03. Забытые страницы Троянского эпоса

Не секрет, что современная Турция пользуется устойчивой популярностью у наших соотечественников всех возрастов и социальных групп. Кто-то, как немолодые одинокие женщины, приезжает в эту страну ради романтических отношений с непритязательными турецкими мужчинами, кому-то интересны её курорты, пляжи, солнце и море, кто-то охоч до специфических кулинарных изысков, а кто-то приезжает в Малую Азию ради работы, ради научных исследований и ни для чего другого. Веселье и развлечения таким людям побоку.

К их числу можно отнести Таисию Ивановну Слепанды, доктора исторических и филологических наук, признанного мирового эксперта по части легендарной Троады. В Турции Таисия Ивановна провела в общей сложности три четверти своей жизни, участвовала во множестве этнографических, филологических, культурологических и археологических экспедиций, привлекалась в качестве почётного эксперта к междисциплинарным исследованиям, а кроме того проводила собственные изыскания на всём средиземноморском побережье Турции - там, где много веков назад стояли греческие города и колонии.

В ходе этой работы Т.И.Слепанды посчастливилось открыть несколько уникальных и неизвестных рукописей, возраст которых можно смело датировать поздней античностью.

К сожалению, нам не известны подробности обнаружения находок. Мы не знаем, как именно Т.И.Слепанды вывезла ценные артефакты из Турции. Замкнутая женщина никого не посвящала в свои дела, даже немногочисленных учеников, и вообще предпочитала не распространяться о личном, отдавая все силы и время служению науке. Главное, что рукописи оказались в Москве и стали частью личной коллекции Таисии Ивановны. Она планировала тщательно изучить и перевести пергаментные свитки, дабы затем попытаться установить их авторство.

Однако довести работу до конца женщине помешала внезапная и трагическая развязка. Так и не научившись за всю жизнь водить машину, Т.И.Слепанды предпочитала пользоваться общественным транспортом. В тот роковой день она везла рукописи в институт ***логии и ***графии РАН на метро. Неизвестный злоумышленник выхватил кожаный портфель из рук растерявшейся женщины и ловко скрылся в толпе, заполонившей переход на станции Китай-город.

Вряд ли это было случайным совпадением. В настоящее время рукописи, скорее всего, уже проданы с какого-нибудь «чёрного» аукциона коллекционерам краденых древностей. Таисия Ивановна ничего не предприняла для их поиска. Трагедия подкосила её здоровье, и беззаветно преданная науке женщина скоропостижно скончалась.

В её бумагах были найдены кое-какие заметки относительно рукописей, судя по которым, эти древние литературные памятники были посвящены Троянской эпопее, её реальным или вымышленным событиям. Также был найден приблизительный перевод (с древнегреческого) рукописи №1414442, сделанный лично Т.И.Слепанды. Эти материалы мы и предлагаем вниманию читателей.

Также мы с негодованием отвергаем возникшие среди клеветников и завистников обвинения Таисии Ивановны в том, что, якобы, она, пользуясь широким научным кругозором, самолично состряпала фальшивки, выдав за подлинники, а затем инсценировала «похищение», дабы мистифицировать научную общественность и вместе с тем избежать разоблачения и ответственности. Хочется напомнить всем недоброжелателям, что среди коллег, родных и близких Т.И.Слепанды известна как серьёзный учёный, человек кристальной честности, положивший на алтарь науки всю свою жизнь. Остаётся лишь сожалеть о том, что её с нами больше нет и о том, что найденные ею бесценные свидетельства древности столь трагично канули в Лету…



Заметки Т.И.Слепанды:



По всей видимости невозможно или, по крайней мере, очень трудно придумать что-то по-настоящему новое. В подавляющем большинстве случаев новое - это в прямом смысле «хорошо забытое старое», даже если обратиться к такой, казалось бы, новизне, как альтернативная история, оспаривающая у официальной право на истинность. Оказывается, не такое уж это и новое явление. У современных альтернативщиков имелись свои предтечи в античности. Это со всей наглядностью демонстрирует нам рукопись №1408538, найденная в [пробел]. Немалое количество подпорченных временем и трудночитаемых мест всё же позволяет установить, что неизвестный автор в своём сочинении оспаривает общепринятую историографию Троянской эпопеи.

Сложно сказать, возникла ли тенденция ставить под сомнение общепризнанные факты в эллинистический период или же сформировалась позже, по мере распространения римского влияния и соответствующего смещения многих цивилизационных и культурологических акцентов и парадигм.

Если верить автору, всё в Троянской эпопее было не так. Никто не похищал Елену из Спарты, никто не захватывал и не сжигал Трою. Гомер и прочие писатели своими полуфентезийными сочинениями запудрили мозги всему человечеству. Слепые и нищие бродяги-аэды жили за счёт подаяний, выступая перед богатыми и знатными слушателями. Пели они, естественно, так, чтобы понравиться публике. Тогдашние аристократы и нувориши возводили свои родословные к древним героям, вот аэды (типа Гомера) и воспевали их, приписывая несуществующие подвиги, перечисляя эфемерные заслуги и достоинства. То есть тешили самолюбие публики, врали самым беспардонным образом, а знать и богачи внимали певцам с восторгом и удовольствием, щедро отстёгивая бабло.

Автор рукописи №1408538 предлагает подойти к истории непредвзято. Как можно поверить, вопрошает он, будто бы Парис, не обладавший никакими достоинствами, кроме тяги к разгульному образу жизни, сумел увлечь суровую спартанскую царевну, которая уже была замужем за могучим воином Менелаем, а перед тем крутила интрижку с не менее могучим красавцем Тесеем, настоящей звездой ахейской цивилизации? Не стоит забывать и о том, что родными братьями Елены были знаменитые на всю Ойкумену диоскуры Кастор и Полидевк. Елена определённо знала толк в мужской доблести, красоте и притягательности. Она и сама была сурова нравом и тяжела на руку - тренировалась на ристалище с мужиками, не стеснялась лупить служанок, а будучи в Трое, запросто давала леща самой Андромахе… Неужели, выйдя за Менелая, Елена вдруг сделалась настолько неразборчивой и равнодушной к собственному достоинству, что сломя голову бросилась в объятия посредственного и никчёмного хлыща Париса?

Возможно ли, чтобы слуги и рабы настолько плохо приглядывали за царевной, что позволили похитить её у себя из-под носа? И неужели троянцы, увидев возле города огромное греческое войско, не предпочли бы выдать беглую жену-блудницу, вместо того, чтобы ввязываться в долгую и кровопролитную войну?

