Прекрасная Звезда. Ч. 1. Начало

На фотографии - Te Vega, наша любовь навсегда...


Глава 1. Начало


«Не ныть. Ничего не происходит такого, чтобы ныть, – уговаривала я себя. – Все так живут, всем монотонно и трудно… Всем!» Тихий, но противный внутренний голос возражал – да ничего подобного! Не всем.
 
Два-три раза в неделю я чувствовала себя несчастной, вечерний институт подпортил жизнь… Устала. Слишком много ненужного. Если бы выбросить на свалку всё это ненужное, то жить можно. Например, три часа в институте – с семи до десяти вечера – смогли бы ужаться до полутора, и тогда бы я могла возвращаться раньше. Ведь реально можно ужать! Оставить только предметы по специальности. На вечернем-то! Ан, нет. Научный коммунизм, история партии, политэкономия… и прочее.

И если бы мой муж Игорь, к примеру, пока меня нет дома не разводил стряпню в виде хачапури и безе, я могла бы рано ложиться спать и хоть иногда высыпаться. Хобби у него такое, безе разные… Отскребать кухню и десяток мисок с кастрюлями после его экспериментов было моей почётной обязанностью – не мужское это дело. Хачапури всегда удавался, но я мечтала о варёных яйцах.

Не ныть. Сейчас доберусь домой сквозь пургу, чуть-чуть осталось… и рухну. Не буду ничего мыть. Завтра после работы курсовик писать начну, поэтому нужно отдохнуть.

– Ленусь! – крикнул мой муж из комнаты. – Тебе какой-то серьёзный дяденька звонил несколько раз, по имени-отчеству тебя хотел. Представился, но я забыл. Я голубцы сделал. Положишь сама? И мне тоже. А то фильм интересный, самая развязка, не оторваться…

Значит, будем есть голубцы. В двенадцатом часу ночи. Нельзя никого обижать.

– И что дяденька сказал? Перезвонит ещё?

Дяденька какой-то, да ещё по имени-отчеству… По кухне Мамай прошёл. Когда уже он устанет, Мамай этот неутомимый?! Придётся мыть, куда денешься… Голубцы. Политэкономия. Чтоб вас.

 
– Здравствуйте, извините за поздний звонок, но ваш муж разрешил. Не разбудил вас? – Вот и дяденька. Голос приятный, спокойный.

– Не разбудили, и в помине нет. Раньше часа не ложусь.
 
– Меня зовут Сергей Волков, мы заочно знакомы. Вы должны были обо мне слышать.

Я на секунду напряглась – что-то знакомое… Ааа! Конечно, слышала! Муж моей приятельницы. Моряк.

– Да-да! Что-то случилось, Сергей?

– У меня к вам разговор. Мне жена сказала, что вы яхтсменка. И английский у вас неплохой. Это так?

–  Это не совсем так. Я с друзьями выхожу в залив иногда, за два сезона кое-чему научилась, но до яхтсменки мне не допрыгнуть при всём желании, – засмеялась я. – С английским ситуация лучше.

– Ясно. Лена, а какие у вас планы на лето?

– Вот что. Вы уж простите, но давайте конструктивно, а то я с ног падаю...

– Если конструктивно, то я хочу позвать вас в плавание. Через Атлантику. Ленинград – Нью-Йорк. Минимум на полтора месяца. В интернациональной команде, советско-американской. Американские активисты движения за мир и экологию придумали, а наш комитет поддержал. Условие – пополам наших и американцев, пополам мужчин и женщин. На голландской шхуне 1931 года постройки. Расходы с нашей стороны оплачивает комитет. Или спонсор.

– Подождите, Сергей, вы меня разыгрываете?! Какая Атлантика, какой комитет, о господи… Сюр какой-то. Во-первых, я работаю… Да хоть бы и не работала! Я ж чайник!

– Там будет много чайников, Лена. Всё серьёзно. Мне вас порекомендовали как бесконфликтного и весёлого человека, что и требуется. Комитет по защите мира похлопочет, чтоб вас отпустили на работе, здесь проблем не будет, обещаю. Если у вас нет важных планов на лето…

– Да есть планы! Свёкор участок купил, мы собирались корчевать… И вообще… в голове не укладывается.
 
