Пугачева в Вильнюсе в 1984 году

- О Сопоте
- Это было в 78-м. Вы знаете, я очень люблю с прессой разговаривать на пресс-конференциях, потому что я всегда откровенно говорю. И вам откровенно говорю: пишите. Вы все равно не пишите. Поэтому с вами можно говорить искренне, у вас те же самые проблемы, как и у нас на телевидении. Так что мы можем разговаривать, вы можете снимать, я абсолютно уверена, что это нигде ничего не будет. Это замечательно… Значит, что я могу сказать: в 1978 году, когда я спела «Короли», когда меня просто туда послали, в Сопот и приказали взять приз, это был, конечно, большой риск, потому что многие ждали, что я провалюсь. А провалом для меня считалась, извините, даже 1-я премия... потому что «Арлекино», это 75-й год, сенсация, жуткая популярность, просто вдруг феерическая популярность. Вы думаете, это всем нравилось? Многим не нравилось. Больше бы устроил какой-нибудь средний вариант, такой усредненный. А тут вдруг! Ну ладно, может, в 76-ом году забудут… Нет, не забыли. Смотри-ка ты «Ирония судьбы» появилась, песни Мажукова… Что такое? Давайте-ка мы проверим… В 77-ом году, боже мой, давно бы уже должна популярность упасть, а она все еще есть… 77-ой, 78-ой есть. Нет, или с этим делом нужно кончать, или проверить действительно так или нет.

А в ту пору в Польше уже назревала такая ситуация не очень хорошая. Если раньше в обязательном порядке на конкурсах давали вторую премию, то обязательно... Советский певец без премии не уезжал, вторую там, третью, я не знаю, поощрительную. Приезжает - лауреат и все, хоть ты лопни. Лауреат! Никуда не денешься. А тут поляки перестали «давать» премии. Плохо поет - не дадим! Решили честно поступить. - Не нравится... (Прим. Сайта A-S: на Сопоте-77 советские певцы остались без премий, хотя от СССР участвовала в конкурсе победительница Золотого Орфея-77 Роза Рымбаева). Вот вызвали меня и сказали: и поезжай! А первая премия это ниже Гран-при. Гран-при в Болгарии, а здесь первая премия! А ведь для многих это уже ниже гран-при... Ну вот и пришлось поехать туда. Первый раз, пожалуй, не проверяли, что я пою. Сказала: только одно условие, я буду петь то, что я хочу, как всегда. - Пожалуйста, пожалуйста. Ни райкомов, ни горкомов, ни парткомов, ничего. Паспорт, виза, самолет - поезжайте. Значит, ничего не надо, когда нужно что-то. Понимаете? Я помню, когда улетала в этот Сопот, ведь никто не знал в Москонцерте (я тогда работала в Москонцерте), что меня вот так отправляют в приказном порядке министр культуры, Гостелерадио. Они же думали, что я как все должна ехать. Вы знаете, какие они мне характеристики дали, чтобы я не поехала? Я все выслушала, как они меня не отправили, как они меня зарубили, я все выслушала, а потом показала визу и билет. Я говорю: плевать я на вас хотела. Мне нужно туда поехать, и я поеду. Вот у них лица были. Я уже в самолет садилась, а они все депеши слали, что она не прошла выездную комиссию. Не прошла, и ничего. И без этого поехала и взяла.
Но там нужно было еще знаете продумать и внешний этот облик. Даже такие мелочи... Эта голова, с тех пор у меня все волосы испорчены, потому что вот такую я себе голову сделала! Видно там было, понимаете, хорошо. И потом мне, когда я приехала уже обратно, сказали: все, Алла Борисовна, все так хорошо было, но голова была очень большая. А я говорю: да, да, да, голова это действительно так, но меня предупредили там, что чем больше голова, тем больше приз дают. Это забавно очень было... И балахон этот красно-черный, это все было продумано. Ну и конечно тут этот темперамент сыграл свою роль. Я потом уже пела песню совсем по-другому, а там надо просто знать эту публику, если их не заведешь, они тебе не будут ни хлопать, ничего. Вот понравилась я им. Вот, что касается Сопота… А о чем был вопрос в начале? А о премии…

