Комиссар. Роман. Часть 4

КОМИССАР

Роман

Часть 4


Горьких слёз немало было,
И будет пролито ещё.
Россию кровушкой залило
И покалечило её.

Как старой бабке с тонкой тростью,
Хромать ей долго суждено,
На Николаевских обломках
Судить про вечное добро.

Горьким запахом полыни
Ветер рощу облетел
И ушёл в раскаты грома –
Так войны он не хотел.

Что имеем, то имеем,
На плечах несём свой крест
И родную землю греем
 Не за звонкий стук монет.


Иногда судьбоносные события в жизни человека складываются невероятно. Судьба ли определяет ход истории или мощная энергия человека воздействует на характер событий – сказать сложно. Ясно одно: желание человека продолжать борьбу - существенный фактор в определении хода событий.

Ванька избежал наказания благодаря активным действиям Бориса, но и без доли везения не обошлось. Жизнь обожает победителей и благоволит им. После побега Ваньки из тюрьмы Пётр Егорович подал жалобу в Тульскую ГубЧК на самоуправство Бориса. Бумагу отослали в Рязань, где документом занялся особый отдел.

Специфика жизни русского человека отличается от правил поведения в обществе других народов. Нельзя сказать, плохо это или хорошо, но многие вопросы между людьми зачастую решались за дружбу. Плох тот русский, с кем нельзя выпить, поговорить по душам и посидеть за столом до поздней ночи. Яков Семёнович был именно таким человеком, способным выстраивать дружеские отношения не только с людьми из разных структур, учреждённых большевиками, но также из разных городов. Вытаскивая Ваньку из-за решётки, он смотрел дальше, чем могли предположить Григорий и Борис. В Рязани у Якова Семёновича было налажено взаимодействие с важным человеком из ЧК, иначе хитрый лис не пошёл бы на такую авантюру. Ознакомившись с личным делом Бориса, он приятно удивился, что помогает такой незаурядной личности. Яков Семёнович не сомневался, что ему пригодится связь с Борисом и Григорием. Если в Григории Яков Семёнович увидел надёжного человека, то в Бориса он собрался вкладываться не на шутку. «Парень, безусловно, перспективный, а что там какого-то пацана сопливого из тюрьмы украл, так это полная ерунда. Свяжусь с начальником Тульской ЧК и успокою весь этот сыр-бор», - продумывал порядок действий Яков Семёнович. Опытный игрок не думал о крючке для Бориса, но в подоплёке это прослеживалось, ведь иначе такие люди не могли жить.

Начальник Тульской ЧК с честью выдержал натиск губернского начальника милиции. Противостояние двух ведомств никто не отменял, и любое недоразумение использовалось как инструмент для начала нового конфликта. Будь то коммунизм или капитализм, власть всегда специфична и не может быть идеальной для всех. Всё определяют люди, а им свойственно заблуждаться, любить, ненавидеть, конкурировать, ставить личные интересы выше общественных. Мог ли Борис или Григорий, будучи солдатами революции, понимать, что в мире правит большая политика, а они всего лишь орудие для достижения цели.

Залпы революции и гражданской войны давно отгремели, уступив место строительству новой жизни. Боевые офицеры занимались выстраиванием правоохранительной системы для защиты молодой советской республики от внутренних врагов, затаившихся в отдалённых уголках большевистской родины. Наступили времена, когда управление огромной страной взяли в руки люди, находящиеся всё время где-то рядом с революцией и ожидающие своего часа. Большинство боевых офицеров получили должности в силовых ведомствах. Перекосы и перегибы сплошь и рядом сопровождали становление советской власти на местах. Туда, где было совсем плохо, партия направляла лучших коммунистов.

В те лихие времена Ваньке повезло начать новую жизнь с Клавдией и работать на благо советской власти. Борис помог отремонтировать заброшенный домик в Алешне. Ванька освоился на птицефабрике, где работали в основном женщины. Сообразительный парень организовал людей в нужном направлении, что сказалось на увеличении численности птицы. Старый директор ушёл в район на повышение, признавшись, что птичье дерьмо ему порядком надоело. Клавдия устроилась в контору помощницей счетовода. Началась нормальная человеческая жизнь, полная перспектив и мечтаний о создании большой дружной семьи.

Как одно мгновение пролетели пять лет. Тридцатый год ознаменовался бурным развитием колхозов. Партия поставила задачу повсеместной коллективизации крестьянских хозяйств. В жизни Ваньки и Клавдии наметились серьёзные проблемы. Прошло пять супружеской жизни, а первенца всё не было. Ванька нервничал, перегибал палку, когда затрагивал этот вопрос во время семейных разговоров. Бессильную злобу парень заглушал, иногда прикладываясь к бутылке, но уродливых форм это не принимало. Внутренняя гармония семьи разваливалась, Клавдия закатывала истерики, усугубляя и без того сложные отношения. Нужно отдать должное, что за пять лет Ванька ни разу не поглядел на сторону. Неудовлетворённость развитием семейных отношений вынуждала Ваньку искать спасение в вине. Вечерами он задерживался на работе, прикладываясь к спиртному. Клавдия замечала, что муж приходит выпившим, переживала и уповала на Божью милость.

Ванькина душевная пустота искала замещения безысходности яркими эмоциями. Задержавшись допоздна на птичнике, Ванька выпил стаканчик креплёного вина и собирался домой. Его внимание привлекли крики ночного сторожа и баб, дежуривших в смену. Десятки кур лежали на земляном полу, не подавая признаков жизни. Одна из работниц подбежала к Ваньке. Девушка перевела дух и постаралась изложить свою версию случившегося: «Думаю, что вечерний корм отравлен. Пока не поздно, нужно всё собрать». Усердная работа лопатами принесла результат. Большую часть птицы удалось спасти. Только сейчас Ванька заметил, какая красивая эта девушка. От работы она разгорячилась, её щёки пылали ярким румянцем. Вытирая пот со лба, она нечаянно сбила косынку, и на плечи упали пряди густых каштановых волос. Ванька стоял как заворожённый, будто он всё время спал и только сейчас проснулся при виде прекрасной девушки. От учащённого дыхания её грудь вздымалась, очаровывая Ваньку. Когда их глаза невольно встретились, парень не растерялся: «Вы давно здесь работаете? А как Вас зовут?» - «Меня зовут Нина, мы с мужем приехали из Тамбова. Я работаю здесь вторую неделю». Ванька понял, насколько он одичал, если даже не помнил, кого принимал на работу в последнее время. Глядя на необыкновенно красивую женщину, он подумал: «Не всё ещё потеряно, раз я заметил Нину». Тамбовчанка сразила молодого мужчину наповал: пышная грудь, округлые бёдра, узкая талия, красивые руки, атласная кожа, соблазнительные глаза и исключительно приятный голос. Ванька воспылал страстью к замужней женщине, не заботясь о её семейном положении. То ли он устал от неопределённости, то ли его сердце истосковалось по сильным эмоциям, но сейчас его глаза горели ослепительным светом. Нина смутилась, встретив неожиданный напор  высокого приятного мужчины.

Ванька не спал до утра, вспоминал, как они с Клавдией приехали в Алешню, как обустраивались на новом месте. А ведь жили душа в душу, начинали с нуля, и любовь была. Всё как-то думали детей чуть попозже, сначала обжиться нужно, на ноги встать покрепче. Через три года взялись за это дело, да не пошло оно как хотелось. Так два года и прожили во взаимных упрёках, не пытаясь найти способ решить общее горе. Уже рассвело, когда Ванька смотрел на спящую жену, наслаждаясь её красивым лицом. Клавдия любила его и была готова на жертвы, хотя выставляла напоказ непокорный характер и перечила мужу. Обладая сильной волей, Клавдия не позволяла ограничивать себя. Она со многим мирилась ради любви к Ваньке, но ни за что не прогибалась ради его прихотей. Он уважал и ценил жену за это, однако оставить мысль подчинить её не собирался. За пять лет жизни с мужем Клавдия ни разу не пожаловалась брату. Как бы тяжело ей ни было, девушка строила семейную жизнь собственными силами. Борис регулярно интересовался самочувствием сестры, ожидая прибавления в семействе. Сначала он тоже считал, что ещё не время, но потом стал активно проповедовать идеи деторождения. Ванька быстро находил ему на это ответ: «Ты сам ещё даже не женат. Покажи  личным примером как строить ячейку общества».

Утром Ванька отправился на подводе в Ряжское ОГПУ. Нужно было быстрее доложить Боре о происшествии на птицефабрике. Не всем нравилась принудительная коллективизация, и Ванька это знал. Ещё много недобитой контры пряталось по уголкам Рязанской области. Борис встретил родственника радостно, но узнав цель приезда, выругался: «Твою мать, уже не первый случай. Ничего, мы эту гниду найдём. Ты не переживай, всё будет нормально. Как Клава?» Парень поспешил успокоить чекиста, что дела идут хорошо.

За последние годы Борис возмужал. Его глаза блестели, как у опытного хищника, а оперативная хватка превратилась в стальную. При этом герой революции оставался добрым и отзывчивым, готовым прийти на помощь нуждающимся. Ванька любил и уважал Бориса за честность и прямоту. Свои чекистские приёмы Боря оставлял на работе для врагов советской власти.

Ванька вернулся в Алешню и по указанию ОГПУ сжёг все корма, доставленные в последние дни. Его жизнь круто изменилась. Он с радостью ходил на работу, перестал выпивать и искал случая увидеть Нину. Её присутствие на птичнике оказывало магическое действие на Ваньку – он хорошо себя чувствовал, улыбался, был доброжелателен. Ванька не позволял себе ничего кроме пылких взглядов. Вскоре он познакомился со Степаном – мужем прекрасной Нины, огромным тамбовским мужиком. У Степана был выдающихся размеров нос. Сначала в дверях появлялся нос, а затем и сам Степан. Мужики за глаза прозвали его Стёпа Нос. Выражение его лица было слегка туповатым, но в деревне поговаривали, что Стёпа не так-то прост. Тамбовский здоровяк работал пастухом в Алешинском колхозе. Не прошло и месяца, как люди начали рассказывать легенды о его силе. По одной из них племенной бык сорвался с цепи и боднул доярок, а Степан уложил его одним ударом. Когда бык очухался, Степан отвёл его в стойло. Ванька понимал, как устроен деревенский быт, что всё тайное рано или поздно становится явным, но отступать от нахлынувших чувств не собирался.

Нина замечала повышенное внимание директора птицефабрики. По сравнению со Степаном он был мужчиной, о каких женщины мечтают в романтических фантазиях. Аристократическая утончённость Ваньки привлекала Нину, а его желание выглядеть всегда чисто и опрятно на фоне деревенской жизни ещё больше завораживало девушку. «Идеальный мужчина для страстной любви», - думала Нина. Взаимное притяжение усиливалось с каждым днём, а взгляды становились всё откровеннее. Ванька больше не мог справляться с чувствами. Отбросив предосторожность, он искал встречи с Ниной наедине.

Клавдия растерялась, она не понимала, что происходит. Ванька молча уходил на работу и молча приходил. Они почти перестали разговаривать, лишь изредка перебрасываясь дежурными фразами. Клавдия отнесла это к сложностям, возникающим у семейных пар после пяти лет совместной жизни, связала семейный разлад с отсутствием детей, пытаясь найти объяснение поведения Ваньки. Даже когда Клавдии было совсем плохо, она не жаловалась брату на нелёгкую судьбу. Борис видел ребят часто и поддерживал их морально: «Как у нас с поголовьем птицы в Алешне? Ты, смотри, поосторожнее, а то завалишь деревню куриным помётом, и будут жители с проклятием вспоминать восточный ветер». Ванька с улыбкой принимал остроты Бориса: «Ты так активно ловишь  врагов советской власти, что их скоро нечем будет кормить, и тогда на помощь придёт мясо птицы». – «Ещё чего, арестантов курицей кормить, на хлебе с водой поживут», - ёрничал Борис. Семья всегда была отдушиной для комиссара, тем более, свою он ещё не завёл, а Клавдия с Ванькой – самые родные люди на чужбине.

Не прошло и двух месяцев со дня встречи с Ниной, как Ванька совсем потерял голову. В последнее время парень заметил, как от волнения у девушки перехватывает дыхание, когда он, улучив минутку, разговаривает с ней. Сколько раз он хотел плюнуть на осторожность, нежно обнять Нину и страстно поцеловать её в губы. Ванька сдерживался, понимая, что люди не слепые и уже пошёптывались. Потихоньку деревенская брехня докатилась до Степана. Он не стал дожидаться конкретных слухов, а прямиком пошёл к Ваньке. Степан застал директора за погрузкой пустых бочек под воду для птицы. Пьяный грузчик кое-как затаскивал столитровые ёмкости на телеги. Ванька был вне себя от ярости, когда к нему подошёл Степан. Разговор состоялся простой и понятный, где Ванька выбрал единственно правильную позицию – молчать и слушать. Ожидал ли Степан чего-то другого, сложно было сказать. Он уже собирался закончить разговор грубостью, как пьяный работник птицефабрики свалился под колесо телеги. Ванька воспользовался моментом: «Степан, помоги загрузить бочки, а потом скажешь, что хотел». Здоровяк ловким движением закинул пару бочек на телеги, а на последней притормозил: «Давай-ка, директор, сам поработай». Крайняя телега в обозе стояла в метре от лужи птичьего помёта. За несколько лет здесь накопилось огромное болото. Ванька встал спиной к луже и принял бочку от Степана. Бочка была наполовину с водой. Что для Степана пятьдесят литров? Он, как пушинку, поднял бочку и, не подавая вида, передал Ваньке. Не ожидая такой тяжести, Ванька сделал два шага назад и, потеряв равновесие, плюхнулся в помёт. Вот смеху-то было на птичьем дворе! Степан полностью удовлетворился увиденным: «Вы извините, товарищ директор, маленько не рассчитал». Эту историю бабы быстро разнесли по деревне, приукрасив подробностями. Горький комок обиды подступил к горлу Клавдии, увидевшей, наконец, причину странного поведения мужа. Девушка посчитала, что пришло время поговорить. К сожалению, разговор не получился, а обострил и без того непростые отношения. Ванька взял паузу, учитывая большой интерес к его персоне. Клавдия восприняла это как свой маленький успех.

