Паппатачи

ГЛЕБ ДЕЙНИЧЕНКО
           ПАППАТАЧИ
Вы знаете,  что такое   паппатачи?  Вряд ли . Это  название  москитной  лихорадки,  острого  инфекционного заболевания,  вызванного  укусом  москита.  В  переводе с итальянского  дословно – кусать  молча.
Болезнь эта встречается  в  тропических и субтропических странах, в местностях, изобилующих  болотами, где   самое  раздолье   для гнездилищ  москитов и комаров.
  В детстве меня  привезли в Таджикистан  мои   родители  в 30-х годах прошлого века. Сначала мы жили в  Гиссарской   долине  в местечке Пахтаабад, что в переводе значит  хлопковое место.   
В современном таджикском  языке слово  абад- обод  переводится как   город.  Но  это  просто  дань советизму, поскольку никаких  городов здесь до этого не было.  Пахтаабад- типичный долинный  кишлак  того времени с глинобитными  корявыми домишками-кибитками   был окружён  болотами, которые впоследствии  осушили и  стали использовать как торфоразработки.  А тогда болота кишели  разнообразной пернатой дичью и комарьём с москитами.
 Там я и подхватил эту заразу – паппатачи. Слово это произнёс  русский доктор из тех, кто оказался здесь не  по собственному желанию. Он  с моим  отцом сидел  за столом после  осмотра меня, укрытого  с головой  толстым  ватным  одеялом и отчаянно   дрожавшего  с высокой температурой.  Они пили водку и  разговаривали обо мне и об этой проклятой   паппатачи.
-Намучается ещё,-  сказал доктор,- скверная штука. Единственное средство- хинин и вот это,- он щёлкнул  пальцем по водочной  бутылке. – Но это ему ещё рано,-  рассмеялся доктор. – Впрочем, если что,  зовите.
Я действительно намучался. Приступы лихорадки наступали внезапно,  меня колотило,  зубы стучали. Мне было знобко на страшной 50-ти  градусной  жаре.  Я согревался лишь под слоем  одеял весь в поту.
Нередко  приступы  сопровождались носовым кровотечением, бурным и обильным.  Призванный доктор, смотря  на  это,   качал головой, произнося  «Поразительно!» Потом он оборачивался к моим  матери и отцу и торжественно  провозглашал: «Что я вам говорил?  Эта паппатачи  себя ещё покажет».
С возрастом  я занялся спортом,  сразу несколькими   видами.  Мы жили уже в столице  республики- Сталинабаде, где климат был сухим и здоровым.  Лихорадка ещё  изредка навещала меня, но с возрастом  прошла. Однако  я   всю жизнь потом  иногда  вдруг ощущал внезапно наступающую слабость во всех  членах,  желание скорее лечь в постель и не двигаться, ни о чём не думать.  Странно, но лёжа в такой дремоте, я видел один и тот же зыбкий сон -несоответствия предметов их настоящей    физической  сути.  Например,  мне  снилась иголка в виде огромного стального стержня, хотя я понимал, что это  маленькая иголка. Спичка  являлась в образе  элекростолба. Ощущения от  такого  раздвоения сознания  были неприятны и действовали угнетающе. Потом и это прошло.
Я  вспомнил о паппатачи, об этом тихом укусе  невидимого глазу москита,  много позднее,  в  90-х годах прошлого столетия,  в разгул  пьяной, воровской, бандитско-  приватизационной  «демократии», во времена отравленного водкой   самодура  Ельцина, когда  вся  советская  держава  разваливалась, треща по  всем швам, увлекая в небытиё миллионы  ни в чём не повинных людей.
Я тогда  ушёл  из местного отделения ТАСС,  где прослужил  20 лет и замещал теперь редактора первой в республике коммерческой газеты  под  амбициозным  названием «Бизнес и политика».  Причём , союз»И» обозначался  по английски-«энд», что должно было обозначать направление  к   европейским приоритетам в экономике.   Но, в действительности,  ничего  этого не было и быть не могло. В Таджикистане  шла ожесточённая борьба старых феодальных кланов за власть. Борьба   хитрая, по азиатски изощрённая и беспощадная.
Казалось бы, за  50 лет советской власти, участь народа в её становлении в республике,  полного переустройства быта,  уклада  на российские,   европейские рельсы,  феодализм,  его корни, его притязания   полностью и  безвозвратно   умерли.
Ан, нет.  Нельзя  искусственно пересадить целый народ из старой формации  в  новую, хотя   и более прогрессивную. Сознание и начинка человека изменяется неизмеримо медленней, чем хотят того  революции и  их недоумки вожди.
