтов. Их часто и много ей читала бабушка. Очень любила музыку. При всей своей подвижности могла часами слушать пластинки с записью классических произведений и иногда просила: «Мамочка, купи мне скрипочку!» Вообще, была смышленым ребенком. Как-то бабушка, глядя на нее, сказала: «Наверное, будет хорошо учиться!» А я подумала: «Еще бы! Как же иначе! Не в кого ей плохо учиться!»
     Девочка любила рисовать, играть в куклы, ухаживать за цветами. Когда я смотрела по телевизору какой-нибудь фильм, она порой спрашивала, оторвавшись от игрушек: «Мама, а кто прав?» И мы с ней разговаривали, разбирали, кто прав, а кто - нет.
     По выходным иногда ходили в музеи или в театр. Я расчесывала ее  пышные светлые волосы, заплетала красиво, мы наряжались и отправлялись куда-нибудь. Часто ходили в парк кормить синичек и ворон. Синички садились прямо на руки и клевали орешки или семечки, а воронам мы приносили рыбьи головы.
     Не могу сказать, что дочка была избалована. Во всяком случае, в обычном  понимании этого слова. Постель застилала сама, могла погладить платьице, ходила в магазин и по записке покупала все необходимое. Могла приготовить простой обед. Дома была послушна. Гуляла, как правило, там, где мы с ней условились.
     Бывало, врала, но по мелочам. Как-то приходит и говорит: «Мама, я помогала дворникам снег убирать, и они пригласили меня чай пить. Сказали, что я очень хорошая девочка. А я сказала, что папа мой - профессор, мама - помощник генерального директора (это было почти правдой; я работала начальником отдела и часто бывала на совещаниях у генерального), а я на четверки учусь».
     А училась плохо. Проблема уроков не сходила с повестки дня. И в школе частенько возникали сложности с поведением,  так как ей было трудно вовремя остановиться, если разойдется. На собраниях нас привычно ругали. А ведь казалось, ничего не предвещало!
     Дома, когда мы были вдвоем, царили мир и покой. Случались, правда, серьезные ситуации, которые настораживали и не могли не беспокоить. Какие-то проявления бездушия и жестокости. То бросила кошку в воду, чтобы проверить, умеет ли она плавать. То нарочно унижала девочку. Когда ей было лет пять, мы как-то, будучи в гостях, застигли ее в тот момент, когда она, схватив за горло мальчика-ровесника, «придушивала» его. Тот хрипел, но почему-то молчал и не сопротивлялся.
     Я обращалась к психологам и даже к психиатру, но ничего существенного они не находили.

     Так мы жили. В своем мире спокойно, а за его пределами сталкивались с трудностями. Сверстницы дочери уже встречались с мальчиками (сейчас это начинается рано), а моя девочка больше любила чем-то заняться дома: пересаживала цветы, мастерила что-то, пыталась шить...
     Гром грянул, как всегда, неожиданно. Дочь, хоть и не без проблем, перешла в выпускной класс. Прошло лето. Начались занятия, и я надеялась, что школу мы закончим, а дальше видно будет. Однако я стала замечать, что с ребенком что-то происходит. Она сначала как-то замкнулась, ушла в себя, а потом временами в нее словно бес вселялся. Она грубила, скандалила. В декабре перестала ходить в школу.
     И чем больше я пыталась вразумить ее, тем хуже была ответная реакция. В доме стал звучать мат, запахло табаком, а иногда и перегаром. Со временем появились подозрительного вида знакомые молодые люди, которые могли запросто остаться на ночь. Из комнаты дочери часто клубами валил табачный дым, слышны были пьяные крики. Там грохотала музыка в любое время суток, и я уже ничего не могла с этим поделать.
     Порой дочь не являлась домой в течение нескольких дней, и я понятия не имела о том, где она и чем занимается. Ясно было только одно: ничего хорошего ждать не приходится.

