Солдат образца 1970 г. Ч. II. Карантин

Таким я видел себя в письме родителям в карантине, привожу его дословно:
«Дорогие мои, напишите, получили ли вы посылку с часами, которую я выслал вам из Харькова. Не разбились ли они? Пусть теперь папа их носит, мне они здесь ни к чему. На этом рисунке я изобразил себя таким, какой я есть – солдатом, стриженным, и на мне всё висит, как на вешалке. Погода здесь такая, как у нас бывает поздним летом. Светит солнце, а если и моросит мелкий дождик, то теплый. Ребята, которые призывались весной, говорят, что лето здесь очень жаркое. Одним словом, попал я на курорт, так здесь хорошо. Я даже и не знаю, чем я заслужил такую божью благодать».
   
Объясню, часы отослал, чтобы их не отобрали, часы или «котлы», как их называли в армии, очень ценились в моё время. В армии я впервые увидел себя лысым, мне показалось это жалким зрелищем. В конце письма, трудно скрываемая ирония насчёт курорта. Но понять меня не трудно: впервые в жизни я был оторван от родных, от привычного уклада жизни, а впереди только неизвестность и постоянный солдатский нелегкий труд, по крайней мере, два года.
 
                ***    
Чтобы отучить молодых солдат от гражданской расхлябанности и неспешности нас обучили действовать быстро, собранно и целесообразно, без лишних движений, разговоров и промедлений. Кроме тренировок на быстроту подъёма по тревоге, мы быстро умывались, чистили зубы, брились. Также стремительно выполняли команды: «Строиться!» и «Разойдись!» Ускоренным шагам передвигались на занятия с одного места на другое, и в столовую, и обратно в казарму. Постоянно слышали команду «Шире шаг!» Бегали строем с голым торсом на зарядку, стремительно преодолевали полосу препятствий. На время надевали противогазы и химзащиту. Время от времени совершали марш-броски.
   
И в этой связи нельзя не сказать об одной военной методики, без которой невозможно сформировать «душу» подразделения – это воздействие на индивида коллективом. Нам не на прямую, но постоянно и опосредованно внушали: солдат должен бояться подвести свой взвод, свою роту. Для каждого этот посыл обязан был быть даже сильнее опасения за свою жизнь. Поэтому за невыполнением норматива кем-нибудь одним в составе взвода – расплачивались все. Как в бою, сплоховал один – опасности подвергаются все. Это – не наказание, когда из-за слабости одного дополнительные нагрузки несет всё подразделение. Выполнение норматива подразделением считалось по последнему его члену и это – правильно. Хочешь быть в передовых, хочешь побеждать и остаться в живых – помогай боевому товарищу, если он не может идти – тащи его на себе.
   
Для себя я понял: воинский коллектив – это особым образом усмирённая толпа. Как известно, в толпе человек приобретает сознание непреодолимой силы, за счёт высвобождения инстинктивных возможностей, блокируемых в других условиях навязанной ему обществом ответственностью. Чувство ответственности, всегда сдерживающее отдельных людей, совершенно исчезает в толпе. В хорошо обученном воинском коллективе солдат при определённых условиях также освобождается от чувства ответственности, она перекладывается на командира. Помните у Высоцкого: «Не надо думать, с нами тот, кто всё за нас решит», – и далее, как награда за бездумье, – «весёлые и хмурые вернёмся по домам, невесты белокурые наградой будут нам».
   
В толпе возникает ещё одно общее поведения, к которому отдельный человек не способен. Толпа своими действиями «заражает», погружая отдельных людей в состояние своеобразного транса, и в нём человек-толпы легко приносит в жертву свои личные интересы, даже в ущерб здоровью. Точно такое же действие я наблюдал в нашем взводе, когда нас командиры «завели» на победу перед одним из марш-бросков. Точно такое же, своеобразное гипнотическое состояние, поднимало во время Отечественной войны солдат в атаку: «За Родину! За Сталина!», далее призыв «Урааа!», рывок и безумно-ошалелые глаза атакующих.
   