Таджикистан тихо кипел. Молодёжь, побывавшая   в Афганистане во время   войны  в   качестве  переводчиков в различных дипмиссиях, в  Иране, в Саудовской Аравии,  в Ираке,  вместе со старшими   участвуя   в хадже, возвращалась  домой воспламенённая. В горячечном, раскалённом вином мозгу  рисовались картины  якобы дармового   рая, в котором живут зарубежные    единоверцы.  Стоит только избавиться от власти советов, как заграница засыплет братьев мусульман золотом и всякими благами.
Подливали  масла  в огонь  и многочисленные  агенты  спецслужб, которые под видом всяческих торговых и прочих представителей  наводнили республику.  Не  отставала от толпы  и учёная  братия историков, политологов. Ожили мечты о полумистическом  Туране, о могущественных царствах  Бактрии  и  Согдианы, о мудрых династиях  Саманидов  и т.д .
У нас  есть и  свои  огромные  ресурсы для  развития, вторили  им другие не менее учёные геологи, наш  Памир,  Горный Бадахшан  - кладезь множества  полезных  ископаемых,  возьмём  их и…
 Какой москит всех их укусил?  В Таджикистане  живут  в основном  мусульмане-сунниты,  в Иране и Ираке большинство шииты, обе конфессии,  мягко говоря,  друг друга  недолюбливают.
В Афганистане  полный сумбур, нищета, война  властей  с мракобесами   талибами,  там всем самим  до себя. Мечты о великом Туране  остались  лишь в  стихах  Фирдоуси  да   в рукописях средневековых  арабских историографов, сокровища  Памира , действительно  уникальны,  но по  заключению специалистов, чтобы  их  добыть, доставить в центр  переработки и прочее,  потребуются   средства во много раз превышающие  стоимость добытого.   Но все разумные  доводы  в таких  случаях бесполезны.  Паппатачи  трясёт  всех, и старых, и малых.
Ещё вчера некий  дрянненький  мулла,  сегодня  самопровозглашает  себя  высшим  служителем  Аллаха. Для пущей  важности  он  облачается  в советский генеральский  мундир и  призывает  для очищения  нации вырезать  всех  шурови,  всех родившихся при  советской власти,  как неполноценных  мусульман.
Толпы молодёжи  из  предместий  бродят  по  городу с повязками  на  головах,  где написаны призывы  движения хезболах, изречения  из Корана,  которые они сами  не понимают, ибо безграмотны.
В городах и  районах, в кишлаках, как грибы  после  дождя  вырастают мечети. В одних   молятся, в других  создают тайники с оружием и  готовят боевиков. Всюду  под видом  проповедников учения ислама  бродят подстрекатели к насилию  и  вооружённым  действиям.
На улицах беспорядки, есть случаи  убийств и насилия, самые оголтелые,  встречая  европейцев, плюют им в лицо. Милиция, госбезопастность  парализованы, говорят такое  указание идёт  сверху  от самого  Горбачёва:   не  препятствовать  народному волеизлиянию.
Положение  пока  сдерживают от взрыва  танки на улицах,  но и они  скоро уйдут.  В Душанбе вдруг приезжают мэр Питера Собчак и  академик  Велихов. Митинг на  площади. Высокие гости из России  приветствуют нарастающую молодую  демократию,  восхищаются волей народа к  свободе,  обещают  от  лица   неизвестно  кого всяческую  помощь и поддержку оппозиции.
А в коридорах  бывшего ЦК партии и советского  правительства  творится  торжище - по азиатски –базар, купи-продай. Там делят власть, идут на всё, чтобы как-то  её сохранить для себя лично.   Днём -  противостояние, ночью – оживлённый торг  с претендентами на   советское наследство.
 Газеты  не успевают  печатать списки  новых  членов  правительства: министров, генералов  и  прочих  начальников. Но мест на всех  желающих не  хватает.  Происходит  отбор, конечно,  неестественный.  Одних  отстреливают, травят, давят  машинами, их  места занимают другие.
Поразительно,  но  гибнут люди, казалось бы, совершенно  далёкие  от  политики,  от власти предержащих  - учёные, врачи, учителя,  колхозные  руководители.  Их  догоняют  тени   прошлого.  Их  деды  и отцы в 20-е годы, вовремя развязанной советской  властью  Гражданской  войны  в Средней Азии, находились   в противоборствующих лагерях. Тысячи   приспешников  Ибрагимбека,  других крупных предводителей  были  расстреляны, репрессированы. 
