Род Сивцовых из Шахова 1930 - 1941

   Фото из архива автора.

                …Пока он ходил за аппаратом, дети быстро подготовились. Николай успел даже переодеть рубашку, которая ему досталась от старшего брата и которой он очень дорожил. В руки братья взяли то, к чему лежала душа. Так и в жизни потом сложилось:
              • Справа, Леонид, сфотографировался с портфелем. Окончит 2 высших учебных заведения.
              • В средине, Николай, одной рукой держит Леонида, а другой ружьё. Будет военным лётчиком, пройдёт две войны.
              • Владимир с балалайкой, получит ранение в финскую, потом ранение под Москвой, а пропадёт без вести в августе 1942. Погибнет в расцвете сил.
      
    Так, наверное, было написано на роду.



         Как ни хотелось ускорить переезд, на это ушло много времени. Летом 1930 года справили новоселье в комнате общежития, которую им временно выделили. Дервоедовы проживали рядом и тоже ждали сдачи новостройки, в которой им и Сивцовым выделили одну квартиру на две семьи. С работой, как обещали Ивану и Тимофею, проблем не было.

         Проблемы вначале были у детей. Школа была городская, хорошая, а они до этого учились в деревенской. Их так и прозвали «деревня». Здесь было всё не так, даже разговор. Требования по знаниям были намного выше. Николай в Шахова закончил три класса, а здесь его взяли только во второй.  Зато теперь он учился с одногодками и по знаниям, был в середняках. Все равно, пришлось быстро приспосабливаться.  Не обошлось без побоев, но братья держались вместе, были не из робких, могли «смачно матюкнуться» и дать сдачи, «по-деревенски». А с учёбой всех выручал Леонид, который с лёгкостью усваивал любые знания. Владимир, в классе, быстро стал «своим». Учился он посредственно, но без двоек, зато отлично играл на балалайке, потом научился на гитаре и отлично пел. Знал много интересных «побасенок» и за свой длинный язык не раз был наказан преподавателями. Николай учился на твёрдые тройки, любил спорт, особенно футбол, подражал Леониду, которого любил. Легко обучался и схватывал суть проблем, но был немного ленив в реализации решений, но если что надумал, выполнял, проявив твёрдость характера и усидчивость.   
        В начале 1932 года сдали дом. Семьи Сивцовых и Дервоедовых переехали в новую квартиру дома при ТЭЦ мясокомбината, квартира № 9. Этот адрес значится в архивных справках Владимира и Леонида. В дальнейшем этот адрес писался уже так: Семипалатинск, проспект Мира 91, к-10.  А сейчас улицы Мира нет, как и самого названия города – Семипалатинск. Теперь эта улица носит другое название, а город переименован в Семей.
   Хлопот с переездом, как обычно, было много. Детям отгородили часть комнаты, получилась спальня. В это время зашёл сосед, попросить какой-то инструмент, дети, зная о том что у него есть фотоаппарат, уговорили его сделать снимок. Пока он ходил за аппаратом, дети быстро подготовились. Николай успел даже переодеть рубашку, которая ему досталась от старшего брата и которой он очень дорожил. В руки братья взяли то, к чему лежала душа. Так и в жизни потом сложилось:

           • Справа, Леонид, сфотографировался с портфелем. Окончит 2 высших учебных заведения.
           • В средине, Николай, одной рукой держит Леонида, а другой ружьё. Будет военным лётчиком, пройдёт две войны.
           • Владимир с балалайкой, получит ранение в финскую, потом ранение под Москвой, а пропадёт без вести в августе 1942. Погибнет в расцвете сил.
      
               Так, наверное, было написано на роду.

