Мост через пустоту

Зимнее утро, опущенное до -30, чувствовало себя не очень уверенно. Коротая время до прихода дня, оно приглаживало ажурные платья сугробов  ледяным резким игольчатым ветром - хиусом.

Однако мороз и ветер не отменили планы  женщины в коротком норковом жакете и красных ботфортах. У неё светлые волосы на плечах, максимум косметики и  минимум женской привлекательности. Рядом  в камуфляжном бушлате чем-то озабоченный мужчина с пронзительным ледяным взглядом бесцветных глаз на квадратном лице. За пазухой у него греется рыжая кошка. Для мужчины утро, да и вся жизнь,  в проблемах, как ёлка в гирляндах: одна гаснет -  другая загорается. Под ногами, мешая всем,  крутится  беспородный пёс, трое охранников, о чём-то споря,   укладывают вещи в багажник дорогого автомобиля.

Катрин уезжает в тёплые страны. Наивная, она думает, что в другой стране  почувствует себя счастливой. Забыла, что с собой берёт себя. Илью совершенно не интересует, куда она летит.  Катька воспринимается  им, как диван, который  стоит в гостиной, пока не скрипит. Заскрипит – вмиг окажется на свалке.

Илья зацепил её взглядом на модельном показе. Как гвоздь клещами, выдернул из толпы девиц модельной внешности и предложил следовать за ним. Она безропотно повиновалась, и вот уже полгода служит Илье верой и правдой. Катрин -  стилист,  домоправительница,  любовница, которая в нужный момент всегда под рукой. Но недавно  она некстати «заскрипела»: придумала,  что нервным женщинам необходимо пить коньяк ежедневно, постепенно переходя на употребление ежечасно. Не одобрил это Илья. С глаз долой – это сейчас, из сердца вон  - скорее всего, немного позже. Пока он качался на мостике сомнений.

«Долгие проводы – лишние слёзы… Трогай…» - подал Илья знак водителю, даже не взглянув на Катрин.

Уехала. Вот он, желанный воздух свободы. Запахло снегом, хвоей и будущим. Конечно, хорошее настроение ему  никто не вернул. Слишком долго оно было стабильно отвратительным. Но теперь Илья  стоял на мостике личной свободы. Появились какие-то смутные перспективы. На всякий случай, он поспешил обнадёжить пса: «А что, Полкаша, не махнуть ли нам на охоту?» Потом уделил внимание кошке, приласкал: «А помнишь, Дусь, как мы с тобой в магазине колбасу выбирали? Ты пробу снимала. Не ешь – я скандал устраиваю. Если ешь, покупаю! Умница ты моя!» Дуська заплатила ему добрым мурлыканьем и преданным взглядом круглых глаз. «Вот она, настоящая любовь. Она там, где от тебя ничего не ждут, не требуют», -  оценил поведение кошки Илья, и  на его лице появилось подобие улыбки.

Готовый к обновлению, хозяин вернулся в дом и  велел «дворнягам», так он называл прислугу, убираться домой. Причём, чем скорее, тем лучше.

В плетёной корзине для ненужных вещей, которые категорически отвергла Катрин, он отыскал чёрную футболку с белой надписью на груди «Первый парень на деревне», которую ему когда-то подарили женщины на 23 февраля. Потом достал трусы из ткани с симпатичными свиными мордочками, пятачками, хвостиками – чей-то подарок на Новый год. Показалось, что эти вещи необходимы ему, как воздух. Они – мостик в прошлое, полузабытое, но такое приятное. Вещи плотно прильнули к распластавшемуся на диване телу, которое  срочно покинула его потрёпанная, недовольная душа. Она   вернулась только на звонок телефона. Звонила Катька. «Приземлилась. Космонавтка…  Фря! И причём здесь я?» - сонно пробормотал Илья, не охотно прощаясь со сном.
Он посмотрел на часы. На руке – Rolex. Он вчера заменил ими Breguet. Значит, сегодня понедельник. Утро. Во вторник – Patek Philippe, в среду – Tissot… Пожелал себе удачи с понедельника и счастья до воскресения.