Автор старается убедить нас, будто бы на самом деле всё было иначе. В действительности Парис был одним из женихов, сватавшихся к Елене - как Менелай и прочие ахейские (и не только ахейские) цари и царевичи. Старый Приам послал на сватовство никчёмного Париса, а не доблестного Гектора, потому что, во-первых, у Гектора уже была жена - Андромаха, - а во-вторых, Парис был старше Гектора, что автоматически делало его потенциальным наследником трона, а значит ему необходима была жена, чтобы обеспечить уже собственных наследников. Всё, о чём помышлял ветреный Парис, так это о пьянках и гулянках, а не о женитьбе.

Выбор Елены - чисто меркантильный выбор тщеславной и стремящейся к роскоши провинциальной бабы. Крохотные и разобщённые ахейские царства в то время были жалкими нищебродами по сравнению с Троей, одним из богатейших государств Ойкумены, владевшим всей территорией Малой Азии вплоть до Хеттского царства.
Никому не нужно было похищать Елену, она сама уцепилась за жалкого Париса, лишь бы «прописаться» в богатой и могущественной Трое на правах тамошней царевны. На выбор повлияло и то, что разгульный Парис не осуждал блудницу за рождение внебрачной дочери - плод её греха с Тесеем, - и готов был принять жену без необходимой для первого брака целомудренности. Он увёз Елену в качестве своей законной супруги, потому-то троянцы и не выдали её ахейцам - спартанка стала их законной царевной, за которую они готовы были стоять насмерть.

Оскорблённые тем, что им предпочли иностранца (азиатского «чурку»), греки, в которых ещё сильны были отголоски родоплеменного этнического высокомерия, сговорились, собрали войско и сообща двинулись на Трою. В действительности это вряд ли была настолько огромная армия, как утверждают писатели и историки. Скорее это была просто банда, больше занимавшаяся грабежами окрестностей, нежели столкновением с регулярными троянскими войсками. Потому-то вся эпопея и растянулась на долгих десять лет, а вовсе не потому, что Посейдон с Аполлоном возвели вокруг города неуязвимую стену.

За десять лет войны «великие герои» не совершили по сути ничего выдающегося. Между ними разгорались взаимные ссоры и склоки, рядовые бойцы роптали на ничего не добившихся вождей, им всё надоело, они готовы были всё бросить и вернуться домой. Писатели и историки подали это как «ссору Ахилла с Агамемноном».
Доблестный Гектор на самом деле прикончил «неуязвимого» Ахилла в первом же бою и забрал его доспехи в качестве трофея. Чтобы скрыть этот позорный факт, писатели и историки придумали какого-то Патрокла, который, якобы, был другом (и, по некоторым данным, гомосексуальным любовником) Ахилла и вместе с ним учился воинскому мастерству у кентавра Хирона. Этот, мол, Патрокл тайком нарядился в доспехи Ахилла, а мирмидонцы его в них не опознали…

Автор рукописи обращает внимание читателей на стоявшие в его времена курганы возле Трои - курганы павших героев троянской войны, - и замечает, что никакого кургана Патрокла среди них нет. Стало быть, «Патрокл» - это вымысел!

В самый разгар войны к троянцам подоспели на подмогу союзники - эфиопы и амазонки. Но ведь известно, что союзники верны лишь победителям. Если бы троянцы проигрывали, союзники от них бы тотчас отвернулись.

Наконец ахейцы сами запросили мира и в качестве своеобразного символического искупления возвели на берегу огромную статую деревянного коня, а потом ни с чем уплыли домой. Доказательством тому служит скорый закат Микенской цивилизации Бронзового века. Греки слишком много средств вложили в военную кампанию, в надежде на щедрые трофеи, однако, вернулись ни с чем. Таким образом ахейская экономика оказалась необратимо подорвана… Историю с отрядом хитроумного Одиссея, который спрятался внутри коня и затем поджёг Трою, сочинили специально, чтобы не было так стыдно из-за бесславного поражения. (Здесь автор проводит аналогию с царём Ксерксом, которого греки победили в ходе греко-персидских войн. Вернувшись в Персию, побеждённый Ксеркс объявил подданным, что это он победил греков.)

Ахейцы уплывали из Трои порознь, наспех, в непогоду. Так не бывает после славной победы и дележа трофеев, так бывает после позорного поражения и взаимных раздоров. На родине «героев» встретили по заслугам: Агамемнона убила Клитемнестра со своим любовником, Диомеда изгнали соотечественники, у Одиссея подданные разграбили имущество… Разве так чествуют победителей? Скорее так срывают злость на опростоволосившихся неудачниках, многое наобещавших и не оправдавших надежд. Кто простит вожака, угробившего десять лет и несколько тысяч подданных на сомнительную авантюру, а затем вернувшегося с пустыми руками? Разумеется, опозорившихся неудачников не щадят.

А что же «побеждённые» троянцы? Эней фактически подчинил Италию, Гелен прочно обосновался в Эпире, Антенор завладел Венецией… Они совсем не похожи на несчастных беглецов, спасающих свои жизни, они больше похожи на тех, кто расширяет свои владения и сферы влияния - как на суше, так и на море. Во всех этих регионах до сих пор (имеется в виду время жизни автора рукописи) стоят сильные, могучие города, тогда как Микенская Ахайя, Греция Агамемнона, Ахилла, Одиссея, Геракла, Тесея и Менелая давно исчезла с лица земли…

С вышесказанным частично перекликается рукопись №4441193, найденная в [пробел]. В целом она не отрицает традиционной историографии Троянской эпопеи, но также описывает войну как нечто глобальное, навроде Крестового похода, а не как сугубо локальный конфликт, вызванный спором за право владеть Дарданеллами и, соответственно, взымать мзду с проходящих торговых судов.

Автор также подчёркивает, что вся тогдашняя Микенская Ахайя материально вложилась в поход, с расчётом на солидные дивиденды после победы.

Поначалу кампания шла успешно. Ахейцы, подобно саранче, прошли насквозь всю Троаду и полностью её опустошили. С ней, в глубине суши, граничило Хеттское царство - греки разграбили и его. Богатую добычу погрузили на корабли, пошли южнее и атаковали финикийские земли на территории нынешней Палестины, где захватили несметные богатства. Это те самые филистимляне, с которыми сражался библейский Давид…

Если бы греки на этом остановились и вернулись домой, Микенская цивилизация процветала бы многие века и вся история Европы сложилась бы по-другому. Но опьянённых успехами ахейцев понесло дальше и они напали на Египет.