И наконец известно, что у людей в толпе проявляется такие свойства, которые не встречаются у них вне толпы, – это восприимчивость к внушению. Таким образом, становясь частью толпы, и разделяя её, условно говоря, «сознание и душу», человек опускается, становится своеобразным автоматом, пленником, рабом толпы. Таких в нашем подразделении я про себя стал называть «толпоиды», – по аналогии со словом «гуманоиды», то есть подобные человеку.
   
Признаки влияния толпы я стал замечать и за собой. Почти все в карантине матерились, используя нецензурщину для связки слов и в моменты возбуждения, и я перестал сдерживать себя, уподобляясь большинству. В то время и в той обстановке меня нельзя было уличить в том, что я не знал значения большинства «крепких слов», и не мог фонетически и артикуляционно правильно их произнести, – хотя в моём окружении до призыва в армию их не употребляли. Несколько раз ловил себя на том, что под воздействием своих сотоварищей становлюсь циничным и грубым, податливым на влияние толпы, становлюсь непохожим на самого себя. Мне это не нравилось, и напрягая лоб, понимал: что-то теряю, что мне дорого.
   
Таким образом, поначалу поддавшись влиянию такого, казалось бы, объективного фактора как коллектив и уяснив, что меняюсь не в самую лучшую сторону, я, спустя некоторое время, начал противодействовать этому, вырабатывая свой подход к армейской действительности. Но стал делать это не явно – не напоказ, а в тайне от всех, так как знал ещё со школы, что противопоставлять себя коллективу опасно и не продуктивно. Об индивидуальном оружии, которое я выбрал в этом деле, я расскажу позже.
                ***               
Первое, с чего начинается солдатская жизнь – это строй. Обучению строиться уделялась в карантине много времени. Взвод строился в колонну по четыре. Для этого замкомвзвод Хилькевич, по прозвищу «Хилый», подавал команду «Взвод, в колонну «пОчтыре», становись!» И я вместе с другими устремлялся к месту построения. До этого взвод выстраивался по ранжиру, как шутили «по весу и жиру» и каждый должен был запомнить, за кем и рядом с кем, он находится в строю.
   
Затем происходили бесконечные тренировки. «Взвод, строится!» «Отставить, разойдись!» Следуя последней команде взвод быстро рассыпался в разные стороны. А затем снова следовала команда: «Строится!» На лице сержанта Хилого играла улыбка, каждый раз следуя за гаммой его эмоций. О чём он думал в этот момент нам было не ведомо, да и не до того было. Каждый обязан был знать своё место в строю и безукоризненно его занимать, не создавая неразберихи. Правильность построения проверялась: по колоннам, где все должны были стоять строго в затылок друг другу на расстоянии вытянутой руки, а также по шеренгам плечом друг к другу, образуя одну линию, при равнении «видеть грудь четвертого человека».
   
Многократное повторение приводило к тому, что строй приобретал подобие отлаженного механизма, и только после этого нас тренировали движению в составе строя. Раздавалась команда: «Взвод, шагом марш!» При этом команда: «Взвод» была предварительной, и по ней каждый в строю слегка наклонялся вперед, и был готов начать движение. А команда: «Шагом…марш!» приводила к тому, что весь взвод начинал движение строевым шагом с левой ноги. Потом позже, когда я уже сам командовал взводом после учебного подразделения, я делал это громко, чётко и с некоторыми паузами, давая возможность каждому подчинённому настроиться и почувствовать единение с другими военнослужащими и со своим командиром. При движении строем самое сложное было держать равнение, как по фронту, так и по колонам. Затем следовала команда: «Взвод! Стой!» После неё на два разделения: «раз, два» строй останавливался и застывал недвижно. Любое шевеление наказывалось.
   
Эти тренировки приводили к тому, что каждый во взводе сливался в единую компактную массу под названием строй, каждый начинал чувствовать локоть сотоварища и соизмерять свои движение с движениями других. Со стороны взвод преображался в агрессивное животное о двадцати пяти головах и пятидесяти конечностях с грохотом передвигающееся по бетонке в клубах пыли и распространяющий смесь запахов солдатского пота, сапог и несвежего дыхания из-за низкосортного табака. В детстве, когда я оказывался рядом с этим монстром – так моя детская фантазия воспринимала строй солдат – мне становилось страшно, и я с замиранием сердца как заворожённый, не моргая смотрел за его передвижениями.
    