Ну а премию там выдавали в последний день. Так что уже и улетать надо и деньги не потратишь никуда. А премия большая. Очень большая, что-то, я сейчас скажу… Восемьдесят тысяч злотых. Но мне пришлось значит отдать естественно двадцать тысяч злотых, как тысячу рублей наших, аранжировщику, композитору, поэту. Ну а свою часть эту, двадцать тысяч, и тратить некогда и некуда. А тут мы, когда ходили, я смотрю у них везде были развешаны такие объявления, что вот фонд центра здоровья детей. Я говорю: ну вот замечательная идея - туда и сдадим. Так и вышло. Все. Я правда, честно говоря, не придала такого значения этому, потому что видите, как все житейски получилось. Я говорю: ну, вот это и замечательно! Конечно, эта сумма ничтожная, но все-таки, говорю, хоть в дело пойдет. Ну посмеялись и все. Только я отдала деньги, меня уже там ждут, тут ждут: вы отдали деньги на здоровье детей. И поляки, там значит, не отпускали, руки пожимали до самолета. Думаю: ладно, сейчас приеду к нам, хоть тут спокойно к этому отнесутся. И тут смотрю: и программа «Время», и деньги вы отдали… О, господи! Мы куда-то пришли на выставку погулять, так дядька стоит, никому он не открывал, закрыта она была. Он говорит: тебе открою, иди гуляй, говорит: ты денюжки отдала… Вот народ он добрый, и он чувствует. Я уж потом стала говорить, что действительно специально отдала. Понимаете в чем дело, любой бы наверно… Хотя не любой, простите… Нет, наверно, тут уж я лучше, чем другие. Наверно я просто лентяйка на эти магазины, а другие бы успели что-нибудь купить на эти двадцать тысяч злотых. Я просто не люблю и не умею этого делать. Я, конечно, трачу иногда деньги, но сразу в последний день и сразу в самом дорогом магазине, чтобы сразу все истратить и все, потому что их обратно не везти же. Ужас. Тоже нельзя… Ну нельзя, конечно… На сертификаты не меняют. Редко. Значит нужно тратить. Это замечательное время последний день в поездках зарубежных. Берешь всю охапку денег и гуляешь: туда пойдешь, то купил, это, это купил, в кино – в кино, в ресторан – в ресторан. Все можно. А везти нельзя. Я бы их сюда бы привезла, разложила их, расклеила бы… Посмотрела бы на них, а нельзя. Вот.- Алла Борисовна, ваш юмор от папы?

- От папы. У меня мама всегда шарахается от моего юмора. Я совершенно на маму не похожа. Абсолютно. У меня мама – это такое создание… Она всю жизнь говорила: как я козявка породила такую скотину, на меня. А я в папу, он тоже всегда удивлялся, как он всю жизнь жил с такой козявкой. Он говорил: как это мы с тобой живем всю жизнь? И между прочим очень дружно жили. Но удивительно, что она – вообще уникальный человек. Это женщина, которая ну все сделала, все для своих детей, для своей семьи. Таких матерей мне кажется раз-два и обчелся. Если бы не она, я бы здесь перед вами не сидела. Если бы не она, не знаю, сейчас Кристина бы училась в музыкальной школе. Как бы она росла, каким бы человеком. А я, пока она жива, я уверена, что моя дочь не будет плохим человеком. Потрясающий просто человек. Она же еще и работала. Да! Коммунистка, фронтовичка, работала. Семья, дети, ну все на ней было. А какой она друг! А какая она женщина! Нет, я в папу. Она вся такая… Я поражаюсь просто. Но меня она любит очень. Она считает, что я дополняю ее, но наверно за то, что я похожа на отца.
 

- Видите, как у нас с вами все хорошо. Вы хоть на память оставьте себе этот разговор.

 

- Нет-нет-нет. Я уже привыкла. Пишите, что хотите. Мне главное, чтобы у меня голос не хрипел, и чтобы люди, которые пришли в зал, они ушли не разочарованные во мне. Как только почувствую, что… я не буду долго. Мне главное что… Вы понимаете, не из-за денег это все. С одной стороны они неплохие, с другой стороны просто никакие. Но это не самоцель. Я не считаю, что я бессеребренница абсолютная. Меня всегда это обижало. Но больше всего меня обижает то, что мы заграницу и то за свои деньги. Это ужасно. Мало того, что на колбасе и на яйцах, но так еще и триста рублей своих. А получишь сколько, еще и отдашь столько, то есть бесплатно получается. Мы работаем бесплатно. И я готова так работать. Ничего не поделаешь. Хотя это надо все пересматривать, это неправильно все. Звездный час он недолог. Но мы уже решили, что я буду делать, когда не буду петь. Я пойду в варьете. Боря будет там танцевать, а я буду ведущей этого варьете. Резника возьмем метрдотелем. Болдин десерты замечательные готовит, тоже туда его. И есть еще у нас один администратор, он вообще замечательно готовит, так что - шеф-поваром. Мы вообще откроем свое дело… Ой, это будет в том случае, если я не стану министром культуры. Если меня действительно не пропустят туда. Но что делать! Тогда я буду кормить их… А?

 

- Самое ценное в жизни – это жизнь! Только не своя для меня. А жизнь человека, которому я пою. Вот и все. Я ради него это делаю. Самое ценное… Это заключительный был вопрос, а то у нас репетиция еще. Сколько времени, кстати? Четыре, без пяти. Вот как раз у нас в четыре... Вы пообедали уже? Идите обедайте… До свидания, товарищи!!!

 Пресс-конференция в Вильнюсе в 1984 году