Возвращайся! Глава вторая

ГЛАВА ВТОРАЯ. ВОЕННЫЙ СИНДРОМ

«Мое "люблю" очень дорогого стоит.
Говорю это редко и мало кому».
(Владимир Высоцкий)

Заново жить

Афган. Чечня. Да какая разница? Главное, что он сидит в тебе, этот синдром, и никуда не деться. Игорь Корин вернулся с войны. У него были представления о том, что теперь начнется что-то новое. В этой жизни все должно быть честнее, чище. И тут перестройка и древний, как мамонт, капитализм, первичное накопление капитала. Уравнение со многими неизвестными. А его здесь никто и не ждет. По своим юношеским воспоминаниям он знал, что ветераны войны – почитаемые обществом герои. А тут тебе ни почтения, ни уважения, ни сочувствия. Ничего. У вчерашнего воина осталось острое ощущение потерянной молодости – такие, как он, испытывали психологический феномен: выживший ветеран должен жить на полную катушку.

И он жил. За себя, за Серегу, за товарищей по оружию, которых уже нет и никогда не будет. На войне есть правило: «Если ты не убьешь противника, то он убьет тебя. Или ты, или тебя». Здесь все по-другому. Для него, привыкшего молниеносно реагировать на любую опасность, это стало серьезной проблемой. Синдром не уходил, со временем он стал проявляться еще острее.
И пришел день, когда в пустыне равнодушного мегаполиса одинокий путник увидел свой островок счастья. Вера… Ему нравилось ее имя, напоминавшее веточку вербы, весну, начало новой жизни. Она ворвалась в его жизнь, и сердце его узнало тепло, нежность, сочувствие. Встретились две сильные личности, и жизнь для обоих приоткрыла свой тяжелый, мрачный занавес: «Взгляни, как много там света! Там хорошо… Иди сюда!». Прошел месяц с момента их знакомства, но каждый раз Игорь шел к Вере, как на первое свидание – с каким-то юношеским трепетом, с все возрастающим желанием. Каждый раз он открывал новые грани ее удивительной натуры. Ему было с ней так интересно, что, казалось, он растворялся в ней целиком. Удивительное ощущение: «свой парень» и красавица! Он мило путал ударение в ее фамилии, называя ее «КотЁнкова», хотя она была обычной «КатенкОвой». Сегодня они пойдут смотреть спектакль, о котором говорили все: и критики, и богема, и обыватели.

Лучшее время для чудес

Оставив машину на набережной Фонтанки, он шел в предвкушении хорошего вечера. «Надо же: месяц прошел уже… Скоро в Москву, вызов. Хорошо, что успел отдохнуть чуток. Значит, опять где-то горячо…»… Корин вспомнил их первую встречу, и мысли унесли его подальше от шумного города, на дачу… Их первый вечер… Машина мчалась по Приморскому шоссе… Оба молчали, музыка не скрашивала их затянувшуюся паузу, а была большим вопросительным знаком: «Так и будем? – Что? – Молча ехать?».

Вере нравилось название Приморского шоссе – шоссе при море… Оно не надоедало своим постоянством: дорога то уходила в лес, то возвращалась вновь, и бесконечные водные просторы появлялись перед путниками из ниоткуда. С берега зазывали гостеприимные рестораны, кафе, пабы. Они зашли на какую-то террасу, и перед глазами, как по какому-то магическому пассу, открылась живописная панорама.

