Норма

Вагон метро звучно шумел, летя в черноту подземного тоннеля, унося с собой уставших пассажиров, которые спешили куда-то, каждый по своим делам, каждый в свою отдельную жизнь, в свою теплую ячейку общества, или пустую квартиру, возможно с ожидающим у двери котом или без него. Каждый пассажир в метро – история, жизнь, реальность. Множество реальностей, существующих параллельно. Ритмично стучали колеса поезда метро, но в целом, в вагоне было тихо, и многие пассажиры начинали дремать в пути.
Зажатая между грузным мужчиной лет сорока и молодым человеком до тридцати с его внушительный мускулатурой, в вагоне сидела уставшая, немолодая, но выглядевшая стильно и ухоженно женщина. Ее звали Норма. Она тоже дремала, периодически следя за тем, какие станции метро объявлял записанный голос диспетчера из динамиков. Напротив Нормы сидели молодые люди, по всей видимости, пара. Они слушали музыку на одном плеере, поделившись друг с другом наушниками.
Норма всегда наслаждалась тем, как от молодых людей веет энергией, позитивом, смелостью и наглостью, беззаботностью, которой так недоставало многим в её солидном возрасте. Она любила наблюдать за молодыми людьми и черпать от них хотя бы частичку той энергии из ядерного реактора их молодости. Норма была не такая как другие старушки. Она выглядела, по меньшей мере, как первая леди или сенатор и, обычно, ездила в такси или в собственной машине. Что занесло ее в этот день в метро было загадкой, или стечением обстоятельств. Но, судьба – штука такая, иногда, мы сами не подозреваем, как оказываемся там, где должны оказаться для того, чтобы увидеть и понять что-то поистине важное в этой жизни.
У Нормы неё был строгий кремовый костюм, туфли на небольшом каблуке, обтягивающие икры чулки телесного цвета, аккуратно уложенные и хорошо выкрашенные в блонд короткие волосы. Ее шею украшал жемчуг, а руки - безупречный маникюр. Она отличалась от других старушек ещё и тем, что молодое и свежее было ей не чуждо. Она не осуждала молодёжь, не отвергала моду и новые заморочки, и не раздражалась в общественных местах, при виде вызывающе себя ведущих подростков.
Парочка, что сидела напротив Нормы в вагоне, ей даже нравилось. Парень на вид был рок-музыкантом. Норма всегда их узнавала. Неважно в какое время, и как бы они не одевались - от них веяло протестом, агрессией и готовностью к какой-то борьбе, только им известной. Она помнит рокеров, что носили кожаные штаны с заклёпками и цепями, длинные патлы и косухи. Потом они переоделись в рваные джинсы и растянутые свитера, покрасили волосы в светлый цвет, чтобы быть похожими на Курта Кобейна, и нырнули в гранж. И так до бесконечности. Всё новые и новые течения в моде и новая одежда, новая символика и новая музыка, но суть всегда одна. Так и сейчас она видела перед собой ЕГО - мечту всех девчонок вокруг – музыканта с ЭГО больше, чем он сам, уверенного в себе, того, кому море по колено. А рядом с ним - девушка - одна из тех счастливых фанаток, оказавшихся рядом с ним. Одни наушники на двоих, блеск и желание в глазах, и ничего вокруг больше не интересно.
Парень расслабленно откинулся на спинку сиденья, раскинув руки и ноги, и одной рукой властно приобняв свою подругу, а девушка радостно и подобострастно смотрела на него, смотрела так, словно других мужчин не существует на всей планете. Норма вздохнула и улыбнулась: когда-то и она была такой же. Ей был так знаком этот слепой взгляд. В далеком прошлом. Ностальгия нахлынула на неё, и она смотрела на молодую пару с подступающими на глаза слезами. Она смотрела и смотрела, до тех пор, пока не начала снова дремать. Ее разбудил голос диспетчера: «Осторожно, двери закрываются, следующая станция…».
