Ненужная

Ненужная

Глава 1
- Ой, ну, и чё это вы задумали? – В сотый раз переспросила меня Натусик.
Натусик – это сестра моего… кажется, уже окончательного бывшего. Бывшего кого? Шут его знает! Парня? Тогда какого чёрта мы пятый год делаем вместе в одной квартире? Жениха? Хм… Жених – это тот, кто сделал предложение. Я же все пять лет, что мы знакомы, получала исключительно отговорки самого разного свойства на тему, почему предложение не может быть сделано.
Тогда кто он мне? Муж? Чёрта с два! Нельзя стать мужем, минуя стадию жениха. И вообще, нет у меня ни малейшего желания пополнять собой ряды особей, которые «замужем» за совершенно неженатыми парнями и мужчинами.
Есть, конечно, ещё одно слово, которым нас обоих можно правдиво обозвать: сожители, но от этого шедевра русского языка явственно веет грязью, пустыми бутылками по углам и вообще помойкой. Мы же оба люди вполне себе приличные, поэтому называться так категорически не желаем.
Любовники? Да, было справедливо ещё пару месяцев назад, а  теперь – нет. Именно два месяца назад я взбунтовалась и объявила, что, во-первых, все порядочные знакомые уже давно сделали предложение своим девушкам, а кое-кто даже успел сыграть свадьбу и обзавестись детьми, а, во-вторых, он помесь козла с бараном. Женька обиделся и заныл опять что-то про свои неотложные дела, неразрешимые проблемы и прочую лабуду, о которой я слышу уже очень давно.
В общем, я заявила, что мы разъезжаемся и… перенесла свои вещи в комнату побольше, служившую нам гостиной. Параллельно я принялась искать себе другое съёмное жильё, но это оказалось ещё сложнее, чем виделось мне в начале.
За те пять лет, что прошли с момента моего переезда в столицу, цены на съёмные однушки существенно выросли. Спрос на них при этом, как ни странно, повысился, и любая, даже плохонькая, однокомнатная квартира оказывалась арендованной ещё до того, как я успевала набрать номер из объявления. Я ещё раз оценила великодушие моей квартирной хозяйки, которая за четыре с лишним года так и не повысила арендную плату и не возражала, что вместо одинокой девушки в её квартире с некоторых пор проживает ещё и одинокий парень.
То есть, до недавнего времени парень был не так уж и одинок. Нет, он был одинок, конечно, но не настолько, чтобы сообщать всем и каждому, что у него нет девушки… Но какая же я ему девушка, если я готовлю для него еду, стираю его вещи, утираю ему сопли, когда он жалуется на несправедливость жизни, ухаживаю за ним, когда он подхватил очередную инфекцию?
Девушка – это такое эфемерное существо, живущее в другой квартире, а лучше в другом районе или городе, которое ты видишь только по выходным, праздникам и прочим особым случаям. Оно – существо под названием «девушка» - всегда хорошо выглядит, приятно пахнет, и ты не знаешь, откуда берутся на её голове кудряшки. Сколько раз в месяц, и для каких нужд она посещает косметолога, тоже для тебя тайна. Девушка всегда или почти всегда в приподнятом настроении, неизменно рада тебя видеть, старается быть тебе по нраву в каждый момент времени, проводимого вместе.
Существо же, которое обитает на одной с тобой жилплощади, выглядит по-разному, особенно с утра, пахнет то дорогим парфюмом, то жареной курицей, то спортзалом. Вдобавок, выясняется, что кудри на её золотистых волосах – результат нескольких часов, проведённых с безобразнейшей конструкцией на голове, а идеально чистая кожа – итог многолетних усилий и наличия целого ящика специальных средств. Настроение существа тоже варьируется от «ми-ми-ми, какая прелесть!» до «так бы всех и  переубивала!»…
Впрочем, о чём это я? Что я прицепилась к этой терминологии: девушка – не девушка… Какая разница? Как будто меня до сих пор терзает обида!..