Государство нильских фараонов в то время пребывало на пике могущества. Отягощённые добычей, изнурённые годами непрерывной резни и развращённые роскошью, греки не были соперниками египтянам. Армия и флот фараона отразили атаку «народов моря», перебили и утопили всех до единого. Обратно в Ахайю не вернулся никто…

Это нанесло колоссальный удар по экономике Микенской цивилизации, столько средств вложившей в снаряжение войска. Расчёты не оправдались, Крестовый поход против государств Азии не окупился. Но хуже всего то, что грянула демографическая катастрофа, ведь война сожрала чуть не поголовно взрослое мужское население. Остались одни бабы, старики и дети. Ну и, само собой, рабы. Пока армия существовала и совершала победы, рабы не бунтовали и никто из воинственных соседей не трогал ахейских баб, стариков и детей. Но стоило египтянам отправить армаду «народов моря» на корм рыбам, ситуация изменилась. Бабы, старики и дети столкнулись лицом к лицу с враждебным миром и некому было их защитить. Некому стало работать, ведь рабы попросту сбежали…

Ситуацией быстро воспользовались северные греки-дорийцы, нецивилизованные горные соседи ахейцев, не менее воинственные, но гораздо менее культурные и развитые. Они захватили Микенскую Ахайю и эта уникальная цивилизация Бронзового века перестала существовать. На несколько веков вся Эллада погрузилась в некое подобие сумерек средневековья, ознаменовавшихся всеобщим и повсеместным упадком и деградацией.

Лишь спустя века на этой земле вновь воссияла цивилизация - известная нам классическая Греция Платона и Аристотеля, Пифагора и Сократа, но это уже была другая Эллада…

Указанные рукописи - это по сути своей плач по утраченной Микенской цивилизации, погибшей по вине самонадеянных ахейцев.

Остальные рукописи, начиная с №1414442, найденные в [пробел] и в [пробел], затрагивают не столько историографию, сколько мифологию Троянской эпопеи и вносят в неё местами дополнения, а местами поправки. (В качестве примера сделан перевод рукописи №1414442 как наиболее сохранившейся.)



Пробный и несколько вольный перевод
пергаментного свитка №1414442,
выполненный Т.И.Слепанды:



Высоко вздымается гора Олимп, чья вершина скрыта среди густых облаков. Так распорядились боги, чтобы никто из смертных не видел с земли их чертогов. Есть у смертных одна неприятная особенность: увидят что-то диковинное, столпятся и давай глазеть да судачить, косточки перемывать. Сами - никто, зато у каждого обо всём есть своё мнение и его непременно нужно донести до остальных. А ведь олимпийские чертоги - не просто заурядное диво, это обитель бессмертных. Ничтожества как прилипнут, так и будут глазеть, с места не сойдут, перестанут работать, позабудут про еду, сон и семью. Тогда роду человеческому безо всякого девкалионова потопа конец… Ну, по крайней мере, грекам, которые под Олимпом живут. Кем тогда боги будут повелевать?

Лишь один Олимпиец не живёт в сияющих чертогах вместе со всеми - хромой и уродливый Гефест. Невдалеке от основания горы высечена глубокая разветвлённая пещера. Надёжно запрятана она в недра Олимпа, ни один удар по наковальне не выходит наружу и не доносится до слуха богов на вершине. Здесь, в своей кузнице, служащей ему одновременно и домом, Гефест коротает дни и ночи.

Сын Зевса и Геры нелюбим своими родителями, ими же он и изуродован. Для остальных богов Гефест - ходячее посмешище и объект нескончаемых издёвок. Над ним глумятся, его дразнят и оскорбляют, ему придумывают обидные и унизительные прозвища. На частых пиршествах Гефест нежеланный участник, да он туда и не стремится. Не по душе ему возлежать за столом, вкушать амброзию и нектар, любоваться танцами нимф и слушать лиру Аполлона или флейту Диониса. Его коренастое тело и могучие грубые руки требуют постоянной работы, тяжёлой, настоящей мужской работы.

Главная обязанность Гефеста - ковать молнии Зевсу. Регулярно, в положенный срок, их забирает Афина, давняя подруга и сводная сестра бога-кузнеца, его соратница во многих славных деяниях. На Флегрейских полях Гефест и Афина бок о бок сражались с гигантами. Огромные и чудовищные отродья Урана и Геи осмелились бросить вызов Олимпийским богам и за это были безжалостно истреблены. Впоследствии эту битву, от которой содрогались земля и небо, назвали «гигантомахией». Гефест тогда сразил Миманта, а Афина после долгого поединка расправилась с Паллантом. Её доспехи оказались измочалены вдрызг и тогда богиня содрала с поверженного великана кожу, крепкую, словно столетний дуб, и натянула на себя вместо доспехов. С ног до головы покрытая кровью, Афина предстала пред остальными гигантами и вид её был столь устрашающ, что те оцепенели от ужаса. Богиня вскочила в колесницу и на всём скаку метнула в Энцелада попавший под руку камень, а этим камнем был остров Сицилия, который и раздавил гиганта в лепёшку… Остальные чудовища так и таращились, позабыв, что к щиту Афины прибита голова Медузы Горгоны. Персей добыл её с помощью богини и преподнёс в дар своей покровительнице. Атакуя гигантов, Афина закрылась щитом и все отродья тотчас окаменели, превратились в горы, которые по сей день высятся в Аркадии…

Афина единственная, кто не унижает и не травит уродливого кузнеца, и она же единственная из бессмертных, кто ему по-настоящему нравится. К остальным Гефест равнодушен, даже к тем, кто делил с ним ложе и рожал от него детей, а вот Афина - совсем другое дело. Мудрая, сильная, прекрасная, величественная, грозная. На взгляд Гефеста - идеальная женщина. Дочь Зевса и Метиды по силе ничуть не уступает громовержцу и при этом её преданность ему абсолютна. Воистину Афина эталон верности. Тучегонитель Зевс доверяет ей свои молнии, зная, что у Афины они в надёжной сохранности.