  Голод 1932-1933 годов завершался. Матрёна богу молилась, что это трудное время заканчивается, все живы остались. В молодой стране во всём чувствовался прогресс. Полярная экспедиция Шмидта, подъём советского стратостата на высоту 19 километров, начало второй пятилетки и это только часть событий. Все учились и работали. Дети в школе, взрослые на специальных курсах. Иван Прокопович, был отличным машинистом, слесарем, с опытом работы, но ещё требовалось знать энергетическое оборудование.  Его настольной книгой стал учебник «Паровые турбины». Всё свободное время он посвящал её изучению. Лежала она всегда на самом видном месте, на столе. Однажды произошел забавный случай, связанный с этой книгой. Перед февральскими праздниками сёстры решили сфотографироваться. Матрена надела новое платье и туфли, а Катя была с новой сумкой. Чтобы как-то занять руки, поставили цветок, но этого показалась мало, тогда Мотя взяла со стола книгу и сфотографировалась с ней. Муж Иван потом шутил: «Ты у меня, как студентка перед экзаменом, даже в праздник с учебником не расстаешься».
Если серьёзно, то самым настойчивым и целеустремлённым учеником был Леонид. Он всё время был с книгой. Читал всё подряд.

Так незаметно пролетело несколько лет…

Леонид заканчивает школу и уезжает в Ленинград поступать в институт.

   У Николая наступил восьмой год учёбы. В классе собрались одноклассники и с энтузиазмом обсуждали прошедшие каникулы. Каждый старался высказаться, что бы друзья знали, как он провёл эти три месяца. Многие успели съездить к родне в другие города, накупаться в Иртыше, порыбачить и поохотится. Ну и конечно, у ребят на первом месте было увлечение спортом, игра в футбол. Дворовая команда, в которой играл Николай, собиралась почти каждый день, если позволяла погода. Играли до изнеможения или до темноты, но всё равно казалось, что этого мало. Последний месяц Николай часто стал пропускать эти увлекательные баталии и причина для этого, была уважительной, он встречался с Анной. Встречи с этой невысокой, красивой одноклассницей были трогательными, волнующими. Их отношения были в удивительной фазе – первой влюблённости. Даже мысли о предстоящей встрече были приятны, а время тянулось нескончаемо долго. Вот и сейчас, беседуя с друзьями, он постоянно поглядывал на неё, ожидая взгляда. Эти взгляды и встречи были, но только в то время, когда этого хотела она. Анна была девушка с характером и могла обуздать свои чувства, возможно не пришла её настоящая любовь.

    После новогодних праздников их взаимоотношения прекратились. Николай знал причину, ругал себя за то, что пригласил Анну на новогодний ужин домой и познакомил, кроме родителей, со старшим братом Леонидом. Он приехал с Ленинграда, на несколько дней, повидать родителей и забрать зимнюю одежду. Уже тогда, за столом заметил, Анна не сводит глаз с брата, а после того, как он пригласил её на танец, она до конца ужина не отходила от него.
               