Да, представьте себе, терзает! И ещё какая! Прожить с… существом женского пола четыре года, да так и не понять, хочешь ли ты провести с ним всю оставшуюся жизнь! Согласен ли ты и дальше получать от этого существа подарки на дни рожденья и другие праздники, тепло, внимание и милые, семейные скандалы! Хочешь ли ты совместных детей, машин, ипотек!.. И, тем не менее, ты держишь это существо в подвешенном состоянии, когда оно и не замужем, и не свободно, а сам ты в это время свободен как… носок в полёте! Как это назвать? Каким словом? Гражданский брак?.. Ненавижу! Гражданский мрак – вот что это такое!
Снова я завелась и почувствовала, как кровь прилила к моим щекам, в глазах потемнело, а дыхание стало более поверхностным и сбивчивым. Вдобавок, в уши навязчиво вливался поток болтовни Натусика. Она, кажется, могла болтать везде, в любое время, в любой ситуации и любом положении, даже вися вниз головой. Кстати, неплохая идея – подвесить Натусика вниз головой. Я представила себе эту картину и непроизвольно прыснула.
- Ты чего? – Протянула Натусик обиженно, и мордочка её сразу скуксилась. – По-твоему, я говорю глупости?
Оказывается, пока я бултыхалась в своих обидах, Натусик развивала мне идею о том, что надо бы мне забеременеть, и тогда её драгоценный братик Женечка непременно со мной распишется. Да, конечно. Распишется и раскакашется одновременно.
Как будто мало глупышек, оставшихся с детьми на руках, без мужа, без жилья и без гроша в кармане. Уж я на таких насмотрелась! Фельдшером на Скорой работаю. Куда только не приходится ездить по вызовам! Недавно к одной такой одинокой мамочке ездили. Жила с ребёнком в подъезде, потому что идти ей некуда. Отвезли в больницу, а после её с ребёнком оформили реабилитационный центр. Они даже о существовании таких центров часто не подозревают.
- Но у меня же получилось! – Радостно объявила Наташка, и круглые, совиные глаза её сделались лисьими от избытка хитрости.
Она явно была в тот момент очень собой довольна.
Да, у неё получилось. Получилось выйти «под залёт» замуж за какого-то их местного инфантила, который нигде не работает и не собирается. А зачем? Родители, и его, и Натусика, хорошо зарабатывают, дают им достаточно средств на ежемесячные расходы. Квартиру молодой, с позволения сказать, семье позволили занять бабушкину, сразу же после свадьбы выселив оттуда квартирантов. Родители даже шикарный ремонт им там сделали на свои, разумеется, средства.
Теперь Олеженька – муж Натусика – сидит дома с их годовалым сыном, а сама Натусик вышла недавно на работу в магазин, в отдел косметики. Взглянув на её до ужаса раскрашенное молодое личико, вы сразу поймёте, где прелестница работает. 
Это всё, конечно, замечательно, только у меня сразу возникают два вопроса. Во-первых, что они будут делать, когда их родители не смогут им совать денег? Во-вторых, не подло ли это – женить на себе парня, шантажируя его ребёнком, которого он, между прочим, не просил тебя рожать? Однако Натусику ничего не подло: ни жить за чужой счёт, ни женить через пузо. Главное, чтобы ей было хорошо.
Она у нас вообще очень своеобразное существо. Четыре года наблюдаю её жизнь в естественных условиях, но она всегда найдёт, чем меня удивить и докопать. 
В прошлый свой приезд Наташка, например, попросила меня насыпать ей с собой в дорогу соли. Я достала дорожную солонку с плотно закрывающейся крышкой и подала ей.
- Ой… нет, мне такую не надо! – Принялась отнекиваться Евгешина сестрица. – Насыпь мне соли в спичечный коробок.
- Куда-куда? – Не поняла я.
- В спичечный коробок, - принялась терпеливо объяснять Натусик. – Все люди, когда они едут куда-то на поезде, насыпают соль в спичечный коробок.