Поужинали – Вера с вином, Игорь с минералкой – и снова в путь. Ольгино… Солнечное. Справа мелькнула лестница, непонятно куда ведущая – может, в никуда?, предположительно оставшаяся от монумента Сталину.
– Смотри, вон желудь, видишь? – Игорь притормозил: слева возле большого дуба лежал большой гранитно-чугунный желудь.
– Его тут недавно установили… По легенде, здесь растет дуб Петра I. Говорят, желудь выпал из царского кармана и пророс. Он единственный здесь – видишь, вокруг одни сосны? Вера посмотрела задумчиво на дуб, на желудь, на решетки, на красивую урну, тоже в виде желудя, потом вдруг села в машину и тихо сказала:
– Давай выйдем вон там! Еще чуть-чуть! Здесь!.. На одну минуточку!
Она легко выбежала, стремглав забралась на пригорок, прижалась к сосне и поманила его обеими руками. Игорь подошел неспешно и как-то напрягся: он не знал, что будет дальше. Нахмурившись, рубанул сразу:
– Я хочу тебя предупредить… Я разучился делать комплименты… А ты…  такая красивая… Я не знаю, как себя вести с тобой…

Вера тихонько засмеялась, и с каким-то бешеным сердцебиением обняла его и прошептала:
– Ах, вестиии… Везти ты должен свою машину. А вести себя буду я…
Она обняла оробевшего Игоря и первая поцеловала его. И его «накрыло» – и эта Верина смелость, и эта теплая волна ее нежности, передавшаяся ему, и предчувствие того, как эта волна накроет его когда-нибудь уже в воспоминаниях. Возможно, очень скоро…

Машина мчалась дальше: Пенаты, Зеленогорск, Комарово… Великие усадьбы, великие имена. Можно было многое ей рассказать об этих удивительных местах, а Игорь думал лишь об одном: он любит. И, кажется, любим. Их первый поцелуй...
Вечером в камине жарко потрескивали березовые поленья… Вера похвалила шашлык, посетовала, что у нее так вкусно никогда не получится, а Игорь, сидя напротив, любовался этой смелой прекрасной женщиной и молчал. Потом вдруг встал, сгреб ее в охапку и произнес одно только слово:
– Верушка!...

От одного этого слова молодая женщина стала податлива, как воск рядом с огнем. В спальне, куда они поднялись, горела свеча на журнальном столике, а над ними во всю свою ночную мощь простиралось бескрайнее звездное небо. «И когда она это успела? Неужели фонарь купила?» – подумал он, разглядывая свой холостяцкий потолок, ставший с появлением Веры новым, праздничным и многообещающим. Вера выдохнула в полумрак:
– Я слишком смелая?
– Да нет, Верушка, это я… сапог оробевший.

Он вдруг решительно сбросил с себя все дневное оцепенение, как оковы, намертво обхватившие его своей тяжелой сталью, крепко прижал к себе любимую и больше не отпустил.
Утром они долго спали, а проснувшись, дурачились, целовались и хохотали – Вера, оказывается, была заводилой по части смеха. Но вот, посерьезнев, она многозначительно произнесла:
– Знаешь, а мне ночью амурские ирисы снились. Много-много!… – Ну не могла она просто так взять и сказать, как ей было хорошо с ним! А почему не могла? … Непонятно… Хотя так иногда поступают целомудренные особы, несмотря на свои сорок лет и наличие двоих детей.
– Почему амурские?
– Я там была однажды. Радуга Приамурья.

Вижу цель!

Солдаты, получившие синдром войны, долго искали себя в мирной жизни. Многие так и не смогли. Корин пытался... Свежий невский ветерок взлохматил его отросший ежик – ну не надевать же на Невском свою армейскую фуражку или бандану!

До театра и Веры оставалось пройти два квартала, когда он увидел их – девчонку и двух амбалов. Ей выворачивали руки, она кричала. «Если ты не убьешь противника, то он убьет тебя». Подошел, хук слева – одного уложил. Пока подлетал второй, он уже спланировал всю схватку: оборонительный захват, бросок, зацеп, узел – все! «Или ты, или тебя». Отряхнулся, протянул носовой платок девушке, но та в страхе побежала. Остановилась на мгновенье, крикнула: «Спасибо!» и растаяла за фасадом дворца Белосельских-Белозерских.
Мимо уха просвистел нож и шлепнулся в воду.
– Ну, гад, держись!

Он метнулся в сторону врага, крепко приложил его к поребрику. Увидев кровь у виска противника, вызвал скорую. Амбал был беспомощен. У парня были сломаны ребра да еще, видимо, сотрясение мозга… А тут и полиция подоспела. До театра в тот вечер он так и не дошел.