     Мои увещевания и уговоры не давали результата. Более того! Какая-то немыслимая жестокость появилась в дочери! Это мучило меня, но я не знала, что делать. Я была бессильна. Только слезы были моим уделом.
     Как-то изрядно подгулявшие кавалеры среди ночи принесли ей в подарок двух гусей. Видимо, украли где-то.  Молодежь, довольная своими приключениями, гоготала громче бедных напуганных птиц, забившихся в угол кухни.
     Я дала им воды, покормила. И так они жили несколько дней. Мне было жаль их, и я ухаживала за ними, не зная, что делать дальше.
     И вот однажды после очередной гулянки дочь явилась домой заполночь и заявила, что голодна. В холодильнике ничего подходящего не оказалось, и она схватила одного гуся и швырнула его с размаху о стену. Голова бедной птицы беспомощно откинулась, - она была мертва.
     Я думала, что сойду с ума! Ползала вокруг белого распластанного тельца и плакала, а дочь сказала: «Я тебе говорила, что меня надо кормить!». И стала ощипывать гуся.
      Второго я на следующее же утро отвезла в ближайшую деревню и уговорила старуху взять его, дав в придачу крупы и денег.
     А однажды, когда я уезжала, они с друзьями купили то ли ягненка, то ли козленка, кормили, а потом забили, сказав, что так покупать мясо дешевле.
     Пьянки, гулянки, грубость... Ссорились шумно. Со мной один раз такая истерика случилась! Что кричала - не помню. Что делала - тоже не отчетливо. Только ощущение было очень странное: словно я сама же за собой сверху наблюдаю и думаю - что же я вытворяю?!

     Все это продолжалось около двух лет. Время от времени я приходила в отчаяние, и в моей голове проносились страшные мысли: то ли собой покончить, то ли, как у Гоголя, - «Я тебя породил, я тебя и убью».  Но тут же спохватывалась: «Да нет же! Нет! Не хочу этого!»
     Однажды, когда в «апартаментах» дочери в очередной раз стоял пьяный гул, я сидела и плакала от бессилия, а потом, помню, встала посреди комнаты и взмолилась: «Господи! Помоги дочь образумить!» И с таким чувством это у меня вырвалось, что я даже сама удивилась. Не могу сказать, что в Бога верила. Вообще об этом не думала никогда.
     Наверное, люди все так. Пока терпимо, о Боге не вспоминают. А уж когда «припечет», и сил больше нет совсем, осознанно или нет, о Боге вспоминают.
     После этого прошло не меньше, чем месяца три, прежде чем как бы случайно, «на перекрестках житейских дорог», произошла  эта знаменательная Встреча, с которой начался  новый отсчет моей жизни.
     Появились люди, которые поддержали, с которыми можно было поделиться самым сокровенным и без утайки и стеснения рассказать о той боли, которая терзает тебя и рвет на куски. Появились книги, написанные мудрецами, из которых ты узнаёшь, как устроен мир, в котором приходится жить и решать трудные, порой, казалось бы, неразрешимые задачи...
     Кое-что читала и раньше, но все как-то на разных полочках лежало, а тут стало складываться в единое целое. Я сердцем почуяла, что здесь мое спасение.
     А дома пока все шло по-прежнему. Правда, один раз с дочкой, что удивительно, произошел разговор о жизни. Мы даже пошли прогуляться вместе, и так случилось, что встретили (опять как бы совершенно непреднамеренно!) моих новых знакомых, сердечных и очень мудрых людей, которые недавно помогли мне для начала хотя бы «остановиться, оглянуться»...
     Так бывает! Жизнь сама ведет тебя и выносит на ту тропу, по которой идти ближе, но при условии, что ты не сопротивляешься и слышишь ее подсказки.
     Когда мы возвращались домой, мне показалось, что в душе дочери что-то дрогнуло.
     А потом все завертелось, как в калейдоскопе. Дочь посадили. Срок дали небольшой, но для меня это испытание было очень тяжелым. И если бы не Живая Этика, не знаю, как бы я все перенесла.
     Но я уже знала о Законе Кармы. И мысль о том, что все, со мной происходящее, так или иначе, создано когда-то мной же, облегчало жизнь. Некоторые говорили: «Мне от этого не легче!» А мне помогало! Что же делать? Раз сама виновата, надо все самой же и исправлять. А ведь раньше я думала: «За что мне это?!» И было жаль себя.
     Теперь же я знала, что саможаление - это только потеря сил. Я знала и то, что все испытания когда-то закончатся, и что все они - по силам. Все можно исправить!
     И еще меня подстегивало то, что если не справиться с проблемой в этой жизни, та же задачка встанет перед тобой в следующей. А вот этого ОЧЕНЬ не хотелось! Но Закона Перевоплощения  пока никто не отменял!
     Я должна сделать это сейчас!
     И, засучив рукава, я стала разгребать завалы судьбы. Яро принялась менять себя, поняв, что истинный смысл моей жизни -  в накоплении качеств духа, в том, чтобы научиться жить по Законам Бога, по Законам Космоса. А как это сделать, написано в книгах Живой Этики. Конечно, если рядом есть человек, который поможет  разобраться и правильно понять эту Науку, задача облегчается. Огромное спасибо этим людям!
     Итак, я шлифовала себя, безжалостно выдергивая пороки, которые в себе увидела. Я знала, что если  стану чище, дочери будет легче выправиться. Я прекратила все негативные разговоры о ней с родственниками и знакомыми, чтобы не закреплять отрицательные моменты жизни. Никому ничего не рассказывала плохого, и постепенно люди перестали утомлять меня расспросами.
     Я писала дочери письма, посылала книги и добрые мысли. Но перемены в ней происходили не сразу.
     Помню, как в первый раз мне дали с ней свидание. Я, вымотанная многочасовой очередью и нервотрепкой, после тяжелой ночи, когда не сомкнула глаз ни на секунду, прошла все эти препятствия и еще много-много дверей с огромными замками, решетками и засовами, чтобы поддержать, как мне казалось, убитую горем дочь. А она вяло отвечала на вопросы, а потом заявила: «Ну, ладно, мать! Иди. Я пойду чайку попью».
     Письма сначала походили на заявки в отдел снабжения: купи, принеси... Но со временем что-то стало меняться во взгляде. И в вопросах звучало? «А как ты?» В письмах появились размышления о жизни, анализ ошибок, добрые слова.
     И вот, наконец, счастливый день освобождения! Это был наш праздник! Дочь радовалась дому, а я была счастлива, что закончились мытарства с передачами и свиданиями. И казалось, что все самое страшное уже позади.
     Но это только казалось. Примерно месяц мы прожили душа в душу: разговаривали о жизни, о будущем.
     И вдруг! Прихожу домой, а там записка: «Мама, не ищи меня. Я уезжаю». И все. Я, в панике, звоню друзьям, телефоны которых разыскиваю в телефонной книжке. Никто ничего не знает. Не нахожу себе места. Надеюсь, что вот-вот она войдет, и все будет хорошо.
     Потом понимаю, что потеряла дочь в тот момент, когда обрела. Теперь я ее именно «потеряла», потому что, если бы она уехала в период наших ссор, я, скорее всего, считала бы это облегчением. Хотя, трудно сказать! Наверное, и тогда было бы нелегко.
     Что делать? Опять стала себя настраивать на то, что испытания - по силам, и не вечны. Надо жить! Говорят, иногда, чем хуже, тем лучше. Помните? «Это даже хорошо, что пока нам плохо», - бодро распевали  Бармалей и его друзья в фильме про Айболита. И я сказала себе: «Раз моей дочке сейчас не нужна моя помощь, буду помогать другим детям».
     И впрямь, жизнь сталкивала с молодыми ребятами и девушками, которым нужны были совет или помощь, и я делала для них все, что могла.
     Но сердце-то все равно болело! Как она там? И где? Жива ли, здорова ли?
      Очень помогала фраза из книги «Две жизни» Конкордии Антаровой: «Храни мир и спокойствие, ибо от твоего состояния в значительной степени зависит урок, проходимый твоим сыном».