Во как! Все люди! Я, значит, либо не людь, раз вожу с собой дорожную солонку, которую без малейшего сожаления готова пожертвовать ближнему, либо всё делаю неправильно, либо вообще ненормальная, раз у меня нет пустого спичечного коробка.
Последнего у меня в наличии не было, и быть не могло, ибо плита у нас, как и у большинства обитателей около-столичных новостроек, электрическая, а не газовая. Для того, чтобы иногда, под настроение, примерно раз в месяц, выкурить любимую сигариллу с вишнёвым вкусом, у меня имеется вполне себе приличная зажигалка, а вот спички… Когда же я в последний раз их видела?
Вспомнила! У меня есть один несчастный коробок со спичками для зажигания маленьких свечек, вставляемых в аромалампу. Я нечасто зажигаю её, тоже примерно раз в месяц, потому и забыла о наличии спичек в квартире.
Увидев этот несчастный коробок, Натусик тут же потребовала дать его ей, предварительно наполнив мелкой солью. Факт наличия в коробке спичек, которые иногда бывают мне нужны, её нимало не смущал.
Эх, знала бы я тогда, куда в скором времени отправится моя аромалампа, и сколько работы ей предстоит! Но откуда я могла тогда это знать?
Пришлось высыпать спички в маленькую конфетную вазочку, освободив тем самым коробок, и теперь они второй месяц лежали там, красуясь, вместо конфет. Вспомнилась сказка одного советского писателя про маленькую девочку Феньку, которая ела спички, бумагу, нитки и запивала всё это керосином. Кто знает, где можно Феньку отыскать, подскажите, пожалуйста! У меня есть для неё шикарное угощение.
Для Наташки же у меня припасено множество крепких ругательств, но я ещё ни разу не пустила их в ход. Только соберусь, взгляну на неё повнимательнее и понимаю: обижаться там не на кого. В конце концов, она довольно безобидное существо, и я с ней, в отличие от её братца Женечки, не ссорилась.
Мои размышления на тему спичек, матерей-одиночек, детских писателей и разных подлостей прервал видеовызов по скайпу. Интересно, какой чёрт мне может звонить в час ночи? Нормальные люди в это время уже спят. Женька, например, ещё два часа назад отправился в свою комнату, это мы с Наташкой заболтались на кухне. То есть, заболталась, конечно, Наташка, а я так, за компанию.
Я взглянула на абонента и обомлела. Это же никто иной, как сам Милан! Мать моя женщина! На кого я похожа? Впрочем, сама знаю, на кого. На довольно крупную болотную кикимору. Сбросить вызов просто немыслимо. Отключить камеру тоже, потому что Милан будет думать, что со мной что-то не так и жутко при этом нервничать. Что же делать?
Я резко вырубила свет в кухне и принялась нашаривать рукой выключатели нижних светильников, одновременно нажав на «ответ».
Думаю, зрелище, которое предстало перед Миланом в первый момент, изрядно его ошарашило: в полной темноте мелькают какие-то огоньки и раздаются истошные вопли Натуси, внезапно очутившейся в полной тьме. Она отчаянно чиркала моей зажигалкой, пытаясь зажечь свечу, но при этом только обжигала себе пальцы и взвизгивала, как собачонка.
Из спальни примчался Евген и принялся орать на нас, что есть мочи. Мы, видите ли, мешаем ему спать. Да, особенно я мешаю. За весь вечер если и проронила пару фраз, то чисто случайно. Сестрице своей мозги промывай, если найдёшь! Впрочем, Евген именно этим и занялся ввиду потери второго противника.
После нескольких тщетных попыток я всё же нашарила выключатель и предстала перед Миланом в загадочном полумраке.
- Милан, что с вами? Вы не здоровы? – Вырвалось у меня вместо приветствия. Давно я его таким не видела, примерно с момента нашего знакомства. Вылитый Иисус распятый!
- У вас там всё в порядке? – Вырвалось у Милана вместо ответа.
Его, должно быть, сильно озадачило начало нашего общения и скандал, бурно развивавшийся на заднем плане.
