О благородном цензоре, падшем поэте и не только-57

О благородном цензоре, падшем поэте и не только, или о русофобии некоего Колкера, его «Тризне по России», ГУЛАГ-е СоЛЖЕницына, экономике Сталина и историческом предвидении советского цензора-57

(Из воспоминаний моего благородного товарища из Карабаха).

"Историческое предвидение советского цензора".

...И так, прежде чем приступить к смакованию «уничижительного издевательства» над человеком, который никогда не сможет полемизировать с ним, Колкнер не упускает возможности унизить Великие издательства многомиллионного города, которые издавали литературу многомиллионным тиражом… .
Колкер пишет:               
«Издательств, на весь пятимиллионный город, было в Ленинграде два: приличное и неприличное. Приличным считался Советский писатель. Там не было открытого антисемитизма, сотрудники издательства сами, по зову сердца, не делили авторов на евреев и неевреев, но, конечно, подчинялись окрикам сверху. Редакторы Советского писателя слыли настоящими ценителями поэзии и были таковыми на деле. Их имена — И. С. Кузмичев, К. М. Успенская, Фрида Кацис — были на слуху среди ленинградских авторов, не простившихся с мечтою издать свою книгу на родине. Рукопись, попавшую в Совпис, отдавали оттуда на внутреннюю рецензию поэтам с репутацией; например, мою рукопись отдали в 1974 году на отзыв Майе Борисовой, не Леониду Хаустову или Анатолию Чепурову (этот, впрочем, сидел начальником Совписа, так что сам и не мог написать рецензию; внутренняя рецензия поступала извне)… а на вторую рецензию, уже в 1977 году, мою рукопись, ту же самую, лежавшую с 1971 года, отдали, к чести издательства, Кушнеру… Обе рецензии вышли положительные, но книга так и не вышла.
Издательством неприличным считался и был на деле Лениздат. Там редакторами сидели антисемиты по зову сердца. Это не значит, что сами они считали себя антисемитами. Упаси бог! Члену коммунистической партии такое не приличествовало. Сами они, и притом искренне, считали себя рабоче-крестьянскими интернационалистами, антисемитизм же свой, нутряной и подсознательный, на словах и перед своею совестью подменяли лубочным народничеством. Молодой автор, новый юный поэт, достойный быть изданным нашим советским государством, должен был обязательно предстать перед ними как «самородок», «выходец из народа», лучше всего из глухомани, из деревни, но непременно из простонародья, никак не из ленинградской интеллигенции. Интеллигенция народом не считалась. На деле, конечно, большего простонародья, чем городская советская интеллигенция той поры, невозможно вообразить. Верно и то, что самородок — стопроцентная сказка, жар-птица, царевна-лягушка и Иванушка-дурачок в одном лице. Златокудрый Серёжа Есенин, витавший перед мысленным взором этих интеллигентов из Лениздата, в жизни своей, не в сказке, был, конечно, не крестьянином, а приказчиком, в университете учился. Без книг и некоторой культуры — стихов писать не станешь. Зато советское народничество, утвердившееся в послевоенные годы, а возникшее во время войны, под прямым влиянием нацизма, легко позволяло не пускать в «русскую советскую литературу» молодых евреев, которые все, без разбору, шли за интеллигентов.
Конечно, тут и промашки случались, сбои. Является, например, в издательство кавказский горец, с усами и гордым (горным) взглядом, родом из деревни, по имени Хан (Ханух) Манувахов. Редакторы, люди из народа, не чуют подвоха, не видят, что имя и фамилия тут еврейские; а стихи у человека неплохие, написаны по-русски, — чего же ещё? Самородок, да ещё из младших братьев! Свой!