Вера увидела его уже в суде. Он получил три года общего режима, учитывая его заслуги перед страной. А могло быть и больше. Но ведь нормального, беспристрастного разбирательства, на которое он так надеялся, не произошло. Из зала его уводили в наручниках. Вера со своей неуемной фантазией нацепила бейджик с одним коротким словом «Пресса», и ей удалось каким-то непостижимым образом близко приблизиться к Игорю. Держа в одной руке выключенный диктофон перед самым носом конвоира и задав очень громко пару ни к чему не обязывающих вопросов, она показала ему карточку со своим электронным адресом. Там было всего четыре знака: ее инициалы и две цифры – как не запомнить?
Уже потом, в колонии, он узнал, что для впервые осужденных чаще всего применяют условный срок. «Значит, хорошо заплатили – и свидетельнице, и вышестоящим. И даже ножа, упавшего в воду, не нашли. А здесь не чисто играют! Выходит, на войне честнее. Там все ясно: свой или чужой»…

В поисках выхода

Ее электронный адрес Игорь хранил в памяти, как икону. Только бы добраться до места, а там он быстро сообразит, как действовать. Ему так хотелось написать ей о своей любви, но мозг противился этому. Он ведь никому не говорил этих слов: физиология – одно, а Любовь – другое! Да и понять она может неправильно: на свободе молчал, а теперь хочет, чтобы она взяла его под свое крылышко? Нет, Корин гордый!

Это он так думал или хотел думать. А Вера в данных обстоятельствах хотела подбодрить его, развеселить, вселить надежду на скорое возвращение. Заставить поверить – в нее, в друзей, в жизнь. Потом она станет каждый день напоминать ему о себе, о них. Но это потом. А сейчас, после суда, очень медленно текло время… Опять одна… Ее дочери разлетелись по разным городам и приезжали к ней несколько раз в году. Творческая натура, она быстро смирилась со своим вынужденным одиночеством – ей было достаточно знать, что у них все в порядке, а у нее вечный цейтнот: работа в журнале, теперь в газете.

Что делать? Как ему помочь? Куда идти? К кому? Только сейчас увидела книгу Князева, которую за месяц частых, волнующих встреч с Игорем так и не удосужилась открыть. Полистала – вдруг какие-то подробности из его жизни всплывут? На титуле красовался размашистый автограф: «Читайте, думайте – не о войне, о мире! С уважением, В. Князев». Перевернула – на обороте титула второй автограф: «Он скала. Он надежен. Позвоните…». Ниже следовал номер телефона. Мысли лихорадочно забегали... Он попросил меня вернуться… Как там было? «– Одну минутку, остановитесь! Я не подписал Ваш экземпляр!». Зачем он попросил меня вернуться? Ведь автограф в ее книге уже был. Он хотел задержать меня – теперь понятно, из-за Игоря. А номер телефона – чей?
– Алло! Здравствуйте! Меня зовут Вера Катенкова.
– Очень приятно, я помню Вас, леди с умными, красивыми глазами. Давайте встретимся. И чем быстрее, тем лучше. Дело не терпит отлагательств.
– Когда?
– Сейчас. Назовите свой адрес. Через 30 минут буду.