С Афиной шутки плохи. Она безжалостно карает за малейшую провинность. Никто в здравом уме не рискует с ней связываться. Вот и Гефест, когда Афина снисходит в его кузницу, не пытается с ней флиртовать, хотя больше всего на свете желал бы признаться Палладе Промахос в своих чувствах. Будь его воля, он бы женился на ней без раздумий. И что с того, что они брат и сестра? Зевс с Герой тоже брат и сестра, а между тем преспокойно живут в браке…

К сожалению, Афина способна лишь на крепкую дружбу, не больше. За свою жизнь она ни разу ни с кем не крутила любовных шашней. Среди Олимпийцев таких недотрог всего двое - она и Артемида. Злые языки сплетничают, будто бы Афина пару раз всё же с кем-то согрешила и родила, например, Эрихтония, но Гефест-то знает, что это ложь. Всем известно, что Афина - Парфенос, то есть «дева». Её не познал ещё ни один мужчина, а значит детей у неё нет, тем более таких, как Эрихтоний. Афина лишь любезно взяла его на воспитание и в результате из Эрихтония получился не худший в Аттике царь. Кому об этом знать, как не Гефесту, ведь Эрихтоний - его сын, плод его греха. Быть может, если бы детей ему в законном браке дарила Афина, тогда бы от его семени не рождались сплошные уроды, как змеехвостый ящеролюд Эрихтоний…

Но Афина воспринимает Гефеста только как друга и брата. Он выяснил это давно, на заре времён, когда они с Афиной обучали первых людей ремёслам. Афина ясно дала понять, что никому не бывать её мужем. Она из тех женщин, кто возвёл целомудрие в принцип. Не то что прикоснуться, она и увидеть-то себя голышом не позволяет. Несчастный Тиресий был ею ослеплён, когда случайно застал за купанием. Афина даже родилась в одежде - в доспехах и с оружием.

К чести богини, она хоть и вспыльчива, зато остывает быстро. Того же Тиресия Афина вскоре пожалела и в качестве компенсации сделала величайшим прорицателем. Прежде Тиресия ни одна собака не знала, а ныне пастух сидит за одним столом с царями. Агамемнон, Одиссей, Менелай, Нестор, Аякс, Диомед, Ахилл и прочие без него шагу ступить не смеют. Когда замыслили воевать с Троей, первым делом за советом - к Тиресию!

В пещере-кузнице Гефест работает не только над зевесовыми молниями. Здесь он изготовил опочивальню для Геры, упряжку медных быков для колхидца Ээта, венец для Пандоры, цепи для Прометея и многое другое. Бог-кузнец знает, что на Олимпе его не любят, презирают, считают уродом, но всё равно не могут без него обойтись, то и дело просят что-нибудь сделать - и он делает, потому что без работы не может жить.

Вокруг Гефеста по пещере снуют его механические слуги, которых он изготовил из меди. Изготовил по необходимости - никто живой, из плоти и крови, не смог бы постоянно находиться в невыносимом кузнечном чаду. Просто не выдержал бы, ведь смертная плоть хрупка. Медным слугам не нужно пить, есть, дышать. Они не страдают от чада, их не обжигают раскалённые заготовки и жар горна, им можно не бояться отбить молотом пальцы… Слуги раздувают меха, подносят хозяину заготовки и инструмент, помогают ковать, прибираются, подносят амброзию и нектар, омывают по вечерам… Пещера достаточно просторна, в ней много обширных залов и гротов. Хватает места и для мастерской, и для склада заготовок, и для личной опочивальни, и для всего остального.

Прямого выхода наверх, в божественные чертоги, из пещеры нет. Олимпийцы не желают, чтобы к ним поднимались кузнечные чад и гарь. Единственный вход в пещеру расположен на одном из склонов горы и скрыт от взора смертных чарами. Гефест не любит, когда его беспокоят понапрасну. А людишкам дай волю, они не отстанут.
Гефест - бог-изгой. Его уединённость поначалу была вынужденной, затем стала добровольной. Зачем жить среди тех, кто тебе не рад? Зевса и Геру шокировала бы сама идея женить постылого сыночка на Афине, да и саму Афину шокировало бы предложение соединить с кем-то жизнь, создать семью, родить детей. Вместо желанного брака хромого кузнеца ждало новое унижение - нежеланная женитьба на шлюхе Афродите, которой не ведомо понятие супружеской верности. И любой другой верности тоже. Напротив, она постоянно пеняет Гефесту за его верность Олимпийцам.

Афродита блудит с кем попало. Бог, смертный - ей без разницы, она готова залезть в постель к кому угодно. Особенно часто она делит ложе с братцем Аресом, после чего рожает странных и даже жутковатых детей - Фобоса, Деймоса, Эрота… А от Гермеса и вовсе родила несуразного Гермафродита, глядя на которого, не поймёшь - то ли перед тобой мужик, то ли баба…

И стоит только Гефесту помянуть суженую, как она тут как тут. Снаружи доносится характерный шум, издаваемый упряжкой и свитой богини. Его ни с чем не спутаешь, ведь только Афродита додумалась впрячь в колесницу стаю оглушительно чирикающих воробьёв. Причём никто, даже она сама, не знает, сколько именно там птиц - тысяча или миллион.

Куда бы Афродита ни направилась, за ней постоянно таскается толпа нимф и харит - её собственных дочерей от Диониса, - не замолкающих ни на миг болтушек, сплетниц и насмешниц. Ещё неизвестно, кто трещит и щебечет громче - они или воробьиная упряжка. Слух Гефеста не раздражают оглушительные удары молота по наковальне, но свиту жёнушки он терпеть не может. От неё и от чирикающих воробьёв у него начинается мигрень. Поэтому он никогда не встречает супругу, хотя этого требуют элементарные нормы приличия.

Богиня любви, которой даром не сдался этот брак, вынуждена терпеть и время от времени совершать к муженьку визиты вежливости. Нимфы и хариты морщат носы и не заходят в пещеру, не хотят дышать чадом и гарью. Афродита оставляет их снаружи, под охраной усмирённой волчьей стаи и громадных медведей. За ней в кузницу следует лишь парочка львов, её любимцев. Зверюги настолько велики и свирепы, словно родились в одной утробе с Немейским чудовищем. Впрочем, свирепы они лишь с посторонними, а с Афродитой ласковы, точно котята.

Пройдя по длинному коридору, Афродита попадает в просторный зал, где располагается на удобном ложе, откуда ей видна мастерская с горном и наковальней. Один лев ложится у ног богини и трётся мордой о нежно-розовые ступни, другой садится у изголовья. Афродита рассеянно запускает пальцы в густую гриву, исподволь наблюдая за работающим супругом.

Бог-кузнец трудится над доспехами для Ахилла, делая вид, что не замечает жены. На самом деле её визиты ему отнюдь не безразличны. Какой бы распутницей ни была Афродита, нельзя отрицать очевидного: богиня любви остаётся прекраснейшей и соблазнительнейшей из женщин - и это после стольких беременностей и родов.
Золотые украшения, которыми Афродита увешана с головы до ног, лишь подчёркивают её совершенство. Чело богини венчает золотая тиара, сверкающая драгоценными камнями. Тиара искусно вплетена в высокую причёску по эллинской моде. Афродита снимает украшения, распускает густые, шелковистые и слегка вьющиеся волосы, позволив им свободно упасть на обнажённые плечи, и неторопливо расчёсывает их золотым гребнем.