       В 1937 году впервые официально разрешили празднование Нового года, установку елок, а первое января был определён нерабочим, праздничным днём. После ужина Анна и Николай собирались пойти на центральную площадь, где была установлена елка, играл духовой оркестр. Но она пригласила пойти вместе с ними Леонида, а младшему брату было неудобно сказать, что–либо против этого.
   Никогда до этого они не видели такую большую праздничную елку. Украшена большими картонными игрушками, которые болтались на ветру и разноцветными лампочками, она выглядела волшебной. Толпа горожан разных возрастов, оркестр, танцующие, толчея, все создавало праздничное настроение. Но Николаю было не до праздника, в толпе он потерял Анну и брата. Около двух часов пытался разыскать их, пока не осознал, что всё это напрасно. Они не потерялись, а просто ушли вдвоём. Домой Николай вернулся после двенадцати, но брата дома не застал. Они увиделись только на следующий день, ближе к обеду.
   У Николая на душе накипело, он высказал всё, что думал об этом. Его захлёстывала ревность и отчаянье, ведь самые близкие и дорогие люди его предали. Он ждал объяснений, надеялся, что всё проясниться и будет так, как было раньше. Но Леонид не возражал, молча слушал и думал о чем то своём. Это и бесило Николая больше всего. Не вытерпев, он бросился на обидчика, но брат остановил его, не дав себя ударить. В комнату вошла мама и со слезами на глазах попросила разойтись с миром. Больше Николай с братом по этому случаю не говорил.
   Анна долго уклонялась от разговора, но настал день, когда он состоялся.  Николай предполагал, что она будет извиняться, каяться, просить прощение, но всё оказалось не так. Он услышал в свой адрес то, о чём никогда не думал.
– Николай, ты хороший парень. Хорошо играешь в футбол и целуешься, но в остальном, кто ты есть? Сейчас ты учишься и надо сказать прямо, на тройки. Профессии и специальности не имеешь. Чем будешь заниматься, пока не решил. Как я могу связывать судьбу с таким, когда неизвестно, что с тобой будет завтра. Леонид полная противоположность тебе. Окончил школу, почти отличником. Целеустремлён, начитан, с ним можно говорить на любые темы. Учится в институте. Видно сразу, это личность. Запомни, мы ценим в ребятах надёжность, постоянство и предсказуемость, с таким можно строить семью, – высказав это и покраснев, Анна в упор смотрела на него, не отводя глаз. Николай, в растерянности смотрел на неё, но потом ничего не ответив, повернулся и быстро пошёл, что бы она не заметила навернувшихся слёз.
   Прошёл не один день, пока он смог спокойно обдумать монолог Анны. Вывод был неутешительным, но действительно пока никто в этой жизни. Но что делать?..
  Над этим вопросом он думал всё последнее время. Ему хотелось стать таким, чтобы она смотрела на него и жалела о своём поступке. Ночами снилось, что Анна, со слезами на глазах, просит извинения....
   Родители, конечно, были в курсе событий. Мать как могла, успокаивала. Видя его подавленное настроение, она не раз говорила:
– Коленька, ты не переживай так сильно, поверь матери, в этой жизни так устроено, хорошее и плохое, проходят. Только через время поймёшь, что потерял, а что нашёл. Лёнька конечно засранец, но что человеку на роду написано, то и случается, на лошади это за сто вёрст не объедешь. Ведь с Ленинграда приехал, на пару дней и на тебе, что вышло...
   Отец долго отмалчивался, задумчиво смотря на младшего сына и только спустя недели две, после ужина, начал этот нелёгкий разговор. Он не меньше жены переживал за сына, но ему, как главе семьи, надо было решить всё миром. Он не мог допустить вражды между сыновьями. Сначала, он долго молча, смотрел на Николая. Выдерживал паузу. Потом, как и жена постарался утешить. Ну а дальше задал вопрос и разъяснил сыну:
– А ты не задумывался, почему она с Леонидом пошла? Она сразу смекнула, что он уже жених, а ты парубок. Хватит мяч гонять. Паспорт уже получил, пора и о жизни, дальнейшей судьбе задуматься. Тебе планку жизни надо брать повыше, тогда девки к тебе тянуться будут. Верь отцу, я знаю, что говорю. Как я вас учил, сопли не распускать, наметь цель и работай. Каждый день, пусть как не тяжело, но по маленькому шажку делай. Тогда, до цели обязательно дойдёшь. Ты газету раскрой и посмотри, на кого надо ровняться – Ляпидевский, Левоневский, Водопьянов, да мало ли их. Не сопли на кулак мотай, а в аэроклуб шагай, вот вся дурь из головы и выйдет. Подумаешь, подружка другому дала. Она ведь только подружка, а не жена. На твой век такого добра хватит.

   Решение, которое принял Николай, было простым, для начала засел за учебники и перешёл в категорию «хорошистов». Весной, пройдя большой отбор и медицинскую комиссию, поступил в Семипалатинский аэроклуб.  Это было верхом желаний всех его сверстников. В классе на него смотрели как на героя, а он продолжал то, что наметил. Утром, с первыми лучами подъём, зарядка и пробежка до аэроклуба. Учёба. Потом пробежка домой, наскоро покушав и в школу. После школы, библиотека и уроки. Таким стал его распорядок. Приходилось совмещать учёбу в школе и изучение летного дела, материальной части, навигации, многочисленных специальных теоретических дисциплин. На сон почти не оставалось времени. Но упорство и мечта, помогала преодолевать трудности.
   