Так называемая «дисциплина строя», исключала: какие-либо повороты головы по сторонам, разговоры, реплики, кроме командирских комментариев, лишние движения, размахивание руками, почёсывание носа или уха. Руки находились только в двух положениях, были или опущены, или совершали определённые движения вдоль туловища во время хождения. Одновременно каждого из нас тренировали в режиме индивидуальной строевой подготовки. Она включала в себя принятие строевой стойки, повороты на месте, движение строевым шагом, повороты кругом, а также воинское приветствие в движении.
   
Следовали изнуряющие тренировки, ежедневно, иногда по нескольку раз. Но благодаря им у меня начала исправляется осанка, расправилась грудь, укрепились мышцы на ногах. Я сразу решил, что эти тренировки пойдут мне на пользу, и поэтому чаще всего настраивался на занятия позитивно. Какие-то основы строевого шага я получил ещё в детстве от отца.
    
Ходьба, пожалуй, самая естественная мышечная нагрузка с тех пор как человек стал прямоходящим. При быстрой ходьбе, более 5-7 км в час, происходит тренировка не только мышц ног, но и туловища, рук, системы кровообращения и дыхания. При ходьбе активизируются и другие органы, и системы. Передвигаться быстрым шагом не просто, иногда проще бежать, так называемой трусцой.
    
Ходьба – это по сути своей постоянное падение вперед. Скорость ходьбы в этом случае зависит от наклона туловища вперед, длины ног и развитости мускулатуры нижних конечностей. Достаточно вспомнить положение стартующего спортсмена, чем выше предполагаемая скорость, тем ниже старт, наклон туловища вперед. Мышцы верхнего плечевого пояса вместе с руками принимают активное участие в быстрой ходьбе, создавая движения противовеса: правая нога вперед, левая рука назад и наоборот.
    
Никто не учит человека правильной ходьбе, эту науку каждый постигает сам. Сначала человек ползает, потом встаёт и пытается сохранить равновесие, начинает передвигаться, удерживаясь руками за любую опору, наконец, совершает свои первые шаги, ещё не полностью согласовывая движения ног с движениями туловища и рук, и поэтому часто падает. С этого начинал и я. При этом я учился ходить, придерживаясь за стенку, диван, бабушкин комод. И пошёл я боком, приставным шагом, потом уже позже я совершенствовал свою технику ходьбы.
      
Пожалуй, самым значительным прорывом для меня в овладении ходьбой стала строевая подготовка в армии. Я с восхищением смотрел до армии на строевой шаг почетного караула, на слаженность и завораживающее однообразие и синхронность их движений. Строевой шаг – это отдельная песня в технике ходьбы. Мне кажется, существуют два основных строевых шага: германский, от корней прусский и – английский. Наша русская строевая ходьба, вероятно, прусского происхождения, впрочем, в дальнейшем модифицированная.
    
Её особенность в вытянутом «носке», разгибании стопы, поднятии выпрямленной ноги на высоту 25-30 см и одновременном отведении выпрямленной руки на этой же стороне назад. Словно два маятника на разной высоте одновременно расходятся в противоположные стороны. На другой стороне передней части туловища рука согнута в локтевом суставе под углом чуть менее 90 градусов, т. е. приподнята на уровень нижней части груди на высоту ладони от бляхи поясного ремня. Там, где рука согнута, на ту ногу и осуществляется упор – это, как бы опора, но всегда готовая упасть в направлении движения.  Затем положение половин туловища меняется и происходит движение строевым шагом.
      
В армии существует система обучения строевой ходьбе, с помощью которой тренируются мышцы ног, рук и туловища посредством статических и динамических упражнений. Я с благодарность вспоминаю, как меня тренировали во время строевой подготовки, как я стоял, испытывая мышечную боль с поднятой ногой и вытянутым носком сапога. В это время у меня была замечательная возможность обдумать, что я делаю и для чего и какую пользу это может принести.
   
Строевой шаг, развивая группы мышц, участвующих в ходьбе, за счёт их растяжений, увеличения в них силы и увеличения амплитуды движений, способствует формированию легкой, быстрой и неутомимой ходьбы. А многим из моих однополчан казалось, что «строевая» – это никому ненужный, отживший своё, опыт, существующий только для того, чтобы потрафить «отцам командирам» и продемонстрировать «слаженность подразделения в строевом шаге».
    