Делались в Лениздате и сознательные исключения — чтобы отвести всякое подозрение в антисемитизме. Если, например, у человека не было высшего образования; если он с юности и по самый день подачи рукописи состоял «простым рабочим», а после подачи терпеливо прождал свои положенные 10-15 лет, то тут и такое имя как Олег Левитан сходило с рук, особенно потому, что этот конкретный Левитан, собственно говоря, и «по крови» евреем не был. Впрочем, его, кажется, всё-таки не в Лениздате напечатали, а в Совписе. Этому Левитану не повезло: поэт по призванию, чистой воды самородок не хуже Серёжи Есенина, и талантом не хуже, да к тому же в диссидентстве не замеченный, имевший разве что стилистические расхождения с советской властью, он оказался последним советским поэтом в истории человечества, был издан и принят в союз советских писателей за день до упразднения Советского Союза, так что утех субсидированной литературы вкусить не успел… ».

В чём только не обвиняли колкероподобные «проклятый» Советский режим? Можно только догадываться, как бы он «заливался», если бы пришлось описать нечто подобное в Сталинскую эпоху? Разве это не приём хуцпы, обвинять целое советское издательство в антисемитизме, тогда как, в стране со времён Февральской, когда свергли легитимного Русского царя, затем и Великой Октябрьской Социалистической Революций 1917 года, только слепые не могли заметить абсолютное количественное доминирование последователей Танаха над представителями «Большого народа»? Разве не продолжалось это превосходство в сталинских властных, околовластных  структурах и всевозможных организациях, связанных не физическим трудом?

Поверхностного знакомства с Большой Советской Энциклопедии достаточно, чтобы убедиться, что в СССР не могло быть никакого антисемитизма, о котором так цинично глаголет Колкнер. В глубине души, конечно же, он осознаёт, что, если в издательстве, выпускающего журналы и книги многомиллионными тиражами не взялись печатать его  стихи, это могло бы значить, что они просто не заслуживают подобной чести.
Вряд ли, кто будет отрицать, что  не все стихи заслуживают, чтобы их печатали миллионными тиражами, да ещё и платили за это авторские гонорары. Впрочем, очевидным свидетельством «не востребованности» стихов Колкера  является тот факт, что единовременный тираж изданий его творений впоследствии на исторической родине и, вообще, на "Западе", не превышал пару-тройку  тысяч экземпляров. И это ещё после получения статуса «узника совести»  ненавистного Советского режима.

Да, и на вражеских СССР «Голосах», стихоплёт Колкер свои 30 серебренников  отрабатывал, отнюдь, не написанием и декламацией стихов, а исключительно поклёпами на "Большой Народ" и Его Великую Историю.

Так, уверенный в абсолютной безнаказанности, по истечении сорока с лишним лет, этот падший стихоплёт (да простят меня благородные мастера поэтического слова, строго следуя установкам  родного канонического учения, в очередной раз глумится над Великими издательствами Великой страны.
Вот, он в восторге от «приличного издательства-  Советский писатель», где  на его стихи в 1971 году положительную рецензию написала некая (что никак не является умилением каких-либо человеческих качеств этих людей) Майя Борисова, а в 1977 году положительную же рецензию написал  некий Кушнер .
При этом, сам же отмечает, что на рецензию стихи могли бы дать «Леониду Хаустову или Анатолию Чепурову, «(этот, впрочем, сидел начальником Совписа, так что сам и не мог написать рецензию; внутренняя рецензия поступала извне)». Следуя логике Колкера, если Анатолий Чепуров, который сидел начальником Совписа, непременно имел  предвзятое (антисемитское) расположение к его происхождению, основываясь на фамилии, имени и отчеству, то вряд ли кто-то мог помешать ему, быть до конца последовательным и передать стихи на рецензию такому же «антисемиту».  Не надо иметь, как говорится, семи пядей во лбу, чтобы, после факта не востребованности стихов  в свободной печати (о чём свидетельствует никчемно мизерный их тираж в разных второстепенных изданиях провинциального масштаба, догадаться о необъективности, в силу симпатий к происхождению автора, рецензий и Майи Борисовой, и Кушнер.... 

Продолжение следует...