Затянувшаяся семейная драма проходила в стороне от Бориса, с головой погружённого в государственные дела. В последнее время участились попытки отравления скотины и разного саботажа советской власти. Правда, теперь недобитая контра пряталась по углам и не так дерзко обозначала свои кровавые намерения. У Бориса был огромный плюс по сравнению с другими коллегами по ОГПУ. Он мыслил нестандартно, шёл от противного, вопреки общепринятой логике. В последние годы Борис предпочитал думать о врагах советской власти как о мыслящих людях, потерявших возможность открытой борьбы, но не надежды. Значит, они должны уйти в глубокое подполье, и чем лучше человек замаскируется под трудовой элемент, тем тяжелее его будет достать. Просматривая материалы на некоторых ряжских руководителей, Борис мучительно искал того, кто имеет самую безупречную легенду. Внимание опытного оперативника привлекли фамилии, за которыми стояли люди, имеющие отношение к продовольственным амбарам и складам. Покопавшись в досье и личных делах, Борька обратил внимание  на Серафима Никитича, прибывшего несколько лет назад в Ряжск из Тамбовской области. Его репутация была безупречна. Борис взял Серафима под наблюдение и ограничил круг посвящённых в детали операции. Огульно доверять всем сотрудникам ОГПУ было неосмотрительно. Те, к кому он давно присмотрелся, вызывали доверие, но чтобы разобраться с остальными, нужно время. Люди приходили, уходили – всяко бывало, незыблемым оставался костяк, сколоченный Борисом за много лет. По поводу Серафима Борис оставил мысли при себе, не посвящая даже самых близких коллег. Чем больше он присматривался к нему, тем сильнее закрадывалось сомнение его лояльности к советской власти. Человек вёл осторожный образ жизни, не имел сомнительных контактов, заслуживал похвалы по работе. Через две недели тотальной слежки Борис обратил внимание на здорового мужика с широкими плечами и узкой талией как у профессионального борца. Крестьянская одежда свидетельствовала, что мужик был деревенский. Что могло связывать жителя городка с деревенским мужиком? А ведь Серафим заведовал вторым по величине амбаром в Ряжском районе. После третьей за неделю встречи Борис не на шутку озаботился. Для начала он телеграфировал коллегам в Тамбове запрос на Серафима, его связи и причину переезда в соседнюю губернию. Сотрудники Тамбовского ОГПУ подтвердили подозрения Бориса. Серафим проходил свидетелем по делу о восстании Антонова на Тамбовщине. Тогда установить его причастность к этому делу не удалось, и Серафима отпустили за отсутствием доказательств. Борис не раз перечитал дело Серафима. Ему представился враг – хитрый, коварный и очень продуманный. На всякий случай Борис распорядился, чтобы проверили ряд сомнительных личностей, а за Серафимом установили наблюдение. Про тамбовского крестьянина Борис коллегам не сказал.

Всё это время Ванька воспитывал характер, сдерживал эмоции во благо жизни с Клавдией. Разумом он понимал, что нашёл настоящую женщину, но его привлекла чужая жена. Ванька справился бы с собой, если бы Нина не ответила ему взаимностью. С некоторых пор девушка почувствовала влечение к Ваньке. Никогда не поймёшь этих баб: то добиваешься всеми силами от них любви – и шиш с маслом, а порой плюнешь – они сами к тебе бегут. Ванька ничего особенного не делал, даже поостыл к Нине, а она вдруг начала искать встречи. Остановить наступление было не в силах Ваньки. Хватило момента, когда они остались наедине на несколько минут. Нина положила руку на Ванькину ладонь и прошептала: «Я больше так не могу. Сегодня в одиннадцать жду тебя за околицей. Приходи, любимый мой». Нина убежала, а Ванька остался в оцепенении. Слова девушки заколдовали его, сковали волю, уничтожив способность сопротивляться.

В этот июньский вечер Клавдия что-то почувствовала, на сердце было тревожно. Ванька ушёл из дома раньше, чтобы не вызывать подозрений. Последние полчаса до встречи с Ниной сердце его бешено колотилось. Всё это время он провёл на речке под ветвями раскидистого сокоря. Разные мысли лезли в голову Ваньке, но отказаться от своей страсти он не мог. Ровно в одиннадцать он пробрался за околицу. У колодца стояла Нина, накинув на плечи тёмную шаль. Не проронив ни слова, их губы слились в сладкий долгожданный поцелуй. От удовольствия у Ваньки закружилась голова. «Разве это не стоит того? Господи, какое счастье целовать и обнимать эту женщину. Как она прекрасна», -  думал он, глядя Нине в глаза. За десять минут оба не проронили ни слова. Когда Ванька в очередной раз хотел поцеловать Нину, девушка остановила его: «Мне пора, Степан будет волноваться». Как бесшумная лань, она скрылась в кустах сирени.

С каждым днём страсть разгоралась, что неминуемо вело к ошибкам. В деревне нельзя жить, оставаясь незамеченным. Нелёгкий крестьянский труд, подсобное хозяйство, уход за скотиной утомляют людей. Развлечения в деревне можно пересчитать по пальцам. Одно из главных - сплетни. Ничто так не расслабляет нервную систему бабушек, как обсуждение на лавочке последних деревенских новостей под дружное лузганье семечек. На этих лавочках и разобрали по косточкам любовь Ваньки и Нины. Тучи сгущались, предвещая сильную бурю. Слухи докатились и до Бориса, но комиссар отмахнулся: «Да ладно, болтают бабы разное». Правда, на заметку взял, хоть и не показал вида.  У него была проблема посерьёзнее – Серафим что-то почуял и затаился. Предъявить обвинение без фактов никак нельзя. «Осторожный, гад, чует опасность», - думал раздосадованный Борис.

Степан получил жёсткие указания от Серафима ничего не предпринимать до особого распоряжения. Но куда деваться, когда вся деревня только и говорит о твоей бабе, дескать, спуталась с директором птицефабрики. Ревность затмила разум Степана. Когда стало невмоготу, мужик плюнул на всё и отравил почти пятьдесят голов скотины. Нины не было дома, когда он вернулся в двенадцатом часу ночи. Степан знал, где жена, несколько раз он следил за ней до самого колодца. Тогда он не решался, а теперь взял вилы и направился за околицу. «Заколю обоих и покончу разом с этим делом».

Странным образом сложились звёзды этим вечером. Получив сигнал из Алешни о похождениях родственника, Борис направился к сестре, чтобы лично разобраться в происходящем. Клавдия плакала и ничего толком не говорила. «Ванька-то где?» - злобно спросил Боря. - «Люди говорят, где-то за околицей встречается с разлучницей», - ответила Клавдия. - «Да что у вас тут происходит?» - выругался комиссар.

Судьба привела Бориса, когда в нескольких десятках метров от места событий раздались женский крик и удар железа о дерево. В эту ночь луна светила ярко. Последние несколько метров Борис бежал, наблюдая, как Ванька, прикрыв собой девушку, защищался оглоблей от бугая с вилами. Борис достал револьвер и выстрелил в воздух: «Всем стоять!» Обескураженный Степан выронил вилы, облегчив работу комиссару. Свалить его оказалось непросто, но Борис брал уроки самбо у чекиста из Рязани. Ловко заломив руку Степану, он прижал коленом его голову к земле. «Живо снимай ремень!» - крикнул Борис Ваньке. Степан пытался вывернуться, но получил кулаком по затылку. - «Давай быстрее, чего ты телишься, и девушку посмотри, что-то она упала», - кричал комиссар. Ванька бросил Борису ремень и повернулся к Нине. Нина лежала на спине, тяжело дыша. На груди девушки сквозь белый сарафан выступили пятна крови. Ванька бросился на колени: «Нина, ты чего удумала? Да как же так?» Борис крепко связал Степана, подошёл к Ваньке и сказал: «Видать, мимо тебя вилы прошли, а её зацепили. Не жилец она». Нина скончалась на руках Ваньки, сгорела, как мотылёк о пламя свечи. Степан ревел, как разъярённый бык: «Я тебя ненавижу! Нам двоим нет места на этой земле. Если меня не расстреляют, я прикончу тебя в тёмном углу. Отсижу, выйду, всё равно найду тебя и убью».

Под покровом ночи Борис доставил арестованного в Ряжское ОГПУ. Он ещё не решил, что будет делать дальше. Конечно, сперва нужно поговорить со Степаном по горячим следам, но в камере сидел человек, доведённый до отчаяния, и преодолеть эту преграду было непросто. Борис знал цену времени, ведь утром вести о событиях в Алешне мигом разнесутся по всему Ряжскому району. Если Ваньке он дал указания сидеть дома и не высовываться, то с Серафимом этот номер не пройдёт. Его нужно брать до утра, пока Ряжск не наполнился слухами. Борис зашёл в камеру к Степану. Тот сидел на корточках, обхватив голову руками, и повторял: «Я не хотел». – «Помоги мне», - сказал комиссар, усевшись рядом с заключённым. Степан не ожидал такого. После секунд паузы глаза его засветились ненавистью: «А почему нет? Это он во всём виноват. Должен я ему, понимаешь, комиссар? За горло меня держит Серафим. Это страшный человек, у него нет ничего святого. Вон как оно всё вышло – и любовь потерял, и себя тоже. Говори, что надо делать, ненавижу этого гада». Борис придумал Степану легенду для ночного визита к Серафиму.

Светало, когда комиссар с двумя сотрудниками ОГПУ окружили дом Серафима. Степан постучал в окно. «Кто там ещё?» - послышался недовольный голос Серафима. Увидев Степана, он тотчас же открыл дверь: «Ты что, с ума сошёл, заявился ночью?» - «Ухожу я, завтра еду на родину. Давай отраву, дело сделаю, и разойдёмся с тобой». Серафим был опытным человеком, чтобы понять серьёзные намерения Степана. «Хорошо, сейчас вынесу. Запомни, чтоб всё стадо полегло. Да, ещё колодцы отрави, раз ты в бега решил податься». Не успел Серафим договорить, как Борис повалил его. Тамбовский волк особо не сопротивлялся, а только процедил сквозь зубы: «Продал, гнида. Как же они тебя раскололи? Я за десять лет так и не смог управлять тобой, как хотел, а краснопузые, смотри, какие шустрые».

Утром за Ванькой прибыли сотрудники ОГПУ и отвезли его на допрос к Борису. Этот план разработал комиссар, чтобы снять подозрение с Ваньки. Что и как произошло, знали только Борис, Степан и Ванька. Степану предъявили обвинение в убийстве жены и умышленном нанесении вреда советской власти. Хотя народ в деревне знал, что Ваньку забрали из-за отравления птицы, многие всё равно связывали гибель Нины с любовными делами. Массовое отравление скотины позволило доказать вину Серафима. Борис написал жёсткий отчёт в Рязань, где прямым текстом указал на саботаж и подрыв устоев советской власти. Формулировка грозила Серафиму расстрелом. Степана Борис по-человечески жалел. Он постарался сделать всё, чтобы основной упор следствие сделало на убийство, а не на политическую статью. Борьба советской власти с врагами народа набирала ход, поэтому политических заключённых становилось всё больше. Это была работа Бориса, и она его не беспокоила так, как непорядок в семье сестры. Пришло время поговорить с Ванькой начистоту. Прежде чем это сделать, Боря прокатился в село Старое Еголдаево, где сослуживец познакомил его с необыкновенной бабушкой. Коммунисту не пристало верить в чертовщину, но пришлось поверить, что бабуся действительно умеет исцелять людей.
Клавдию с Ванькой комиссар застал дома. После нашумевшей истории отношения между ними совсем разладились. Клавдия ушла в себя и тихо плакала по вечерам. Борис налетел как ураган: «Ребята, я последний раз вмешиваюсь в вашу жизнь. Я предлагаю вам выход из тупика. Даю вам три дня на обдумывание. Нет детей – это плохо, согласен. Нашёл бабку волшебную, живёт в Старом Еголдаево, советую навестить старушку. Чудеса разные рассказывают. Это первое, а второе – считаю правильным полностью изменить вашу жизнь. Ну, не пошло здесь, бывает. На базе исследований Мичурина создан плодово-ягодный колхоз и находится он в десяти километрах от Алешни. Вань, ты способный парень, давай главным бухгалтером туда, для Клавдии тоже работа найдётся. Хотя какая работа, ей нужно детей рожать. Ребята, внутренний голос мне подсказывает, что на новом месте всё у вас получится». После слов Бориса Клавдия закрыла лицо руками и зарыдала. Ванька занервничал, схватил пиджак и выскочил на улицу. Боря присел рядом с сестрой и нежно обнял её за плечи. Помолчав, он сказал: «Клав, да хрен с ними, с этими бабами. Ванька – мужик порядочный, уверен, он одумается. Я долго к нему присматривался. А чего, нарожаешь детей, желательно пацанов». Клавдия посмотрела на брата заплаканными глазами, но уже с искорками надежды: «Умеешь ты, Борька, людей на баррикады поднимать. Тебя послушать – прям, в рай поверишь».

