В лифте

Я еду в лифте с галантным мужчиной, который работает у нас водителем. Он важно ходит по коридорам, держа трубку возле уха, как купчихи пьют чай, — на отлете, слегка оттопырив мизинец. И разговаривает так, как это делают директора, низковато и утробно: «Ну-у-у, ты меня набери завтра… да… посмотрим, мне к этому времени должны подогнать инфу».

А сейчас я еду с ним в лифте. Мы оба смотрим, как и полагается воспитанным людям, на световое табло с указанием этажей, поверх голов друг друга. У меня в руках большой пакет, а в пакете массивный агрегат, с которым я не хочу быть застуканной, поэтому он стыдливо прикрыт газеткой. Агрегат, которого я стесняюсь, обещает женщинам вечную красоту и молодость. Я всегда была неравнодушна к пустым обещаниям, поэтому побежала в обед по обледеневшим скользким дорожкам, рискуя растянуться под водосточной трубой, а потом, пыхтя и спотыкаясь, потащила покупку на работу. Теперь я стою в лифте, глядя на свое приобретение сверху вниз брезгливо, но одновременно испуганно. В последний раз я глядела так на пьяненького убогого кавалера, за которым втайне бегала, но не хотела в этом признаться. Старый лифт ползет медленно, и галантный водитель поворачивается ко мне:

— Несчастные у нас женщины, — начинает он сочувственным тоном. – Как не посмотрю, все, бедненькие, что-то тащат. Пакеты, авоськи какие-то, мешки. В обеих руках! И с работы и на работу. Вот и вы, смотрю, тоже. – Он выразительно кивает на агрегат.

Пакет с агрегатом, и без того тяжелый, начинает не только оттягивать, но буквально жечь мне руки. Я поспешно перекладываю его за спину, отчего стоять становится совсем неудобно.

— Нет, вот если бы я был ваш муж, — мечтательно продолжает водитель, — я бы вам ни за что не позволил такие тяжести таскать. Шутка ли, вон вы вся скособочились. Знаете, если так все время ходить, может быть искривление позвоночника.

— Надо в другую руку мешок взять, для равновесия, — горько усмехаюсь я.

— Это выход, — подхватывает водитель, — но если бы я был ваш муж, вы бы у меня ходили исключительно с ридикюлем.

Я мечтаю дотащить агрегат до кабинета и сунуть его там быстренько под стол, как раньше заталкивала в свою комнату убогого кавалера и быстро, чтобы не заметила соседка, захлопывала за ним дверь.

— А живете далеко? – участливо продолжает расспрашивать водитель. – Вот если бы мне сегодня не надо было в аэропорт ехать, я бы вас до дома подбросил. Что в мешке-то? — и он постарался заглянуть мне за спину.

— Что вы, ни в коем случае, — бормочу я, вжимаясь в стену, агрегат врезается теперь не только в ладони, но и царапает ноги. – Я сама.

Лифт, шумно вздохнув, останавливается, и дверцы с медленным скрежетом расползаются в стороны.

— Когда уже лифт починят, еле открывается, – недоволен водитель. – Вот будь я лифтер, так бежал бы впереди и каждую дверь перед вами – настежь с поклоном!

— Двери швейцар открывает, — угрюмо возразила я. – Лифтер только кнопки нажимает.

— Неважно! – водитель встал в проеме, шутливо поклонившись и шаркнув ножкой. – Прошу!

На выходе я споткнулась, зацепилась пакетом о дверцу лифта и с ужасом заметила, как предательский полиэтилен расползается дырами. Агрегат рухнул на пол, произведя примерно такой грохот, какой произвел неуклюжий кавалер, которого я однажды пригласила к престарелой тетушке. Тогда, рассматривая безделушки на комоде, он уронил самую ценную из них. И мой агрегат разлетелся вдребезги, как тот фарфоровый пастушок, от него отскочили какие-то колесики, крылышки и планки.

Водитель, аккуратно переступив через останки моей тайной мечты, покачал головой и двинулся дальше, ловко увернувшись от всех этих скучных обязанностей – и мужа, и водителя, и даже лифтера. Он так и остался свободным мужчиной, принадлежащим только себе, тем более, что нести дальше было нечего.