- Ничего страшного, - заверила я его, - небольшая семейная сцена. Пустяки!
- Что значит семейная? – Завёлся Милан с пол-пинка. – Ты вышла замуж и ничего мне не сказала?!
- Ну, что вы, Милан! Я бы обязательно вам сказала, случись со мной такое. Это мой сосед по квартире ругается со своей сестрой. Ничего особенного! Дело семейное.
Вот! Наконец-то, я с помощью Милана нашла определение Евгена, точнее его роли в моей жизни. Он сосед по квартире. В последние два месяца мы с ним ведём строго раздельный бюджет и вносим квартплату поровну. Я стала гораздо меньше денег тратить на продукты, почти перестала готовить, чем высвободила массу свободного времени, и перешла на здоровое питание. Это дало мне прилив сил и избавило от нескольких ненужных килограммов. Столько хороших перемен! А всего-то и произошло то, что Евген из разряда любимых мужчин перешёл в соседи по коммуналке.
- Вы меня так не пугайте! – Предостерёг Милан. – И без вас хватает неприятностей!
У Милана неприятности! Скажите, пожалуйста! Неужели с ним когда-нибудь случалось что-то приятное или хотя бы ничем не омрачённое? В неприятность у нас перерастает всё: от дождика за окном до случайно порванного шнурка; от слишком холодного-горячего-сладкого-несладкого кофе до… До чего угодно, в общем!
Не без усилий я спрятала усмешку за серьёзной миной и спросила как можно участливее:
- Что случилось, Милан?
- Светка от меня ушла и забрала с собой детей! – Выпалил Милан, и лицо его подозрительно напряглось.
Всё. Сейчас он будет реветь, и это ужасно. Что угодно, только не это! Фух!.. Нет, не будет. На этот раз сдержался. Погодите, что?! Светка ушла и забрала детей?!
- Может, она не навсегда ушла, а, так, на время? В гости к матери поехала, например, а вас предупредить забыла? – Выдала я самое нелепое предположение из всех возможных, но Милан, похоже, не заметил его нелепости.
Бедняга! Видимо, он вконец обескуражен происходящим.
- Нет, Яничка, Светлана ушла насовсем! Она так и сказала: ты сухой черствяк и злой, липучий занудник! – Когда Милан со словенского языка переходит на русский, всегда начинается цирк, но сейчас мне было совсем не до смеха.
- Зануда, - поправила я его машинально, - не занудник, а зануда, - насчёт злого и липучего черствяка просвещать Милана мне даже не захотелось.
- Я не зануда! – Горячо возразил Милан. – Я просто люблю, чтобы всё было правильно! Разве это плохо?
- Это очень хорошо, Милан, - заверила я его, - но дело совсем не в этом.
- А в чём? – Милан явно начинал всерьёз заводиться.
На меня неожиданно нахлынули воспоминания о том, как мы с ним встретились, и я уже в который раз прибегла к этой палочке-выручалочке.
- Помните, как мы с вами познакомились, Милан? – Спросила я своего собеседника, постаравшись при этом максимально просветлеть лицом.
Сейчас он пустится в воспоминания, а у меня будет пауза, чтобы собраться с мыслями. Так и произошло.
- Я-ни-чка! – Протянул Милан по слогам, задумчиво улыбаясь. – Ну, как я могу такое забыть?
Тут он принялся болтать, а мне оставалось согласно кивать в такт его воспоминаниям и улыбаться, думая нелёгкую думу о том, чем я могу помочь этому в очередной раз измочаленному жизнью молодому мужчине.
Я говорю всем, что Милан – мой друг, но это не совсем так. Друг, на мой взгляд, – это некто, примерно равный тебе самому. В чём-то ты можешь его превосходить, в чём-то он тебя, но в целом вы находитесь примерно на одном уровне развития, настроены на одну волну, нередко занимаете одинаковое положение в обществе.