Ванька не знал, как подступиться к жене. Бездна его раскаяния была так глубока, что ему стало невыносимо больно за свои действия. Нравственная сторона вопроса основательно затронула его сознание. Он вспоминал жизнь родителей. Они ни разу не дали повода усомниться в прочности их  брака. Разные мысли крутились в голове Ваньки: «Почему я так живу, чувствую? Что за неведомая сила тянет меня в пропасть, разрушая лучшее на моём пути? Неужели я живу, чтобы доставлять людям горе, страдания или ещё хуже – смерть?» Погружённый в мысли, Ванька не заметил, как Клавдия тихо подошла к нему, положила руки на плечи и прошептала: «Я готова начать всё сначала. Прошу тебя лишь об одном – дай мне время простить тебя. Я терпела, и ты потерпи, сразу не будет хорошо».

Боря несказанно обрадовался, когда Клавдия сообщила ему о решении продолжать дальше жить вместе. Комиссар почувствовал облегчение, ведь семья – это главное, а ребята и были его семьёй.  В последнее время Борис много работал и засиживался допоздна в отделе ОГПУ. В этот вечер, перекладывая бумаги из одной стопки в другую, он услышал шум автомобиля за окном. Выглянув, комиссар увидел у входа старенький «Паккард». Из коридора послышались возгласы дежурного, и скрип деревянных полов возвестил о приближающемся к кабинету Бориса человеке. Дверь распахнулась, и как же удивился комиссар, увидев на пороге Гришу. Мужчины не виделись несколько лет. Боря навещал родителей почти три года назад, тогда они и встречались с другом. Закончив торжественную церемонию, Гриша сказал: «Не буду врать, приехал по конкретному делу. У тебя тут что, коровы особенные? Между прочим, они участвуют в большой политике. Шучу. Есть дела поважнее. На прошлой неделе Яков Семёнович приезжал ко мне с просьбой. Ты разворошил осиное гнездо. Представляешь, как тесен мир, его друг из Рязани, чекист, который помогал тебе Ваньку спасать, оказался мужем двоюродной сестры Серафима. Ты же его в Рязань отправил для выяснения особых обстоятельств и возможной причастности к антисоветской организации. Там и выяснилась родственная связь Серафима с женой большого начальника. Дальше - хуже: она уговорила мужа устроить брата на хорошую должность в Ряжске. Сам понимаешь, какая каша заварилась. Яков очень просил помочь его другу». – «А что я могу сделать? Я понимаю, долг платежом красен. Надеюсь, друг Семёныча не враг советской власти? Принципиально борюсь и буду бороться со всеми врагами народа беспощадно. Если человек преданный делу партии, сделаю всё, как ты скажешь». После паузы Григорий ответил: «Да, может, Яшка и еврей, и любит все эти штучки свои. Конечно, мы с тобой отличаемся от них, но это не значит, что Яша – враг. Ребята хитрые, умеют приспосабливаться к жизни, но опять же повторяю – не враги». – «Ладно, Гриша, не переживай, сделаю всё как надо. Он очень помог тогда. Белые, красные – интересно, долго мы ещё будем икать после гражданской войны?» - задумчиво произнёс Борис. Он не остался безучастным к просьбе Григория. Губернское ОГПУ получило Борькины разъяснения по делу Серафима. Яков Семёнович постарался, и дело закрыли за отсутствием связи между бандитами и сотрудником ОГПУ. Его друг остался вне подозрений и впредь воздержится от рекомендаций родственникам.

Борис всё сильнее чувствовал влияние большой политики на работу органов внутренних дел. В гражданскую войну было проще, ведь такие, как он, представляли основную движущую силу народной власти. Многое изменилось, и с этим необходимо было считаться.

В выходные Клавдия с Ванькой поехали в уезд на рынок. Новую жизнь нужно было начать с обновок. Ваньке купили сапоги, брюки, сорочку, пиджак и жилетку. Клавдия присмотрела подарок и для Бориса. Ребята застали его на работе. «Ты всё работаешь, ничего не изменилось. А у нас для тебя подарок…» - прощебетала Клавдия, обнимая брата. – «Вот и хорошо, что пришли. Садитесь, поговорим. Во-первых, вы у бабки были? Давайте не тяните с этим делом. Во-вторых, к тебе, Ванька, обращаюсь. Товарищ Сталин особое внимание уделяет борьбе с врагами народа. На новом месте будь крайне осторожен. За тобой не очень хороший след тянется. Сам виноват, знаешь прекрасно. Я больше не смогу помочь. Скажи спасибо Степану, а то не миновать беды». По дороге домой Клавдия поинтересовалась: «А что Степан сделал для тебя?» Ванька договорился с Борисом оставить в тайне истинную историю, чтобы не привлекать лишнего внимания: «Так это про отравление птицы на фабрике. Сама понимаешь, экономический подрыв советской власти». Клавдия кивнула, перекрестившись в очередной раз, что всё хорошо закончилось.

Супруги не стали тянуть и через неделю отправились в Старое Еголдаево. Никакого волшебства они не увидели, самая обыкновенная бабушка вышла из старого покосившегося дома и приветливо встретила молодую пару. Пока бабуся общалась с Клавдией, Ванька поправил развалившийся плетень. Всю дорогу домой Клавдия молчала, изредка обращаясь к Ваньке по мелочам.

Через год у ребят родился сын. Клавдия назвала его Славкой. Борька был вне себя от радости. Он не выпускал малыша из рук, как будто нянчил своего собственного. Ванька дождался, пока Клавдия выскочила на улицу повесить пелёнки, и завёл разговор: «Давно хотел сказать тебе большое спасибо. Ты дал мне шанс начать всё сначала. Иногда мне кажется, ты наш ангел-хранитель». Борис поднял малыша высоко к потолку, искренне радуясь, что всё идёт как надо. Положив маленького Славку в люльку, он ответил: «У меня никого нет, кроме вас. Если у вас будет плохо, значит, и у меня плохо. Вот такая у меня жизнь, Ваня, я живу ради вас и работы». – «Борь, а давай прокатимся в Бобрик-Донской на пару дней, родителей повидаем, друзей?» - неожиданно предложил Ванька. – «А что, отличная идея, пока лето на дворе, смотаемся туда и обратно», - засветились Борькины глаза. Как мужчины задумали, так и сделали.

Сергей Иванович и Вера Алексеевна были бесконечно рады видеть сына. Родители всё время спрашивали, какой он, маленький Славка, на кого похож. Радости матери не было предела. Ванька настолько истосковался по родному городку, что не просидел дома и дня. Отоспавшись всласть, он отправился искать Женьку. В здании ОГПУ Бобрик-Донского Ванька наткнулся на Бориса и Григория. «Ты особо по городу не шатайся. У тебя здесь врагов больше, чем блох на собаке. Давай, парень, поосторожнее», - подшучивал над ним Гриша. – «А где Женька?» - спросил Ванька. – «Я отправил его по делу, через час будет», - посмотрев на часы, ответил начальник ОГПУ. – «Борь, я пока сбегаю к вашим родителям. Клавдия просила кое-что передать», - крикнул Ванька. Он шёл по улицам родного городка, широко улыбаясь. Как давно Ванька не видел этих извилистых улочек, покосившихся зданий, знакомых и до боли близких. От волнения сердце трепетало в груди, а пульс убегал в два раза быстрее, чем Ванькины шаги. Он достиг главной площади, где всегда было многолюдно. Неожиданно его улыбка сменилась растерянностью. Прямо перед ним в десяти шагах стояли Пётр Егорович и Сашка. Ванька, не сбавляя оборотов, пошёл им навстречу. «А вот и враг народа появился. Приехал получить наказание по всей строгости военно-революционного времени?» - съязвил Сашка. Ванька как шёл мимо, так и прошёл между ними, нечаянно задев плечом Сашку. Не успел он пройти и двух шагов, как Пётр Егорович крикнул на всю площадь: «Что это Вы себе позволяете, молодой человек? Ударили начальника уголовного розыска!» Неизвестно откуда появились два сотрудника милиции и скрутили Ваньке руки. Его доставили в милицию, где несколько свидетелей дали показания о нападении на сотрудника милиции при исполнении служебных обязанностей. Ванька кусал губы от гнева, злился то на свою заносчивость, то на ненавистных ему людей.

Плохое известие застало Бориса и Григория за чаепитием в служебном кабинете. «Нет, это невозможный парень, как он мне надоел. Не успел приехать домой, как тут же вляпался в историю, да ещё со старыми «друзьями», будь они неладны!» - возмутился Борис. – «Я не думаю, что твой родственник так уж виноват. Слишком хорошо знаю эту птицу – Петра Егоровича. Даю руку на отсечение, он Ваньку спровоцировал», - успокаивал друга Григорий. В распахнувшуюся дверь забежал радостный Женька: «Борис Матвеевич, как я рад тебя видеть. А где этот паразит Ванька? Я ему сейчас бока наломаю». Чекисты переглянулись и обрушили на Женьку ушат ледяной воды. Парень слушал, не веря ушам своим. «И чего вы тут сидите? Нужно срочно выручать Ваньку», - рассвирепел Женька. – «Сядь и угомонись!» - властно прикрикнул Гриша. Посовещавшись, решили не идти напролом, а задействовать политические силы Якова Семёновича. Срочно отправили телеграмму в Тулу. В ответ получили жуткое негодование: «Что у вас там происходит? Неужели нельзя было обойти этих людей за километр? Чёрт вас подери, прямо шпана настоящая».

Пётр Егорович сработал на опережение, отправив в Тулу сообщение о произошедшем. Он настолько профессионально обставил нападение на сотрудника милиции, что Яков Семёнович взялся за голову. Телеграфная переписка затягивалась, и Боря занервничал: «Я не собираюсь ждать до утра, сейчас пойду и набью кому-нибудь морду. Мы так и будем сидеть?» - «Не дёргайся, Петя только и ждёт, когда ты придёшь вот с такими намерениями. Надо подождать Якова, он обязательно что-нибудь придумает», - успокаивал Гриша. Женька горячился, предлагая нереальные способы вызволения друга из тюрьмы, и плохо высказался об отце и брате. На что Григорий ему ответил: «Вот ты говоришь, родные, а такие разные. Представь яблоневый сад, который растёт сотни лет. За это время каждый год в нём растут новые яблоки. В самых последних яблоках – вся история предыдущих, заложенная на родственном уровне. Так вот, вы с Сашкой с одного дерева и, вроде, должны быть одинаковые на вкус. Но в жизни всё не так. И совершенно непонятно, какие наследственные признаки прошлых поколений хапнул Сашка, а какие ты. С тобой, например, понятно, ты справедливый человек. А вот твой брат, скорее всего, набрал худшего. Вот что я думаю». В конце концов, нервы не выдержали даже у опытных чекистов, и дружная компания, усевшись в «Паккард», направилась к зданию милиции.

Яков Семёнович поднял все свои тульские связи, вынудив Петра Егоровича сдаться. Когда из губернии пришла телефонограмма, начальник милиции с хмурым лицом прочитал её и в бессильной злобе разорвал на мелкие кусочки. «Вот так, сын, политика выше закона. Почему этому кретину Ваньке так везёт? Нужно отпускать, Саня», - отдал распоряжение разочарованный Пётр Егорович.

Чекисты дружной толпой ворвались в кабинет начальника милиции. Борис клятвенно обещал Григорию не раскрывать рта ни при каких обстоятельствах. Пётр Егорович был человеком с большим жизненным опытом и умел проигрывать, поэтому, когда чекисты вошли в его кабинет, всё пошло по намеченному им сценарию. «У вас серьёзные связи в Туле, товарищи чекисты. Пацана вашего мы выпускаем, хотя это прямое нарушение закона. За вас заступились самым возмутительным образом. Если бы у меня была возможность дискуссии, но, увы, меня лишили этого», - слова начальника милиции звучали разумно и компромиссно.

Ваньку освободили, и парень попал в Женькины объятия. Это вызвало негодование отца и брата. Сашка с ненавистью проводил взглядом машину начальника ОГПУ и сказал: «Подожди, батя, я так просто не сдамся. Раз политика вышла на первое место, значит, я доберусь до её вершины. Посмотрим, чья возьмёт». Пётр обнял сына, посмотрел ему в глаза и молча благословил.