     Я поняла, что дочь нужно «отпустить». Но как это сделать?! Как, если ночью и днем неотступная мысль о ней не покидает меня?
     Я усиленно искала способ. Всякую жалость, ноющую и слезливую, пресекала. Я внушала себе, что дети так же, как и мы, проходят свои испытания. И у них за спиной многие прожитые жизни, и где-то спит под завалами мусора накопленная в веках Мудрость. Им надо пройти свой Путь.
     Я старалась! Мыслям о дочери не давала поработить меня, отгоняла их, как назойливых мух. Представляла, как втягиваю их пылесосом, а потом разрушаю, сжигаю, испепеляю! Их становилось меньше. И я ловила себя на том, что не всегда думаю о ней, а если думаю, то только о хорошем. 
     Потом стала целенаправленно посылать моей девочке какие-нибудь красивые образы. Воображение рисовало то голубку, которая садится ей на плечо, то розу. Я мысленно прикалывала эту розу ей на грудь и вкладывала в неё всю любовь, на какую была способна! Я проливала на мою девочку водопад хрустально-чистой воды, пронизанной солнцем, и представляла, что эта вода смывает с нее пыль и грязь. Иногда мысленно рисовала  ветку кедра или благоухающую ветку сирени и отправляла их через неведомые дали к дочери, и всякий раз с пожеланиями бодрости, стойкости, любви...
   Вроде бы, просто мысли! Но это так помогало переносить разлуку! Было ощущение, что ты помогаешь, когда не можешь помочь!
     Но я чувствовала, что помощь моя реальна! С юности любила стихотворение Константина Симонова «Жди меня» и свято верила в его могучую силу. Я справилась.
   Спустя полгода раздался телефонный звонок.  Я узнала,  в каком городе дочь живет, и что она работает. Я поняла, что ей тоже было очень трудно, но также почувствовала, что время не прошло даром. А после встречи убедилась в этом воочию.
     Теперь мы идем по жизни вместе. Я  благодарю Бога за помощь нам обеим. И, конечно, без земных Учителей нам бы не справиться! Еще раз огромное им СПАСИБО!