   Он увлёкся. Теперь казались смешными переживания, которые он испытал, хотя неприятная горечь обиды на брата и Анну осталась на всю жизнь. Теперь его больше волновали экзамены и первый вывоз на самолёте с инструктором. От «сторожил» аэроклуба он знал, что если инструктор заметит у него головокружение или «морскую болезнь», он будет списан. Перевороты в воздухе, болтанка, всевозможные пилотажные фигуры, которые делал в воздухе инструктор, быстро проводили «естественный отбор» среди новичков и определяли пригодность к летному делу. Ему пришлось уделить больше времени, на подготовку к экзаменам. Принял решение продолжить учёбу и закончить десятилетку. Хотя многие его друзья считали это лишним. Им хотелось быстрей вступить во взрослую жизнь, они звали его с собой, но он решил держаться намеченной линии… Через день, мама диктовала текст, из газеты. Потом он сам проверял. Русский язык у него был самым слабым предметом. Ежедневными, стали у него занятия по тренировке вестибулярного аппарата. Вращение головы до головокружения, самое простое и надёжное упражнение...

     Но вот позади волнения и тревоги. Экзамены сданы. С аэроклуба тоже не отчислили. Начинаются практические полёты на планере. Новые ощущения, это удивительное чувство свободы и полёта в тишине. Только тихий свист растяжек. Воздушные потоки и парение, как птица, над землей. Внизу земля, как большая, но очень чёткая картина. Это трудно передать, надо прочувствовать.
       
       Кроме аэроклуба приходилось думать и о хлебе насущном. Работа в артели, хоть и не доставляла удовольствия, но позволила купить хорошую одежду, давать родителям деньги на питание и не просить на карманные расходы. Тогда Николай и закурил, серьёзно. Это было модно, и он скорей подражал, чем чувствовал в этом необходимость. Кроме этого у него появилось увлечение – игра в шахматы. Теперь, если появлялось время, он брал книгу, садился за стол и расставлял на доске шахматы. По совету отца, было куплено несколько книг, по которым он разбирал типовые партии. Эта привычка у него сохранилась и в дальнейшем. Играл на фронте, и потом, после увольнения из армии.
   
       Был случай, когда надо было выбрать между рыбалкой и шахматами, он, не колеблясь, выбрал шахматы. Было это летом 1975 года, когда мы отдыхали в санатории, рядом с населённым пунктом Салтов, Харьковской области. После завтрака в выходной мы сидели с удочками, в заливе Печенежского водохранилища. По громкой связи санатория объявили, что мастер спорта международного класса по шахматам, проводит сеанс одновременной игры с желающими. Отец поднялся и сказав, что скоро вернётся, ушёл. Часа через два, по громкой связи объявили, сеанс закончился. Потом сказали о количестве участников, проигравших, сыгравших вничью и одном выигравшем. Мы очень удивились, услышав нашу фамилию. Это был отец.
   
   Кроме шахмат у Николая была заветная мечта - окончить Качинское училище, стать военным лётчиком.

                Общедоступная информация

Создана 21 ноября 1910 года, как Севастопольская офицерская школа авиации, первый выпуск которой состоялся 26 октября 1911 года. В 1912 году перебазирована в собственный авиагородок на реке Кача, от которой после и получила название Качинской.
    В период с ноября 1910 г. по октябрь 1998 г. Качинское авиационное  училище подготовило Родине 16 574 виртуозных  лётчика. Среди них за годы существования училища 342 летчика удостоены звания  Героя Советского Союза, 17 летчиков стали Героями Российской Федерации, 119  военных заслуженных лётчиков и лётчиков- испытателей. Качинская авиашкола гордилась и 12-ью маршалами авиации, составляющими половину летчиков, которые были удостоены данного звания в России за весь ХХ век.

   Мечтой каждого мальчишки того времени было желание стать одним из избранных, поступить в это легендарное училище. В нём учились дети многих государственных и партийных работников. Его окончил сын Сталина, Василий (Василий Иосифович Сталин, 1921 года рождения, сын Иосифа Виссарионовича Сталина и Надежды Сергеевны Аллилуевой). Николай понимал, что эта мечта может остаться мечтой, если не трудиться каждый день. И он старался...

   Два года для Николая пролетели как один день. Позади десятилетка и аэроклуб. В памяти ещё свежи воспоминания о прыжках с парашютом и самостоятельные полёты на У-2. По совету военкома, ещё в начале года, он написал заявление с просьбой принять его в Качинскую Краснознаменную военную авиационную школу имени А. Ф. Мясникова. С нетерпением ждал ответа, переживал.
– Ты здорово не переживай, если таких как ты брать не будут, то кто там будет учиться? Десятилетку закончил, аэроклуб закончил, летать умеешь, – не раз подбадривал его отец. И он как всегда оказался прав, вызов из училища пришел.
 
