Петруха

– Слышь, стажёр!  Ты ваньку-то на валяй. Скоро спектакль, а у нас ещё ничего не готово. Ты слышь меня, не?
Иваныч насупился и метнул в сторону новичка один из своих грозных взглядов. Они познакомились всего пару часов назад, но уже успели, как говаривал Иваныч, «закорешиться». Новенького звали Петруха, и это имя сразу пришлось Иванычу по душе. В Театре он работал уже давно. Ох, как давно… И вот, наконец, прислали этого стажёра. Молодой, конечно, но вроде ничего – смышлёный. Иваныч тоже когда-то пришёл сюда молодым. Такого оборудования тогда и близко не было. Горело над сценой несколько засиженных мухами ламп, прикрученных к щиту под потолком, а вместо софитов снизу тускло мерцали какие-то самодельные светилки. То ли дело теперь – полная рампа со всеми наворотами, световые пушки на стенах, и всё это управляется из рубки специальными рычажками и кнопочками! А скоро какой-то супер-компьютер должны установить. Поэтому он и здесь, этот стажёр, самому Иванычу никак не сладить – он хоть и технарь, вроде, но старой закалки. Совсем старой… Да и должность в штатке недавно по-другому называть стали. Оператор Света – вон оно как! Раньше – рабочий сцены, и всё. А теперь, вишь, оператор! Света! Хотя, и тогда и теперь всё на нём – вывоз и уборка декораций, контроль за реквизитом,  работа с колосниками, занавесом, задниками… Так что – ещё одни руки в самый раз. Ну и голова…
Стажёр покачал головой:
– Да вы не волнуйтесь, Иваныч. Всё успеем. Я отличником на курсе был, и именно по вашему театру диплом защищал. Тоже на отлично, кстати. У меня с таймингом всё в порядке, мы даже с запасом идём.
– С таймингом у него… Слова какие! На премьере всякое бывает. Отличник он! Премьера без форс-мажора – не премьера. Вот, помню, в эвакуации мы Гамлета ставили. Принца датского, ядрить-мадрить. Пять актов цельных, это тебе не цацки-пецки! Там под конец вообще все помирают, как один – ну ты знаешь. Так вот – еще и до убийств не дошли, а тут в конце третьего акта свет погас. Мерцал-мерцал и погас! Что делать? Зал полный, артисты завелись уже на шутку, а света нет! Вообще нет! Это сейчас у нас два генератора аварийных, ты в курсе. А тогда – тьма кромешная, только огоньки папирос в зале.
– И что – свечи зажгли? Факелы?
– Факелы! Тоже скажешь! Чему учили вас? Какие факелы в эвакуации… Факелы у них в декорациях были - картонные! Я просто заранее знал. Чуйка. Сечёшь? Я на всякий пожарный со знакомыми шахтёрами вопрос решил. Там рудник был недалеко. Они мне с десяток своих налобных «канареек» притарабанили. Прямо с касками! Когда свет того, я «канареечки» оперативненько на авансцену – и полный врубон. Ну, разве ж можно играть во тьме? Тем более, такой спектакль! Тускло, конечно, всё равно, как у негра в желудке, но ничего – средние века же, народ понял. Артисты так ещё никогда не играли, прям себя превзошли! Так под «канарейками» все и померли в последнем акте, включая принца. А шо делать? Жалко их мне всегда было, но Шекспир, есть Шекспир! Гений… Текст не поменяешь.
– И никто даже слов не забыл, не отступил от текста? Не импровизировал?
– Да ты что! Время-то какое было! Каждая фраза утверждена и залитована, одно слово изменил – и ты сам изменник! Они, как по нотам, сыграли. Ещё лучше, чем с электричеством. А потом мне режиссёр и директор хором руки жали. Одновременно – один правую, второй левую! Как сейчас помню…
– Сам директор? Постойте! Я вспомнил! Мы же это на первом курсе проходили – в Истории Театра! Так это вы были?!