Исповедь дочери


     С самого детства я помню, что все принимала за «чистую монету». Как-то в садике воспитательница сказала, что тем, кто дома не острижет ногти, отрежет их вместе с пальчиками. И я упрашивала маму срезать ноготки как можно короче: боялась, что и впрямь без пальчиков останусь. А воспитательница смеялась, когда мама объяснялась с ней по этому поводу. Мне были такие вещи непонятны.
     Вообще, к садику привыкала трудно. Мне там было ужасно грустно! Первое время меня от мамы силой отрывали. Потом оставалась, но скучала. Чувствовала себя одиноко. И только одна маленькая девочка, остриженная почти наголо, ласково брала меня за руку  и говорила: «Скоро, скоро мама придет!» Я очень любила эту девочку и была благодарна ей.
     В садике всем всегда было некогда. Помню, когда после летнего перерыва мне стало совсем невмоготу от тоски, я подошла к воспитательнице и попросила: «Да полюбите вы меня хоть чуть-чуть!» Она обняла меня и сказала: «Девочка моя, видишь, все время некогда!» После этого мне стало там немного легче.
     А в школе, казалось, меня совсем не любили. Училась я плохо, была вертлявая, а иногда словно улечу куда-то и ничего не слышу. Меня все время ругали! А мама дома добавляла и говорила то же самое, что и учителя.
     С учителями чаще всего не везло. Когда я училась в первом классе, ходила на продленку. Один раз замешкалась после уроков и опоздала в группу. Воспитательница меня выгнала, и я целый день гуляла по стройке возле школы, потому что ключа у меня не было, а мама на работе. А когда мама пришла за мной и увидела, что меня нет, найдя, наказала. А я не понимала, почему попало мне, если меня воспитательница не пустила в класс.  Было обидно, и я решила, что мама меня не любит.
     Учителя у нас все время менялись. В третьем классе нашей новой учительнице показалось, что моя челка слишком длинна. И она, недолго думая, отхватила мне ножницами клок волос при всем классе, сказав при этом, что, если моей маме некогда привести дочь в порядок, то она сделает это сама, и немедленно.
     Мне было стыдно и обидно. Я тихо плакала. А мама моя пойти и заступиться за меня не умела. Она тоже только плакала дома. Мне было ее жалко, но все-таки я думала, что она меня не очень-то любит, раз не может защитить.
     Только в пятом классе к нам пришла хорошая классная руководительница - учительница литературы. Она относилась ко всем хорошо. И к тем, кто плохо учился, и к отличникам - ко всем одинаково. Я делала интересные доклады, рисовала газету, и отношение ко мне, только как к неуспевающей ученице, стало разнообразиться некоторым уважением. Это было приятно!
     Но Ирина Ивановна проработала у нас недолго. У нее были какие-то серьезные проблемы дома, и здоровье ее подорвалось. Сил, видимо, не хватило на все.

     Класс наш расформировали, и я попала в другую школу. Там опять все не задалось. Что-то происходило со мной в многолюдных местах! Я не владела собой.
     А уроки! Как я их ненавидела! Потому что, сколько бы я ни трудилась, результат почти всегда был тем же. Все как будто привыкли к тому, что мне надо непременно ставить «два» или «три». Это в лучшем случае. А математика мне вообще плохо давалась. Я любила что-нибудь учить, когда этого еще не проходили в школе. Тогда это было мне интересно, и меня никто не подгонял. А может быть, еще и приятно было показать, что знаю то, чего другие еще не знают. Детское честолюбие. Помню, как в начальных классах увлекалась таблицей Менделеева.
     Я любила дома чем-нибудь заниматься, когда не надо делать уроки. Поэтому мне нравилось болеть. А в школе маме не верили, что я все время дома. Все, наверное, думали, что я и дома хулиганю, поскольку со мной вечно приключались какие-нибудь истории. Мне часто выговаривали за что-то.  Лишь однажды я случайно услышала, как директор сказал учителям: «Оставьте вы ее в покое! У нее просто обостренное чувство собственного достоинства!» Я тогда не очень поняла, о чем это он, но решила, что это почти похвала.