Борис воспитывал Ваньку: «Очень хорошо, что твой друг здесь. Вот при нём я тебе всё и скажу. Тебе не кажется странным происходящее вокруг тебя? Пора задуматься, Ваня. Должна быть крайняя точка, где человек останавливается, либо погибает. Перестань думать только о себе, обрати внимание на тех, кто тебя любит, пока не поздно». Женька вступился за друга: «Борис Матвеевич, ну зачем ты так, Ванька - хороший человек». – «Хороший, говоришь, так объясни своему другу, как нужно жить. Если б ты знал, как он мне надоел», - Борис выругался не со зла, и все это прекрасно понимали.

Как в старые добрые времена парни убежали на речку. Ребята лежали на зелёной травке, вспоминая навсегда ушедшее детство. «Помнишь, как мы прыгали с этого дерева в воду, а ты штанами зацепился? Как же смешно ты барахтался вниз головой вон на том сучке», - улыбаясь, вспоминал Женька. Ванька вдруг резко перевёл разговор: «Жень, ты как с братом и отцом живёшь? Из-за меня у тебя одни проблемы. Спасибо тебе за дружбу и за «хорошего человека». Ребята ушли с речки ближе к ночи, вдоволь наговорившись и стуча зубами от холода. Женька знал, что дома его ждёт неприятный разговор с отцом. Пётр Егорович спокойно высказал своё мнение о Ваньке: «Дело даже не в твоём друге, а в том, что ты против семьи идёшь». Женька постарался ответить достойно: «Извини, отец, у нас разные взгляды. Я считаю Ваньку порядочным человеком. Да, он часто совершает необдуманные поступки, легкомысленно относится к своей жизни, но при этом всегда был и будет честным человеком, неспособным на предательство». Женькины слова взорвали Сашкино спокойствие: «Батя, посмотри на моего братца. Ему чужой человек дороже семьи. Я поклялся, что доберусь до вершин власти и тогда покажу всем, где справедливость». Обстановка накалилась до предела, а Пётр Егорович разжигал страсти: «Взгляды, значит, у нас разные, а под одной крышей мы жить можем?» Женька вспылил: «Завтра же займусь поиском постоялого двора и съеду». Разошлись каждый при своём, оставив горькую досаду от такого общения с родными людьми.

На следующий день Женька провожал друга. Борис не мог задерживаться больше трёх дней. Расставание было немногословным: «Думаю, не скоро увидимся. Я тебе обещаю, Женька, буду жить на благо людей. Обязательно найду своё место, чтобы быть полезным. Прощай, друг». – «Я тебе верю», - не скрывая слёз, ответил Женька. Даже всегда строгий Григорий немного замялся, почувствовав себя неловко. Женька проводил Ваньку на поезд и отправился искать постоялый двор. Жить дома парень больше не собирался. Слишком разные взгляды на жизнь были у него с отцом и братом.

Ванька садился на поезд, мысленно прощаясь с родным городом. По дороге домой в его голове беспорядочно кружились разные мысли: «Неужели я так сильно расслабился и совсем потерял чувство опасности? Как бы я ни боялся признаться себе, но необходимо принять факт вседозволенности. Комиссарская опека сделала моё отношение к жизни неправильным. Что теперь думают обо мне люди в Алешне? А что в голове у Клавдии, лучше не представлять. Вроде, начали сначала, интересная работа, а с людьми контакта нет. Как народ из уст в уста передавал эту историю в Алешне, какими подробностями её наградили – одному богу известно. Ясно одно, у парня шурин – большой чекист в уезде, вот он и вытворяет что угодно. Так жить нельзя. Нужно заслужить доверие народа, как его заслужил Борис». Ванька вернулся домой, полный решимости доказать людям способность быть нужным и полезным человеком для общества.

1933 год ознаменовался приходом Гитлера к власти в Германии. В это время советский народ выполнял директиву Сталина – «деревня должна кормить город, а город поставлять сельскохозяйственную технику». Плодово-ягодный совхоз был довольно богатой организацией: почти два десятка яблоневых садов, где выращивали великолепные фрукты по технологии Мичурина,  несколько клеток вишни отборного сорта, смородины и клубники. Август 1933 года выдался урожайным. Яблоки убирали всем колхозом. После тяжёлого рабочего дня Ванька шёл на зерновой ток, где временно разместили склады для собранных яблок. Всем миром упаковывали яблоки в ящики и грузили на машины. Колхозники работали допоздна. Женщины, которым  не с кем было оставить дома детей, брали их с собой. В разгар работы одна из женщин обнаружила пропажу своего четырёхлетнего мальчика. Мать бегала по огромному зернохранилищу, пока не привлекла внимание работников. Причина для беспокойства была, ведь в ста метрах от склада начинался лес. Народ бросил работу, понимая серьёзность случившегося, а Ванька осмотрелся вокруг, стараясь понять логику ребёнка. Неподалёку стояли два новеньких трактора. Один ещё не был готов к работе, а другой механик то заводил, то глушил. Что-то подсказывало Ваньке, что нужно осмотреть тракторы. Ванька оглядел один трактор и перешёл ко второму. «Отойди, я сделаю проверочный выезд. Председатель сказал, чтоб к утру кровь из носу был готов», - крикнул механик. Ванька перегородил машине дорогу и приказал глушить. Тракторист выскочил из кабины и налетел на Ваньку с кулаками: «Что ты тут командуешь?! Ты уже в Алешне накомандовал». Не обращая внимания  на обидные упрёки, Ванька опустился на землю, залез под трактор и под задним мостом в небольшой нише обнаружил испуганного мальчика. Когда тракторист понял, кого ищет Ванька, вокруг собралась толпа колхозников. Он помог вытащить мальца из-под задней части машины и высоко поднял его на руки. «Товарищи, если бы не Ванька, мальчонку намотало бы на задний мост», - крикнул мужик в толпу. Недовольный ропот сменился гулом одобрения. Народ не сразу признал достойный поступок Ваньки. Понадобился не один день, чтобы люди начали выражать признательность, заменяя плохое отношение на хорошее.

Прошли осень и зима, а весна принесла Ваньке больший успех в становлении его новой личности. Парень шёл к намеченной цели – заслужить доверие народа, чтобы стать полноправным членом общества. Складывалось впечатление, что судьба помогает Ваньке понять, способен ли он на поступок и жертвовать собой ради блага других.

Через деревню протекала небольшая река. На случай засушливого лета колхоз построил плотину, перегородив движение воды. Образовался водоём в несколько километров. Внутри плотины было сделано простейшее гидротехническое сооружение с крутящейся задвижкой. Система успешно работала несколько лет и сдерживала весеннее половодье. Беда пришла в тот момент, когда тёплым весенним вечером Ванька возвращался из конторы. Ранняя весна собрала воду с полей, рощ и оврагов. Уровень воды превышал допустимое значение, оказывая давление на конструкцию. Задвижка не выдержала, и образовалась трещина. Вода прибывала, усиливая давление на слабое место. Когда Ванька проходил по плотине, его внимание привлёк необычный шум в стоковой яме. Любопытство вынудило парня спуститься посмотреть, что происходит внутри. Ситуация была критической, поэтому Ванька, не задумываясь, спрыгнул вниз гидросооружения. Он схватил доски, которые принесло течением. Это не могло удержать конструкцию долго. Ванька упёрся ногами в одну стенку, а спиной надавил на доски, блокирующие трещину от развала. Он закричал что было силы. Вода прибывала. Система не выдержала давления и отбросила Ваньку к противоположной стене стока. При падении он ударился головой о металлические прутья и потерял сознание.

Доля везения присутствовала в судьбе молодого мужчины. До позднего вечера на пруду засиделись два рыбака. Мужики ловили карасей и выпивали. Домашний самогон шёл хорошо. Несмотря на шум падающей воды, они услышали Ванькины крики и поспешили к плотине. Ваньку вовремя удалось вытащить, да и плотину общими усилиями колхозников заблокировали мешками с песком. Парня доставили в уездную больницу с переломами рёбер и сотрясением мозга. Ванька провалялся в больнице целый месяц. Комиссар навещал его почти каждый день. Борис искренне радовался душевному выздоровлению Ваньки: «Видно, не ошибся в тебе Женька. Твои самоотверженность и способность жертвовать собой ради общего дела снискали уважение у односельчан. Молодец, парень, рад за тебя».

В 1934 году ОГПУ переименовали в НКВД. Для Бориса особенно ничего не изменилось, хотя он считал правильным поменять многое в системе государственной безопасности. Через два года размеренной трудовой жизни у Ваньки родился второй сын. Мальчика назвали Володей. Борис радовался больше всех: «Молодец, второго мужика сделал. Ещё раз убеждаюсь, что Женька был прав. И как этот сопляк разглядел в тебе способность круто изменить свою жизнь?»

Через год наступили тяжёлые времена. Чистка в партии и в органах внутренних дел достигла наивысшей точки. Люди боялись любого шороха, ожидая подвоха от стукачей. Выскочек нового формата Борис вычислял в два счёта. Комиссар не позволял им жить на широкую ногу и сажать невинных людей в лагеря. В колхозе имени Ленина народ был дружный, поэтому за Ваньку Борис был спокоен. Парень много сделал для того, чтобы народ принял его.

В доме Петра Егоровича обсуждался отъезд Сашки в Тулу. Он не раз переспрашивал сына: «Ты уверен в этом? Если говорить начистоту, твоя должность начальника уголовного розыска Бобрик-Донского не соответствует квалификации. В Туле придётся многому учиться и не в рабочее время, а после. Подумай хорошенько, сможешь ли? Там многие делают карьеру, не забывай об этом. Будет сложно конкурировать. Если ты останешься, для меня будет спокойнее, да и для матери тоже». – «Бать, ну чего ты опять начинаешь. Я всё решил. Я хочу доказать, что могу сам всего добиться. Это вопрос принципа для меня. Здесь я всегда буду твоим сыном, как все говорят в городе». Пётр Егорович махнул рукой и связался с начальником тульской милиции. Последние несколько лет Роман Аркадьевич благоволил ему и оказывал всяческое содействие. Это был хороший шанс устроить протекцию сыну. Роман Аркадьевич с радостью откликнулся на просьбу: «Вот и прекрасно, у меня как раз людей не хватает. Если что-то не умеет – научим, не захочет – заставим», - шутил начальник милиции.

Сашку приняли в отдел по борьбе с бандитизмом, где больше половины сотрудников были молоды. Женатых было всего несколько человек, остальные ребята – холостяки. Сашке и самому нечем было похвастаться – он так и не женился. После безответной любви к Клавдии, парень по-настоящему не полюбил. Не встретил ту единственную, которая вернула бы ему воспоминания об искренних чувствах.

Ребята в отделе служили разные. Прошёл не один месяц, прежде чем Сашка определился в своих симпатиях. Его  внимание привлекли двое парней чуть за тридцать. В отделе ребята прослужили несколько лет, и это чувствовалось во всём. Одного звали Валентин, а другого Глеб. Валентин был очень шустрый, как веретено. Роман Аркадьевич так и говорил: «Валентин у нас самый настоящий дрищ, потому что крутится постоянно, как червяк». Парень был настолько худым, что коллеги часто угощали его домашними булочками, сахаром, деревенским салом, чтобы он не валился с ног от голода. Внешний вид Валентина вызывал удивление даже у преступников. В противоположность товарищу Глеб был натурой более разносторонней. «Наверное, его бабушка согрешила с человеком благородных кровей», - думал о нём Сашка. Выразительное лицо, широкий лоб, красивые глаза, нос с лёгкой горбинкой, крепкое мускулистое тело – настоящий герой из любовного романа. Сашка как-то сразу проникся к Глебу. После службы ребята ходили на занятия по криминалистике, уголовному праву, посещали специализированную библиотеку. Здесь Сашка встретил ту, о которой так долго мечтал. Нельзя сказать, что парень искал во всех девушках повторение Клавдии, но прошлое давало о себе знать. Волей-неволей Сашка сравнивал приглянувшихся девчонок с Клавой. Ирина с первого взгляда произвела на Сашку неизгладимое впечатление. Девушка носила очки, и это придавало ей ещё большую привлекательность. Скромная обаятельная библиотекарь с тонкой талией «жила» среди огромного количества книг. Ирина казалась такой хрупкой на фоне высоких потолков тульской библиотеки. Тихим мелодичным голосом она разговаривала с ребятами, интересуясь, как идут дела в учёбе. Сашка частенько задерживался в читальном зале, чтобы посмотреть, как работает Ирина. Он украдкой следил за движениями девушки, что-то трогательное было в ней, особенно когда она общалась с посетителями читального зала. Вскоре Ирина заметила молодого человека, увлеченного её персоной. Смущение не было присуще Сашке, но в данном случае он испытывал его. Это было похоже на зарождающуюся любовь зрелого состоявшегося мужчины. Он терялся каждый раз в разговоре с Ириной. Сперва девушку это забавляло, но постепенно в её сознании появился интерес к молодому мужчине. Сашка был видным парнем, что сыграло решающую роль. Он вдруг как никогда почувствовал, ради чего живёт. У парня появились планы на будущее, где огромное место он отводил очаровательной Ирине. Первым, кто заметил его чувства к девушке, был Валентин. Тот как обычно крутился в читальном зале, общался со всеми, много смеялся, раздавал девушкам комплименты, удивляя своей бешеной энергией. Отдавая книгу Ирине, Сашка коснулся кончиков её пальцев и так и застыл. Это сразу заметил вертлявый Валентин: «А что это тут происходит? О-о-о, здесь зарождается большое и светлое чувство, как в рыцарских романах». – «Иди отсюда, болтун», - без злости в голосе прикрикнул на него Сашка. Валентин догнал его на улице: «На Глебов каравай рот не разевай. У Ирки прямо мёдом намазано, все кобели туда же». Сашка сдержался и не ответил на пошлость Валентина. Его больше заинтересовали другие слова балабола.