В случае с Миланом всё по-другому. Он – великий, не побоюсь этого слова, музыкант. Виолончелист. Вся его жизнь – непрерывная борьба, в которой он раз за разом одерживает победы. Я же простая девушка из обычной семьи. Живу в своё удовольствие, звёзд с неба не хватаю… Точнее, не хватала до встречи с Миланом. Он помог мне дотянуться кое до чего, о чём я раньше и мечтать не смела. Так, что Милан мне больше, чем друг.
Раньше было в ходу слово «благодетель». Сейчас оно считается устаревшим и применяется, в основном, в ироническом смысле. Очень жаль. Оно, как ни одно другое, наиболее точно характеризует роль Милана в моей странной, переменчивой жизни. Впрочем, обо всё по порядку.
Я познакомилась с Миланом примерно восемь лет назад. Он приехал в наш город на длительные гастроли в составе известного симфонического оркестра. Всё бы ничего, но тут нашего великого музыканта неожиданно накрыла волна угнетённого настроения. Нет, это была ещё не депрессия, но состояние, очень к ней близкое.
Ему пытались оказывать необходимую психологическую помощь, но тут такая штука… В общем, нельзя быть эффективным психотерапевтом, не являясь носителем того же языка, что и пациент. Именно об этом и поведал общественности вызванный из университета титулованный специалист, который преподавал на нашем курсе клиническую психологию.
 После занятий я подошла к нему и сообщила, что владею языком захандрившего музыканта, пусть не в совершенстве, но всё же на достаточно хорошем уровне. Мой недавно умерший дедушка был словен, и с детства учил меня своему языку. Никто другой из пяти его внуков не заинтересовался языком предков, а моя любознательность всегда была выше средней.
К тому времени я уже оканчивала курс обучения, оставалось сдать пару экзаменов, госник и защитить диплом. Вдобавок, на тот момент у меня был диплом фельдшера и пару лет самостоятельной практики на Скорой. В общем, мы отправились спасать дорогого гостя вдвоём: опытный психолог-практик, с трудом объясняющийся с пациентом по-английски, и я, зелёная практикантка, владеющая, пусть и не безукоризненно, языком страдальца.
 Контакт с пациентом мне удалось найти не сразу, хотя, надо сказать, Милана Котника тронули мои старания изъясняться на его родном языке.
Как бы там ни было, через неделю мы гуляли с Миланом днём по городу, бегали наперегонки по набережной в шесть утра и на спор ели по пять порций мороженого, до которого оба оказались большие охотники. Настроение гостя существенно улучшилось, жизнь начала налаживаться и тут – бац! – появилась Светка.
Светка – моя университетская однокурсница, но знала я её плохо. Мы с ней мало общались и редко пересекались, потому как учились на заочном отделении, поток большой, общих интересов мало, научные руководители разные. Как я сейчас понимаю, она тогда нарочно принялась со мной активно приятельствовать, узнав, с кем я провожу много времени и, как вы уже догадались, цели своей достигла.
Не подумайте, что у меня какая-то обида на Светку или, что ещё хуже, ревность или зависть к ней. Этого нет в помине, потому что с Миланом нас изначально связывали только дружеские отношения, помимо медико-пациентских, конечно.
Милан спокойно мог болтать со мной о своих прошлых романах и обсуждать мотогонки, пить пиво и гонять по экрану компа человечков, подбадривая их нецензурными ругательствами на всех языках мира… Со Светкой у них с самого начала всё сложилось иначе.
Увидев, что я пришла на очередную утреннюю пробежку не одна, а в сопровождении натуральной блондинки с волосами до попы, талией хорошо поголодавшей осы и глазами эльфа, Милан буквально рухнул к её ногам. Да-да, рухнул в прямом смысле слова! У моего друга и благодетеля подкосились колени, а на беломраморном личике Светусика при этом не дрогнул ни один мускул, ибо она привыкла за свои двадцать с небольшим лет к подобной реакции мужчин на свою персону.