В отличие от лоснящегося от пота Гефеста, едва прикрытого кузнечным фартуком, изящному и стройному телу богини не знаком физический труд. А в отличие от нудофобки Афины, богиня любви зачастую и вовсе пренебрегает одеждой. Вот как сейчас, когда всё её облачение состоит из обильных украшений и хитроумно сплетённых фиалок, нарциссов, анемонов и лилий, едва-едва прикрывающих грудь и пах. В пещере-кузнице нежные цветы не выдерживают чада, сохнут и осыпаются прямо на глазах.

Маленькие ножки Афродиты не знают тесной и жёсткой обуви. Она всегда ходит босиком и не ощущает при этом никакого дискомфорта. Богиня любви обожает отнюдь не одни постельные утехи, она любит всё сущее и сущее отвечает ей тем же. Ни один камешек, ни одна колючка не смеют уколоть её или поранить. Богиня спокойно может войти голышом в густые заросли крапивы и не получит ни одного ожога. Никакая грязь не смеет её испачкать. Даже здесь, в кузнице, частицы гари, витающие в воздухе и оседающие на всём и вся, словно обтекают Афродиту, не касаясь её фигуры.

Механические слуги подносят хозяйке чаши с амброзией и нектаром. С лёгкой гримасой неудовольствия Афродита отсылает их прочь. Она недолюбливает медные творения Гефеста, ведь они единственные, на кого не действуют её чары. К тому же она не трапезничать сюда пришла.

- Над чем трудишься, дорогой? - первой нарушает она затянувшееся молчание.
Если бы голосовые связки считались музыкальным инструментом, Афродита могла бы посоперничать с лирой Аполлона и флейтой Диониса. Её речь звучит сладостнее и нежнее песен Сирен - этих полурыб-людоедок, дочерей высокомерной Мельпомены.

Гефест неслышно ругается сквозь зубы. Когда жена рядом, у него не получается сосредоточиться на работе. Рассудок затмевает вожделение. Он не любит и презирает супругу за блуд, но не может не думать о её красоте. Такова сила богини любви - ни бог, ни смертный не в силах перед ней устоять. Более того, любая вещь, когда-либо побывавшая у Афродиты, начинает проявлять приворотные свойства. Зная об этом, Гера - отнюдь не первая красавица на Олимпе - однажды вынудила Афродиту отдать ей свой пояс. Царица богов в очередной раз рассорилась с Зевсом и надеялась посредством волшебного пояса пробудить в нём вожделение, чтобы в итоге помириться - через постель.

- Делаю новые доспехи для Ахилла, - нехотя выдавливает из себя Гефест, надеясь, что жена удовлетворится этим и уйдёт. Выгнать Афродиту силой он не может, а общаться с ней ему неохота. В присутствии богини любви воля покидает бога-кузнеца. Нелюбимая жена обладает над ним большей властью, чем он над ней.

- М-м, Ахилл! - сардонически хмыкает Афродита. - Славный ахейский герой… Полагаю, он не сам заказал у тебя доспехи. Где ж ему, бедолаге, сыскать время? То на один невольничий рынок рабов отвозит, то на другой… Небось совсем с ног сбился, бедняжка… Наверняка кто-нибудь из Олимпийцев похлопотал? Дай-ка угадаю. Гера? Нет-нет, она ведь тебя видеть не может, её от тебя тошнит. Может Зевс? Или Афина?

- Фетида, - цедит Гефест.

- Ах эта! - презрительно фыркает Афродита. - Ну, ясно. Мамашка грязного мародёра и работорговца, любителя воевать с безоружными крестьянами и рыбаками! Она часом не упоминала, Ахилл ещё не все берега Азии разорил, не всех жителей продал ионийцам и египтянам в рабство? Не всех баб изнасиловали его мирмидонцы? Всё ж как-никак десять лет этим промышляют. Умаялся поди, герой-то наш доблестный! Единственная отрада - солидные деньги наварил. Будет с чем вернуться в Фессалию! Вот что значит вовремя разругаться с Агамемноном и обзавестись правильными покровителями. Они и подскажут, и направят… Одна Афина чего стоит!

- Довольно! - Гефесту хочется рявкнуть на жену, но рявкнуть не получается. Голос предательски дрожит, а лицо заливается краской. Бог-кузнец всегда краснеет, когда посторонние поминают при нём Афину.

В отличие от него Афродита без труда повышает голос и тот гремит на всю пещеру:
- Довольно - что? Довольно хотеть от законного супруга, чтобы он перестал быть тряпкой и не пресмыкался покорно перед теми, кто унижает и ненавидит его, кто сделал его калекой и уродом? Уж извини, дорогой, но - нет!

Богиня гордо привстаёт на ложе.
- Хоть раз в жизни покажи себя мужиком. Топни ногой, стукни кулаком по столу, крепко выругайся, но не делай доспехов проклятому пелееву отпрыску. Ты такой щепетильный, когда дело касается моих добродетелей, так куда же делась твоя щепетильность в отношении Ахилла? Великий герой Эллады - трусливый и подлый мародёр, разбойник и работорговец. М-м, что скажешь? А как насчёт его соучастия в чудовищном злодеянии в Авлиде, куда Агамемнон заманил от его имени глупенькую Ифигению, до одури втрескавшуюся в «великого героя»? Наивная дурочка понеслась, не чуя ног, навстречу возлюбленному, а в итоге очутилась на алтаре, где Агамемнон, Нестор, Калхант, Ахилл и прочие палачи принесли её в жертву Посейдону, чтобы тот наконец позволил грекам отплыть в Трою. Хорошо, что у засранки Артемиды в кои-то веки проснулась совесть и она в последний момент увела дурёху из-под ножа… В наших родственниках, Гефест, иногда просыпается странная тяга к человечине, словно мы грязные варварские божки, а не Олимпийцы. Вот скажи, неужели все мои грехи перевешивают грехи тех, ради кого ты стараешься? Неужели вся твоя принципиальность настолько фальшива?

Бог-кузнец с силой бьёт молотом по наковальне. Гора в ответ мелко-мелко дрожит.
- Ты мои принципы не трожь, - тихо говорит он. - Они были, есть и будут, и они нерушимы. Лучше на себя посмотри. Почему ты так нетерпима к семье, Афродита? Мы же все одна большая семья! А ты говоришь и делаешь наперекор, лишь бы поперёк, лишь бы не так! Этим-то ты и гневишь царя с царицей, неужели тебе не ясно? И вот опять: началась война и ты сразу встала на сторону троянцев. Зачем? Я ещё могу понять Посейдона с Аполлоном, у них с дарданцами давний уговор, но ты-то каким боком к ним затесалась? В чём твоя корысть? Неужто только из-за того, что Парис потешил твоё самолюбие и вручил яблоко?