Тогда в армии, мне казалось, что я понял значение строевой ходьбы глубже. Я с удовольствием тренировал мышцы во время строевых. Уже через 6 месяцев постоянных тренировок, я приобрёл совершенно новую походку и положение туловища и головы. Всё о чём я сейчас пишу – это плоды моих размышлений в армии во время занятий одиночной строевой подготовкой. Позже, когда я сам стал командовать отделением, каждое занятие строевой подготовки я начинал с объяснения того, как каждому можно укрепить свои мышцы для неутомимой ходьбы, которая всегда пригодится в жизни и сделает вас здоровее.
    
Кроме этого меня научили ходить строевым шагом в составе ротной колоны, по шесть. Все перемещения по карантину и в учебке осуществлялись только строем, обычно ротой в столовую и обратно, в клуб. Повзводно на занятия. Движение строевым шагом осуществлялось 100-120 шагов в минуту, это примерно 6 км в час. О прохождении строем с песней я расскажу позже. В казарме мы строились, как правило, на утренний осмотр, вечернюю поверку в две шеренги. Такие построения осуществлялись в центральном проходе, который назывался «взлётной полосой» или просто «взлётка».

                ***   
В карантине нас одели в бушлаты. Бушлат – это усовершенствованный ватник, его младший двоюродный брат, считавшийся рабочим обмундированием. Изготовлен он был из прочного материала, тогда ещё без мехового воротника, просто был отложной, широкий воротник с зелёными петлицами, на которые прикручивались эмблемы защитного цвета. Впереди бушлат застёгивался на потайную планку, то есть пуговиц видно не было, по бокам его были предусмотрены внутренние карманы с клапанами.
    
Бушлат подпоясывался ремнем выше этих клапанов. Погоны пришивались на привычном для военных месте. Внутренняя подкладка его была на ватине. Бушлат не выдерживал сам по себе сильных морозов. Однако, в сочетании с зимней многослойностью обмундирования, он отвечал своему предназначению – рабочей межсезонной и даже зимней одежды.
      
Именно многослойность зимнего обмундирования создавало эффект самосогревания тела солдата. Создавалось минимум три, а то и четыре слоя одежды: нижнее бельё, гимнастёрка, бушлат с ватными брюками или шинель и сверху плащ-накидка.
      
От охлаждения надо было, прежде всего, защитить ноги, для чего выдавались две пары портянок, одни зимние, и в сапоги я вставлял утепляющие стельки.
      
При работе на морозе, если начинаешь потеть, прежде всего, страдает спина, но её защищало несколько слоёв обмундирования, а поясной ремень не позволял проникать холодному воздуху к пояснице. Был ещё один способ уберечься на морозе – не потеть или работать так, чтобы не вспотеть, но в карантине этому искусству я был ещё не обучен, поэтому и замерзал, и переохлаждался, как и многие мои одногодки.
   
Для профилактики переохлаждения очень важно утеплить заднюю поверхность затылка и шеи. Для этого очень удобна армейская шапка ушанка. Это гибрид меховой папахи российской армии и красноармейского суконного шлема. Возможно, также образцом для ушанки была финская зимняя шапка. При опущенных и завязанных на подбородке клапанах шапки, она надёжно защищает голову и шею солдата. Она на ватине, с мехом и суконным верхом. Когда она появилась, пропала необходимость в дореволюционном башлыке.
   
Но у шапки-ушанки есть недостатки. При движениях и интенсивной работе, перегревается и начинает потеть голова, а пот на морозе – это всегда опасность переохлаждения. Конечно, можно перевести клапана шапки в верхнее положение, но на этом вся ее трансформация и заканчивается, других вариантов нет. К тому же зимняя шапка способна намокать от дождя и мокрого снега и в этом случае её надо сушить, что в полевых условиях не всегда возможно. Летом шапку сменяла пилотка со звездочкой.
      
