Портрет незнакомки в летнем кафе
Стоило же остановиться и посмотреть, видение немедленно пропадало. Обычная парковка. Без тополей, солнечных зайчиков и лета.
Впервые я «увидел» это кафе как раз летом. Стояла душная московская жара, и единственным моим желанием было поскорее убраться с раскалённой улицы под домашний кондиционер. Наверное, поэтому я огорчился с большим запозданием, уже стоя под холодным душем в собственной ванной.
- Ну, ты даешь, Савин — сказал я вслух сам себе, - Опережаешь график слетания с катушек. Виталик говорил, что такие симптомы могут проявиться месяца через три, а то и не проявятся вовсе. И почему вдруг кафе, а не зеленый человечек, верхом, скажем, на единороге, я тебя спрашиваю?
Виталик был моим другом. Почему был? И есть. Только теперь стал еще по совместительству моим Ангелом смерти с дипломом врача и степенью доктора наук. Хорошо, когда Ангел смерти — твой школьный друг и профессор. Экономит время и деньги. А плохо то, что даже он не может по знакомству отменить диагноз - «неоперабельная опухоль мозга».
Поэтому я теперь с чистой совестью могу вслух разговаривать сам с собой. Имею полное право на любые странности. Вот справка. Тем более, что больше дома мне разговаривать не с кем. Жена, узнав о диагнозе, довольно быстро собрала вещи и занялась устройством своей будущей жизни, в которой меня уже не присутствовало.
О, боже, какая получается дешевая мелодрама! Но не я автор сценария. Эй, Господи, ты не мог придумать что-нибудь, не такое банальное, а? Это же деревенский театр! Но когда этот сценарист нас спрашивал? Единственное, что мы можем, чтобы совсем не упасть в грязь лицом, это сделать вид, что так мы и хотели.
Чего я хотел? Послать подальше свою работу? Сделано. Денег на полгода ; срок, который мне обещал профессор Виталик, хватит с лихвой. Чем заняться я тоже долго не раздумывал. Пошел на улицу Чаянова в магазин «Художник» и скупил там половину товаров. Притащил домой, сорвал дурацкие пыльные шторы с окон и расставил мольберты и чистые холсты. Вот так.
***
Мне всегда хорошо работалось в этом кафе, сидя за столиком в тени старых тополей. Здесь было уютно, а тихая музыка не мешала думать. Внутренний двор был окружён чудом сохранившимися двухэтажными домиками дореволюционной Москвы. Время, попавшее в ловушку старых кирпичных стен, не скакало бешено, а текло лениво, как вода в тихой заводи реки. «Но от этого не менее неотвратимо», - сказала я себе. Издательство все настойчивее напоминало, что я должна была сдать рукопись очередного романа месяц назад.
Я открыла ноутбук, решительно отодвинув чашку кофе. «Почему же не идет? Незамысловатый сюжет: герой, узнав о неизлечимой болезни, решает резко изменить свою оставшуюся жизнь, и осуществить давнюю мечту — стать художником. И вот, мир признает в нем гения, лучшие медицинские умы планеты борются с его болезнью, чтобы он мог творить для человечества, и, конечно, побеждают. Читатели плачут, но счастливы.
«Ну, давай же, соберись! Аванс ты давно уже получила и потратила. Чего тебе не хватает, рыжая?»
***
К концу осени мне удавалось ловить это летнее кафе-мираж и не терять его из виду несколько секунд подряд. А к Новому году я уже мог, стоя на противоположной стороне переулка, смотреть на летнее кафе сколько хотел. Видимо, моя опухоль доросла до размеров, нужных для полноценной зрительной и слуховой галлюцинации. В ней было лето, тополиный пух вместо снега и рыжая девушка с чашкой кофе, ноутбуком и выражением глубокой досады на милом веснушчатом лице. Еще у нее была мальчишеская стрижка, а в пепельнице на столике громоздилась гора прикуренных и тут же затушенных сигарет.
Я перебрался с мольбертом на улицу, чтобы рисовать ее не по памяти, а с натуры. Замерзшие прохожие с недоумением заглядывали в рисунок странного типа, который стоял посреди зимней заснеженной улицы, и рисовал зеленые тополя, летнее кафе и рыжую девушку, при этом пристально глядя на обыкновенную городскую парковку.
Там, в моем видении, был всегда один и тот же день, там повторялась вновь и вновь одна и та же сцена: незнакомка что-то печатает в ноутбуке, остывший кофе, недокуренные сигареты.
«Ты влюбился в свою галлюцинацию. Поздравляю», - сделал я в конце концов очевидный вывод . «Ну а что, в твоем положении это даже неплохо. Мираж не соберет чемодан, и не уйдет к другому, а тебе самому не надо переживать о будущем отношений, у которых нет будущего».
***
«Да что же это такое! — я уже в который раз выделяла и удаляла целые абзацы из моей будущей книги, - Ты почему сопротивляешься? Я тебя придумала и могу делать с тобой все, что захочу, понял? Ты у меня станешь известным художником, болезнь исчезнет, жена вернется. Мы еще подумаем, что с ней делать, заразой».
Я вдруг с удивлением поймала себя на том, что ревную своего героя. «Ну, подруга, ты даешь! Всё, больше ни чашки кофе, да и в работе надо сделать перерыв. И плевать на сроки». И тут же пришло ясное понимание того, почему не получается книга. Герой должен умереть. Публика любит хэппи-энды, продажи упадут, издатель будет недоволен, но ничего не поделаешь. «Прости, парень, я должна тебя убить. Ты станешь художником, станешь знаменитым, но после смерти. Мне жаль, но иначе никак».
***
Сигнал с кардиомонитора поступил на пульт реанимационного отделения 12 марта в 14:30.
- Виталий Николаевич, у вашего пациента остановка сердца.… Да, конечно, пытались трижды.… Да нет, срочно не надо. Дежурный врач констатировал смерть.
***
12 марта, наконец, наступила настоящая весна. Я закончил портрет. «Незнакомка в летнем кафе» смотрела на меня с полотна, будто говоря: «Ну, наконец-то. Я думала, это никогда не кончится».
Надеюсь, Виталик не забудет о моей просьбе забрать картину, когда я «освобожу» эту жилплощадь. К обеду растаяли последние сосульки, и солнце горячими пятнами утюжило быстро подсыхающий тротуар в Старосадском переулке.
Девушка так же, как и всегда, сидела за столиком и быстро что-то печатала в своем компьютере. Я подошел и заглянул в монитор. ««Его друг вспоминал в одном из интервью о смешной привычке мастера вытирать кисти прямо о джинсы, которые со временем тоже становились своего рода произведением современного искусства.… единственная картина, написанная художником, увидела свет только спустя шесть лет после его смерти и с тех пор признана одним из величайших шедевров современной живописи, а имя Александра Са…» Я не успел дочитать, потому что девушка обернулась и посмотрела на меня.
- Привет, - сказал я, - уже половина третьего, давайте пообедаем, что ли. А то вы все работаете и работаете. Да, простите, меня зовут Саша.
***
Последняя глава романа писалась удивительно легко. Внезапно в пластике монитора я заметила отражение чьего-то лица. Я обернулась и увидела странно знакомого парня, почему-то одетого в пуховик в самой середине жаркого лета и в джинсах, перемазанных краской всех цветов радуги.
«Привет, - сказал он мне, - уже половина третьего».
Свидетельство о публикации №219022001629
Аврора Санина 12.06.2020 20:43 Заявить о нарушении