- Парис был честен, только и всего, - пожимает плечами Афродита. - Кому ещё он мог его вручить? Перезрелой Гере или солдафонке Афине? Не смеши! И дураку ясно, что прекраснейшая - это я. Я и отблагодарила Париса сообразно его темпераменту и предпочтениям. Думаешь, ему бы пригодились дары Геры и Афины? По-твоему, такого человека, как Парис, интересует власть и военные победы? Вспомни, какую жизнь он вёл до знакомства с Еленой, этот бабник и завсегдатай вечеринок. Какая, в Тартар, власть, какие военные победы? Настоящей наградой такому человеку могла быть лишь смазливая, сочная и фигуристая тёлка, по которой сохнут все мужики Ойкумены. Я и дала ему такую тёлку. И, кстати, Парис меня приятно удивил, когда не стал воротить нос от блудницы, нагулявшей ребёночка с Тесеем…

- Вот только она бросила этого ребёночка в Спарте, - напоминает Гефест.

- Не бросила, а оставила в тихом и спокойном месте, - поправляет его Афродита, - где, если ты не заметил, в данный момент нет войны. Оставила под присмотром заботливой семьи. Как мать, Елена намного лучше той, кого мы оба знаем.

Гефест понимает, что Афродита имеет в виду Геру, покалечившую собственного младенца лишь за то, что тот ей не понравился - не родился красавчиком, как Аполлон или Ганимед.

Привыкший к труду, Гефест не умеет красиво говорить и складно выражать свои мысли. Состязаться в споре с Афродитой ему физически тяжело, потому-то её редкие визиты ему в тягость.

- Не в Олимпийцах дело, - наконец формулирует он ответ на вопрос супруги. - Просто я не иду против устоявшегося миропорядка…

Афродита моментально цепляется за эти слова:
- МироПОРЯДОК по определению подразумевает порядок, тогда как ложь не имеет с порядком ничего общего, ибо умножает и усиливает хаос. Олимпийцы постоянно лгут, они совсем изолгались, Гефест. Даже твоя ненаглядная Афина, не говоря уже про морскую жабу Фетиду.

- Ну вот опять, - вздыхает Гефест. - Зачем ты снова на всех наговариваешь?

- Наговариваю? Отнюдь. Фетида сказала тебе, зачем её любимому сынульке доспехи?

С тоской посмотрев на работу, к которой ему, судя по всему, ещё не скоро позволят вернуться, Гефест снова вздыхает.

- Патрокл взял старые доспехи Ахилла, чтобы мирмидонцы…

- Нет-нет-нет! - машет руками Афродита. - Зачем Ахиллу вообще доспехи? Ведь он же неуязвим. Фетида всем уши прожужжала про то, как закаляла сынульку в огне, натирала амброзией, купала в водах Стикса… Она постоянно этим хвалилась, чуть плешь нам не проела. Уязвима у Ахилла лишь пятка, куда Аполлон давно мечтает влепить стрелу. Ну так и сделай ему броню для пятки, целый-то доспех ему зачем?

Гефест печально качает головой:
- Ты прямо сочишься желчью, Афродита. В твоих словах сплошь яд и сарказм. Сама-то ты зачем уговорила Ареса сражаться за троянцев наперекор Зевсу? Наплодили с ним детей, ну так и нянчитесь с ними. Чего вас обоих потянуло на войну, да ещё не на той стороне?

- Наши дети вполне взрослые, с ними не нужно нянчиться, - огрызается Афродита. - Ты бы это знал, если б чаще бывал в чертогах. Ах да, тебя же туда не приглашают! Сам-то с Эрихтонием много нянчился, праведник ты наш? Что до Ареса, не буду скрывать, он любит битвы и пошёл бы воевать с кем угодно, но он выбрал сторону троянцев, потому что любит меня, по-настоящему любит. Как тебя все считают уродом и посмешищем, так и его считают тупым куском мяса, горой мускулов с одной извилиной. Почему-то никто не верит, что Арес способен на крепкую и искреннюю любовь, а он способен, да ещё как! Да, я нарожала ему детей - и что? Я их много кому рожала. Дети - это счастье, дети - это будущее, дети - это радость материнства. Я и дальше с удовольствием буду рожать. Арес не только силён, но и красив - как и все мужчины, с которыми я делила ложе. Что плохого в том, чтобы хотеть детей от красивого мужчины, раз я сама красива? Ведь тогда и дети родятся красивыми, а я хочу, чтобы мои детки были красивыми. Разве не великолепна моя Гармония? Или Эрот? Даже Фобос с Деймосом красивы - особенной, зловещей красотой. Мои хариты красивы. Гермафродит хоть и странен, но тем не менее тоже красив. А что насчёт твоих детей, Гефест? Хоть одного из них можно назвать красивым? Кого? Огнедышащего людоеда Какия? Тошнотворного вонючку Ардала? Ящеролюда Эрихтония? Это кто вообще такие? Может потому Афина и не отвечает тебе взаимностью - боится родить очередное исчадие Тартара и потом мучиться с ним всю жизнь? Хотя вряд ли, скорее всего у неё бронзовый шлем вместо матки…

- Прекрати! - сердито восклицает Гефест, замахнувшись на жену молотом. Афродита поводит бровью и руки бога-кузнеца безвольно опускаются.

- Если уж зашла речь о детях, дорогой, тебе не следует забывать о ещё одном моём сыне, Энее, который сейчас защищает Трою. Ну и глупый же ты вопрос задал, муженёк, когда спросил, ради чего я помогаю троянцам. Я помогаю всем моим детям, не делю их на людей и бессмертных. Для меня они все равнозначны. Они не пустое место, Гефест. Арес знает, как я буду страдать, если Эней погибнет или станет рабом ахейцев. Ему плевать, что это отпрыск другого мужчины. Ради моего счастья Арес готов на всё. Перед ним не стоит вопрос, за кого сражаться в этой войне.

- И не стыдно тебе, - тихо молвит Гефест, - признаваться в любви одному, а детей рожать от многих?

