Создание новой веры 10

После мальчик всё-таки не выдержал. Тем же днём, когда лагерь начал засыпать, он отыскал тех двух женщин, и излил на них всё, что было горестного на душе. И про первых задушенных у речки, что ослушались учителя, и про резню в Цведане, и про то, что всех детей оттуда могут продать на невольничьем рынке в Тёлжене. Они слушали спокойно, не перебивая и давая выговориться до конца. Отвлекались только на малюток, если те вдруг начинали ворочаться на повозке.
А Мари всё говорил и говорил. Спокойно, без истерик, отстранённо, будто пересказывал услышанную историю, не свою. А закончил он своим желанием сбежать, освободив всех цведанцев и спася их от рабства. И неожиданным отказом от побега пленников. После мальчик надолго затих, ни разу не глянув на своих слушателей. Те тоже молчали.
- Я видела рабов на юге – наконец заговорила одна из них, что постарше. – Не все они живут плохо. Хозяева могут быть добрыми, заботиться. По крайней мере у них будет какой-то шанс жить дальше. А если убежите, вас либо звери задерут, либо с голоду помрёте. Либо разбойники какие уже всех вас, с тобою вместе в Тёлжен погонят.
- А как мне тогда быть? – еле слышно выдохнул Мари.
- Просто живи и старайся помогать другим. У всех своя судьба. Найди, ради чего ты хочешь жить, что тебе даёт сил. – она взяла в этот момент проснувшегося малыша и прижала его к своей массивной груди. – Ты не остановишь всю эту жестокость, что есть в мире. Каждый выживает, и готов ради этого на всё. И молись Вседержителю, следуй его воле.
- Мне начинает казаться, что Вседержителя выдумал учитель только для того, чтобы можно было безнаказанно всех убивать.
- Никогда так не говори, мальчик! Мы живы и идём дальше только благодаря ему. Слишком много чудес мы видели, чтобы в этом сомневаться. Вседержитель позаботится обо всех нас. А те, кто уже не с нами… Они рядом с ним, в безопасности, счастливые…
- Ты же сам всё видел – стала говорить другая женщина, помладше. – Все те дары, что мы получили от Него…
- Во всех текстах сказано, что Вседержитель милостив и всепрощающ. Что он убережёт всех своих детей, кто в него верует. И там сказано, что ни один его сын или дочь не будут рабами у земных людей. Никогда. А вы мне сказали, что быть рабом не так уж и плохо, словно в оправдание тому, что может произойти с цведанцами.
- Мы выживаем, мальчик. – парировала старшая. – Любовь и всепрощение не способны остановить вторжение. Твой отец, достойный маналей, погиб, чтобы дать шанс быть тебе. А проклятые Гиросы даже слушать бы ничего не стали о милосердии. Я повторюсь, Мари, найди то, ради чего ты хочешь жить. И следуй этому.
- Я хочу жить ради правды – сказал избранный. – И я буду следовать этому. Спасибо за совет.
- Правда у каждого своя – проговорила женщина уже вслед уходящему мальчику. А потом, когда он уже не мог слышать её слов, добавила. – Не выживешь ты в этом мире, простодушный и добрый человек.
- Мне его и жалко, и немного грустно. – заговорила младшая, оборвав свою мысль на полуслове.
- Родиться в этом мире уже испытание. Всех тогда нужно жалеть.
- Мы не скажем никому об этом разговоре?
- Не скажем. У него свой урок в жизни. И да будет милостив к нему Вседержитель.
Мари на удивление очень быстро захотел спать. Ночевать приходилось в кругу избранных, которые всегда располагались отдельно от остальных. Ещё с Цведана юные собратья стали относиться к нему с явным пренебрежением. Отсутствие на молитве было замечено всеми, как и его холодность. Потому в последние дни пути он то и дело слышал за спиной неодобрительный шёпот, и пару раз натыкался на откровенно враждебные взгляды. В присутствии учителя или старших такие конфликты никогда не могли зайти дальше, но сейчас лагерь засыпал, и дети были предоставлены сами себе.
Встретили его у входа в шатёр старые товарищи, Рудо, Алос, с которыми он близко дружил ещё до вторжения. Ребята явно что-то хотели обсудить с Мари, в их глазах читалось нетерпение и решимость.
- Заходи, быстрее – схватил Мари за руку скуластый Рудо, и быстро увлёк за собой в палатку. Там мальчика достаточно грубо усадили на тряпьё, а после окружили со всех сторон. Все, с кем он на протяжении долгого времени делил пищу, вместе молился, читал священные тексты, теперь смотрели на него чуть ли не с ненавистью. Разговор не предвещал ничего хорошего. Мари, немного придя в себя, попытался встать, но ему это не позволили сделать.
- Ты ведёшь себя не подобающе избранному – ломающимся подростковым голосом начал Алос, самый активный и набожный среди детей. – Почему ты себе это позволяешь? Почему тебя не было на молитве?
- Я не смог прийти… - начал мальчик, но тут же получил жгучую пощёчину, а следом за ней вторую, третью. Сзади кто-то особенно ретивый ударил его ногой в поясницу, но после Алос властно остановил побои.
- Ты маналей, ты не имеешь права так позорить всех нас. В тот момент, когда мы славим Вседержителя и воздаём ему хвалу, ты идёшь к цведанскому отродью, будто они твои братья, а не мы. Ты говоришь с ними, ешь с ними. А потом нам заявляешь, что не мог прийти на молитву?! Что с тобой происходит, объясни.
