Воскресенье интроверта-2

«Теперь, пожалуй, можно и на прогулку отправиться! Я сыт и доволен, а душа так и просится на улицу. Как же здорово пройтись по улицам, полной грудью вдыхая  воздух, наполненный ароматами лета!

Конечно, на улице людишки всякие. Суетятся как мухи над... Они и помешать могут, но я не из робких. Я справлюсь с этой суетой. Свежий воздух поможет мне собраться с мыслями и найти себя. Кто бы мог подумать, что я так сильно самому себе нужен!»

Он тщательно собирается, примеряя разные брюки, пока не найдёт те, что идеально ему подходят. Каждая деталь его гардероба — это результат внимательного выбора и продуманности. Наконец, он застёгивает рубашку на все пуговицы и повязывает галстук. Зачем галстук? Но это уже привычка — он ведь опытный сотрудник офиса, а без этого атрибута респектабельности никак нельзя.

Брюки отглажены идеально, и, кажется, навести такую стрелку — задача почти невыполнимая. Но не для Петра Андреевича. Он должен быть безупречен во всём, что касается его внешнего вида. Чего стоит одна его обувь! Чистая кожа, итальянские туфли-лодочки с каблуком — они блестят, словно драгоценный камень, отражая свет со всех сторон. Они словно живая иллюстрация к слову «совершенство», словно морда собаки со скульптурной группы на «Площади Революции», хранящая тайны и легенды московской истории.

Каждое движение Петра Андреевича выверено. Он понимает, что его внешний вид — это не просто одежда, а его визитная карточка, его лицо в мире людей, среди которых ему приходится существовать. И он не собирается отступать от своих принципов, даже если на это уходит больше времени, чем хотелось бы.

Но и это не всё! Отдельного внимания заслуживают шнурки Петра Андреевича. Когда он садится на маленький стульчик в прихожей, кажется, что время замирает. С особой тщательностью и вниманием он начинает шнуроваться.

Зачем он вообще расшнуровывает шнурки, когда приходит домой? Ведь можно просто подцепить их носочком другой ноги, и они развяжутся сами собой. Но Пётр Андреевич предпочитает другой путь — расшнуровывать, чтобы собраться на улицу, а затем заново зашнуровывать. В этом ритуале кроется нечто большее, чем просто необходимость.

Кажется, что можно потратить полжизни на эту бессмысленную возню со шнурками, но для Петра Андреевича это не просто действие, а особый акт удовольствия. И он старается никогда не упускать возможности насладиться им.

Иногда, уже полностью одевшись и собираясь выйти из дома, он снова садится на стульчик, вынимает шнурки из ботинок и бережно разглаживает их ладонью. Затем, словно творец, создающий нечто уникальное, вдевает их на прежнее место, но уже в совершенно новом порядке. В этом действии есть своя поэзия, свой неповторимый шарм, который приносит Петру Андреевичу особое удовольствие.

Он смотрит на себя в зеркало, остаётся доволен своим внешним видом и решает, что готов к выходу. На его лице играет едва заметная улыбка — всё как обычно, но именно так, как он любит.

Перед тем как покинуть квартиру, Селезнёв долго возится с ключом, словно стараясь продлить этот миг спокойствия и умиротворения. Замок щёлкает, и он аккуратно закрывает дверь. Несколько раз дёргает её, проверяя, надёжно ли она заперта. Этот ежедневный ритуал стал для него своеобразным оберегом, символом порядка и стабильности в его жизни. 

Лифт видится ему слишком тесным и душным. Люди со всех сторон теснятся, и он ощущает их дыхание на своём затылке. В полумраке кабины раздаются приглушённые голоса и шорох одежды. Кто знает, какие мысли роятся в головах этих людей? Возможно, кто-то из них вынашивает коварные планы, а может, они просто спешат по своим повседневным делам. Но для него в этот момент все они сливаются в единую массу, непредсказуемую и немного пугающую.

Он чувствует, как его сердце бьётся чаще, а ладони становятся влажными. Теснота и близость чужих тел вызывают у него тревогу. В такие моменты ему кажется, что весь мир вокруг сузился до размеров этой маленькой кабины, и выхода из неё нет. Но вот лифт наконец приходит в движение, и вместе с ним возвращается ощущение реальности.

Наконец он вышел на свежий воздух и с облегчением вздохнул. Однако его радость была недолгой. Пух! Какая неприятная неожиданность!

На улице разгар тополиного сезона, и Москва укрыта белоснежным пушистым покрывалом, которое колышется от малейшего ветерка. Говорят, что пух — это естественный фильтр для загрязнённого воздуха мегаполиса. Но всё это звучит не так романтично, когда он лезет в глаза, забивается в нос, затыкает уши и путается в волосах.

В воздухе витает особый аромат, смесь свежести и выхлопных газов. Лето летом, но огромное количество машин, заполонивших улицы, никто не отменял. Каждый шаг сопровождается шуршанием под ногами, и этот звук только подчёркивает всеобъемлющее присутствие пуха, который, кажется, проникает повсюду.

Несмотря на все неудобства, в этом есть что-то поэтичное — природа решила добавить к городской суете свою лепту, окутав всё вокруг мягким белым одеялом. Но для кого-то этот «фильтр» становится настоящим испытанием.