- Пф! - Афродита надувает губки. - Правило моногамии, насколько я помню, боги установили для людей. Нам-то самим с чего ему следовать? Кто среди Олимпийцев не полигамен, у кого нет связей на стороне? Может ваш с Афиной папенька Зевс - образец благочестия и супружеской верности? То, что мы с Аресом спим друг с другом, не означает, что мы обязаны этим ограничиваться. Я сплю, с кем хочу, и он спит, с кем хочет. Не известно ещё, у кого из нас больше детей на стороне. Я-то каждого выносила самостоятельно, а ему достаточно всего лишь разбрызгать семя. В этом смысле мужикам гораздо проще. Помнишь, как ты гулял в одиночестве, грезил о несравненной Афине и ласкал себя рукой под туникой? Твоё семя просто упало на землю, а Гея возьми, да и роди Эрихтония!

Афродита звонко хохочет.
- Ты тоже настругал целый выводок детишек от разных баб, Гефест. Не тебе меня упрекать. Ты только законной супруге никак не можешь присунуть. Похоже, ты единственный, с кем мне ничего не светит. И надо ж такому случиться, что именно тебя мне всучили в мужья!

Раскинувшись на ложе, богиня любви бесстыдно выставляет напоказ свои прелести.
- Может всё-таки попробуем, а, муженёк? Ну же, вот она я, доступная, согласная, готовая на всё. Иди ко мне. Возьми меня, возьми хотя бы раз. Ужель я хуже Антиклеи, Кабиро или Аглаи, с которыми ты почему-то не стеснялся крутить шуры-муры и не оправдывался безответными чувствами к Афине? Думаешь, я ничего про вас не знаю?

Гефеста трясёт от бушующей внутри яростной борьбы между принципами, вынуждающими его презирать Афродиту, и плотским вожделением к ней. Всякий раз, когда она рядом, ему приходится делать над собой усилие, чтобы не поддаться действию любовных чар.

Понурившись, он стоит у наковальни, в окружении бессловесных слуг, готовых ждать сколько угодно, пока хозяин снова не начнёт работать или не отдаст им какое-либо распоряжение.

Афродита разочарованно отворачивается.
- Ну вот опять… Так и знала…

В пещере повисает тишина, нарушаемая лишь шумом мехов, которыми «медные куклы», как их презрительно зовёт Афродита, продолжают раздувать угли.

- Я люблю всех и вся, - наконец говорит богиня, - всем и всему желаю самого лучшего, потому что мне самой этого никто не желал, Гефест. Однако и у моей любви есть предел! Есть те, кого я ненавижу!

Схватив подушку, богиня с силой швыряет её в стену. Огромные львы беспокойно ворчат и ёрзают.

- По несчастливому совпадению, Гефест, это те, от чьего семени и в чьей утробе ты родился. Наши владыки. Творцы, установившие миропорядок. Но дело в том, что мне-то они никто. Седьмая вода на киселе. На самом деле я дочь Урана, Гефест. Родилась в тот миг, когда его убивал Кронос, твой распроклятый дед-титан. Капли крови Урана упали в морскую пену и из неё вышла я. Вышла и первое, что увидела - своего убиенного родителя. В те времена Нерей был единственным, кто заботился обо мне и хорошо ко мне относился. А когда Зевс прикончил папашку и занял его место, он поначалу не знал, что со мной делать. Моя жизнь висела на волоске, пока тучегонитель решал, представляю я для него опасность или нет. В обмен на жизнь мне было велено говорить всем, что я дочь Кронида и какой-то Дионы и помалкивать о широко распространённой у вас в семейке практике отцеубийства. Как тебе, м-м? Видишь, я при всём желании не могу быть сестрой Ареса. Я старше него, старше Зевса, старше тебя, старше всех Олимпийцев. И не я виновата в том, что ты себе про меня навыдумывал.

Потрясённый Гефест непроизвольно разжимает пальцы. Молот выпадает из его рук, на что гора отзывается низким гулом.

Голос богини любви звучит спокойно и ровно, словно она говорит о вещах, давно переставших её беспокоить, о вещах, с которыми она давно свыклась, словно внутри у неё давно всё перегорело.

- У нас с тобой гораздо больше общего, чем ты готов признать, Гефест. Нам обоим позволяют жить в обмен на постоянные оскорбления и унижения. Подумать только, обозвать меня - меня! - дочерью Зевса и какой-то кошёлки Дионы! Кто она вообще такая, эта Диона? Выдать меня - меня! - замуж за самого уродливого бога! Просто так взять и отнять мой любимый пояс, словно я чем-то обязана царице-фифе Гере! Увести у меня любимого Адониса, словно я чем-то уступаю подземной замухрыжке Персефоне! И ладно увести, Артемида его вообще погубила, эта дрянь, дикарка! Они с Персефоной самонадеянно мнят себя ровней мне, но ничего, я ещё с ними поквитаюсь! Арес - вот кто ни разу не сказал и не сделал мне ничего дурного. Хотя, по мнению остальных, это от того, что он слишком туп…

Афродита поднимается с ложа, подходит к Гефесту и обнимает его сзади, прижавшись к широкой спине и ощущая, как от её прикосновений дрожит могучее тело.

- Помнишь, как все веселились, когда заставили тебя приковать нас с Аресом к ложу невидимой сетью? Как все толпились вокруг и ухахатывались, когда мы спросонья, ничего не понимая, барахтались на простынях и безуспешно пытались освободиться? Уморительные забавы у тех, кому ты хранишь верность, не так ли? Хотя и уступают забавам Олимпийцев со смертными - тех вообще брюхатят направо и налево, убивают, уродуют, превращают в животных или в чудовищ… А как ловко подшутили над Мидасом, м-м? Какой блеск творческого воображения, какая фантазия!

Афродита запускает руки под фартук Гефеста и пробегает ноготками по мускулистой груди, поросшей жёсткими курчавыми волосами.

- Ну и, наконец, самое главное оскорбление и унижение: нас обоих принудили вступить в брак не с тем, с кем хотелось. Думаешь, я не замечаю, как ты смотришь на Афину, как реагируешь на любое упоминание о ней? Ты готов целовать подошвы её сандалий, но она такова, какой породил её Зевс - бесчувственная машина для убийства, умная, сообразительная и оттого более страшная и опасная, чем Арес. Захоти Зевс, он бы породил её другой, более душевной и женственной, да в том-то и дело, что он не захотел. Ведь ему нужна именно такая помощница - бесчувственная, не колеблющаяся, не рассуждающая, готовая в любой момент карать неугодных. Не врагов, Гефест, а неугодных. Это разные вещи. Думаешь, если однажды ты станешь неугодным, Афина дрогнет? Как бы не так, муженёк, она тебя прикончит и глазом не моргнёт. Низвергнет в Тартар или чего пострашнее учинит… Знаешь, о чём судачат бессмертные у неё за спиной? О том, насколько Афина мужиковата. Бывают ли у неё, например, месячные? Есть ли у неё вагина или же она ниже пояса подобна Гермафродиту? А её маленькая невзрачная грудка - настоящая или же Афина подкладывает под доспех тряпки? Так что ты не слишком-то обольщайся на её счёт. Она верна лишь Зевсу, а остальные для неё ничего не значат, она ни в грош не ставит даже друзей. Ты в курсе, что она помогла Прометею похитить у тебя огонь? Хороша подруга, нечего сказать. А помнишь, что было потом? Громовержец чуть тебя не убил, обзывал растяпой и другими нехорошими словами. Прометея вообще к скале приковали… А как Зевс поступил с Афиной? Да никак. Единственным козлом отпущения назначил Прометея. До сих пор бедняга расплачивался бы печенью, если б не Геракл… А с Афины как с гуся вода. Здорово она вас обоих подставила? Эх мужики, мужики, вы иногда бываете такими слепыми, такими бестолковыми…