Ты следующий

Дальнейший разговор поверг ее в шок. Князев стремительно вошел, вернее, ворвался в ее тихую квартирку, сбросил пальто и с порога, пока шел в гостиную, раскачивая тяжелые портьеры, начал на повышенных тонах:
– Ты знаешь, кто он, наш Игорь? Что ты вообще о нем знаешь?
– Он воевал. Вот все, что он мне сказал. Да это и не важно. Я люблю его. Очень.
– Н-дааа. Я так и думал. Тогда слушай. Уверен, что у тебя язык на месте, иначе бы Игорь не… Хотя… Пойми одно: Игорь уникален. Его мужество и ум зашкаливают. Он никогда не прятался за спины солдат. Он был не просто разведчиком, это элита армейской разведки. В последние три года он руководитель группы военных советников, именно он планировал ряд гениальных операций. Он – мозг успеха в любой войне. С его подачи наши ребята способствуют уничтожению сотен террористов, обеспечивают коренной перелом в ходе войны. Он генерал, как его отец, и командир от Бога. Как отец, он никогда не был трусом, не прятался за спинами бойцов, гонял своих ребят, чтобы те постоянно ходили в броне, всегда обращался ко всем с уважением, а не пренебрежительно, как многие, к сожалению. В его арсенале уникальные знания и опыт ведения боевых действий. А сейчас Игоря перевели в другое ведомство. Поэтому в связи с событиями в Сирии на него сейчас идет настоящая охота. О своем новом назначении он когда-нибудь расскажет тебе сам.
– Какая охота?
– Первое: его ищут «дружественный» нам дядюшка Джо и западные агенты: он им очень мешает. И второе: объявился некто Оскурин. С началом чеченской войны основательная подпитка бандитских формирований оружием шла не только из-за рубежа, но и из самой России. Да-да! В конце мая 95-го при разгроме какого-то отряда дудаевцев были захвачены миномет и партия 5,45-миллиметровых АК-74, а они были изготовлены, между прочим, Ижевским машиностроительным заводом в январе 95-го! Ты только представь: к тому времени это оружие еще даже не поступало на вооружение нашей армии!!! Так вот, именно Оскурина Игорь уличил в продаже оружия боевикам – бизнесмен на крови, гад. Сейчас он большая «шишка», и он тоже хочет смерти Игоря: Оскурину не нужны свидетели его криминального прошлого.
– А как же тюрьма?
– А тюрьма… Не падай. Мы с друзьями его туда спрятали. Для всех – на три года. Для него – на два-три месяца.
– Но ведь он не знает, что в тюрьме его спасение! Нельзя использовать человека вслепую!!! Я боюсь, а вдруг он…
– Я тоже боюсь. Вот теперь мы подошли к главному. Когда он понимает, что им манипулируют, в его мозгу включается режим противодействия. И тогда Игорь – машина, которую не остановить! Сейчас вопрос времени. Чем скорее он узнает, почему мы его специально туда запрятали, тем быстрее успокоится. Сейчас у меня встреча с человеком, от которого многое зависит в судьбе Игоря; завтра я займусь бумагами, а через несколько дней, надеюсь, у нас с ним будет свидание.
– А я? А со мной?
– А тебе, боевая подруга, нужно только ждать. И не пугайся, если в газете увидишь его некролог. Так надо.
– Но ведь я могу предупредить его быстрее Вас!.. Тебя…
– ???!
– Я успела сообщить ему свой электронный адрес. Он должен мне написать в ближайшие дни, а может, и часы.
– Н-да… Наш человек! Значит, его задача – попасть туда, где есть компьютер.
– А он сможет?
– Игорь плюс деньги – это смерч. Тогда давай сделаем так: напиши ему одно слово – «Антей». И сделай это ненавязчиво, как бы между прочим. Если он все поймет, то в ответе поставит после этого слова три восклицательных знака и будет спокойно ждать помощи извне. Я надеюсь на тебя!
За шторами сквозь шум автомобильных клаксонов плыл осенний вечер, опускаясь на синие крыши, мокрые карнизы, и только телефон и подоконник в ее гостиной весело сверкали своей надежной белизной. Все услышанное Вера воспринимала как истину, поверив Князеву сразу и безоговорочно. В прихожей, надевая кашемировое пальто, Князев тихо, но жестко сказал:

– Только надо действовать очень быстро. И храни этот секрет одна. Не группами, человек по сорок! Да, вот еще: не нужно разговаривать об Игоре с подругами, особенно по телефону: у него трудная, но почетная профессия, и, возможно, своим молчанием ты поможешь нам сохранить ему жизнь.
И растворился, едва ступив в густой сумрак лестничного пролета.


__________