Ноги утонули в ласковом ковре, устилавшем полы с подогревом. Со стен таращили глаза миллионы рублей, долларов, евро, которые он заплатил за копии картин известных художников. На одном из  полотен -  львица, похожая на могильную ворону, лев, жирный, как гиена. Вспомнил, как уговаривали  купить это чудо жутко утончённые эксперты. А кресло времён Людовика Четырнадцатого -  предмет его гордости и откровенных насмешек гостей, он купил по собственному желанию. Владимир Высоцкий обязательно спросил бы:

- Откуда деньги, Зин?

-  Откуда – откуда? Украл, удачно продал, вложил, получил, не дремал… А когда в России не воровали?

Желанная свобода, как и прежняя жизнь, оказалась пустой и никчёмной. «А на черта она нужна? - он поймал себя на этой мысли, и рука по привычке потянулась к телефону

- Марк? Я дома. Звони.

- Арнольд? Я дома один.Приезжай.

- Егор? Звони, если что…

- Мадлен? Я свободен. Жду…

 Надпись на футболке не лгала. Он  и на самом деле теперь первый и единственный обитатель хутора Студёный, где когда-то жили его прадед, потом дед, отец… Землю пахали, хлеб растили, детей рожали. Мать он не знал: умерла при родах. Воспитывал Илью отец. Перед смертью он дал наказ: «Здесь твои корни, сынок. Не бросай хутор, не дай ему исчезнуть, как исчезли заброшенные деревни по всей России. Дожили: не слыхать  ни звона колокольного, ни крику петушиного, ни лая собачьего, ни ржанья лошадиного…  Христом Богом прошу, вернись на родину, Илюша. Города вонючие, для человека опасные, перенаселённые. Вот увидишь, помыкается народ в городах и потянется в деревню», - и по морщинистым щекам отца потекли  слёзы, которые он и не собирался скрывать.

Решение вернуться пришло не сразу. Для этого нужно было пройти Крым, Рым и медные трубы. Прошёл. Что дальше? Как жить? Чего хотеть? Денег у него много, очень много. А нужно их ровно столько, чтобы не мешали жить. Илье они мешали. Он знал, что ворованные деньги когда-нибудь обязательно предадут, но старался об этом не думать.

Мостики, мостики… Мостик сомнений, личной свободы, в прошлое, мостики в отношениях… Илье нужен был мост через пустоту жизни. Построить и оказаться на другом берегу в новой жизни, честной справедливой, наполненной положительным смыслом.

 В высшем обществе он не прижился: крестьянская кость, манеры не те – лаптем щи хлебает, словарный запас убогий.

Попробовал присвоить себе другую роль – купил диплом юриста, но очень быстро понял:  маску надо срочно снимать. Не пришлось бы рубашку «в клеточку» сменить на рубаху «в полосочку».

Путешествовать? Поездил по миру – устал, да и скучно…

 Рисковать? Взял огромный кредит, чтобы вовремя не погасить. Но так как деньги в его карман текли рекой,  погасил очень быстро. Он проигрывал в карты огромные суммы, долги не платил. Однако не убили.

Как-то придумал, что ключевая ценность – страх. Пил технический спирт, подставлял своё лицо и тело известным боксёрам, нырял в прорубь зимой. На рожон лез. Из одного капкана попадал в другой. Во всём старался убедиться сам. Убеждался – разочаровывался…

Хотелось признания, всеобщей любви, популярности. Не удалось.  Он всё ещё оставался незаметным гражданином со свиньями на трусах, а так хотелось, чтобы они  были со львами.

 Много пара ушло в свисток, а толку?

От природы Илья не был пытлив. Любопытную ситуацию рассматривал, как болезненную. Ему не приходило в голову спросить в библиотеке  о новинках литературы, нарисовать солнечную Венецию, изучить устройство космического корабля. Зачем нужна теория геополитики, если всё можно объяснить заговором масонов или рептилоидов? Он не задавал вопросы, потому что боялся выглядеть глупым. Но именно это и делало его в глазах других  недоумком.

Постепенно Илья перестал интересоваться делами фирмы. Всё отдал на откуп помощникам. Зато по совету известного психолога стал мечтать. Простенькая такая мечта – колонизировать Марс. Но этот проект требовал ума, времени, а хотелось всего и сразу.