В общем, как вы уже поняли, уезжал великий музыкант из нашего города не один. Ради «неземной любви» Светка бросила универ, так и не окончив курса, чем нередко попрекала впоследствии своего именитого супруга. Каким-то непостижимым образом она умудрилась в кратчайшие сроки расписать с собой закоренелого холостяка Милана, одного за другим произвела на свет двух очаровательных мальчиков и вертела своим семейством и всей роднёй, как ей вздумается.
Теперь, по прошествии стольких счастливых лет, ей взбрело в голову зачем-то уйти. Видимо, это часть очередного коварного плана по управлению супругом. Или Светка встретила кого-то и, наконец, полюбила по-настоящему, и от этого Милан сделался «чёрствым сухарём», «занудой» и так далее по списку.
На месте Милана я бы пожелала ей попутного ветра и счастья полные… паруса, но мне хорошо рассуждать, я-то не люблю Светку (С чего бы мне её любить?), а вот он… Да. Это проблема. Надо что-то делать.
Сказать по правде, я готова разбиться в лепёшку, чтобы помочь Милану выбраться из тенёт подступающей (уже подступившей?) депрессии ещё и потому, что когда-то он, пусть и, не разбиваясь, помог выбраться мне.
Я тогда увязла по уши в убивающей душу рутине и не видела ровным счётом никакого выхода из сложившейся ситуации. Это произошло примерно через два года после нашего с Миланом знакомства. Дело было так.
Как вы уже поняли, я в своё время окончила медицинский колледж по специальности «Фельдшерское дело» и работаю на Скорой. Да, это местами та ещё работка, но, вы не поверите, мне она нравится. Я просто влюблена в своё дело и не представляю жизни без того, чтобы кого-нибудь не спасать по несколько раз на дню.
Так вот. Всей моей родне в какой-то момент начало казаться, что я трачу свою жизнь зря. Вместо того, чтобы учиться на дневном отделении какого-нибудь не особо напряжного вузика, красить физиономию, бегать по свиданкам и ни черта не делать от сессии до сессии, как большинство моих ровесниц, я за сравнительно небольшие деньги денно и нощно вкалываю, обходясь при этом без студенческого билета, личной-параличной жизни и даже мечты о них! Это безобразие нужно было любой ценой исправить, и мне начали капать на мозги о том, какая я безынициативная, не амбициозная, не целеустремлённая и вообще несовременная. А сколько я в тот период выслушала од диплому о высшем образовании – не хватит пальцев на руках и на ногах, чтобы их сосчитать!
В общем, любящим родителям-тётушкам-дядюшкам-бабушкам удалось убедить меня в необходимости получить «вышку», но провести ещё семь долгих лет в медицинском вузе я была не готова, никакие другие сферы деятельности меня не привлекали, и в качестве Альма Матер мной был выбран психологический факультет университета.
Дело было не столько в моей любви к психологии и даже не каких-то моих собственных неразрешимых псих-проблемах. Просто выпускники медицинских колледжей  обучались там по сокращённой программе: вместо шести лет обучение длилось всего три с половиной года на заочном отделении. Я могла спокойно совмещать любимую работу с учёбу и жить, как мне вздумается, не раздражая при этом родню.
 Так меньше, чем через четыре года я стала дипломированным психологом, и один из моих двоюродных дядюшек выгодно пристроил меня на работу в администрацию города. Тут-то и начался ад.
Не хочу описывать всё, скажу только, что два с лишним года, проведённые на этой работе, чуть не довели меня до психушки, либо ещё какого греха. Работала я там не по своим двум специальностям, а оформляла какие-то бесконечные бумажки и носила их из кабинета в кабинет. Это было не то, о чём я мечтала с детства.
Мало этого, на меня ещё постоянно орали так, что стены тряслись: то я не там сделала отступ, то допустила лишний выступ, то занесла те бумажки не в этот кабинет, то эти не в тот… В общем, когда мне довелось в очередной раз повстречаться с Миланом, он меня не узнал.
Замысловато выругавшись по-словенски, он буквально взял меня за руку и увёл с ненавистной работы. Если выразить суть того, что он тогда сказал, приличным языком, то два года назад я была персик, а сейчас – просроченная курага.
