Часовщикъ

Жена в известные минуты не владела собой и всё это время держала рот набок – вкривь, так что зубы сбоку и язык. Чисто удавленница.
– Ты ведьма, – не раз было сказано ей. – Тебя по правилам святых отец надо бы окунуть в воду с камнем на шее!
Смеётся, звеня монистом.
А когда уже доймут её сверх всякой меры – такими забранками разразится, что пьяный боцман покраснеет!
Нарочно дразнили её, напоив, чтобы только послушать, как Иванова жена маты складывает. И нальют за свой счёт, и снова нальют – только давай!
Это без него. Само собой. Иван если, то – считай буквы в каждом слове, и не ровён час промашку сделать. У него слух – как у кошки, тонкий. Так-то видит плоховато и только большое. И при свете.
С ним она аккуратность соблюдала. Мылась-подмывалась, брила кое-где – часто... Это уж так. Хотя он всё одно не видит.
Да как и все мужики.
Например, Этоместов.

– А он точно не явится?
– Раньше ночи не ждите, – успокаивала гостя Солоха. – В тот раз вообще под утро пришёл, весь в глине. Я, говорит, Часовъ-Ярские глины исследовал.
– Мы тоже что-нибудь исследуем, – предложил Этоместов, кося глазом на большие перламутровые пуговицы. – Только... ещё по маленькой... да?
Солоха снова достала бутылку.
– Мне не жалко, – наливая, сказала она. – Без блевотины чтобы.

Человек – существо рамочное. Немецкий изучал когда, нет? Рамочная конструкция: подлежащее в начале, предикат в конце. Есть анекдот. Немец говорит, говорит, говорит... А переводчик молчит, падла, воды в рот набрал. Эти спрашивают, мол – об чём базар-то хоть? Чё молчишь? Щас, щас! Бальд коммт дас предикат!
Вот и человек так. Пока до конца не доберёшься, не понять ничего толком. Ну уж как-нибудь компонуешь, там... обстоятельства места и образа действия, объект, определение... потом видно будет! Жить с дальним прищуром на конец – не всякий горазд и не каждый сможет. Потому, сам себя за руку не всякий раз и поймаешь. И не поспеешь иной раз.
Ничего, в конце всё образуется и согласуется, задним числом. Бальд коммт дас предикат.

Этоместов капризно мял платье на хозяйке дома. Один хрен, синтетика в основе. Процентов восемьдесят, что ли. Не мнётся. Мозоли смотри натрёшь себе... Ромео.
Джульетта легко вздыхает и садится. Натягивает подол на колени.
– Хорош... фигнёй заниматься.
Солоха Мазаевна... мы, я... а что это у вас?
– Шея, а на шее монисто...
Ну, ладно. До ночи как-то время скоротать. Этоместов, давай... кам! Нет, апорт. Нет, как?
Мужчина мнёт платье, а глаза – мёртвые у самого... Эх, э-эх... Буря бы грянула, что ли? Песчаная... как в Ебипте. И замело бы выше головы. Нас, мёртвых ебиптян... Ваня! Спаси...

Рамка эта подвижная. Не статичная. Смещается и перемещается, и кажется – принимает разные образы и виды. Пунктиром намечай местоположение хотя бы, как ориентир на будущее в прошедшем. Проще будет найти своё место в меняющейся рамке самого себя.
Жизнь, она не растёт подсолнухом, всегда в одном направлении. И не совпадает с жизненным путём. Бывает, и не поймёшь, что умер и только путь ещё ведёт тебя, как сказано – препоясав, помимо твоего собственного желания, а тебя и нет здесь уже, и давно нет.
Где же я?
А посмотри-ко, со вниманием глянь... Утруждалось тело? Подумай! Скорбело сердце? Вспомни... Нет. Значит, нет в тебе души, и что ты тогда – по Исааку Сирину? Недоношенный плод чрева!
Пора родиться тебе.
Вот себя и увидишь.

– Ведьма, – одеваясь, устало говорит Этоместов. – Я с тобой предаю жену, детей. Лучшие идеалы юности. Нет мне прощения.
– Ладно, ступай.
– Не забудь, помажь кровью притолоку. Иван убьёт, он у тебя демон. С такого станется.
– Семерых уже убил, ага.
– Ну чо. До того четверга.
– По ходу так.
– Пока.
– Пока, карась-идеалист. Щуке твоей – привет, мысленный...
Этоместов хороший, но – дурак...
Без рюмочки он ничего не может. Да он и так не может, и так. Какие-то мужики... Ещё и нажрётся, наблюёт полное корыто – да и: ты, мол, тварь!
Да блин, я таких, как твоё неподобие, через левую ляжку пачками кидала, на занятиях в секции борьбы. Мужики, на...
Ванька тоже хорош: тот раз раньше времени завалился, а у неё Рукоместов... in flagranti. Вот это, мама, реприманд неожиданный. Тот аж закостенел от страха. Ну ещё бы. Вошёл мужик весь белый и в руке блестит как сопля типа. Кто ж знает, что он исследовал Часовъ-Ярские глины и в руке у него просто нож обычный, даже не финский.
Стоит и смо-отрит... смо-о-о-о...
Это была пауза, достойная МХАТа в лучшие годы.
Потом:
– Я узнал тебя!
– Нет! Нет! Не я это! Нет!
– Ты! Мой Другой!
Рукоместов "ах" – и сомлел...
– Мать! Сколько я зарезал? Сколько перерезал?
– Дак в тот раз троих... этот по ходу четвёртый... Не трожь его, Ваня. Лучше мы его отпустим. А я тебе сына рожу. Или дочку. Мне всё равно.

За окном хмарь такая. Белым-бело... То ли метель, то ли черёмуху несёт. Глянешь на это... и так защемит сердце! Как под утро... в молодости.
Начинается жизнь – а ты уже не готов.


20, 21 февраля 2019 г.