      Несколько дней он находился в радостном, возбуждённом состоянии. Улыбка не сходила с его лица. Хотелось всем рассказать о своей радости, но он старался сдерживать себя, быть более солидным. Друзья и знакомые поздравляли, многие завидовали, а он был горд, что выполнил намеченное. Даже ночами стало сниться, что он в новой военной форме лейтенанта авиации, идёт по Семипалатинску. Новые, хромовые сапоги скрипят, прохожие оборачиваются и смотрят на него...
   Сборы и проводы были недолгими. За столом собрались только близкие. Мать всплакнула и просила писать чаще, а отец произнёс напутствие. Просил зря не рисковать, но быть достойным защитником, не позорить фамилию. О том, что он будет зачислен в училище, не говорили, все были уверены в этом. Николай хоть и кивал головой, но мысли его были уже далеко... Потом, попросив родителей не провожать его дальше порога, обнял отца с матерью и забрав вещи пошёл на вокзал. Возле дома его поджидали друзья, которые проводили и посадили в вагон.
   Позади длинная дорога, без происшествий он добрался до Севастополя. На привокзальной площади стоял училищный автобус. Оказалось, что таких как он абитуриентов, приехало около десяти. Уже до отхода автобуса все перезнакомились и считали друг друга друзьями. В основном это были ребята с сёл, окончившие семь или восемь классов. Николай среди них был только одним десятиклассником. Автобус тронулся, а они, продолжая разговоры, осматривали незнакомый южный город. Николая поразила ширина, простор и голубизна спокойной морской глади. Дорога шла по берегу, он впервые увидел море. Разглядывая это чудо, он не заметил, как автобус подъехал к штабу училища. Так, 25 августа 1939 года, началась его учёба.
   Зачислен он был в одну из учебных лётных групп. Размещалась она в кирпичном здании на втором этаже. Как и у всех курсантов, у него была своя кровать, тумбочка и табуретка, на которой в минуты отдыха можно было сидеть. На кровати разрешалось лежать только в ночное и послеобеденное время. Командиры объяснили, какой порядок должен быть в тумбочке, как носить и складывать одежду. Прошло, около шести месяцев, пока он привык к армейскому порядку. Далось это не так легко, были взыскания, тренировки, бессонные ночи, внеочередные наряды. Проблем с учёбой особых не возникало. Но всё равно за день так уставал, что мог заснуть сидя на стуле. Как и у всех, самой ненавистной командой была команда «Подъем!».
   Не раз, потом, он вспоминал своего инструктора, который был не только учителем, но и воспитателем. Для курсантов учебной группы он стал непререкаемым авторитетом и не только в лётной подготовке. Это был пример в строевой выправке, внешнем виде, спорте. С ним можно было посоветоваться по любому вопросу. Его приказания не обсуждались, а выполнялись беспрекословно. Личных обид не было, все понимали, если наказали, значит заслужил.
   
      Но не всё складывалось гладко, иногда на общих построениях, которыми руководил начальник школы, генерал-майор авиации Александр Александрович Туржанский, зачитывались приказы об отчислении курсантов. Некоторые не выдерживали требований армейского порядка, другие допускали грубейшие нарушения лётных инструкций. Случались случаи гибели, небо не прощает ошибок и разгильдяйства...   
   
      В октябре от родителей пришло письмо, писали, что на несколько дней приезжал брат Леонид.  Расписались с Анной, но уехал без неё. Обещал забрать через несколько месяцев. Двоюродные братья, из Шахова, тоже писали, что Леонид их навещал и рассказывал о своей женитьбе. Николай об этом сильно не переживал, наверное больше злился, что не может забыть свою первую любовь.
   Учёба шла своим чередом.