Не выпуская мужа из объятий, Афродита заглядывает из-за плеча Гефеста в его страдальчески искажённое лицо.

- По сути это называется «воровством», дорогой. Афина тебя попросту обокрала, дурачок, а всю вину свалила на Прометея. Недобитый титан позарился на огонь, колченогий кузнец его прошляпил, а сама она как будто не при чём. Но ты и дальше можешь идеализировать разлюбезную Афину. Давай, расстилайся перед её семейкой. Считай Палладу эталоном, полной моей противоположностью, более удачной, более качественной, и не вспоминай, к примеру, о несчастной Арахне. В чём была вина трудолюбивой девушки? Только в том, что руки у неё росли из правильного места. Арахна в честном соревновании победила рукожопую Афину, не жульничала и не мухлевала, как любят делать святые Олимпийцы. И что же она получила в награду за мастерство и трудолюбие? Вместо того, чтобы честно признать поражение и перестать уже корчить из себя совершенство, твоя ненаглядная Промахос превратила Арахну в паука. Ай да богиня справедливости! Вот, что значит справедливость по-олимпийски, Гефест!

Богиня любви выпускает мужа из объятий и встаёт рядом с ним, подбоченясь и не обращая внимания на жар, идущий от горна.

- Ты прав, я всё делаю поперёк, наперекор, вопреки - это моя форма протеста против такой «справедливости» и такого «порядка», против постоянных оскорблений и унижений. А у тебя какая? Никакой? Ты мужик вообще, Гефест? Ну же, брось эти доспехи, Ахилл всё равно обречён. Кентавр Хирон предвидел его гибель давным-давно. Вот увидишь, Аполлон обязательно найдёт способ погубить дерзкого фессалийца. Пойдём со мной, муженёк, утонем в пучине любви и страсти… - Афродита теребит и тормошит застывшего как статуя Гефеста. - Прильни ко мне, давай, покажи, что твоё тело сильно не только выше пояса, но и ниже. Не с этими же медными куклами ты развлекаешься?

От бушующей внутренней борьбы в голове у бога-кузнеца шумит, от манящей наготы супруги темнеет в глазах. Дыхание перехватывает от соблазна и от исходящего от богини возбуждающего аромата.

- Гефест, Гефест, - не отстаёт от него Афродита, - давай вместе бросим вызов всему и всем, хотя бы разочек, один-единственный раз! Пускай ахейцы проиграют эту войну!

- Нет, уходи! - почти стонет Гефест и, собравшись с силами, отталкивает супругу. Он не может перестать быть тем, кто он есть - покорным слугой семьи. Он с лёгкостью меняет свойства металлов, но его самого не могут изменить даже запредельные чары богини любви.

Лик Афродиты темнеет.
- Берегись, Гефест! - грозит она. - Ты и представить себе не можешь, как страшно я мщу тем, кто меня отвергает! Кто, думаешь, распустил все эти слухи про Афину и Эрихтония? О-о, я ещё не на такое способна! Будьте вы все прокляты! Однажды я заставлю вас пожалеть обо всём! Если греки в этой войне победят, я сделаю так, что потомки моего Энея сожрут Элладу с потрохами и отправят на свалку истории!

Афродита бросает на мужа последний гневный взгляд, смешанный с жалостью и разочарованием, презрительно поджимает губы, резко разворачивается и быстрым шагом покидает пещеру. Гигантские львы вприпрыжку скачут за ней. Вскоре шум и гам упряжки и свиты затихают вдали… Медные слуги безучастно таращат свои безжизненные глаза, им ни до чего нет дела.

Отдышавшись и постепенно совладав с эмоциями, Гефест возвращается к работе и вскоре доделывает ахиллесовы доспехи. Больше его ничто не отвлекает от работы.
Однако недолгое присутствие Афродиты и сказанные ею слова делают своё дело - на что она и рассчитывала. Гефест допускает ошибку, не замечает одного-единственного изъяна на доспехах. Слишком часто его разум уносится мыслями то к идеальной Афине, которая оказывается не такой уж идеальной, то к порочной Афродите, которая не так уж и порочна…

Как и говорила богиня любви, все истории Фетиды про неуязвимость пелеева сына оказываются ложью. Несчастливая в браке, Фетида отдавала все силы любимому сыну, ревностно насаждала и поддерживала культ «великого героя» Ахилла, всячески продвигала и при надобности преувеличивала его реальные и мнимые заслуги. На самом деле Ахилл, конечно же, не неуязвим.

Афродита внушила своему любимчику Парису мысль, будто в стрельбе из лука он добьётся больших успехов, нежели в позорном поединке с Менелаем. Стрелы Париса взялся направлять сам Аполлон. Дефект в доспехах Ахилла не укрылся от божественного взора. Первой стрелой Аполлон поразил пятку, как и мечтал, а второй - единственное уязвимое место на доспехах. Будем честны: если бы Гефест сработал заказ безупречно, добросовестно и без изъяна, ни Парис, ни сам Аполлон не смогли бы сразить Ахилла.

К сожалению, те, кто пал, и кто выжил в той войне, так никогда и не узнали, по чьей милости душа Ахилла отлетела к Аиду. Никто не узнал о роли Афродиты - о том, что это она коварно отвлекла внимание Гефеста и смутила его разум своими чарами, отчего бог-кузнец первый и единственный раз в жизни допустил производственный брак.

А затем, оправившись от ранения, нанесённого ей Диомедом, богиня любви занялась судьбой Энея, но это уже другая история, которую поэт [очевидно, имеется в виду Вергилий - прим. Т.И.Слепанды] поведал лучше нас. О Троянской войне Афродита больше не вспоминала и в пещеру Гефеста больше не наведывалась…