Лыжбат

          Фронтовая жизнь текла будничной чередой. Перед решающим штурмом Рамушевского коридора минометную батарею отвели на доукомплектование. Подошло необстрелянное пополнение. Это были рабочие из блокадного Ленинграда, моряки с Балтики, призывники с Урала. Пешим маршем прибыла группа деревенских парней из Удмуртии. В нашу миномётную роту определили целое отделение. Других направили в лыжный батальон. Если без обиняков, назначили смертниками. Однако комбат Наумов потирал руки: повоюем.
          Мобилизованные пацаны были крепкими, ладными. Трудная жизнь перед войной привила им завидные волевые качества: выдержку, безграничное упорство, выносливость. Характер тот ещё, не мандражировали типа пан или пропал. Вся Российская глубинка отличалась упрямством в достижении цели.
          Особой статью, терпением, смекалкой  среди «желторотиков» выделялись близнецы Аверины и с ними Семён Комов. Удалые и ловкие ребята, просто орлы. Душа радовалась за Афанасия Краева. Однако было тревожно: всё-таки не в бирюльки играем, война на дворе. Выжившие в боях «старички» приступили к обучению необстрелянных рекрутов. Полные сил, надежд и оптимизма, салаги трудолюбиво практиковались на мишенях. С нетерпением и волнением ждали схватку с врагом. Поживём-увидим.

          Время тянулось мучительно медленно, пока добирались до раздавленной танками позиции третьего миномётного взвода. Наконец-то прибыли. Взору открылась ужасающая картина. Посреди кусков размозжённого и расплюснутого гусеницами металла, в развороченной грязи вперемешку со снегом лежали тела однополчан. Когда-то красавцы-богатыри, сейчас были в ужасном состоянии: в гимнастёрках на выпуск, без ремней и шапок, с грязными закопчёнными лицами. Некоторые без валенок или совершенно бОсые. У кого-то оторвало ногу. Другой жертве искромсало осколками грудь. Почти все с кровоточащими ранами, разбитыми головами. Некоторых пацанов невозможно узнать по лицам: в копоти, саже и кровавой каше. 
          У белобрысого Ярослава нижняя часть туловища была полностью вмята в обожжённый взрывами чернозём. Балагур и заводила по жизни Василий лежал навзничь с оторванной рукой, в другой – зажал трёхлинейку. Один из братьев Авериных, старший Матвей, покоился поперёк другого, младшенького Ермолая. Видимо, своим телом хотел закрыть от смертельной беды. Свернувшаяся кисельная лужа крови под ними сроднила героев навеки. Осколок, как бритва, раскроил Семёну Комову горло и воткнулся в лёгкие. Он дергался, хрипел с кровавой пеной у рта и булькал уходящей из тела жизнью. Нежилец уже, притулившись спиной к оплавленному взрывом сугробу, в конце концов уронил голову на залитую алым киселём грудь и завалился на бок, повернув лицо вверх к морозному небу.
          Афанасий Краев, без нательника, с голым торсом, лежал на спине, раскинув руки. К его губе прилип окурок, скрученная из газетки самокрутка. Правая рука сжимала связку гранат. Маленький, ещё дымившийся бычок, видимо, был для него последним успокаивающим фактором перед броском на фашистский танк. От не остывшего ещё, а совсем недавно разгорячённого туловища бойца шёл едва видимый парок. Молодое мускулистое, но уже мёртвое тело раскинуло руки. На синеющих устах мирно покоилась дымящаяся цигарка. Афоня уснул навеки, с козьей ножкой, прилипшей к  губе. Видимо, не судьба.

          К бою! Лыжбат капитана Наумова, подошедший на подмогу, в спешном порядке занимал залитое кровью место грядущего побоища. Каждый из бойцов рассчитывал на благоприятный исход. Однако, как оно сложится, неведомо. Приготовить гранаты!
          Из-за пригорка неспешно выдвигался немецкий бронетанковый авангард панцердивизии СС…