Правда,  их дети выросли в советских детдомах и стали достойными советскими  гражданами. Многие   достигли   высоких постов    в разных отраслях  хозяйства,  в партаппарате  и правительстве. Но кто-то, где-то хранил  тайну их прошлого. И теперь она вышла наружу. Месть живуча,  а когда она практически безнаказанна,  то не заставляет себя ждать.
И вот кульминация всей этой вахканалии.  В городе, столице республики  Душанбе, чистой и ухоженной, с тенистыми аллеями, фонтанами, кино и  театрами, Академией наук, многими  высшими и средними учебными  заведениями, городе с  полумиллионным населением и более чем 30 национальностей, становится  грязно и вонюче.   Воздух пропитывается   отравой   слежавшейся гнили, пыльной затхлостью   старья и немытых тел. В городе нашествие варваров,  спустившихся с гор, диких орд.
Я вырос в Таджикистане, мне нравится этот  неторопливый, добросердечный  народ,    его  хлебосольные   традиции. В любом  таджикском доме, особенно в сельском, вас не отпустят, не угостив,  как следует. Даже в самом бедном жилище в любое  время суток вы не останетесь без чая и лепёшки. Я тысячу раз убеждался в этом. Да что говорить, во  время войны республика  приняла и оделила всем, чем могла ,  десятки тысяч  беженцев из занятых фашистами территорий   России.
 Так ли мы встречаем  нынче в этой самой России, попавшего в беду по российской же вине нашего младшего брата?   Впрочем, это вопрос  риторический. Тут и своих россиян, вернувшихся из  Средней Азии  на свою историческую родину, встречают  злобно бормоча : «Понаехали тут…»
Ну,   да ладно,  вернёмся, как  говорится, к нашим  баранам.
Редакция  нашей газеты  новой «Бизнес и политика»  находилась в самом историческом центре  города,  на перекрёстье  двух автомагистралей.  Здесь всё рядом и Дом печати,  где базируется типография, редакции  газет,  отделение  ТАСС. Через дорогу – филармония и кинотеатр,  неподалёку  Главпочтамт,  галерея правительственных зданий,  площадь  им.  Ленина с его  могучим монументом.
Меня  всегда  интересовало, почему людей  плюгавых,  дохленьких, с ярко  выраженными   лицами  Иуды   Искариота  или  Симона- мага  по достижению ими  степеней известных  начинают  изображать, ваять, рисовать, живописать   как  гигантов, отцов русской  демократии,  Геркулесов?  Ведь это  явное  камуфлирование  их настоящей  физической  сущности  в угоду их  сателлитам и  идеологическим  прихлебателям,  а так же в назидание потомкам, которые   натуру  уже  не  застанут  в живых. Надо  отдать должное   победившим  наследникам   феодализма. Они быстро скинули   надоевшего   советского гиганта и поставили  на  его  пьедестал  кого-то   из мифических  Саманидов. Тоже мощного.  Но  тут судить  сложно.  Может,  пару  тысяч лет  назад  и был  такой,  кто знает?
Здесь я  несколько опередил события.  Вот на этой самой площади  и на  прилегающей  к ней   центральной  автомагистрали, которая   тянется  на  12 километров  от окраин   города  до аэропорта,  и засела   оппозиция.  Она засела   буквально. Тысячи  её сторонников, спустившиеся  с гор,  крестьяне  из горных  кишлаков -в богатых  долинных хозяйствах я  таких    грязных,  оборванных, с тупым выражением лица ,не встречал. Они обсели плотно всю площадь, заняли  улицу,  перекрыв движение  транспорта.  Они обложили  кругом  и нашу  одноэтажную редакцию, и выглянув  в окно,  можно было упереться  взглядом только в спины полосатых халатов, а  чаще в голые задницы испражняющихся  поборников демократии. Халаты  при этом  задирались  на голову, дабы  не  замарать  одёжи.  Об омовении и  прочих  глупостях  разговора  быть не могло. Откуда им   рядом   взяться,  да  и приказ  от организаторов  сидения  был  строгий:  никуда  без  команды  не  передвигаться. Резон тут был. Потому что далее,  по  этой  же  прямой,  на  другой  подобной  же  площади,  у здания  бывшего ЦК  партии, сидел  другой  митинг  в защиту и поддержку  бывшего  советского правительства и компартии.
Что пообещали эти  беднякам ? Чем заманили их в  город  из далёких  гор,  оторвав  от  хозяйственных нужд?  Угадать было сложно.  Скорей  всего, их просто обманули. Конечно,  какие-то  деньги на это  были  брошены,  но они  осели  в карманах  тех  же  организаторов.   