Прошло несколько недель, и Сашка забыл о словах Валентина. Всё его внимание было приковано к службе. Глеб показывал выдающиеся способности в нелёгкой работе, проявляя остроту ума, смекалку и логическое мышление. Это подстёгивало Сашку к более глубокому изучению криминалистики и подробному анализу уголовных дел. Свежая кровь внесла коррективы в работу отдела, о чём Роман Аркадьевич не мог и мечтать.

 Сашка решил действовать, увидев в глазах Ирины тёплый огонь взаимности. Первое, что пришло ему в голову – пригласить девушку в кино. Ирина с радостью согласилась, вызвав бурю положительных эмоций у Сашки. Работа занимала всё его время. Сегодня он готовился к свиданию с Ириной и думал, что будет лучше сразу с работы пойти на встречу. С лёгким волнением Сашка посматривал на часы, когда в кабинет зашёл Глеб. Сашка был как обычно сосредоточен, просматривая бумаги. Неожиданно Глеб сказал: «Слушай, парень, у нас в городе красивые девушки наперечёт. А ты, прямо, казак лихой, залетел на новое место, и всё тебе вынь да положь. Ирку я люблю больше жизни, между прочим уже год за ней ухаживаю. У тебя всё как-то легко получается, так нельзя, парень». – «Я ничего не знал, встретил красивую девушку, полюбил. У неё же на лбу не написано, что за ней ухаживает такой-то человек. Она сама может выбрать мужчину. Мы с тобой делаем одно и то же – добиваемся любви девушки», - защищался Сашка. Он уже опаздывал, но просто закончить разговор с Глебом рубленными фразами было нельзя. Ребята вместе ловили преступников, вооружённых до зубов, рисковали жизнью не только ради других, но и оберегая друг друга от пуль бандитов. Свидание с Ириной закончилось даже не начавшись, потому что важнее было поговорить по-мужски с товарищем. Глеб продолжил с большим напором: «Советую тебе отступиться, иначе пожалеешь. Сейчас важно понять, кто мы с тобой друг другу и как дальше работать вместе?» Сашка вспомнил конфликт с Ванькой. Девушки всегда стояли между ними, что приводило к ненависти, испепеляющей всё внутри. Ванька всегда был первым, и вот, наконец, Сашка завоевал сердце прекрасной девушки в честной борьбе с мужчиной, претендующим на неё. Нет, он не отступит ни за что. Пусть Ирина сама выберет достойного. Сашкин ответ не понравился Глебу, вызвав у него приступ ярости. Несколько томов уголовных дел полетели в другой конец комнаты, устилая пол. Глеб вышел, хлопнув дверью, а Сашка опустился на колени и принялся собирать разбросанные документы.

Ирина прождала кавалера до начала сеанса, но одна в кино не пошла. Смутное беспокойство овладело девушкой: «Наверное, очень важная причина не позволила ему прийти на встречу». Чувство разочарования и досады наполнило душу юной барышни. В то же время Ириной овладело влечение к Сашке. Ей захотелось ответить именно этому мужчине нежной и трепетной взаимностью. Дальнейшие действия Глеба вызывали противоположную реакцию Ирины. Чем настойчивее он добивался расположения девушки, тем крепче становилась привязанность Ирины к Сашке. Сашка ничего не делал, просто любил и показывал это всем сердцем.

Валентин на первый взгляд показался Сашке безобидным парнем с небольшими странностями. Но чем глубже развивалась драма между соперниками, тем сильнее Сашка подозревал, что Валентин подливает масла в огонь. Однажды Сашка высказал Валентину: «Я думал, ты человек, а ты ведёшь себя, как дрянь». Валентин сверкнул глазами: «Не заговаривайся, новенький, а то совсем один останешься».

Несколько месяцев ребята ловили банду грабителей, промышляющих хищениями из продовольственных и вещевых складов. Убийств не было, но сторожей жестоко избивали. Милиционеры выехали на место происшествия. Глеб и Сашка крепко сцепились, и Валентин с трудом их разнял. Достаточно было нескольких шуток, метко выпущенных Глебом в сторону влюблённого Сашки. Поражённая мишень отреагировала сверкающими глазами и прерывистым дыханием. Дело было на одном из продовольственных складов города, и Валентин поспешил убрать поссорившихся милиционеров с глаз долой - на месте происшествия работала следственная группа. Впопыхах он обронил: «По вам, мужики, буржуазная дуэль плачет. Не хватало коммунистам из-за бабы драться. Вот у господ всё проще было – стреляться на пистолетах». Валентин брякнул, не подумав, а Глеб зацепился: «Если он не трус, я готов хоть сейчас». Сашка был не робкого десятка, поэтому незамедлительно ответил: «Я готов». Валентин встал между разгорячившимися парнями: «Остыньте для начала! Лучше делом займитесь!»

Глеб пошёл осмотреться  вокруг места задержания банды. Наряд милиции повёз разбойников в отделение, а Глеб позвал Сашку и Валентина. «Гляньте, что я нашёл», - загадочно посмотрел на них Глеб, развернув свёрток из мешковины. Два обреза и пара десятков патронов были аккуратно связаны бечёвкой. «Подумаешь, невидаль какая! Берём с собой, а завтра сдадим», -  зевнул Валентин. - «Ничего мы сдавать не будем. Ну, что, дуэлянт? Не передумал?», - обратился Глеб к Сашке. - «Едем в лес и стреляемся на рассвете. Судьба послала нам эти обрезы, чтобы мы не запятнали служебное оружие», - ответил Сашка.

Старенький автомобиль добрался до окраины Тулы. В первом же перелеске нашли удобную поляну для дуэли. Валентин заглушил мотор и предложил отдохнуть. «Почему он не говорит о примирении?»  -  мелькнула у Сашки мысль. Он читал о дуэлях дворян. В голове укладывалось одно - Валентин на стороне Глеба. В душе у Сашки стало тревожно. Вся жизнь пошла кувырком, отец не для этого отправил его в Тулу, чтобы вот так всё закончилось. «Бред какой-то, может, отказаться, пока не поздно? Нет, не буду. Как не заладилось с самого начала с Ванькой, так, видно, и сложится моя судьба с горем пополам», - в размышлениях Сашка незаметно уснул. Разбудил его голос Валентина: «Пора! Давайте, ребята, с тридцати шагов, как у буржуев». Валентин вытащил из леса берёзовый сухостой, обозначив место барьера. Среди патронов для обрезов пуль не оказалось, только картечь. «Хватит вам по одному. Тьфу ты, хотел сказать «господа», давайте, товарищи, по пятнадцать шагов от барьера. Жребий тянуть не будем, по моей команде идите навстречу друг другу и стреляйте». Как только Сашка ощутил в руках деревянный приклад обреза, стрелять в Глеба ему расхотелось. К сожалению, события развивались быстрее, чем он мог подумать в это раннее утро. Жребий судьбы был брошен словами Валентина: «Четырнадцать, пятнадцать, стоп. Начали, мужики». Дальше всё было как в тумане, Сашка сделал пару шагов и выстрелил, не целясь в направлении Глеба. Грохот возвестил, что два выстрела прогремели почти одновременно. Сашка почувствовал острую боль в левом плече. Ударная волна отбросила его, а когда он очнулся, не почувствовал левую руку. Усилием воли Сашка протянул правую руку к левому плечу, но ничего, кроме липкой крови и рваного мяса, там не нащупал. Было очевидно, что рука сильно пострадала. Когда ощущение реальности вернулось, Сашка услышал крики Валентина и стоны Глеба. Превозмогая боль и головокружение, Сашка поднялся и двинулся в сторону, откуда раздавались стоны. Пройдя шагов двадцать, парень обнаружил Валентина, склонившегося над Глебом и пытающегося остановить тому кровотечение из брюшной полости. Картечь разворотила Глебу живот. «Если правая рука работает, помоги мне погрузить его в машину. Нужно срочно в больницу, иначе он истечёт кровью. Я немного остановил её, но боюсь, не надолго», - закончив перевязку, сказал Валентин. Здоровой рукой Сашка помог затащить Глеба в машину, и Валентин ударил по газам. В машине Сашка потерял сознание. Очнувшись, он увидел разъярённое лицо Романа Аркадьевича. Начальник передвигался нервными шагами из угла в угол палаты, твердя: «Твою мать, дворяне хреновы. Начитались, понимаешь, Лермонтова с Пушкиным и давай стрелять друг дружку. Ой, дураки, всю жизнь себе загубили. Меня оставили без хороших работников. Что с ними делать? НКВД не отпустит этот факт. А-а-а… Очухался? Доигрались в любовь, молодцы! Теперь ни отец, ни я, никто тебе не поможет. Завтра приедет Пётр Егорович, и будем с тобой разговаривать, пока НКВД ещё дело не забрал».

Когда на следующий день из Бобрик-Донского приехал Пётр Егорович, у Сашкиной палаты дежурил сотрудник НКВД. Отец выглядел усталым и расстроенным. Он показал сыну знаками, что разговаривать нужно шёпотом. Правда, Сашка был и так очень слаб. Пётр Егорович говорил медленно и тихо: «Руку тебе спасли, но полноценно работать не будет. Хорошо ещё, что дробь прошла правее, а то все кости переломала бы. Ничего, сынок, рука подниматься будет, да и другие движения восстановятся. Беда в другом – Валентин дал показания под расстрел тебе. Самое ужасное, что дело к Яшке в отдел попало. Он отыграется за наше прошлое противостояние. Я только одного не пойму, что за баба такая, из-за кого стрелялись-то? Хотя теперь не важно». Пока Пётр Егорович говорил, Сашка смотрел в окно, пытаясь что-то вспомнить. Наконец он проговорил слабым голосом: «Бать, ты абсолютно прав, баба здесь ни при чём. Думаю, всё гораздо хуже. Ведь этот Валентин сыграл ключевую роль в разжигании ненависти между нами. Я хочу, чтобы ты мне верил, его показания – ложь. Упустил я из виду эту дрянь. На дуэли мне даже показалось, что он умышленно сводит нас к такой развязке. Батя, узнай, кто такой этот Валентин».

Пётр Егорович вышел из палаты сына и направился к начальнику милиции. Роман Аркадьевич проводил оперативное совещание. Когда милиционеры разошлись, Пётр Егорович зашёл в кабинет начальника. «Заходи, присаживайся, хорошо, что пришёл. Я тут разбираюсь кое в чём. Скажу тебе прямо, Яшка под меня копал. Валентин - его стукач. А твой сын, Петя, вовремя им подвернулся. Да и у вас с Яшей тоже разногласий хватает, сам знаешь. Смотри, как у него всё гладко получается. Здесь можно целый заговор раскрыть. Ладно, беда в другом: с такими показаниями Сашке расстрел светит. Яшин стукач пишет в показаниях о преступлении твоего сына против государства. Я знаю, у тебя не всё гладко с младшим сыном, но ты меня извини, Петя, он ценный сотрудник НКВД. Да и комиссар у вас в городе - мужик достойный. Вот что, Петя, езжай-ка домой и займись этим вопросом, пока не поздно».

Женька с нетерпением ждал отца из Тулы. Ему хотелось скорее узнать подробности, чтобы начать действовать. Григорий притормаживал парня: «Ты не кипятись, а то, как самовар, шипишь весь. Отец приедет, и мы узнаем оперативную обстановку. Семёныч, конечно, нам с Борькой обязан, но это не значит, что будет легко. Это политическое дело, и замять его не получится».

Пётр Егорович вернулся из Тулы и направился в отдел НКВД Бобрик-Донского. Женька мог как угодно относиться к прошлому, не разделять взглядов отца и старшего брата, но любовь к матери обязывала его к компромиссам. Пётр Егорович подробно и обстоятельно ввёл мужчин в курс дела. После продолжительной дискуссии было решено ехать в Тулу всем троим. Григорий рассчитывал убедить Якова свести дело к личному конфликту между сотрудниками милиции. Во время разговора Женька горячился, критикуя наркомат внутренних дел. Григорий даже вспылил: «Вот что, прогрессивный деятель, будешь много говорить, останешься дома. Нам ещё новых проблем не хватало».