По совету этого же знатока человеческих душ он завёл дневник идей. В основном они были глупые, но одна умная всё-таки объявилась: надо ехать в родные места.

Хутор Студёный встретил его покосившимся отчим домом, полуразрушенной зерносушилкой и мельницей.На месте лачуги Илья и решил построить трёхэтажный дом-дворец с многочисленными башенками, колоколенками, семейным гербом  и застывшими на высоком крыльце   сфинксами. Смешение стилей и эпох не смущало. Дворец возвели быстро. Поля не засеяли – урожая не ждали, но появился на земле предков хуторянин Илья Самков.

«Всё будет хорошо!» - одобрил психолог, только дату не уточнил. На вопрос, что делать дальше, с умным видом ответил: «Есть два варианта: или что-нибудь делать, или оставить всё, как есть». Второй вариант Илье нравился больше.

Прошло двое суток пустоты. Потеплело. Утро, задёрнутое шторой снегопада, преградило путь рассвету. «Чёрт возьми,  - пытался Илья сквозь залепленное снегом окно  увидеть что-нибудь в просторах белой пустыни, - живу, как крот и дохну от зависти к тем, кто выбрался из норы… Всё-таки лучший день тот, что уже прошёл…»

Человеку нужен человек: позвонить, услышать голос. Не звонили. Не приезжали. Всё чаще в голове Ильи появлялся навязчивый мотив песни Верки Сердючки: «Ой, чувствую я, девки, загуляю…» - соблазняла она. Рука потянулась к бутылке коньяка. Потом он долго отдыхал на полу лицом вниз,  снова пил и смотрел в слепое окно. Проходя мимо зеркала, Илья отворачивался.

Наконец в той же футболке, трусах, зимних ботинках на босу ногу Илья решился предъявить себя миру.

Синоптики обещали всё то же потепление, но мороз неожиданно достал из-под полы -35.Так в Сибири бывает. Закурчавилось белоснежье, саваном всё вокруг покрыло.
Илья не чувствовал холода. Иней опустил на глаза ресницы, спрятал недельную небритость, прикрыл  редкие волосы на голове.    К ногам хозяина жался, скуля, голодный Полкан. Не удержав равновесия, Илья плюхнулся между сфинксами на ступеньку крыльца своего замка. Вскоре снег под ним начал медленно таять. Илья замер в ожидании событий.

 Наконец пейзаж оживился! У ворот остановилась лошадь, запряженная в сани с   останками мельницы, принадлежащей Илье.  Следом за ними шёл коренастый мужик в затрёпанной одежонке. Задрав голову вверх так, что с неё сорвалась шапка,  он оценивающим взглядом рассматривал замок, потом задержал взгляд на флаге «Зенита», развевающемся над куполообразной крышей. Видимо, знал его  цену – миллион.

- Сворованное у меня добро везёшь? – едва шевеля языком, вполне дружелюбно начал Илья, но не получил ответа. – Чего вылупился, придурок? – этот вопрос  прозвучал иначе.

- Не отрицаю, твой «мусор» везу. Вор у вора дубинку украл… - рассмеялся мужик, хитро прищурив глаз. – Оцениваю я, сколько ж это нужно было украсть, чтобы соорудить такую хоромину?

- Не украл, а заработал. Заработай и ты. Не ленись. Зашнуруй мне ботинки – пять тысяч дам…

- Не дождёшься! – мужик выплюнул папиросу в снег и в раздражении огрел кнутом ни в чём не повинную лошадёнку.

Илья попытался что-то крикнуть, но застывшие губы не пропустили звук. Хотел встать – ноги не подчинились. Всё стало казаться  незначительным и мелким: и девочка с летящей чёлкой и дерзкими глазами, ставшая его женой, её варежки, на которых не таял снег, и сын – подросток, уже год получающий «неуды» теперь в английской школе, и слёзы отца, и несчастные лица тех, кого он ограбил, обманул, лишил жизни…

Breguet на руке отсчитывал секунды, жалобно выл Полкан, а хуторянин Илья Самков уже шёл по мосту, который не достроил.  До вечной пустоты оставался один шаг…