Мари был потрясён и растерян. Он не сразу смог собраться, несколько секунд пытался что-то выговорить, но губы не слушались. Никогда до этого его никто не бил, тем более унижая, с насмешкой и презрением.
- Я виноват…
- Ты не просто виноват, ты опозорен.
В этот момент Рудо взял в кулак золу из затухшего костра, что догорел ещё утром у входа в палатку, а потом ринулся к Мари и стал измазывать лицо, посмеиваясь и оскорбляя своего собрата. А Хами, тот самый, кто выкалывал глаза цведанцам, плюнул мальчику в лицо, а после изо всех сил ударил ногой по лицу.
- Ты больше не один из нас, собака. Ты единственный, кто ведёт себя неподобающе, за всё время. – включился в разговор жестокий мальчишка. – Посмотри мне в глаза, пыль.
Мари поднял голову, из разбитого носа текла кровь, оставляя на тунике бурые следы, а лицо было чёрным от сажи. Он посмотрел в глаза, как его и попросили. До этого, даже во время избиения, мальчик не издал звука, который был громче глухого стона, но сейчас закричал что есть мочи. И нельзя было сказать определённо, чего больше было в крике: ужаса, ярости или боли. Экзекуторы на секунду опешили, некоторые даже рефлекторно двинулись к выходу, боясь, что сюда войдёт кто-то из взрослых. Но Алос, нисколько не смутившись, схватил Мари за волосы и попытался ладонью зажать рот, но сразу сделать это не получилось. В этой борьбе мальчик даже пнул ногой в колено своего мучителя, скорее по наитию, чем осознанно, но добился только того, что избранные рассвирепели ещё больше. Со всех сторон посыпались уже не пощёчины и пинки, а самые настоящие удары, сил на которые уже никто не жалел.
- Мразь, крысёныш!!!
- Ааааааа!!!
Шум из палатки всё же был услышан. Вначале раздался так знакомый всем властный голос, требующий прекратить это немедленно, а потом звуки раздаваемых затрещин. Ваши, собственной персоной. Каждый зачинщик расправы получил хотя бы раз по голове. Несмотря на возраст старика, в каждом ударе чувствовалась жёсткость. Некоторые даже падали от пощёчин, не сразу потом приходя в себя.
- Что вы тут устроили, нелюди?! Как вы смели поднять руку на своего брата? - На эмоциях жрец прижал Хами к стенке, и бил.
- Он предал нас – достаточно дерзко ответил Алос учителю, не побоявшись взрыва негодования. Ваши тут же переключился на него, влепив очередную смачную пощёчину.
- Это вы предали своего брата в вере. Кто вам дал право вообще судить?
Мари за это время успел отползти подальше, и, обхватив колени руками, сидел и молчаливо наблюдал за происходящим. Лицо горело, на руках, в момент избиения защищающих голову, проступили синяки. Только-только прекратилось обильное кровотечение из носа, переносица пульсировала и страшно болела.
Мальчик был сломлен, чувствовал себя по-настоящему раздавленным и униженным. Даже зрелище с наказанием обидчиков не вызвало никаких восторгов. Он безропотно принимал избиения от этих глупцов. Он почти ничего не сделал для того, чтобы себя защитить. Он боялся их, терял дар речи, не сказал ни слова из того, что мог сказать. Его гордость, его убеждения, его самоуважение оказались неспособны помочь в трудную минуту. Это просто было внутренней оценкой себя, которая на поверку оказалась иллюзией. Теперь уже смирение рабов не выглядело таким возмутительным. 
- Мари, мальчик мой, как ты? – Ваши оказался рядом, и с непритворным беспокойством принялся осматривать повреждения.
- Всё в порядке, – сипло, будто не своим голосом ответил избранный.
- Как допустили то… Никак нельзя поступки такие делать. Ребятня звериная.
- Они сказали, что я больше не маналей.
- Не им решать. После проповеди всех выпорем.
- Я не смогу больше спать с ними под одной крышей. И молиться рядом. После этого. Я хочу спать в другом месте.
- И где же?
- Вместе с цведанцами.
- Глупости не говори! – учитель резко изменился, вмиг потеряв участливый настрой.
- Они бы так со мной не поступили.
- Они бы убили тебя, дуралей! Или взяли бы в заложники при попытке побега. Раскрой глаза, мальчик, тебе давно пора взрослеть и реально взглянуть на этот мир! Ни у кого не возникает таких мыслей, как у тебя. Ни у кого!
- Хами сказал то же самое.
- Хами не понимает, что Вседержитель милостив к тем, кто заблуждается или временно сбился с пути. Я поговорю с ним обязательно.
- Не надо… Пожалуйста.
Мари достаточно бодро встал, не смотря на саднящую боль. Ему хотелось побыстрее покинуть это место, и он уже было направился к выходу, но остановился, посмотрев слезящимися глазами на учителя.
- По крайней мере меня не убили. За то, что я чем-то отличаюсь. За это вам спасибо.
- Мари…
Мальчик уже не слушал того, что вслед назидательно и с самыми благими целями вещал ему учитель. Время слов закончилось ровно тогда, в те моменты, когда лилась кровь. Потому что все проповеди о благостном не могут вестись там, где убивают.
Теперь мальчик был полон решимости сделать что-то. Поступок. Слова для того, чтобы заговаривать творящуюся несправедливость.