Яков Семёнович ждал гостей и встретил их вполне дружелюбно. Григорий был как обычно краток и содержателен: «Яша, не губите малого, он ещё жизни не видел толком». Яков Семёнович жестом остановил речь Григория и попросил Петра Егоровича и Женьку выйти. Как только за ними закрылась дверь, он сказал: «Гриша, с каких это пор ты хлопочешь за наших врагов? Или я что-то не понимаю?» Григорий вплотную приблизился к Якову и посмотрел ему прямо в глаза: «Я сейчас сердцем чувствую, что парню нужно помочь. Буду твой должник». Яков Семёнович нервно обошёл вокруг стола, покряхтел, уселся на стул и взял в руки несколько листов бумаги. Медленно просмотрев каждый из них, он положил стопку на стол со словами: «Хорошо, этот милиционер из отдела по борьбе с бандитизмом изменит свои показания. Но это будет не быстро, так нельзя, Гриша. Напишет через месяцок, что, мол, отошёл от принципов партии, наговорил на товарища, личную неприязнь смешал со служебным долгом. Антисоветскую составляющую уберём, оставим только уголовщину. Гриша, но это, как минимум, десять лет. Я ещё раз поговорю с этим Валентином, надеюсь, там действительно ничего не было, кроме личных мотивов. Всё-таки я не пойму, почему ты изменил отношение к этим людям. Разве ты забыл, сколько дерьма они нам принесли? Ишь ты, правильный тут выискался». Григорий не выдержал: «Яша, мы давно друг друга знаем, оба прекрасно понимаем, в какое время живём. Сейчас каждый третий враг народа, но это не значит лично для меня ничего, и я не собираюсь таким образом разбираться со всеми, кто стоял у меня на пути». Григорий хотел продолжить, но Яков Семёнович сделал ловкий манёвр, поставив жирную точку в разговоре: «Не стоит так возбуждаться, считай, что мы договорились. Пусть парень молится, чтобы его товарищ выжил. Уж больно нехорошее ранение в живот. Крови много потерял. Значит, договорились, преступление на почве личных мотивов. Месяц, максимум полтора и отправим в лагерь вашего дуэлянта».

Яков Семёнович не обманул, Валентин изменил показания, и Сашке присудили десять лет. На Глеба тоже завели дело в связи с покушением на сотрудника милиции. Правда, парню ещё долго предстояло провести в госпитале.

Пока следствие мурыжило Сашку, наступили первые холода. На смену октябрю пришёл ноябрь с первыми ночными заморозками. Рука у Сашки почти зажила и работала лучше, чем предрекали доктора. Он смотрел сквозь тюремную решётку на ноябрьский снежок, пытаясь нарисовать картину, как будет жить ближайшие десять лет. За полтора месяца в тюрьме у него было достаточно времени, чтобы подумать. Что теперь – этап, Колыма и тяжёлая лагерная жизнь, да ещё с больной рукой. Сашке удалось передать Ирине весточку через Женьку. На единственном свидании с братом он был как никогда рад его видеть. Сердце Сашки сжималось от боли и тяжких дум: «Как плохо мы общались с братом последние годы. Ванька, Ванька, простишь ли ты меня когда-нибудь? Какая же тонкая грань между осмысленным преступлением и случайной ошибкой. Чем я лучше Ваньки? А ведь я искренне желал ему тюрьмы просто за то, что завидовал всегда и во всём. Разве он преступник? Разве я преступник? Нет, я достаточно повидал настоящих бандитов, которые идут на преступление ради удовольствия или потому, что это их образ жизни. Мы ведь самые обыкновенные мальчишки даже теперь, когда выросли. Как бы тяжело мне ни было, я пройду эту дорогу, найду Ваньку и попрошу у него прощения». С этими мыслями Сашка заснул.

Через неделю Сашку отправили по этапу в холодном столыпинском вагоне. Пётр Егорович глубоко переживал драму, ворвавшуюся в его семью. В его сердце зародилась лютая ненависть ко всему, что напоминало ему о событиях, загнавших сына в лагерь смерти. Если где-то был эпицентр этого вулкана, то главным раздражителем стихии являлся не только Яков Семёнович, но и сама система Советов. Отныне Пётр Егорович проклинал всё, что связывало его жизнь с новой идеологией коммунистической партии. Его представления о революционной справедливости рухнули в одночасье. Советская власть больше не была для Петра Егоровича образцовой и главной опорой в вопросе воспитания современной рабоче-крестьянской молодёжи. Он хорошо делал свою работу, ловил бандитов, поддерживал в городке закон и порядок. Пётр Егорович большего не хотел, хотя уже начал сомневаться, заслуживает ли советская власть преданного отношения с его стороны. Со временем недоверие к родной стране росло, трансформируясь в бессильную злобу.

Женька сидел в кабинете, когда к нему заглянул Григорий: «Зайди ко мне». Через несколько минут он был у комиссара. Гриша разговаривал с Женькой, а сам смотрел в окно, где его водитель тщетно пытался завести старенький «Паккард»: «Чёрт знает что! Второй год прошу поменять машину, а ответа нет. Ладно, я тебя не по этому поводу позвал. В Тулу прислали нового комиссара из Москвы. В НКВД будут большие перемены. Он пересмотрел все дела наркомата, в том числе и дело твоего брата. Начальник Тульской милиции снят, будет произведено служебное расследование. Твоего отца отправляют на заслуженный отдых. Пётр Егорович ещё не знает, я думаю, лучше ты ему об этом скажешь. Вот такие дела, брат». Женька понимал, что эта новость добьёт отца. Пётр Егорович и так потерял веру в светлое будущее коммунизма. У него частенько стали проскальзывать антисоветские высказывания, что вызывало обеспокоенность Женьки. В последнее время мать сильно болела. Ольга Павловна тяжело переживала за сына. С каждым днём силы покидали её. Любая плохая весть могла оказаться последней для Ольги Павловны. Что касается Петра Егоровича, то старый вояка принял известие достойно: «Другого я и не ожидал от этой власти. Использовали человека и выбросили на помойку». – «Зачем же ты так, отец? Бывают, конечно, перегибы, но зачастую мы сами виноваты в том, что с нами происходит», - старался Женька смягчить агрессивный настрой Петра Егоровича. В глубине души парень понимал, как тяжело в одночасье потерять сына, работу и веру. Даже в Женькиной душе, всегда преданной делу революции и советской власти, зародились слабые ростки сомнения в пролетарской справедливости. На следующий день он решительно вошёл в кабинет Григория и положил на стол прошение об отпуске. «Куда собрался? Или просто отвлечься?» - поинтересовался комиссар. – «Поеду к Ваньке в Ряжск. Хочу с другом повидаться», - сухо ответил Женька. Григорий ещё раз заглянул в Женькины глаза и молча подписал. Опытный чекист хотел убедиться, что с парнем всё нормально.

Женька прибыл в Ряжск далеко за полночь. Пришлось идти к Борису, не ночевать же на вокзале. Комиссар не спал, закопавшись в бумагах. Борис искренне обрадовался ночному гостю: «Вот он, наш герой. Даже не думай, пока мне не расскажешь главные новости нашего города, к Ваньке не поедешь. Зато потом доставлю тебя в деревню со всеми почестями. Думаешь, только у твоего начальника машина есть? Мы тоже не лыком шиты, из Рязани новую машину получили».

Борис жил как самый обычный холостяк. Партия выделила ему небольшую квартиру на втором этаже кирпичного дома. Таких домов в Ряжске было несколько, и все строения возвели ещё до Первой Мировой войны. Ужасный бардак говорил об отсутствии педантизма у хозяина. Борис на скорую руку организовал чай и приготовился внимательно слушать Женьку. Рассказ земляка расстроил комиссара, но высказывать свои соображения о чистке в рядах партии он не стал. Женька говорил о понятных вещах, где сложно было что-то добавить.

Рано утром машина доставила Женьку в совхоз имени Ленина. Он легко нашёл дом друга. Женьку встретила Клавдия с двумя ребятишками, пятилетним Славкой и годовалым Володькой. Раздавая мальчишкам гостинцы, он бегло осмотрел дом. Деревянный сруб не выглядел старым. Огромная комната делилась на несколько частей плотными занавесками. Центральное место занимала русская печь, а от неё дом делился ещё на несколько комнат. Около печи стояла деревянная люлька. Клавдия содержала дом в идеальном состоянии, и даже детские пелёнки висели на веревке как-то по-особенному красиво. Женька налопался рязанской картошки с молоком и взмолился: «Клава, пока Ванька не пришёл с работы, можно я вздремну?» - «Да какие разговоры, вон ложись на печку, я как раз недавно топила. А я мальчишек к соседке отправлю, чтобы не мешали», - хлопотала Клавдия. Женька забрался на тёплую печку, вытянулся в полный рост и сладко задремал. Сколько он проспал неизвестно, но открыв глаза, он увидел за столом Ваньку и всю семью в сборе. «Проснулся? Я смотрю, на родине тебя не кормят и спать не дают. Вот изверги. Давай, слезай с печи и за стол. Будем тебя рязанским салом потчевать», - улыбался Ванька. Друзья долго сидели за столом и разговаривали шёпотом, чтобы не разбудить малышей. Больше всего Ванька расстроился за Сашку: «Простил я его уже давно. Нет у меня злости, вышла вся. Жалко мне брата твоего». Женька рассказал все новости, и подошла Ванькина очередь: «Да у меня тут нет ничего особенного. Жена, дети, работа, Борис кое-чем загружает. Хищений много по району: и зерно, и мясо, а летом – фрукты и овощи. Боря уже с ног сбился, ищет банду. Считает, что кражами управляет какой-то центр, говорит о заговоре против советской власти. Но я думаю, он чересчур увлекается своими фантазиями. Скорее всего, это обычное воровство, как бывает на Руси».

В выходные Ванька повёл друга осмотреть окрестности. Деревня расположилась на берегу водоёма протяжённостью в два километра. В трёх местах он был перегорожен плотинами. Яблоневые и вишнёвые сады вплотную подходили к деревне. Мужчинам понадобился не один час, чтобы обойти порядка двадцати клеток с фруктовыми деревьями. Пространство между яблонями было аккуратно распахано, стволы деревьев побелены, чтобы зайцы не драли кору. Сады выглядели ухоженными. Обойдя огромную территорию, Ванька провёл Женьку к заброшенной церкви с деревенским погостом. Здание храма большевики использовали под ремонтные мастерские. Рядом находились зернохранилище и силосные ямы. Через несколько сотен метров ребята снова оказались в чудесном саду, где вперемежку стояли яблони, сливы, груши, вишни и кусты малины. Посреди великолепного сада в окружении гигантских дубов находился живописный прудик. «Это место называют саженкой. А сад жители деревни кличут Быковским. До революции здесь правил помещик Быковский – человек большого ума и несметного богатства. Хозяйство вёл грамотно, продавал урожай, а в Ряжске имел небольшой молокозавод, колбасный цех и маслобойню. Зажиточный помещик и крестьян содержал на хорошем довольствии. Народ болтает разную чушь, что, мол, после октябрьского переворота Быковский бежал чуть ли не в одних штанах. Многие потом пытались искать несметные сокровища помещика. Двадцать лет прошло, да так никто ничего и не нашёл. Вот я тебе всё и показал. Пойдём домой, а то Клавдия уже, наверное, стол накрыла». По дороге Женька видел, как колхозники приветствовали Ваньку. Это говорило об уважении к его другу. За столом Клавдия затронула деликатную тему: «Жень, хоть ты ему скажи. По ночам бегает на кладбище и говорит, что выполняет важное государственное задание». Ванька недовольно забурчал, но сменил гнев на милость: «Баб нам ещё тут не хватало. Клав, погуляй с детишками, мне нужно с Женькой поговорить». Жена одела мальчишек и вышла на улицу. Ванька без особого желания поведал Женьке свою историю: «Я ведь говорил тебе, что Борис ищет заговор против советской власти. Моя задача – выявлять неблагонадёжных колхозников и наблюдать за ними. Бред какой-то. Люди живут как везде, воруют понемногу, всякое бывает. А недавно к нам в колхоз переехал странный мужик. Он раньше жил в Марчуках, это в пяти километрах от нашей деревни. Знаешь, не понравился он мне сразу. Подозрительный мужик. Месяц назад я попытался следить за ним вечером и знаешь, как интересно получилось. Он зашёл в глубь кладбища и пропал. Ты зря смеёшься, Жень, я целый час бегал по погосту, но так его и не нашёл. И так несколько раз: туда мужик заходит, а обратно не выходит. Прямо колдовство какое-то». Женька смотрел на друга удивлённо и улыбался. Ванька подогрел интерес товарища к загадочному человеку.

Утром Женька проснулся раньше обычного. Ванька шумно копошился в сенях, несколько раз даже задел пустые вёдра. Женька отодвинул занавеску и выглянул в окно. Несмотря на утренние сумерки, было хорошо видно, что за ночь деревню завалило снегом. «Вань, подожди», - крикнул он вслед уходящему другу. Наскоро напялив тулуп и валенки, он выскочил на улицу: «Я тут подумал, может, ты прав. Давай вместе выследим этого колдуна. Смотри, и снежок нам в помощь. Если на погост зайдёт, то без следов не выйдет». – «Да ну тебя, мелешь всякую бесовскую чушь», - возмутился Ванька.