– А ты думал, кто? Дед Пихто? Тоже мне, Оператор Света! Диплом он писал. Темнота… Ты точно с пультом разобрался, стажёркин? Не подкачаешь? 15 минут осталось и заряжаем.
– Да нет, что вы. Вдвоём мы обязательно справимся. В лучшем виде. Хотя спектакль, конечно, сложный. Да и премьера же…
Иваныч недоверчиво крякнул и отхлебнул остывший чай из щербатой кружки. Последние минуты перед тремя звонками они молчали. Стажёр углубился в распечатанный текст пьесы и аккуратно прикасался к разным рычажкам и кнопкам, репетируя, как он будет работать с ними в спектакле. Ну а Иваныч, посмеиваясь в усы, вспоминал свою шальную юность и старый Театр, давно растворившийся в бездонном океане времени.

С первых же реплик действие на сцене развернулось, как говорится, на полную катушку. Иваныч, конечно, уже давно прочитал пьесу, правда, на этот раз не очень внимательно. Текст показался ему слишком простым, схематичным, а если совсем честно – почти примитивным. Явно не Шекспир, а этот, как его… Фамилию драматурга Иваныч не запомнил. Но главрежу виднее – пусть ставит. Его, Иваныча,  дело маленькое – свет да механика сцены. На генеральном прогоне всё прошло гладко, хотя и делать там было особо нечего. Сценография в этот модерновом спектакле явно подхрамывала, сюжетец, похоже, тоже. На что рассчитывал директор, откуда возьмутся сборы Иваныч так и не понял. Ну и ладно. Главное – надрыв, накал страстей, эмоции. А этого добра в пьесе как раз хватало. Так же, как любви и её обычных спутников – ревности, зависти и прочих страстей вперемешку с преступными замыслами и, ясное дело, эротикой. Вот на неё-то директор, видимо, и надеялся – вечная тема…
Да, похоже, этот стажёркин чувствует себя за пультом очень уверенно, причём с самых первых минут этого безобразия… Иваныч скосил глаза. Ишь, как ловко управляется светом, пальцами по рычажкам сучит, прям, как пианист, ей Богу! Во, даёт, отличник…
А артисты сегодня молодцы, видать знают, что текст не того, игрой тянут… Зал, аж, затих… Полна коробочка там, аншлаг, рекламу-то делать мы научились… Так… Вот он этот монолог. Длиннющий. Иваныч его запомнил из текста. Главный герой в нём надрывается, что почём. Длинно и скучно, но автор так захотел, а теперь, вот, артист корячится… Стоп. Стоп! А это что?? Не было там таких слов! Не, ну точно не было и близко! Иваныч бы запомнил! Он схватил текст с подставки… Ну вот же – нет ничего такого! В этом месте уже люфт-пауза и финал монолога, а этот заливается соловьём, да ещё и… что?! Что это за действие?!
– Петруха! Ты видишь, что он делает?! Не по тексту же!
– Да что вы, это же ожидалось.
– Что?? Как ожидалось? Кем?!
– А вы разве не знаете? Там же в конце текста мелким шрифтом написано: «Экспериментальная пьеса для театра экспромта – начиная со второй сцены, допускается любая импровизация»…
– Как любая?? Да ты что? Где?? А, вот же! Ядрить-молотить! Я же без очков читал, думал там ничего важного!.. Любая… Но – в нашем Театре? Мы же не какая-то студия импровиза! Хрень же полная, сынок! Как же теперь светить? И задники с декорами когда?? Там же расписано было! Давай сюда рацию, я сейчас с Главным…
– Да бросьте вы. Импровизация – значит и мы импровизировать должны. Меня именно так и учили. Театр теперь развивается по-новому. Вы что, новости искусства не читаете? Мы им сейчас по-своему подыгрывать начнём – светом, декорациями, спецэффектами… Видите – он, кажется, сейчас на героиню нападать будет. Хоть и любит же её… Но ревность, ревность… В пьесе этого не было, конечно. Сейчас я дыма поддам, где этот тумблер… А, вот. И красный свет рампой, вот так… Иваныч, чуть больше софитов дайте –вон в тот угол, чтобы дым подсветить.