– Лена, чтоб уложилось, я вам даю двадцать четыре часа, не больше. Послезавтра утром я должен предоставить список участников. Мне можно звонить в любое время дня и ночи, я отвечу на любые вопросы, которые возникнут. Не отказывайтесь сразу, поговорите с друзьями-яхтсменами. Они вам вправят мозги, надеюсь. За сим откланиваюсь.
 
Я домыла всё грязное и села с сигаретой на кухне. Внутри, в районе солнечного сплетения, проснулся чёрт в виде голландской шхуны тридцать первого года рождения. «Первый час ночи, нужно спать, – сказала я чёрту, – убирайся давай. Завтра мне на работу, потом курсовик».

«Какое «спать»?! Какой курсовик?!» – удивился чёрт.

– Ты что не ложишься-то? – спросил сонный Игорь. – Что завтра приготовить?
 
– Что хочешь, Игорь... плевать. Если бы тебя позвали через Атлантику, ты бы пошёл?

– Конечно, пошёл бы… через Атлантику. А почему это вдруг плевать-то?!

– Иди спать. Поздно уже.


Мираж шхуны проявлялся то на кухонном кафеле, то на оконном тёмном стекле.
Вечерний институт и купленный участок затуманились и поблекли – полная чепуха. Придумала себе проблемы. Курсовые писать по ночам да корни корчевать, ага…

Интересно, я боюсь океана? Совершенно не боюсь. Я смелая.
Пусть корчуют без меня. И посуду пусть моют без меня.
Английский подтяну, я с ним с детства дружу.
Справочник яхтсмена нужно у Оскара Юльевича одолжить. До лета успею выучить всё до сих пор невыученное.


– Сергей, это снова я. Вы разрешили звонить в любое время…

– Вот и молодец. Я почему-то не сомневался. Вам понадобилось тридцать две минуты для принятия решения… просто молодец! Не передумаете?

– Не передумаю, – я потрогала сама себя, не сплю ли…

– Уффф… Диктуй мне свои данные. Ничего что я на «ты»? Тебе сколько лет? Что с английским языком?

В два часа ночи я разбудила мужа и сообщила, прочитав собственные нервные каракули в блокноте, что принята матросом на двухмачтовую гафельную голландскую шхуну по имени «Te Vega» водоизмещением четыреста тридцать две тонны… это пока не важно…  для участия в первом совместном советско-американском трансатлантическом переходе летом 1989 года. То есть через шесть месяцев. Te Vega переводится как Прекрасная Звезда. Вот так, Игорь. Вот так. Вопросы есть?

– Ерунда какая-то, – зевнул Игорь. – Вопросов нет.
 

                ***



За пару лет до Атлантики одна моя приятельница-яхтсменка пригласила нас с Игорем «покататься», она матросила на малюсенькой лодочке класса пятёрка с половиной, – лодочку звали «Озорница», не правда ли, чудесное имя? Капитаном был такой же маленький, как его лодочка, смешной, добрый и очень интеллигентный человек по имени Оскар Юльевич.

Оскар Юльевич сразу полюбил меня, и двух минут не прошло. А вот Игорь его здорово испугал своими габаритными размерами – я это увидела, хоть Оскар и пытался скрыть свой ужас. Игорь занял пол-лодки, и ему долго искали место, чтоб он никому не мешал.

– А вот ты сядь сюда и повернись в профиль, – помню, сказал мне Оскар. – Юдифь. Я тебя освобождаю от работы. Просто сиди в профиль.

– Кто бы против был, – засмеялась я. – Из меня работник ещё тот, я вам наработаю… не дай бог. Буду сидеть, как приказали. В профиль.

Высидеть в безделье получилось недолго, стало интересно – как оно тут всё устроено? Кроме того, это вообще не в моей природе, чтоб меня катали, а я сидела в профиль. Оскар с упоением отвечал на наши с Игорем вопросы, а моя приятельница делала круглые глаза – так он всё путал и перевирал! – но ни разу его не перебила, просто потихоньку жестами показывала: всё не так, мол. Не совсем так.
 