Пётр Андреевич направляется через Архангельский переулок к Чистопрудному бульвару. Он хочет отдохнуть на лавочке, полюбоваться утками в пруду и привести свои мысли в порядок. В это время года большинство горожан, считающих себя «уважаемыми», предпочитают проводить время на турецких пляжах или на дачах, где занимаются поливом помидоров. Но не таков Пётр Андреевич.

Летний воскресный день в городе особенно хорош: народу мало, а те, кто всё же есть, — приезжие. Солнце щедро льёт свои лучи, и в воздухе витает аромат свободы и умиротворения.

Селезнёв ищет чистую лавочку, но не может найти ни одной. Он понимает, что без усилий здесь не обойтись. Начинает дуть изо всех сил, временно превращаясь в ветродуйку. Наконец ему удаётся очистить лавочку, и он быстро садится на неё, пока новые пушинки не успели занять освободившееся пространство.

Теперь можно насладиться солнечными лучами. Он щурится и смотрит вверх. Над ним — синее-синее небо, по которому медленно плывут редкие облака, и зелёные листья деревьев, которые защищают от летнего зноя. А внизу — город, люди, суетящиеся где-то вдали, и утки, плавающие в пруду. И в этот момент Пётр Андреевич чувствует, как напряжение отпускает его, и он может наконец-то расслабиться и подумать о чём-то важном. 

Селезнёв намеренно опускает взгляд,  стремясь укрыться от внешнего мира и никого не замечать. В эти минуты его девиз — «не видеть и не осуждать». Его внимание сосредоточено на ногах прохожих, ниже колен. Он смотрит на них так, будто они могут рассказать ему что-то важное, скрытое от остальных.

Пётр Андреевич поднимает взгляд только тогда, когда кто-то или что-то привлекает его внимание. В такие моменты он радуется, словно ребёнок, которому удалось разгадать загадку. Прикид у прохожих, на первый взгляд, кажется одинаковым: джинсы, кроссовки, кеды. И не важно, какого цвета обувь — чёрная, бежевая или охристая, — у большинства прохожих белая подошва, которая создаёт единый образ городской среды.

В этом обыденном, на первый взгляд, зрелище Селезнёв находит что-то особенное. Возможно, в этой повторяемости и есть ключ к пониманию города и его жителей? Он продолжает  погружаться  в свои мысли, и каждый прохожий становится для него маленькой загадкой, которую он пытается разгадать.

«Что мешает женщинам носить платья и юбки?» — размышляет Селезнёв, наблюдая за городским пейзажем сквозь пелену своих мыслей. — «Какой удивительный мир моды и стиля они создают, выбирая элегантные наряды из струящихся тканей нежных оттенков. Но что заставляет их сейчас предпочитать джинсы как единственную форму самовыражения?»

В их облике таится некая загадка — джинсы, специально вытравленные и порванные, которые подчёркивают не всегда идеальные фигуры. Селезнёв невольно задаётся вопросом: видят ли они себя в зеркале со спины? Ох, если бы они могли взглянуть на себя со стороны, то, возможно, ужаснулись бы. Но мир моды диктует свои правила, и кто мы такие, чтобы спорить с ним?

А ещё говорят, что настоящие мужики перевелись. Хотя мужчины тоже хороши. Некоторые из них носят джинсы, приспущенные ниже бёдер, словно у них не хватает пуговиц или это какой-то новый модный тренд. И вот эти «оборванные», «опущенные» одинаковые особи неопределённого пола, все на белых подошвах, словно призраки, дефилируют по бульвару в надежде найти свою вторую половину.

Немудрено, что они находят себе подобных. В этом городе, где все стали одинаковыми, где нет места индивидуальности, где даже мода потеряла свой истинный смысл. Какая разница, если всё едино?

Селезнёву становится душно от этой мысли. Нет, лучше вернуться домой, где очень уютно, где можно забыть о городской суете и о том, что происходит на улицах. Но мысль о том, что мир мог бы быть другим, не даёт ему покоя.

Он поднимается, нервно стряхивая с брюк прилипшие пушинки. Для него важно быть чистым и опрятным — это часть его внутреннего порядка. Однако очередной выход в люди не задался. Как же ему удавалось каждый день ходить на работу?

Пётр Андреевич покидает бульвар, переходит трамвайные пути и погружается в свой любимый переулок. Здесь он чувствует себя как дома, каждый камешек на дороге знаком ему, а каждая выбоина в асфальте напоминает о чём-то родном и близком. В этом уютном дворе, за высокими старыми домами, можно укрыться от солнца и городской суеты.

Но есть одна загадка, которую старый интроверт не может разгадать: почему все прохожие идут прямо на него, даже не думая уступить дорогу? А женщины, погружённые в свои мысли, идут со стеклянными глазами, не замечая ничего вокруг.

Особенно невыносимо слышать, как сзади чьи-то каблуки стучат по асфальту. Шаг в шаг, словно кто-то специально пытается нарушить его спокойствие. Петру Андреевичу приходится остановиться и пропустить «нарушителя» вперёд, лишь бы только за спиной не было слышно этого цоканья и шлёпанья.

Наконец, через несколько минут он открывает дверь своего подъезда. Несколько лестничных пролётов вверх — и Селезнёв снова дома! Да, жизнь старика тяжела. Жизнь интроверта полна размышлений и поиска себя в этом мире, где порой так сложно найти понимание и уединение. Но в этом есть своя особая прелесть — в умении видеть красоту в простых вещах и находить покой в родном уголке.

                2019 г.+)