      «На ежедневных учебных занятиях в классах изучали теорию полета, конструкцию самолета и мотора, навигацию, метеорологию и т.п. Была, конечно, и политическая подготовка. День уплотнен до предела. Чтобы начать полеты с рассветом, нас поднимали в три-четыре часа утра, и мы, позавтракав, шли строем на центральный аэродром, где помогали технику готовить самолет. Потом один из нас (счастливчик!) садился в кабину самолета и перелетал с инструктором на аэродром нашей эскадрильи, они сразу же начинали учебные полеты, а мы вместе с техником и курсантами других летных групп ехали туда на грузовиках...
   ...Ближе к полудню на аэродром приезжала машина с «ворошиловским завтраком» — кофе с молоком и булочка (это дополнительное питание было введено в авиации по его приказу). Те, кто был в это время в воздухе, заметив приехавший фургон, старались побыстрее зайти на посадку. К середине дня все возвращались на центральный аэродром и ехали на обед. После обеда шли на самолетную стоянку — мыть и чистить самолет. Потом «мертвый час», а затем занятия в учебном корпусе до ужина. Вечером — около часа личного времени и затем «отбой».
В выходной день курсанты в основном отдыхали, но были и хозяйственные работы, в которых мы участвовали, как все: мыли полы в казарме, убирали в туалетах, выносили во двор и вытряхивали из подушек и матрацев солому и заново их набивали, убирали территорию...». Так описывает («Мы – дети войны», мемуары, изд. 2008 год) процесс обучения один из курсантов школы – Микоян, Степан Анастасович, который в это же время проходил учёбу в Каче.

                Общедоступная информация

    Степан Анастасович Микоян 1922 года рождения  — Герой Советского Союза. Генерал-лейтенант авиации. Заслуженный лётчик-испытатель Советского Союза. Старший сын партийного и государственного деятеля Анастаса Ивановича Микояна.
Степан вместе со своим другом Тимуром Фрунзе поступил в Качинскую военную авиационную школу пилотов в Крыму, в августе 1940 года. Окончил училище 3 сентября 1941 года в городе Красный Кут Саратовской области, куда эвакуировали училище. В том же году он переучился на истребитель Як-1 и в декабре был направлен в истребительный авиаполк, оборонявший Москву...

   С наступлением зимы в школе переходили на теоретические занятия, погода не позволяла проводить полёты. Новый 1940 год, Николай встречал в училище. Занятия закончились и многих отпустили в краткосрочный отпуск домой. Ехать в Семипалатинск и назад не хватит отпуска, поэтому решил остаться здесь. Новогоднюю ночь провёл в клубе — Доме Красной Армии (ДКА).  Там была организована развлекательная программа, концерт, фильм, танцы и конечно стояла большая, празднично наряженная елка. Новый год встретил в кругу друзей и познакомился с девушкой, с которой потом долго танцевал.
      
         В период каникул сходил в наряд, а остальное время просидел в библиотеке ДКА, читая книги Фенимора Купера. Его романы «Следопыт», «Пионеры», «Последний из могикан», «Прерия», были прочитаны за несколько дней.
   Закончился маленький отпуск и опять напряжённая учёба. Программа, по которой учился Николай, была рассчитана на один год и десять месяцев, её называли «нормальной». Некоторые группы обучались год, по укороченной программе.
   
         В конце апреля получил письмо от среднего брата, Владимира. Под его диктовку писала медсестра. Из письма Николай узнал, что брат проходит лечение в санатории «Красный Вал», после ранения на финской. Письмо было радостное, наверное от того, что Володька остался жив и был этому очень рад. Как и где он воевал, как был ранен, не писал, это запрещалось военной цензурой. Война с Финнами была короткой, но ожесточённой. В газетах о многом не писалось, а на политзанятиях рассказывали, что «молниеносная война была проведена блестяще».
   
               В мае месяце, сдав зачёты, он был отпущен домой. Несколько дней в вагоне, и он в Семипалатинске. Учась в училище, он получал ежемесячно по восемь рублей. Деньги небольшие, часть истратил на новый костюм и не забыл купить подарки близким. Теперь, глядя в зеркало, не узнавал себя — молодой, красивый, уверенный в себе человек.
   Мама, как всегда всплакнула, увидев сына, а отец напомнил, что его труды не напрасны. После небольшого застолья Николай пошел прогуляться и навестить своих товарищей. Встречи были радостными, с объятьями, громкими возгласами… Новости сыпались на него со всех сторон. Кто где работает, учиться, служит. Кто женился, а у кого сын родился. Были и комиссованные, из 93 СД, где служил брат Владимир. От них Николай узнал о «победоносной войне». Они не ругал Сталина, политработников, своих командиров, а просто рассказывали о своей солдатской жизни, иногда со слезами, иногда с улыбкой на лице...  Особенно поразил его рассказ о десантниках (в боевых операциях против финнов участвовали 201, 204 и 214-я воздушно-десантные бригады). Тогда ещё Николай не знал, что всю войну будет служить в этом прославленном роде войск.         
   