Конечно, многослойная глубокая шерстяная шапочка в сочетании с непромокаемым капюшоном, по моему разумению, предпочтительнее, она компактна, ей можно варьировать: шапочка с отворотом без капюшона, шапочка с отвернутым отворотом и с капюшоном, голова без шапочки, но в капюшоне. Вообще капюшон старше всех шапок и хотя бы поэтому заслуживает уважения. Во многих армиях мира обмундирование с капюшоном стародавний и непременный атрибут (это писалось в 1970 г. сейчас многое изменилось – С.Д.)
    
Кроме того, ещё с 50-х годов считалось, что многослойность способствует защите военнослужащего от проникающей радиации. Возможно вы знаете, как личный состав Советской армии во время учений в районе полигона Южно-Уральского военного округа, расположенного в несколько сотен километров к югу от Чапаевска был подставлен под взрыв атомной бомбы сброшенной с самолёта 14 сентября 1954 года.
    
Как рассказывали друзья отца, за день до применения ядерной бомбы вечером, несмотря на 30 градусную жару, всем приказано было надеть поверх маек и трусов кальсоны и рубашки, а также теплое бельё. Непосредственные участники учений были в полной выкладке: поверх нескольких слоёв белья – хэбэ, поверх него – накидка, сверху плащ-палатка, на сапогах бахилы и, конечно, противогазы. После условного боя на территории реального применения ядерного оружия всех отправили на санобработку и поменяли обмундирование, но, как рассказывали с горечью друзья отца, майки и трусы, а главное портянки и сапоги не поменяли, так как представления у интендантов о радиации были самые примитивные, а всё связанное с ядерным оружием было засекречено. Белье портянки, сапоги фонили (создавали радиоактивный фон), а никто об этом не догадывался.
   
А теперь представьте, у кого есть воображение, как радиация последовала за офицерами и сверхсрочнослужащими, участниками учений, в их семьи – к женам и детям, а вместе c солдатами – в их казармы.

                ***
Совсем забыл об очень важном элементе военного обмундирования. Почти уже оделся, а оказался без штанов. Как говорится, без порток, но в шляпе. Тогда в 1970 году военными брюками были галифе, экзотический для сегодняшнего дня, вид штанов, связанных с именем французского генерала Галифе. Эта разновидность брюк, была специально придумана для сапог и верховой езды, и, безусловно, когда-то отражала представления о красоте военной униформы и моду того времени.
      
Широкие в бедрах галифе (бриджи) были очень удобны для кавалеристов, так как не ограничивали замах ноги в тазобедренном сочленении, что важно при посадке и соскоке с коня, вспомните хотя бы широкие шаровары запорожцев. Впоследствии галифе по достоинству оценила и пехота, бриджи совершенно не создаёт неудобств при беге и ползанье по-пластунски. Более узкие брюки в этих условиях непременно распоролись бы сзади или в области промежности и создавали бы неудобства.
      
Согласен, бриджи выглядели мешковато, не обтягивали зад и бёдра, но удобство затмевало мнимую красоту. По силуэту это обмундирование, гимнастёрка, туго подпоясанная ремнём и бриджи, почему-то мне всегда очень напоминало, особенно сзади, женскую фигуру, стоит только посмотреть на старые военные фотографии.
       
Впрочем, галифе на некоторых офицерах смотрелись очень выгодно и красиво, много зависело от покроя, офицеры шили обмундирование на заказ, стройности ног и качества сапог, для которых эти брюки и были созданы.
   
Солдатские бриджи поддерживал брючной ремень самой примитивной, но надёжной конструкции, и, хотя он был матерчатым, но очень прочным, легко выдерживал вес тела. Кроме поддержки штанов, он у военнослужащего выполнял очень важную роль, можно сказать, спасая ему жизнь. Дело в том, что при надевании ОЗКа (общевойскового защитного комплекта) прорезиненные высокие сапоги своими тесёмками привязывались как раз к брючному ремню, а без него солдат оказывался беззащитным от ядерного и химического оружия, – не придерживать же химчулки руками. Поэтому наличие брючного ремня проверялось у военнослужащего непременно при утренних осмотрах. Кроме того, его можно было использовать как импровизированный кровоостанавливающий жгут, который всегда имелся под рукой. Вообще солдатская экипировка всегда должна отличаться многофункциональностью, отвечать требованиям минимализма и простоты так считалось в Советском Союзе в моё время.