     Я никогда не ругалась, хотя в школе такой язык не был чем-то необычным.
     В детстве я не была злой или жестокой. Лет в пять, помню, смотрела по телевизору «Три толстяка», так готова была сквозь экран в сказку прорваться, чтобы помочь любимым героям. Когда пропала моя собака Сима, я ее много-много дней искала, пока не нашла. Столько слез было пролито!
     Хотя, были и другие случаи. Однажды решила проверить, плавают ли кошки. И бросила первую попавшуюся кошку с моста в воду. Она выплыла, а меня в классе поколотили. И еще помню, что мне попало за то, что скинула с головы вороненка, который не умел летать. Мне мальчишка какой-то его на голову посадил. Я его смахнула, и он как-то неловко упал, а потом заковылял прочь. Всем было жалко. Вдруг он ушибся? И меня ругали, потому что я думала только о себе. Ничего бы моей голове не стало, если бы я птенца аккуратно сняла.
     В общем, детство было самое обыкновенное.
Насколько я помню, все началось с того дня, когда я оказалась в компании новых подружек. Они принимали какие-то таблетки, которые почему-то называли «колесами». Меня подзадорили, и я тоже попробовала. Ушла, как в бреду. Помню только, как одна сердобольная женщина подхватила меня под руку в трамвае, когда я чуть не упала, что-то выспрашивала, а потом везла домой через весь город трамваями, метро и опять трамваями. Я просила ее не говорить маме. Больше ничего не помню.
     Мамы, к счастью, дома не оказалось, а меня выворачивало наизнанку. Думала, умру.

     С этого момента (мне тогда было шестнадцать) словно что-то «отщелкнуло» во мне. Я стала любить ночь, темные обои, темные двери, толстые шторы, закрывающие окно. Меня успокаивал мрак в комнате.
     Постепенно я начала курить, выпивать, ходить на ночные дискотеки. Как во время эпидемии люди заражаются друг от друга гриппом, так я «заразилась» желанием «красиво жить». О том, что это такое, представления черпались из фильмов, которые мы смотрели по видику. Но на все это нужны были деньги. Работать не хотелось. И я стала приставать к маме сначала с просьбами, потом – с требованиями. Дальше – хуже.
     Вся жизнь проходила, как во сне. Помню, однажды лежу в кровати в каком-то притоне. Рядом - девчонки, ребята, - все «под кайфом». Кто-то плачет, кто-то хохочет. Входит парень. Глядит на меня вытаращенными глазами и вдруг орет нечеловеческим голосом, указывая в мою сторону: «Ведьма! Ведьма!» И убегает, сломя голову. То ли ему что-то померещилось, то ли я была на ведьму похожа.
     Теперь, зная о Тонком Мире, думаю, что в этом омуте разврата обретались не самые обаятельные сущности!
     Дальше – страшнее. Как в сказке! В этом же «гнездышке» меня однажды изнасиловали (кстати, мама об этом до сих пор не знает), после чего меня с неудержимой силой понесло в пропасть.
     Мне стало все безразлично. До этого хотя бы наряды радовали меня, а тут – ничего! Я стала проституткой. Что терять-то? (Об этом мама тоже «не в курсе». Может быть, только догадывалась?) Правда, это длилось недолго. Месяца два.  Потом безумно надоели сальные рожи, жирные животы, склоки и разборки сутенеров.
     Дома с мамой ссорились, дрались даже. Орали друг на друга. Мне теперь ничего не стоило выругаться матом. У меня было такое впечатление, что мама боялась меня, когда я «не в себе», а меня этот страх подстегивал и распалял еще больше.
     Иногда что-то внутри сопротивлялось всему этому, но так робко и неуверенно, что ничего не могло измениться. Как-то  по телевизору шел фильм. Я его не смотрела, но услышала одну-единственную фразу: «Ты же душу продал!» Меня как громом поразило. Что же я делаю? Где же моя душа? Может быть, тоже продана Дьяволу? И мысль – надо что-то делать! Пожалуй, это было сильное чувство, и я тогда впервые подумала о Боге.