Итак, я сидел в редакции в одиночестве. Мой главный  редактор,  когда-то  начинавший   у меня в ТАСС  работать после окончания  МГУ,  попросту   сбежал, испугавшись  разбоя  толпы.
А прецедент был. Ночами, когда редакция была безхозной,  из  неё вытащили  холодильник, кондиционеры, даже вешалки, стальные  штанги  с никелированными  крючками  для одежды.  Видимо, блеск  металла понравился.
А чего удивляться? На Таджикском  алюминиевом  заводе, который построили в  Гиссарской  долине,  местные дикари похитили всю электронику  с поточной  линии  разлива  металла: больно  заманчиво мигали  там  разноцветные  лампочки. В результате произошёл  взрыв   и  выбросом  раскалённого   алюминия обожгло  нескольких рабочих.   Приехавшие  по вызову шеф-наладчики  из   Франции,  никак не могли  поверить  в причину  аварии. Они так и остались  при  мнении, что  взрыв  произошёл   по халатности персонала, а  чтобы инженерно- техническим   специалистам  производства   не было  стыдно,   они всё  свалили  на дикость  местного населения.  Француз-переводчик  сказал мне доверительно: « Вы , русские   -очень хитрый народ, никогда поверю, что местные  таджики могут работать  на такой  сложной  технологии, как электролиз.»
И вот две площади  сидели в надежде, что  кто  уйдёт  первым, тот и  проиграл.  А  я   в этот день  дежурил  по номеру, который  верстался  в  новой  типографии,  довольно  далеко  от  редакции.
Ни дойти,  ни  приехать  туда  я не  мог,  транспорт  стоял,  редкие  частные  автомобили  останавливала   и  досматривала  « гвардия»  оппозиции.  Многих выдёргивали  из авто  и  избивали,  машины  поджигали,  так  что  любителей  прокатиться  было  немного.  Я  сносился  с типографией  по  телефону, благо  он ещё  работал,  потому  что  был нужен и тем , и  другим.
Был ещё  один  важный  ньюанс.  На  следующий  день  должны  были  состояться  выборы  нового  главы  правительства.   И   до сих  пор  было  неясно, кто  одержит  верх?  Проправительственный  кандидат,  бывший первый секретарь  ЦК компартии Таджикистана или  лидер  восставших  сторонников  демократии?
Мне, лично,  было  наплевать кто это будет, но фирма, разбогатевшая  на спекуляциях  с хлопком,  финансирующая  нашу  газету,  ставила  на  партбосса,  поскольку была  связана  с ним и его  окружением  денежными,  родственными  и иными  связями. Другие средства  массовой  информации  хранили  нейтралитет, выжидали.  А нам  было  приказано  в день  выборов  выпустить  номер  газеты  с  портретом  бывшего  цекиста   во  всю  первую  полосу.  Такой  ход  мог  стать  психологически  переломным  в сознании  избирателей,  что  и случилось.
 Но  в тот  день   и  вечер  накануне  я пережил  немало  тревожных  минут.  Сначала  мне звонили  из штаба  оппозиционеров,  где  от  имени  их главы  со  мной  разговаривал  знакомый  референт  из  бывшего  Президиума Верховного  Совета  республики.  Он  убеждал  меня  снять  с первой  полосы  портрет  нехорошего  человека  и подпись  под  ним.  Давил   на моё  достоинство  честного  журналиста  и  демократа  в душе.  Я  не  возражал  против  всего  этого,  но  снять  портрет и  подпись отказывался,  потому что действительно  был не  в праве  это  сделать.   Я объяснял  ситуацию,  советовал  звонить  шефу  хлопковой  фирмы-  хозяину газеты,  главному  редактору,  наконец,  директору  типографии.  Я  знал,  что  первых  двух  нет в городе,  а второй  горячий  сторонник  партийного  кандидата.
Проникнуть  в типографию  силой  и  остановить  номер газеты  тоже  было  невозможно,  там стояла  усиленная  охрана  из верных  людей.   Потом  мне звонили всякие  «друзья»,  которые  вдруг  меня  вспомнили,  тоже  советовали  одуматься. Я  отсылал  их по  материнской  линии.   Потом  звонки  прекратились.  Была  уже  ночь,  редкие  фонари  освещали  шевелящееся,  гудящее,как  море,  сборище.  Изредка  в окна  моего  кабинета  заглядывали   какие-то   бородатые лица  в чалмах. В  дыры, где   стояли  кондиционеры,  теперь  лилась  летняя  жара,  настоянная на   вони,  гари  костров  и прочей  гадости.  От  всего  этого  меня  мутило,  воспоминание  о еде вызывало  тошноту. Я  позвонил  в типографию,  дежурный  доложил,   что номер  готов  и всё  в порядке.  Я чуть расслабился  и  напрасно.  Дверь  кабинета  распахнулась  и в  кабинет ввалились  шесть  вооружённых  автоматами  бородачей.  Один  постарше других  и без оружия,  уселся  на  край  моего  стола.