Через несколько лет я узнала, что Оскар сдавал на капитана раз десять, и что корки капитанские он получил, покорив комиссию своей настойчивостью, романтичностью и преданностью мечте. Оскар был инвалидом детства – он не вырос, и одна нога была высохшей, и он плохо ходил. Команда делала вид, что не замечает эту его ногу, и он в благодарность рассказывал истории из приморского своего детства и матросской юности – как бегал купаться, как нырял со скалы, как на реи забирался… Моя приятельница привычно улыбалась и делала круглые глаза – какие реи?! – когда он не видел, конечно… Его любимым писателем был Александр Грин.

«Озорница» ходила гулять недалеко – на форты, или в Зеленогорск, – но мне и этого хватало. Однажды, в довольно свежую погоду с крутой волной, Оскар разрешил мне порулить, чего раньше при сильном ветре не позволял. «При одном условии, – сказал. – «Поедем, красотка, кататься» – знаешь песню?» – Он очень любил петь.

Я сидела на подветренной стороне, и он просто отдал мне румпель, не поменявшись со мной местами, не пересаживая меня на наветренный борт. Я успела спеть первые слова про то, как окрасился месяц багрянцем, и с лодкой что-то случилось, и меня резко откинуло назад.

«Увались!» – тонким голосом крикнул Оскар, и я, к тому времени хорошо выучив, что такое увалиться от ветра, дёрнула румпель от себя, как он и хотел. «В смысле – приведись!» – снова закричал он, но было поздно. Большая, перпендикулярная борту волна накрыла меня, и я вместе с волной, не выпуская из рук румпеля, кувырком через голову полетела за борт вверх ногами. Он иногда путал «увались» и «приведись», как мне потом объяснили. И лево с право.

Вынырнув, я увидела, как быстро они уходят. Почему они так быстро уходят?! В руке у меня был намертво зажат румпель. У них нет управления, поняла я. Вот же он, румпель…

Волна, хоть и высокая, шла плавно, не била и не бурлила.

Может, у меня есть шанс?.. Даже если они без управления и не вернутся за мной, шанс есть… Берег виден, и вода тёплая, и плавать я умею... За остальных и за лодку я не волновалась почему-то… – не «почему-то», а по незнанию, по неопытности…

Целую минуту я спасала, зажав пальцами ног, свои новые спортивные тапки на белой подошве – я с таким трудом нашла такие нужные для яхты тапки!.. – но когда они, наконец, с меня слетели, почувствовала облегчение и сосредоточилась. «Озорница», не оглядываясь, шла вперёд. Я болталась на волнах с румпелем в руке. Что делать-то? Плыть к берегу, что ли? Нет, поплыву за ними немного. Успею ещё к берегу…

Лодка внезапно изменила курс – всё! у них есть управление! всё… – и я так же внезапно успокоилась. Даже странно, какою я стала спокойной и сильной.
 
Взять меня сразу не получилось – им было никак не подойти ко мне правильно, промахивались, – непростое это дело обломком румпеля лодкой управлять… Когда промахнулись во второй раз, бросили в мою сторону круг и все спасжилеты. Я не сразу заметила оранжевые пятна на воде, не видела, как они бросали их, спасжилеты эти, – волна не давала возможности следить за всем внимательно.
Когда же они, наконец, бледные и тихие, втаскивали меня, уставшую, тяжёлую, за руку и за ногу на борт, я даже шутила и успокаивала их…

 «Не думаю, что мы должны об этом рассказывать в клубе, – грустно сказал Оскар Юльевич, когда мы пришвартовались и выпили водки. – Не поймут».


Забегая вперёд, расскажу, как Оскар пришёл к нам в гости через год после Атлантики – я тогда уже ушла от мужа и объединилась жизнью с Вовой, и мы жили в съёмной комнате в коммуналке. Оскар, хоть мы и не стали с ним запросто близки, а с Вовой он вообще не был знаком, пришёл слушать про океан. Про Океан. Я старалась рассказывать так, чтобы ему было радостно слушать – с упоением, привирая, усиливая… Вова, свидетель всего происходящего в океане, помню, подскакивал на стуле – да что ж ты врёшь-то?! На какой это айсберг ты залезала?! Оскар не обращал внимания – рассказывай, Юдифь, не отвлекайся. И глаза его горели.
   
А обломок румпеля до сих пор хранится у меня на антресолях.


Продолжение http://www.proza.ru/2019/02/22/829