     Мне было уже восемнадцать лет. Мама моя, видимо, окончательно со мной измучившись, уже даже не делала попыток до меня достучаться. Но что-то в ней изменилось! И однажды я сама заговорила, а потом, не знаю почему, как маленькая, пошла с ней на прогулку. Мы шли по парку, разговаривали, просто потому, что, казалось, нужно что-то говорить, раз уж мы идем вместе. И вдруг – какая-то странная встреча! Позже я смекнула, что мама моя её незаметно для меня подстроила! А может быть, и нет! Может, и правда, Божий Промысел! Но какой-то странный разговор случился! Толком не поняла ничего. Запомнила только, что Бог, похоже, есть, что испытания всегда по силам, и что никогда не поздно все изменить. Вот и все, что я из этого вынесла.
     Но жизнь шла по заранее написанному сценарию. Незадолго до моего первого «прозрения» мы с ребятами, изрядно «нагрузившись», разгромили какой-то ларь с продуктами. Как все произошло, зачем мы это делали, даже не помню. Потом был суд, и мне дали шесть месяцев.
     Что может быть страшнее женской тюрьмы? Насмотрелась всякого! Там же и дети рождаются!  Некоторые матери за ум берутся, а в других лишь звериный инстинкт растет, как на дрожжах. Готовы своих же детей и объесть, и обокрасть.
     Там у меня было время подумать. Но не сразу в голове воцарялся порядок. Мама присылала какие-то книжки, писала о причинах и следствиях, о том, что нет надо отчаиваться, что много жизней живем, о Заповедях Христа. Там я поняла, что такое голод, и оценила все то, что делалось для меня дома так незаметно, как бы само собой.
     Когда я вернулась, решила уехать, так как хотелось начать новую жизнь, хотя я еще не очень-то отчетливо представляла, что это такое. Решила исчезнуть, потому что здесь я создала себе не лучшую репутацию. Кроме того, стали «наезжать» старые знакомые, которые считали, что я им что-то должна.
     И я исчезла. Именно «исчезла»! Я даже маме не сказала, куда еду! Честно говоря, я даже не очень понимала ее переживания. Как-то об этом не думала. Да и сама не знала, где окажусь, и что буду делать.

     Жизнь помотала меня изрядно! Каждая попытка устроиться на работу начиналась с предложения переспать с каким-нибудь толстым дядей.  А я уже этого не хотела! Но надо было где-то жить и что-то есть. И я оказалась «в няньках»  у детей двух женщин-проводниц, которые часто уезжали в рейсы. Я оставалась с мальчиком лет семи и с пятилетней девочкой. Пока мам не было, все шло хорошо. Мальчик ходил в школу, мы с девочкой гуляли, читали, делали покупки, готовили обед. Но когда приезжали мамы, начинался кошмар: пьянки, драки, кавалеры… Я имела возможность наблюдать со стороны за жизнью, похожей на ту, в которой прожила два года. Это был ужас! Но, думаю, даже этот ужас был не таким ужасным! Здесь хотя бы не фигурировали наркотики.
     Мне было жаль детей, и я поняла, что мое детство было счастливым, хотя я раньше так не думала, поскольку меня все время ругали.
     Я долго не выдержала и опять уехала. Похоже, меня уже вело мое «Лучшее Я». Решение вырваться из порочного круга не осталось без внимания Там, Наверху, и я ощущала Помощь.
     Когда мне было негде ночевать, встречались люди, которые не боялись меня приютить. Когда нечего было есть, кто-то делился со мной. И я поняла, что если живешь праведно, или хотя бы стремишься к этому, тебе не дадут пропасть.
    Однажды я заболела. Жилья у меня тогда не было. Села на скамейку и отключилась. Очнулась в доме какой-то женщины. Оказывается, она меня из парка к себе каким-то образом привела и в постель уложила. Разобравшись, где я, опять впала в забытье. «Горела» я почти неделю. Температура была выше сорока градусов. Так, наверное, грешники в аду горят.
     Приду в себя, а перед глазами – огромные рожи с вывернутыми губами мерещатся. Страшные, безобразные! Голоса слышатся. Один говорит: «Впусти меня! Впусти меня!» Другой: «Хочешь меня убить – убей себя! Ведь я – в тебе!» Ужас! Мне казалось, что я схожу с ума! Голову руками обхвачу, вспомню о Боге и представляю, как я к Нему на Небо по канату карабкаюсь, как когда-то в школе в спортивном зале… Рожи и голоса отступали.