Норма снова открыла старые глаза, попытавшись сфокусировать взгляд на чем-то конкретном. Послышалась музыка. Но не такая, какая обычно играет в общественном транспорте или торговых центрах, а живая. Кто-то играл на гитаре. Норма не придала этому значения, мало ли сколько таких музыкантов ходит по вагонам метро, собирая себе немного денег на скудную еду или выпивку. Норма закрыла глаза снова и прислушалась: в музыке она услышала что-то до боли знакомое, словно встретилась со старым другом, которого не видела много лет. Как если бы морщины избороздили всё его лицо, но его невозможно не узнать, ведь у него есть что-то, что ни с чем не спутаешь. Это был просто музыкант в метро, но что-то выдающееся было в его игре. Норма не могла спутать его игру с чьей-либо ещё. Потому что это был не просто попрошайка в метро.
Норма взглянула на парочку напротив: молодые люди посмеивались над вошедшим старым алкашом с гитарой, ведь в их время они слушали совсем другую музыку и просто не могли оценить выступление старика по достоинству. Это было что-то до боли знакомое самой Норме, что-то из её молодости. Она услышала, как музыкант запел в такт своей игре, хриплым пропитым голосом, и голос этот она тоже узнала. Голос приближался. Музыкант со старой грязной акустической гитарой передвигался по вагону, играя и напевая песню, и только сейчас Норма поняла, почему она узнала эту песню. Это не было что-то из классики рока, это была авторская песня, и знали её немногие, в том числе и она. И вот она увидела его: грязного, уставшего от жизни, измученного, отчаявшегося человека, с жестяной банкой Pepsi с обрезанным горлышком, на грязной веревке, надетую на шею, куда редкие пассажиры кидали мелочь, пока он шёл по вагону. И несмотря на испещренное морщинами лицо, она конечно же узнала его.
На миг перед глазами Нормы пронеслась вся жизнь. Молодость. Она снова увидела себя молодой и вспомнила то, что запретила себе вспоминать много лет назад. Вспомнила себя, когда она была молодой девушкой. Уже тогда ее имя считалось устаревшим. Норма. Как могла во всём нормальная Норма вписаться в ненормальную атмосферу рок тусовки тех лет? Но она вписалась. Норма влюбилась в Клифа. Вот и всё. Влюбилась она так, что совершенно потеряла голову. Такая любовь уже описана психиатрами, как клиническое заболевание, и называется проще – одержимость. Она беспокоила всех, особенно родителей. Они думали, что попросту потеряли дочь, шарахались от Клифа, как от чумы. Но имея других детей, - из них Норма была самой старшей, - у них не было времени на бесконечные нравоучения старшей дочери. Поэтому до Нормы никому не было дела. На большее, чем просто бояться за жизнь дочери, родителей Нормы не хватало.
Родителям не нравился Клиф, этот грязный, пусть и талантливый рокер на байке и с гитарой, который мог увезти дочь на край земли, так что никогда и не отыщешь, но Норма была от него без ума. Она и сама не знала, что перечеркнула всю свою жизнь, влюбившись в Клифа, который со своей стороны находил в ней не более, чем временное увлечение. Первый раз Норма попробовала алкоголь именно с ним, первый раз закурила. Он везде таскался с жестяной банкой Pepsi, в которую доливал бренди. Любил угощать этим Норму, которой и алкоголь не был нужен, чтобы захмелеть. Она настолько слепо влюбилась в него, что, казалось, была пьяной всегда. Первый раз Норма залетела именно от Клифа. Боясь гнева родителей, она сделала аборт. Выпросила деньги у Клифа, который с боем, но дал ей нужную сумму.  Норма не могла растить ребёнка, сама будучи ребёнком, пусть и самым старшим в многодетной семье. Ей нужно было тяжело работать, чтобы помогать родителям. А у Клифа была другая любовь и другие дела. У Клифа были амбиции, и он следовал за ними, как слепой котёнок. Вообще Клиф обычно следовал туда, куда дул попутный ветер. Его бунтарский дух вел его куда-то вперёд и ввысь, как он считал, к славе, к легендарности и к большой сцене.
После аборта Клиф решил бросить простушку Норму. Безо всяких эмоций он сказал ей:
«Знаешь, детка, у нас ничего не выйдет. Я влюблён в Киру Стейн».