– Да как же… Да что же… Эх, отстал я, совсем отстал…
Продолжая охать и причитать, Иваныч нехотя принялся выполнять команды настырного стажёра. Между тем действие сцене окончательно отошло от текста. Герои вытворяли непонятно что и непонятно зачем! Такого Иваныч за всю свою жизнь в Театре ещё не видел. Двоих, вдруг, попросту убили, но они тут же вскочили и, дурашливо жмурясь, продолжали перевирать текст! Текст! Какой ни плохонький он был, но всё же там присутствовали и смысл, и сюжет! А здесь что? «Импровизация» у них! Импровизаторы хреновы!
Наконец, спектакль подошёл к финалу. Обалдевший Иваныч уже почти не следил за сюжетной линией, да и не было давно этой линии! Он только и успевал вместе с Петрухой дёргать рычажки да нажимать кнопочки, создавая совершенно распоясавшимся артистам эти самые условия для их полного вызывающего безобразия! Зал разразился овациями. Восторженная публика верещала, как резаная, и тащила на сцену букеты. Много ли им надо – вообще забыли, что такое настоящее искусство Театра!
…Зал опустел. Только в четвёртом ряду виднелся чей-то забытый белый шарф, хорошо заметный из операторской будки.
– Ну, что, стажёр, – Иваныч устало вытер вспотевший лоб, – отстрелялись, вроде… Мне, старику, такое не под силу. Ишь, чего удумали…
– Да ну, Иваныч. Какой же вы старик. Всё же только начинается, видите?
– Вижу, сынок. Вижу… Ладно, тебе идти пора. Как ты там устроился? Говоришь, комнатку снял? А, может, ко мне? Я с женой поговорю, всё решим.
– Спасибо. Про комнатку вы перепутали, я в общаге пока. Мы там все вместе, у нас весело.
– А, ну-ну, дело молодое, ясно. Ну – лети, давай, в свою общагу, завтра уже всё обсудим, сейчас никаких сил нету…
Они обнялись на прощание, и Петруха направился через душное фойе к выходу. Его тут же с головой накрыл густой коктейль из перемешанных театральных ароматов – смесь духов и одеколонов, ветчина из буфета и даже разлитый корвалол…
Дверь наружу сразу обдала свежестью и ясностью. Бездонное звёздное небо и яркий серпик Луны бережно взирали на затихший Театр. Петруха, не спеша, прошёл через сквер, поднялся на невысокий холмик и вдохнул полной грудью великолепный вечерний воздух.

…Правое крыло, как всегда, распахнулось первым. Белые полоски лучистой энергии, которые действительно напоминали пёрышки, заиграли в лунном свете радужными отблесками, образовав идеальные очертания, множество раз изображённые на полотнах художников всех эпох.
Левое открылось через пару секунд. Вечно беда с этим левым, никакого синхрона… Прохожие вокруг, конечно же, ничего не заметили. Он взмахнул огромными белыми крыльями и взмыл в блестящее небо. Луна мгновенно стала ближе, а огоньки Театров слились позади в стайки мерцающих светлячков, заполняющих густонаселенные континенты, на которых спектакли шли без перерыва круглыми сутками. Сейчас за пультами там сидят другие удивлённые Иванычи – умудрённые уходящим в прошлое опытом Операторы Света, привыкшие к разученным текстам... И Стажёры рядом с ними так же пытаются показать им, как теперь помогать Актёрам по-новому.
Среди ярких звёзд, распахнувшихся Ему навстречу, было великое множество самых разных театров. Но только в этом всепланетном Театре, подсвечивающем сзади полупрозрачные крылья голубой дымкой, по воле самого великого Автора с недавних пор начался длинный сезон сплошных импровизаций…