Несколько вечеров подряд всё было тихо, а на пятый день мужик появился. Очень осторожный оказался гад. Часа полтора кружил по деревне, пока не направился на погост. С обеда прошёл небольшой снег, так что следы отпечатывались на свежей пороше. Ребята разделились, Ванька пошёл по следу, а Женька обогнул кладбище и зашёл с противоположной стороны. По следу пришлось идти очень осторожно, так как ветер затих, и любой звук мог испортить дело. Около небольшого склепа какого-то неизвестного Ваньке помещика следы внезапно оборвались. Снег припорошил каменное надгробие таким образом, что сдвинуть его незаметно было невозможно. Ванька догадался, куда исчез мужик. Он отодвигал мраморную плиту и спускался в подземный ход. Тайное становилось явным и возбуждало Ваньку. Он даже не подумал дождаться товарища, а взял и отодвинул плиту. Вниз вела длинная лестница, где на самом дне пробивался еле слабый свет. Недолго думая Ванька спустился в подземелье. Кто-то не поленился и выкопал ход высотой в человеческий рост. Ширина позволяла пройти нескольким людям сразу. Ванька осторожно продвигался вперёд на слабый свет, мерцающий в конце тоннеля. Светом оказалась горящая свеча перед входом в просторную комнату. Ванька набрался смелости и зашёл внутрь. Объём помещения поразил его воображение. Мало того, потолок, стены и пол комнаты были деревянными. Внутри всё было заставлено старинной мебелью, ящиками с посудой, статуэтками, мануфактурой и ящиками разного размера. Ванька приоткрыл крышку одного и обомлел – внутри лежали золотые монеты, подсвечники, столовое серебро, ювелирные украшения и пачки старинных денег. Он хотел прикоснуться к волшебству, но неожиданно на его голову обрушилось что-то очень тяжёлое. В глазах потемнело, и Ванька потерял сознание. Очнувшись, он увидел перед собой Женьку. «Живой! Я когда посмотрел на дубину, которой тебя треснул этот «волшебник», думал – конец». – «Где он? Ты взял его?» - попытался встать Ванька. – «Я связал его. Просто шикарный подземный ход – идёт с погоста прямо в храм. А выход – за алтарём, или, вернее, там, где он был. Я взял его у выхода, где деревянная часть гаража. Доски аккуратно отгибаются, и человек среднего телосложения может протиснуться», - рассказал Женька. – «Ты задал ему трёпку?» - злобно спросил Ванька. – «Нет, свалил его одним приёмом», - ответил товарищ. – «Какого чёрта?» - заскрипел зубами потерпевший в бою за народное добро.

К утру в колхоз понаехали НКВДешники. Пришлось вызывать из Ряжска грузовую машину с тентом, чтобы вывезти всё добро. Довольный Борис ловко руководил операцией, приказав полностью оцепить территорию храма. Как Ванька ни сопротивлялся, его всё-таки доставили в Ряжский госпиталь. Женька не вернулся в колхоз, а остался догуливать отпуск у Бориса.

Перед отъездом домой Женька с Борисом пришли к Ваньке, чтобы рассказать подробности этого дела. Больной почти выздоровел и задумывался о побеге из госпиталя. «Явились! Меня, значит, бросили здесь на съедение людям в белых халатах. Немедленно выписывайте, а то сбегу», - пригрозил мужикам Ванька. Борис умышленно рассказывал о всякой ерунде, чтобы немного подразнить парня, но когда тот сверкнул на него глазищами, сдался: «Ладно, не злись, сейчас расскажу, как ты обезвредил опасного государственного преступника. Мужик-то непростой оказался, как говорят, Федот, да не тот. Служил он управляющим у помещика Быковского. Только не тем, кого официально знали крестьяне, а, так сказать, всегда в тени находился. После революции барин торопился и взял только самое необходимое. И этого, видишь, хватило на двадцать лет безбедной жизни за границей. Этот же хоронился по всей Рязанской области, ждал сигнала от барина. Помещик оставил добра на два поколения. К весне управляющий готовил операцию по вывозу драгоценностей в Константинополь. Мужик-то способный, думаю, если бы не вы с Женькой, ушло бы золотишко за границу. Рязань объявила особую благодарность Ряжскому НКВД, а в твой колхоз пришлют новую технику к посевной. Что ещё сказать, молодцы, мужики».

Женька уезжал на следующий день, и Ванька отпросился у врачей проводить друга. «Спасибо, что приехал. Как только у Бориса появится возможность, мы поедем в Бобрик-Донской и наведём там порядок», - шутил он, искренне сожалея об отъезде товарища.

Больше месяца Сашка мотался по пересылкам, пока не добрался до конечного пункта назначения. Он попал в лагерь, каких на Колыме не сосчитать. В бараке жил разный люд: уголовники, политические, воры в законе и простые мужики. С этапа в лагерь пришло много народу, поэтому Сашке не составило труда затеряться среди заключённых. Он сразу прибился к мужикам, прекрасно зная природу уголовного элемента. Не прошло и месяца, как Сашка разобрался в местных порядках и правилах. На беду или на радость, но именно в его бараке со своей свитой жил самый уважаемый вор по прозвищу Сокол. Сухонький мужичок небольшого роста с колючими глазами выглядел лет на шестьдесят. Сокол держал блатных в ежовых рукавицах, и в лагере ничего не происходило без его ведома. Начальник лагеря учитывал Сашкину неполноценную руку, направляя его то в санитарную часть, то в столовую, а то на другие хозяйственные работы, не связанные с тяжёлым физическим трудом. По лагерю бродила цинга, заключённые часто болели, питаясь тем, что на воле люди никогда есть не будут. Проработав столько лет в милиции, Сашка никогда не думал увидеть жизнь уголовников изнутри, соприкоснуться с ними в естественной среде их обитания. Дела у Сашки шли нормально: парень обзавёлся друзьями, с начальством в конфликты не вступал. Неизвестно каким образом и по чьему большому желанию, но по истечении нескольких месяцев пребывания Сашки в лагере, блатные получили маляву о его «красном» происхождении. Трудности, которые до сих пор казались Сашке невыносимыми, превратились в счастливую жизнь по сравнению с тем, какая полоса началась дальше. Сокол был рассудительным мужиком с большим жизненным опытом и здравым смыслом. Он не собирался сразу отдавать «мусорка» на съедение «блатным». Сокол полжизни провёл в лагерях. Ему хотелось знать всё о человеке, прежде чем коршуны начнут клевать чьё-то обессиленное тело. Сокол ответил блатным просто: «Сделайте из него своего шныря, если сможете». С этого дня Сашкина жизнь превратилась в ад. Чуть ли ни каждый день ему приходилось отбиваться от блатных. Несмотря на покалеченную руку, Сашка давал сдачи нападавшим. Сокол запретил «протыкать» мусора, и блатные строго повиновались. Хуже всего Сашке приходилось ночью – спать почти не давали, а зачастую и били, накинув на голову одеяло.

Через месяц парень обессилел, но не позволил блатным подчинить свою волю. Сначала Сокол с интересом наблюдал за этим, а затем высказал воровское мнение: «Если парень не сгибается, оставьте его в покое». Среди блатных послышался недовольный ропот: «Как это понимать? Он же мусорила! Опустить его, и дело с концом». Сокол держал масть на уровне: «В милицию тоже не дураков берут. Парень неглупый, с характером, может, и сгодится для общих дел. Пусть живёт спокойно с мужиками. Я сказал». Возразить никто не решился.

Никогда Сашка не мог подумать, что самая обычная жизнь в лагере покажется ему невероятным счастьем. Ещё совсем недавно он сокрушался на судьбу и тяжёлые условия на Колыме, а теперь отчётливо понял, что есть ад, от которого спасения нет никому. Сокол разговаривал с ним всего раз и недолго: «Знаешь, я повидал здесь всякого. Хоть ты и «мусор», но есть в тебе что-то человеческое. Не потеряй это. Если вылезешь из дерьма, научись делиться своими радостями». Хорошего больше в сказках, чем в жизни. За покровительством Сокола скрывались коварство и жестокость. Как-то перед вечерней поверкой блатные велели Сашке подойти к Соколу. «Мусорок или стукачок – мне всё одно, лишь бы польза была. Будешь рассказывать Ваське Косому обо всём, что происходит в бараке. Иди и помни – твоя жизнь сейчас ничего не стоит». После поверки мужики поинтересовались у Сашки: «Сокол просто так никого не вызывает. Что-то ты, парень, почернел весь. Сходи к Антону Геннадьевичу, он же, вроде, академик, может, что посоветует». Сашка пошёл в дальний угол барака, где ютились политические. «Мне бы Антона Геннадьевича», - тихо сказал он. Кто-то указал в полумрак. Сашка прошёл немного вперёд и встал, пытаясь вглядеться в темноту. «Ну, чего стоишь? Садись, коли пришёл». В самом углу длинных нар Сашка разглядел бородатого старика с длинными высохшими руками. «Сокол велел мне стучать, или братва разделается со мной. Милиционером я был на воле. Я вот что думаю: стучать не буду, пусть режут», - сказал Сашка. Кашлянув, Антон Геннадьевич  ответил: «Я не знаю, что ты натворил на воле, да и не важно это сейчас. А вот умирать от безысходности не лучший вариант. Если, например, за правду – это дело». – «Где её взять – правду?» - «А вот ты поищи её, не торопись, а мы поможем», - спокойно ответил старец. – «А как же стучать?», - удивился Сашка. – «Ничего страшного, я же сказал – поможем. Рано ты сдаёшься, парень, ведь это проще всего. Правду найти трудно, согласен. Я и за семьдесят лет не нашёл. Может, струсил где-то, да поздно уже говорить об этом. Найди её, родимую! Есть она, даже не сомневайся», - эмоционально закончил Антон Геннадьевич.   

Прошло два года. Клавдия забеременела в третий раз, и через девять месяцев, весной сорокового года, родился Леонид. Ванька радовался жизни, ведь три сына были его гордостью. Но больше всех радовался Борис: «Молодец! Штампуешь мальчишек как настоящий передовик. Думаю, на Первомай можно будет нагрянуть в Бобрик-Донской. Родители сильно сдали, да и тебе повидать своих не мешало бы».

К празднованию трудовым народом Первого мая Борис выкроил время для поездки на родину. Председатель колхоза отпустил Ваньку, дав на отпуск пять дней. Борис сообщил Григорию о своём приезде. Тот проинформировал Якова.

Яков Семёнович давно интересовался самочувствием Бориса, передавал приветы через Григория и выказывал большое желание встретиться. История с Сашкой и Петром Егоровичем оставила горький осадок у Бориса. Нетрудно было догадаться, кто оказал губительное влияние на их судьбу. Не прошло и дня, как Яков прибыл в Бобрик-Донской. Встреча произошла в кабинете Григория. Яков не скрывал причину своего приезда: «Давно хотел повидать тебя, Боря. Вижу, дела твои идут нормально, выглядишь хорошо. Видишь ли, в чём дело, мой друг теперь преподаёт в Академии имени Дзержинского. Я считаю, тебе нужно ехать учиться в Москву. Ты мужик способный, целеустремлённый, думаю, у тебя всё получится. С ответом не торопись, подумай хорошенько. Это отличный вариант для дальнейшего роста». Несмотря на недоверие к Якову, Григорий разделял его позицию: «Он абсолютно прав. Тебе нужно ехать в Москву. Выучишься за нас за всех и будешь большим начальником. А если серьёзно, Яша прав». Зная упёртый характер друга, Григорий хотел привлечь в союзники Ваньку, но Борис удивил его быстрым ответом: «Нужно признаться, коровы мне порядком надоели. Я принимаю Яшино предложение. А когда ехать?» - «Приедешь в Ряжск, сдашь дела и поедешь в столицу обустраиваться. Летом пройдёшь подготовительные курсы, а в сентябре - на учёбу», - потирал руки довольный Яков.

Отпуск Ваньки подходил к концу, и мужчины засобирались домой. Провожая Ваньку и Бориса, Григорий напутствовал друга: «Как бы там ни было, будь внимательнее с Яковом. Он просто так ничего не делает. Надеюсь, ты не позволишь ему управлять собой».

Москва сороковых годов встретила Бориса приветливым летним солнцем. Он впервые увидел столицу во всей красе – с Красной площадью, с вымощенными набережными и ВДНХ. Новый поворот в жизни Бориса обещал быть насыщенным событиями и неизвестными впечатлениями. В Академии имени Дзержинского Бориса встретили хорошо, посмотрели рекомендательные письма, характеристики из Рязанского НКВД. Его поселили в специализированном общежитии в небольшой комнате с соседом – парнем лет двадцати пяти из Саратовской области. Высокого роста, худощавый, Сергей с уважением смотрел на опытного чекиста, стараясь как можно больше расположить к себе Бориса. Сергей понравился Борису, но он не показал виду. Вскоре обозначились главные достоинства Сергея – великолепные знания в точных науках и других предметах. Когда человеку за сорок начинать учёбу совсем непросто. Подготовительные курсы выматывали Бориса. Иногда ему казалось, что голова взрывается от количества материала. Сергей учился второй год, и учёба давалась ему легко. Много раз он замечал, что Борис засиживается допоздна, перелистывая учебники и конспекты. Однажды Сергей обратился к соседу с неожиданным предложением: «Вы меня извините, товарищ капитан, но я могу с Вами позаниматься. Поверьте, это для меня не обременительно». Борис не стал сопротивляться, посчитав это интересным для себя.