Была истерика. Скандал. У Нормы, конечно. Затем Клиф признался, что встречается с Кирой из-за денег. Кира, в отличие от Нормы, была дочерью музыкального магната, владельца лейбла и звукозаписывающей студии, известного продюсера. Клиф сказал: «Кира может стать моим большим окном в жизнь. У неё есть деньги и связи. Я намерен познакомиться с ее отцом, и надеюсь, он меня заметит. С ней я стану рок-звездой. А с тобой что, Норма? Что мне можешь дать ты?»
Со слезами, брызнувшими из глаз, Норма смогла лишь выдавить:
«Любовь, Клиф!»
На что он ответил:
«Любовь могут дать все. А вот шанс… Не каждый, и не каждая. Прости, Норма. Между нами всё кончено».
Прямо перед глазами Нормы стоял Клиф. Старый Клиф. А она думала о том, как по живому вырезала из себя воспоминания о нем. Воспоминания хуже раковой опухоли. Их не так-то просто удалить, и они всегда возвращаются. В ста процентах случаев. Норме пришлось вылезти из собственной шкуры, стать другим человеком, переделать и перекроить себя, а затем шить себя по-новому, пройти десятки терапий психиатрами, новыми недостойными той самой любовями, свежими мелодиями, новой жизнью и кругом общения, и, в конце концов, своими детьми, от тоже любимого, но давно надоевшего мужа Нормана. Норма и Норман. Это ли не судьба?
Норма привыкла жить с другим человеком, во всём бывшим НЕ КЛИФОМ. С его противоположностью. Сначала с ним было скучно. Потом многое в Нормане начало раздражать. Но она уживалась с раздражающими привычками, которые в 29 лет казались катастрофой, их было невозможно терпеть. В 39 лет на них не было времени обращать внимание после появления двоих детей, в 49 лет Норма стала бороться с привычками Нормана, стараясь бесить его своими. В итоге оба начинали смеяться и мирились. В 59 они оба о них забыли. Именно с Норманом, она открыла свой прибыльный бизнес, она начала выпускать кетчуп «Норма», со слоганом «С кетчупом «Норма» любое блюдо в норме!» Поначалу она сама готовила домашний кетчуп из томатов на своём блендере. Потом шаг за шагом даже не заметила, как ее домашнее производство превратилось в заводик. Не было человека в их штате, кто не пробовал кетчуп от Нормы и Нормана.
Жизнь нормализовалась.
А когда-то, болезненно влюбленная, Норма навеки запретила себе даже вспоминать о Клифе. И вот, он стоял перед ней. Мёртвая рок-звезда, но живое напоминание о молодости. Он смотрел в пустоту водянистыми глазами и, допевая песню, дожидался прибытия на следующую станцию, чтобы перейти в другой вагон и продолжить выступление. Он не видел Норму, зажатую между двумя грузными, мирно дремавшими пассажирами. Парень и девушка, сидящие напротив Нормы, смотрели в спину Клифу улыбаясь и, вдруг, они увидели, как пожилая дама напротив них изящными руками порылась в сумочке и достала кошелек. Это был бежевый кошелек в тон ее костюму. Она открыла его и увидела там много крупных купюр, аккуратно сложенных. Клиф допел свою песню. В вагоне воцарилась тишина. Диспетчер объявил станцию и Клиф в тишине двинулся к выходу. Оваций не было.
Норма тихим и хриплым голосом позвала: «Клиф…».
А затем своими аккуратными пальцами с безупречным маникюром она бросила несколько монет в жестяную банку Pepsi на шее Клифа. Монеты загремели о ее дно и заставили Клифа поднять голову и посмотреть на женщину, что расщедрилась на несколько центов. Молодой парень рокер и его девушка с открытыми ртами внимали сцену, разыгравшуюся перед ними. В испещренном морщинами, но всё ещё красивом лице, Клиф узнал Норму. Молча, пятясь назад, и, не отрывая от неё взгляда, он поспешно вышел из вагона, гремя мелочью в банке.
Снова голос диспетчера: «Осторожно, двери закрываются. Следующая станция…».
«Следующая станция – Счастье», - подумала Норма и улыбнулась, утерев слезу.