     После болезни эта добрая женщина помогла мне устроиться нянечкой в детском садике. Я уже могла снимать комнатку и кое-как пропитаться. Жизнь понемногу налаживалась. Я уже понимала, что самое главное – это работа.
     Как-то я сидела в кафе и пила кофе. За соседним столиком увидела парня. Он был высоким и симпатичным, но взгляд его глаз, серьезный и вымученный,  отличал его от сверстников. Он тоже обратил на меня внимание. Мы разговорились. Оказалось, что его судьба во многом походила на мою. Он тоже «в бегах» искал себя. Он рассказал мне много интересного. Я раньше безудержно мечтала о загранице, думая, что там красивая, настоящая жизнь. Мой новый знакомый познал эту жизнь вплотную и очень быстро «накушался». Там, действительно, все невероятно красиво, но почти все живут трудно, бережливо до абсурда с нашей, русской точки зрения. Можно даже сказать – скупо. С работой тяжело. И каждый – сам за себя. Конечно, и там встречались люди, которые помогали ему, когда он заболел и остался без средств к существованию. И там не сгинешь, если не будет на то Божьей Воли. Но когда Андрей (так звали парня) без гроша в кармане вернулся домой (не в смысле «домой», а в смысла – на Родину), он буквально был ошарашен разницей. Он впервые увидел и оценил наших людей, так как раньше жажда денег и богатства застилали ему глаза.
     Здесь его кормили, поили, давали ночлег, видя, что он болен и слаб. И он понял: души людей – вот главное богатство!
     Его рассказ произвел на меня сильное впечатление. И мое прежнее желание о заграничной жизни заметно ослабло, а потом и вовсе потухло. Я поверила парню.
     Я вообще научилась слышать и видеть. Я порой вспоминала, что   когда-то говорила мама, и даже учителя. Обиды мои стали утихать, а тоска по дому и маме – усиливаться.
     И тогда я впервые подумала: как она там? Ведь она не знает обо мне ничего! Не знает даже, жива ли. А прошло полгода! И я позвонила домой…
     А потом… Наверное, и рассказывать нечего. И так понятно. С мамой не может быть хуже, чем без мамы. И все-таки я не считала себя готовой вернуться. Но мы переписывались, перезванивались. Потом мама ко мне приехала. Она ко мне, а не я – к ней, чтобы я не потеряла такую важную теперь для меня работу. Я заметила, что и она изменилась. Мы словно заново родились друг для друга.

     Я бросила курить, не пью ни грамма алкоголя (к наркотикам я, слава Богу, не пристрастилась, только попробовала). Помню, мама привезла мне первые два тома «Граней Агни-Йоги». Там много полезного для жизни.
     А еще у меня появился друг, которого я, кажется, люблю. После моих «завихрений» я думала, что никогда никого не полюблю.  Но, похоже, время, действительно, лучший лекарь. У меня теперь совершенно другие ценности и задачи. И так хочется всех ЛЮБИТЬ!