-Эй ,ты,оказывается,  добрых слов   не понимаешь,-  начал он говорить  на  хорошем  русском  языке,- придётся   тебя  проучить.  Вставай, пойдём.
Я встал, они меня окружили  и повели  к выходу  во двор. Здесь  горел уцелевший фонарь и было всё  видно.  Меня  поставили к стенке  обвалившегося  старого  глинобитного  дома.  Когда-то в нём  помещалась  фотолаборатория.  Но теперь  здесь  среди  остатков  стен  был  импровизированный  сортир,  от которого ужасно  несло.
Удивительно,  но  страха я не испытывал.  Или  потому, что с детства  привык  к местному  колориту,  к  таким   бесстрастным  лицам,  или   потому,  что   просто  не верил  в свою смерть  в этом  вонючем   месте  от рук  маскарадных  разбойников.
 Треск  автомата   прозвучал как-то  неожиданно. Со  стены  над  моей  головой  осыпалась пыль.  Полузабытая  предательская  слабость  начала  разливаться  внутри, меня  пробил  озноб  и  из носа  хлынула  кровь.
 -Что  с тобой?- Главарь смотрел на меня  с удивлением.-Разве ты раненый?  Мы  стреляли  вверх.  Зачем  нам  тебя  убивать?
  -Паппатачи,-  прохрипел я, давясь кровью.
  - Что с ним?- спросил   по- таджикски  у главаря тот , кто  стрелял.
 -Не  знаю,  -ответил тот,  -видно,  отца вспомнил,  думал  конец ему пришёл.
Потом мы  проследовали  обратно в мой  кабинет,  где  я  позвонил  в типографию и сказал  дежурному  убрать  из номера  портрет  с первой  полосы  и подпись  под  ним.
 - А в чём  дело? -удивился  дежурный.
 -Так надо, ответил я  и положил  трубку.
Во время этого короткого  диалога   старший  команды слушал по параллельному   телефону.
 - Ну, вот и хорошо, - сказал  старший,- молодец, живи  ради  Аллаха,  отцу  привет передай.
И они ушли  в ночь и вонь толпы, оставив  со мной  одного  стража,  чтобы   я не  вздумал  отменить    своего  приказа.  Тот просидел  со мной  до двух часов ночи, потом  встал  и тоже  ушёл.
В четыре утра  за мной  приехала  БМП,  в   которой  сидел и наш  дежурный, и другие  работники  типографии- их надо было доставить домой.
 -Ну, как дела?-  обратился я  к дежурному.
 -Нормально,-  он  рассмеялся,- всё-таки решились  применить  силовую акцию?  Вот  идиоты.   Я  сразу  понял,  что  твои  слова  « так надо»  произнесены  специально,  как условный  шифр.
В темноте БМП  мы  почти не  видели лица  друг друга, а выйдя  из машины, он  вдруг  поглядел на  меня  внимательно.
 -У  тебя всё лицо  в крови и рубашка,  били ,что ли?-произнёс он с ужасом.
 -Да нет,- ответил я ,доставая  платок,  и пытаясь  привести  лицо  в порядок.-  Это всё  из давних   лет,  паппатачи…
Потом  началась  полномасштабная  гражданская  война,  в  которой  погибло  более   миллиона  человек,очень много  для  маленькой  страны.
А после  мы уехали  с женой  в Россию,  которая   для  меня никогда  не была    исторической  родиной  и родной  так и не стала. Я  мог  бы остаться в   Душанбе,  как это сделали  некоторые  мои  товарищи  по работе ,  но  я  уехал,  потому что  того  Таджикистана,  который я любил, где  прошло  моё детство и юность, уже  не было. Его  тихо  искусали  москиты, переносчики  самых  страшных  заболеваний:  глупости, самонадеянности  и самообольщения.  Озноб,  высокая  температура  и кровотечение  довели  до ручки   Что поделаешь?  Такова  паппатачи,  если ею заболевает  целый народ.

Глеб Дейниченко.2006 год