Три летних месяца пролетели как одно мгновение. Сергей занимался с Борисом каждый день, кроме двухнедельной поездки домой. К началу учебного года Борис окреп в знаниях, научился работать с литературой, конспектировать информацию. Наступил сентябрь, а за ним пришло бабье лето. Борис любил прогуливаться в свободное время. У него появились любимые места в столице, и главным из них стала ВДНХ. Столичная жизнь заставила Бориса обратить внимание, что в мире существуют женщины. С любовью у комиссара не заладилось с революционных времён. Не получилось у Бориса счастья с Марусей, видно, разные они были люди. Вспыхнул яркий огонь, да погас также быстро, как уходит жаркое лето, наполняя пустынные улицы опавшей листвой. Сначала было некогда, затем не до того, а потом Борис и вовсе смирился с одиночеством. Москва не тот город, что позволит мужчине бездарно тратить драгоценное время. Именно здесь Борис поймал себя на мысли, что начал засматриваться на женщин. Волей-неволей Борис перенимал от Сергея привычку хорошо одеваться, выглядеть опрятным, чтобы производить впечатление на слабый пол. Впервые он всерьёз задумался о любви. «Как можно жить в этом прекрасном городе и не испытывать человеческие радости?» - думал Борис, мечтая о возлюбленной. Бабье лето сопутствовало чаяниям мужчины.

Как-то раз тёплым воскресным днём Боря сидел на лавочке у фонтана. Лёгкое настроение осеннего дня располагало к приятным воспоминаниям о родной земле. Неподалёку пышная продавщица торговала мороженым. Борису вдруг захотелось холодного лакомства, может быть, потому, что он ел его всего несколько раз в жизни. Пока его мысль преобразовывалась в действие, у лотка выстроилась очередь из шести человек. Борис добросовестно занял место и надвинул козырёк кепки поглубже на глаза. Его внимание привлекла девушка. Барышня покупала мороженое с необычной суетой. Она перерыла дамскую сумочку, чтобы найти деньги. Купив эскимо, девушка не торопилась отойти от прилавка, пытаясь навести порядок в сумочке. Борис с любопытством наблюдал за этой суетой. «Какая прелестная девушка», - подумал он. В барышне было что-то трогательное, немного наивное и в то же время стихийное, подобное цунами или землетрясению. Лакированные туфли, белые носочки, юбка чуть выше колен и кружевная бежевая сорочка выдавали в юной особе модницу. Небесно-голубой берет с белым помпоном гармонировал с короткой причёской девушки. В глазах озорной красавицы светились и лукавство, и нежность, и таинственность, заставляющие мужчину повиноваться любым капризам кокетки. Боря не смог отвести взгляда от незнакомки, пока маленький мальчик не вырвался из рук мамы в погоне за улетевшим воздушным шариком. Растерявшийся ребёнок стукнулся головой о локоть девушки, и эскимо беспощадно упало в лужу. Мальчик виновато улыбнулся и попятился к маме, провожая взглядом парящий в небе шарик. Незнакомка чуть не расплакалась от досады. Подошла очередь Бориса, и, купив два эскимо, он с деревенской простотой протянул одно расстроенной девушке. «Спасибо, но, может, не стоит. Я выскочила из дома и совсем забыла про деньги. Кое-как наскребла мелочь, а здесь вот такая история получилась», - звенящим голосом весеннего ручейка заговорила незнакомка. – «Возьмите, пожалуйста, я, правда, от чистого сердца», - не растерялся Борис. Девушка радостно хихикнула и протянула руку: «Меня зовут Галя, а Вас как?» - «Борис, прохожу учёбу в Москве. Проживаю в Измайлово», - отчеканил он, как на построении. – «О-о-о, такая выправка выдаёт в Вас военного человека», - заметила Галя.  – «Так точно, служу на благо Советской Родины!» - весело ответил Борис. – «А я заканчиваю Академию народного хозяйства. Последний год остался. Только не обижайтесь, Вы из провинции?» - застенчиво поинтересовалась Галя. Парочка прогулялась по ВДНХ, и Борис вызвался проводить очаровательную Галю домой. Девушку не смутила разница в возрасте, а наоборот увлекла. Как же был не похож этот простой на первый взгляд провинциальный мужчина на её многочисленных ухажёров. В его глазах, движениях, голосе Галя чувствовала настоящего мужчину, который, не задумываясь, сделает то, что потребует обстановка. Надёжный, как гранитная скала, уверенный в себе человек, как будто ему совсем нечего терять. За несколько часов прогулки смышлёная девушка нарисовала себе портрет идеального возлюбленного. Из знакомых мужчин многие стремились к совершенству, искали смысл жизни, но почему-то Борис виделся ей самым честным и искренним. Природа заложила в нём качества, необходимые благородному воину. «Такой рыцарь точно не подведёт в трудную минуту, а, скорее всего, отдаст себя за убеждения», - думала Галя после знакомства.
Не прошло и месяца, как Борис по уши влюбился. Он искал любого удобного случая, чтобы быть вместе. Гулять ли по залитым осенним дождём московским улицам, сидеть ли на набережной, щурясь от лучей холодного солнца – всё обретало смысл, когда Галя была рядом. Девушка очень любила хризантемы, и Борис баловал её. Несмотря на наступающие холода, он бережно закутывал цветы в папиросную бумагу, чтобы сохранить свежесть морозного утра. Список ухажёров Гали был бесконечным, правда, девушка с лёгкостью управляла ими. Наибольшего расположения красавицы добился лишь один из соискателей счастья. Никита работал инженером на московском заводе «Серп и Молот». Высокообразованный интеллигентный мужчина боготворил Галю.  Хотя девушка не испытывала к нему чувств, отталкивать перспективного парня она не собиралась. Никита ужасно расстроился, когда узнал о существовании Бориса. Зная о твёрдом характере Гали, он мог оставить за собой право только ждать.

В первый раз мужчины увидели друг друга на праздновании Нового года в Академии народного хозяйства. Галя не считала себя обязанной никому из них, поэтому пригласила обоих. Никита увидел в Борисе серьёзного соперника. Он понимал, что мужчина не похож на тех проходимцев, которые толпами окружали Галину, заверяя девушку клятвами в вечной любви. Борис в свою очередь увидел в Никите не соперника, а нормального мужчину, какого ещё поискать. Провинциальная простота и открытость Бориса пугали Никиту, потому что это нравилось Галине. Скрытая ревность двух мужчин возбуждала девушку. Хотя Никита был более заслуженным ухажёром, Борис не собирался уступать ему ни на шаг. Борис был не искушён, не способен на подлость, поэтому открыто смотрел на мир. Его жутко возмущало, что Галя не делает выбор. Можно было догадаться, ведь такой как он, бравый солдат, вряд ли променяет долг на любимую женщину. Борис сильно нравился Гале, но уверенности в том, что он бросит всё ради неё, у девушки не было. Она проводила с ним больше времени, чем с Никитой, но не отталкивала последнего.

Зимой произошло сближение Гали и Бориса. По выходным девушка любила кататься на коньках в Сокольниках. Набивая шишки, Борис всеми силами старался освоить новое увлечение. По воскресеньям парочка каталась до позднего вечера, оставаясь вдвоём на ледовой поляне. Здесь Борис испытывал самые фантастические эмоции. Иногда ему казалось, что по сравнению с этой девушкой всё остальное – полная ерунда. Никто и никогда не дарил ему столько радости. Галя не оставляла надежды научить Бориса хоть немного кататься в паре. Холодный январский воздух щекотал нос, а кончики пальцев в перчатках не могли отогреться, несмотря на интенсивное катание. Борис любовался кружевными фигурами, которые Галя выписывала на льду. Наконец девушка подъехала к своему кавалеру, чтобы взять его за руку, но конёк попал в ледяную борозду, и она споткнулась. Боря подставил руки, и Галя оказалась в его объятиях. Он почувствовал её горячее дыхание совсем рядом и не удержался, запечатлев на Галиных устах самый сладкий поцелуй в своей жизни. Она не сопротивлялась, и это продолжалось довольно долго. Желанный поцелуй открыл дорогу в таинства истинных чувств. Галя смущённо отвела глаза, широко улыбнулась и закружилась в хороводе с искрящимися снежинками. Борис выдохнул и сделал шаг, стирающий границу между ними. Многолетняя работа в провинциальном городке сковала его, отодвинув от прогрессивного общества, где возможностей для проявления индивидуальности больше. Галина была яркой представительницей слабого пола, способной направлять энергию мужчины на благие цели и даже менять его идеологию коренным образом. Красивая женщина с сильным характером и чувствительной душой могла привести к вершинам самопознания любого талантливого мужчину. Несмотря на провинциальную зажатость и ограниченный кругозор, Борис ощутил это природным чутьём, заложенным в него далёкими предками.

Никита заметил перемены в поведении Гали. Он знал девушку четыре года и изменения в её настроении чувствовал очень тонко. Нетрудно было связать это с появившимся выскочкой из провинции. У Никиты не укладывалось в голове, как этот деревенский лапоть мог украсть у него сказочную красавицу. Что ему оставалось делать в такой ситуации? Только ждать, пока обстоятельства не изменятся в лучшую сторону.

Борис, окрылённый успехами на любовном фронте, мужественно брал неприступную крепость науки. Кто бы мог подумать, что сосед окажет такое огромное влияние на потенциал Бориса. Сергей не только знал на отлично физику, математику, историю и географию, но обладал и педагогическим даром. Сначала Борис испытывал трудности, но терпение и упорство привели его к нужному результату. Он много занимался и часто засиживался за книгами допоздна.

После Нового года была создана объединённая группа для изучения конкретной специализации. Борис хотел отказаться от службы в контрразведке, считал, что не потянет, да и возраст уже, но партия приказала, и пришлось перейти на специальный курс, а потом понравилось и полюбил. Сергея тоже взяли на курс как молодого перспективного студента, подающего большие надежды. Отныне учёба Бориса значительно облегчилась. Он развивался семимильными шагами. К маю сорок первого года Борис и Сергей очень сблизились. На Первомайской демонстрации Борис познакомил Серёжу с Галей. Ребята быстро нашли общий язык. Вечером в общежитии Сергей высказал своё мнение: «Яркая девушка, необычная, от такой можно голову потерять. Ведь она – коренная москвичка, а выбрала провинциального парня. Хотя таких, как Вы, товарищ капитан, можно пересчитать по пальцам».

Галя заканчивала учёбу в Академии и собиралась с мыслями о будущей жизни. Борис входил в её планы, но что да как, девушка ещё сама не решила. «Если Борю оставят в Москве, выйду за него замуж, а если отправят обратно в колхоз - не поеду с ним», - рассуждала Галя, обдумывая дальнейший жизненный путь. Борис просто любил, радовался приятным мгновениям, которые ему дарила Галя, и даже не мечтал о серьёзных планах. Да и как он, провинциал, мог надеяться, что его выберет такая ослепительная девушка. Борис реально смотрел на вещи, поэтому полностью сосредоточился на учёбе и не надоедал Гале с предложением о замужестве, как это делал Никита. Его увлекал боевой запал Сергея, страстно интересующегося мировой политикой, небывалым укреплением фашистской Германии. Молодой человек усиленно изучал немецкий язык, до глубокой ночи практиковал свои знания с помощью свежих газет из Германии. Разговоры о войне всё чаще витали в маленькой комнате общежития. Сергей высказывал недоверие к пакту о ненападении между Россией и Германией. Он считал, что Гитлер неминуемо посягнёт на суверенитет его Родины. Дальновидный парень рассуждал логично, аргументированно излагая свою позицию. Никогда ещё так близко Борис не соприкасался с большой политикой. Многочасовые беседы с Сергеем быстрыми темпами развивали его мышление. Кругозор Бориса становился масштабным, структурировался. Энергия молодого человека передавалась опытному чекисту, дополняя его новыми знаниями. Борис обучал Сергея искусству терпения, выдержки и хладнокровия. «Сначала нужно думать, а потом действовать. Нельзя поддаваться сиюминутным эмоциям. Разведчик должен постоянно тренироваться, закалять волю и вырабатывать уверенность в своих силах», - повторял Борис, чтобы эти слова врезались в память Сергея. Обмен знаниями можно было назвать бесценным. Руководство Академии не могло не отметить такого продуктивного взаимодействия.

В сорок первом году выросли требования к офицерам государственной безопасности со стороны руководства партии. Международная обстановка накалялась с каждым днём. Вторая мировая война полыхала в Европе. Борис всерьёз не воспринимал слова молодого коллеги до тех пор, пока двадцать второго июня голос Левитана не объявил о вероломном вторжении гитлеровской Германии на территорию СССР. Всеобщая мобилизация приостановила процесс обучения во всех учебных заведениях столицы. Патриотически-настроенная молодёжь рвалась на передовую бить врага. Борис и Сергей написали прошение об отправке их на фронт, но у начальства на этот счёт было другое мнение.

В середине июля сорок первого года Бориса вызвали в Управление государственной безопасности. Он не очень любил большое начальство, да и побаивался его. Генерал с суровым лицом говорил твёрдо и безапелляционно: «Значит так, товарищ майор, учёба в Академии временно приостанавливается, а учащиеся будут направлены на выполнение различных задач. Ваша цель – прибыть в Рязань для прохождения дальнейшей службы в органах государственной безопасности. Направляетесь в подчинение полковника Уткина Анатолия Ефимовича. С Вами едет старший лейтенант Скорин Сергей Антонович. Все необходимые документы и инструкции получите в канцелярии». Борис пытался возразить: «Товарищ генерал, я ведь капитан». – «Был капитан, а с сегодняшнего дня приказом наркома тебе присвоено звание майора, а Скорину – старшего лейтенанта. Ещё вопросы есть?» - сурово посмотрел на Бориса генерал. – «Никак нет, товарищ генерал», - отчеканил Боря. – «Выполняйте», - вздохнул грозный генерал.