      Рассказы, об этой войне, ему довелось слышать и от курсантов училища. Пройдя финскую, получив боевые награды, они проходили обучение в соседней эскадрильи. Бывшие стрелки-радисты доходчиво рассказывали об авиации. Ошибся, расслабился, не успел с манёвром и тебя уже нет...
   
       Незаметно прошёл весь срок обучения. За это время успел пожить в полевом лагере, недалеко от берега моря. Участвовал в двадцатикилометровом марше с полной выкладкой. Позади самостоятельный полёт на И-16, после чего с гордостью стал называть себя военным лётчиком, отпустил волосы и пришил на рукав гимнастёрки эмблему.
   Кроме учёбы, у курсанта Сивцова были увольнения, знакомства не только с девушками, но и Севастополем. Если позволяло время, он обязательно посещал кинотеатры, это было его увлечение. Фильмы того времени были бесхитростные, патриотичные и конечно весёлые. Особенно его поразила комедия «Моя любовь», где в главной роли играла Лидия Смирнова. Сюжет этой любовной драмы был созвучен с его недавними страданиями. Посмотрев фильм, он выходил, покупал билет и опять шёл смотреть на красавицу Шурочку и влюбленных в неё, двух друзей... 
   
       Война пришла неожиданно. Степан Анастасович Микоян, его сокурсник, так описывает этот период, в своих мемуарах:   
   
       «В воскресенье ночью мы проснулись от громкого голоса старшины Касумова: «Подъем! Боевая тревога!» По тревоге в учебных целях нас поднимали не раз, поэтому, быстро одеваясь, мы только думали, кому это пришло в голову устраивать тревогу в воскресенье. Следовало в течении двух минут выбежать во двор, опоздавшие получали наряд вне очереди. Но на этот раз старшины с секундомером на выходе не оказалось. Построившись во дворе с винтовками, мы ожидали обычной команды: «Отбой, разойдись», после чего, как всегда, пойдем досыпать. Но вместо этого вдруг: «Бегом! На рубеж!»
          Мы побежали, сохраняя подобие строя, на поле за окраиной городка, где нас уложили в линию по двое, метрах в пятидесяти друг от друга. Я в паре с Тимуром. Мы тут же заснули. Проснулись от шума подъехавшего грузовика, часов в восемь, когда солнце уже поднялось. На грузовике нам привезли патроны. Так мы узнали, что началась война. Мы продолжали лежать в цепи, теперь уже зная зачем — на случай воздушного десанта немцев.
Было уже не до сна, мы возбужденно разговаривали, и главным нашим опасением было то, что война закончится (конечно, нашей победой) еще до того, как мы окончим летную школу и попадем на фронт. Потом в 12 часов дня в городке у «тарелки» (громкоговорителя радиотрансляции) слушали речь Молотова. Нарастало чувство тревоги, стали ощущать опасность, нависшую над страной, все-таки еще не понимая всей ее глубины.
           Больше мы в казарме не ночевали, нас перевели на один из аэродромов школы, там мы летали, там нас и кормили, и там же мы спали под крыльями самолетов на охапках сена. Каждую ночь наблюдали лучи прожекторов над Севастополем и видели иногда сверкавшие в них точки самолетов, слышали выстрелы зенитных орудий и разрывы бомб, а потом и незнакомый гул самолетов, уходящих над нами после левого разворота на обратный курс. Можно было разглядеть их неясные силуэты на фоне южного звездного неба. Днем, севернее нас, проходили другие самолеты — наши бомбардировщики ДБ-3, взлетавшие с крымского аэродрома Сарабузы. Они шли на Констанцу. Через некоторое время ДБ-3 возвращались, но «девятки» были уже не полные...».
 
