Я и деревня

Детям

Будучи малым, я ручей провожал
Взглядом печали. Мне было так жаль,
Что природа вручила сроком ему
Пару недель держать воду в плену.

Иссякнув совсем, высохнув, бедный,
Будто мессия Иса ибн Марьям,
Он впитался пророком по русским полям.

Среди полыхающих цветов деревни,
Среди боль вдыхающих листов деревьев,
Среди плохо питающихся в поле пахарей,
Среди садов, украшенных плахами,
В среде боли крестьянской был я рождён.
Днём. В дождь. Искусством благословлён.

И куст сирени страстно вдыхал,
И снега хруст приглашал в хату,
И негу грусти заставлял плакать,
И крышу горя крыл благим матом,
Ведь я простой, русский малый.
Ведь мёда услады мне всегда мало.
Ведь я родной русским изъянам.
Дитя крайностей, я сгину в яме,
Ропща на судьбу, бессвязно мямля.

Я бродил за домом, рядом с рекой.
Я бодрил себя ромом любви молодой.
Я будил в себе рано
больную,
большую,
броскую
зарубцевавшейся раны славы
полоску
поэта
Бродского.

Всё это моя родная деревня.
Нарисовал я карту своих владений:
Здесь нет пленительной власти денег,
Здесь в платье морали вас приоденут.
Марающий смертью день гнева
Испачкает синее, светлое небо.
И кровь остынет в моих венах,
Но я навсегда останусь ей верен.

Ворон чёрный сидит на берёзе,
«Вор он чёрствый, — воскликнут
белёсые
босые
дети,
продолжатели дела
российского деятеля,
— поэтому и воровал
наши слёзы,
добавлял их в слова,
украшал свои грёзы.

Однако сегодня будем серьёзны:
Он завещал хоронить у этой берёзы,

Отказавшись от гнёта града кладбищенских тел.
Родные не рады, но он близким хоронить велел
У той берёзы, что возвышается гордо
Над русской природой, над русским народом...»