Мой путь


     Познакомившись с основами Учения Живой этики, я словно рванула с места в карьер: сначала загорелась и стала работать над собой, но быстро угасла. Я не знала, что с этим делать. Я не знала, как жить дальше. Я потеряла старые интересы и устремления, а новые еще не успели укорениться в сознании.
     Уныние нарастало. Я заболела. Состояние было ужасным! Меня одолевали голоса, которые шептали, пугали и призывали покончить с собой.
     И я решила: или я отведу этих «шептунов» куда следует, или они отведут меня в ванную и заставят перерезать вены. И я, сознанием нацелившись на больницу, думая только об этом и преодолев все предрассудки, связанные с больницами такого рода, дошла. Там меня мигом «оформили», как своего клиента.
     Таблетки и уколы помогли. Но, может быть, их было слишком много, и мое сознание словно отключилось. Я просыпалась только для того, чтобы поесть, и ощущала некое подобие радости, только идя в столовую. Потом опять спала. Мне уже было хорошо в больнице. Я не хотела выходить оттуда. На улице мороз, а тут тепло и сытно.
     Я превратилась в гусеницу. Только ела и спала. Вес прибывал. Даже живот стал в складку.
     Тогда моя героическая мама, можно сказать, силой забрала меня домой и заново учила жить. Я не знала, как почистить морковку, как сварить суп, - я все забыла! И по-прежнему ела, ела, ела… Все остальное меня ужасно раздражало: и то, что надо учиться что-то делать, и то, что надо заниматься ребенком, который меня утомлял.
     И вот однажды вижу сон. Это был сон-сказка, чтобы мог быть понят моим притуманенным сознанием. Передо мной большой экран, на котором буквы складываются в слова: «Жила-была девочка. Она очень много ела. И однажды она умерла».
     Вот так!!! Это пробудило меня. Наутро я побежала к своему другу, если только способ моего передвижения в тот период можно назвать этим словом. Я едва ползала! Друг знал мои трудности, навещал меня в больнице, и ему как-то удалось приободрить меня. Он сказал: «У тебя все будет хорошо!» И я поверила. Во мне проснулось желание жить.
     Стала выкарабкиваться из своих проблем. Друг приобщил меня к спорту. Я похудела и окрепла.
     Через три месяца устроилась на работу медсестрой (это моя специальность), причем, в учреждение, аналогичное тому, из которого с таким трудом выбралась сама. Здесь никто не знает о моей недавней болезни. В нынешнее сложное время рады каждому, желающему трудиться за столь мизерную зарплату. Потому, видимо, особых справок не наводят. Наверное, буду тут работать до тех пор, пока глупости из моей головы не исчезнут окончательно. Тут, по крайней мере, я каждую смену вижу, где и как живут «Наполеоны» и прочие «спасители человечества». Ведь я тоже попалась на возвеличивании собственной персоны. Чуть ли не Матерью Мира себя считала!
     И как ни страшна на первый взгляд моя работа, именно здесь я впервые почувствовала сострадание к людям.
     Сейчас поступила в институт. В медицинский. Учусь заочно. Забочусь о ребенке, стараюсь полюбить работу по дому. Размышляю о жизни, и мне становится ясно, почему мой путь так сложен.
     В детстве училась я хорошо. Сидела на первой парте. Это внешняя сторона жизни. При этом воровала деньги у учителей и волновалась только о том, чтобы меня не разоблачили. Была бессердечная, и что такое «совесть» мне было неизвестно. Выйдя замуж, мужа очень любила, но любовью плотской, животной. И когда родился ребенок, не понимала, зачем он мне нужен. Он мешал мне.
     А муж оказался еще бессердечнее меня. Воистину, «подобное притягивает подобное». Пил, бил меня, потом и вовсе исчез.
     Я была всю жизнь необычайно ленива! Ощущала себя этакой королевой, для которой кто-то все должен делать. Теперь пожинаю плоды. Приходится учиться вести хозяйство, следить за чистотой в доме, где у меня недавно царила такая же разруха, как и в голове. Из кладовки пахло плесенью, в ванной – кучи грязного белья, в кухне – одна единственная кастрюлька. И даже иголки с ниткой в доме не было, так как я не ощущала в этом надобности. Иногда и ребенка не во что было одеть: все рваное и грязное. Готовила тоже кое-как.
     Теперь понимаю, что надо победить эту лень и научиться  ПРОСТО ЖИТЬ, исполняя Законы Бога: возлюби ближнего, как себя, не осуди. Исполнять их в быту, в обычной жизни, в мелочах. И исполнять с радостью. Полюбить ребенка, маму, всех людей, которые окружают меня.
     Недавно видела во сне зеркало, а в нем я, прежняя, - бездушная, самовлюбленная особа, которой ни до кого нет дела, и которую ничуть не задевает чужая боль.
     Последнее время в снах черпаю многое: познание себя, уверенность в будущем. Как-то во сне брожу по липкой грязи, а потом выхожу на свет и вижу Ларец. Открываю, а там – горка алмазов. Несколько камней беру в руки.
     Еще сон. Много-много коротких тропок, сходящихся в одну точку. Я хожу по ним то туда, то сюда, и все время оказываюсь на одном и том же месте. А потом вижу, как из этой точки пересечения тропинок идет длинная прямая дорога, и я иду по ней.
     Такие сны вселяют веру в то, что справлюсь, выстою, и страх, который еще живет во мне, будет побежден. Страх еще есть. Я боюсь опять впасть в бездну дремотного состояния сознания. Никому не говорю, но иногда, очень редко, оно окутывает меня. Тогда я буквально цепляюсь за самый близкий божественный Образ и ухожу от этого. Изо всех сил!
     Я стараюсь. Быт мой постепенно налаживается. Я постараюсь еще больше! Я буду стараться идти по прямой дороге, не шарахаясь из стороны в сторону. Пусть мелкими шажками, но всегда – вперед.