   Приказ об окончании училища, 4 июля 1941 года, обрадовал и огорчил. Радость была от того, что преодолев все трудности, невзгоды, достиг своей мечты, стал военным лётчиком, и скоро будет бить фашистов.  Огорчён тем, что получил сержантское звание, а не офицера. В своих мемуарах, «Мы – дети войны», Степан Анастасович Микоян так пишет об этом:
   «Нам присвоили звание лейтенантов. Тут придется сделать некоторые пояснения. Когда мы уже были в летной школе, в конце 40-го года, был очередной выпуск курсантов одной эскадрильи. Они, как и все выпускники до них, получили звания лейтенантов и синюю командирскую форму с портупеей, белой рубашкой и черным галстуком. Однако в это время вышло решение выпускать летчиков из летных школ в звании сержанта. Когда выпускники, оставленные в школе в качестве инструкторов (в том числе и Миша Доценко, мой знакомый по Москве), вернулись из отпуска, который полагался после окончания школы, они узнали, что приказ о присвоении им офицерских званий отменен (пишу по-современному, но тогда наши командиры еще офицерами не назывались), они теперь сержанты. Пришлось переделать петлицы, хотя форму им оставили.
             Все считали, что это одно из нововведений недавно назначенного наркомом Тимошенко, заменившего любимого многими Ворошилова, и его за это ругали. В нашей авиации летчик — командир экипажа — всегда раньше был офицерской категорией. Когда я позже рассказал об этом отцу, он мне объяснил, что это была идея Сталина, узнавшего, что в германской авиации были летчики — унтер-офицеры и фельдфебели, а Тимошенко даже пытался возражать. В войсках же все были уверены, что, знай Сталин заранее о приказе Тимошенко, он бы не допустил этого — летчики, как считалось, были его любимцами... В 1942 году это положение все-таки отменили и стали выпускать из летных школ в офицерском звании (хотя инструктора еще некоторое время оставались сержантами).
                Но нам присвоили звания лейтенантов. Ясно было, что это дело рук Василия Сталина, а «обосновал» он это расширенной программой обучения и отличными нашими успехами. Конечно, было приятно получить офицерское звание, но я все же ощущал неловкость и говорил, что хотя бы уж присвоили звание младшего лейтенанта. Синей формы мы уже не получили — война».

   Наверное, не от хорошей жизни было принято решение выпускать после лётной школы сержантов. Вероятно, это связано с уменьшением расходов. Но и в то, предвоенное время, «свои люди» получали внеочередные должности и звания. Если взять сына Сталина, Василия, 1921 года рождения, как и у моего отца, Николая, то Качинскую школу он окончил в тот год, когда Николай поступил. Через полтора года Василий уже имел звание капитана, а ещё через полтора, в 1942 ему присвоили полковника. Николай, не имея покровителей, в 1943 летал сержантом на Калининском фронте, младшего лейтенанта получил в августе 1945, перед днём своего рождения. Но это будет потом, а сейчас, получив предписание, Николай спешил по назначению...

       Старший брат Леонид, продолжал учёбу и работу в Ленинграде.
      
       О судьбе Владимира, в период до 1941 года, узнаете прочтя на моей странице рассказ: «По списку 121, должность не указана».

        Родители (мои дедушка и бабушка) проживали в Семипалатинске и каждый день заглядывали в почтовый ящик, ожидая писем от детей…

         Теперь немного о моей будущей родне, по линии мамы. Семья Локаловых продолжала жить в Тейково. Моя бабушка работала в столовой посудомойкой. Будущая моя мама, в 1939 году закончила 8 классов и поступила в 2-х годичную Тейковскую школу медицинских сестёр.
     Павел Григорьевич, старший брат мамы, был призван в армию, в возрасте 23 года, так как по законам того времени, дети «враждебных и т.п» элементов, к службе не допускались и имели другие ограничения в правах. В 1930 году, когда изменились законы, его призвали в РККА. Страна увеличивала свою армию, решая вопросы внешней и внутренней политики. Службу проходил на Балтийском флоте, до 1934 года. За четыре года службы на флоте получил специальность, по которой смог потом устроиться работать на завод в Ленинграде. В 1938 году вступил в ВКП(б).

 
        Наступивший 1941 год оказался не лучшим, но пока все были живы…