Дома, конечно, меня принялись ругать во все корки. Милан быстро это понял и увёз меня к ним со Светкой в гости в Словению, откуда я вернулась через год без малого совсем другим человеком.
«В гости» - это слишком сильно сказано. Милан со Светкой постоянно были в разъездах, а я жила в их доме, занимая спальню на втором этаже, работала гидом в ближайшем турагентстве, дабы не сидеть у гостеприимных хозяев на шее и писала, писала, писала!..
Дело в том, что я с пятнадцати лет пишу стихи и коротенькие рассказы, но до этого времени складывала их в стол, даже не помышляя о публикации. Иногда я давала почитать свои творения друзьям и знакомым, меня хвалили, я радовалась, и всё оставалось на своих местах.
Милан заставил меня опубликовать то, что есть, а под влиянием красоты, окружавшей меня в то время, и нахлынувших впечатлений от новых знакомств и непривычной работы я начала писать буквально каждый день. Вскоре родилась ещё одна книга, потом ещё.
У себя дома меня почти никто не знает как поэта и писателя. Совсем другое дело в Словении. Там мои стихи и проза, переведённые на словенский, стали довольно популярны среди романтически настроенной части населения. Окунувшись в языковую среду, я начала больше понимать, лучше говорить, и некоторые стихи писала уже сразу на словенском языке, не прибегая к услугам переводчика. Не обошлось, конечно, без помощи в продвижении моих произведений со стороны Милана и его друзей. В общем, в Словении и Австрии, где тоже живёт довольно много словен, у меня есть свои почитатели и даже последователи.
Когда я рассказывала в своё время об этом Евгену, он недовольно кривился и неизменно шутил про «широкие слои узкого круга». Ещё он терпеть не мог, когда я при нём начинала писать что-нибудь.
- Что это мы там кропаем? Шшыхи? – Спрашивал Евген со злорадной ухмылочкой, имея в виду стихи.
Мне в такие моменты очень хотелось двинуть ему копытом по зубам так, чтобы он произносил слово «стихи» всегда как «шшыхи». Каждый раз мне удавалось сдерживаться, потому что я знала, что гнев непременно собьёт творческий настрой, спугнёт рифму и возмутит до глубины души утончённую даму Музу.
Евгена, как я сейчас уже понимаю, бесит вообще всё, что мне нравится. На симпатичных мне людей это распространяется тоже. Однажды он назвал Милана «твой словенский выродок», после чего я не разговаривала с ним целый месяц, и Евгену пришлось тогда извиняться за свои слова, хотя ему ужасно этого не желалось.
С кем бы я ни подружилась из девушек или женщин, все они были для Евгена, кто «кошёлка», кто «старая дура», кто «наглая сопля». Не щадил он эпитетов и для моих сотрудников, приятелей, знакомых. Приятный он человек, одним словом!
Правда, никто этого не ценит, и ни на одной работе Женечка дольше, чем на год-полтора не задерживается. Благо, живём в столице, и вакансий по его специальности более чем достаточно. Кажется, я начинаю понимать, почему он пять лет назад уехал из своего маленького, уютного городка, где вполне мог бы жить у мамки с папкой под крылышком и горя не знать.
Впрочем, мне ли осуждать уехавших из дома обитателей съёмных углов?
Пять лет назад я тоже, вернувшись из Словении домой, не задержалась там и на месяц: снялась с регистрационного учёта, повидалась кое с кем из родных и друзей, немного погуляла напоследок по родному городу и уехала в столицу. Я прекрасно понимала, что жить так, как мне хочется, дома не дадут. За каждый свой самостоятельный шаг мне придётся стоять насмерть, а что это за жизнь, когда идёт непрекращающаяся война?
Мать и тётки запугивали меня разными ужасами одинокого проживания в столице: дуроломными квартирными хозяевами, безумными работодателями, брачными аферистами, сутенёрами, нищетой, криминалом. Я слушала их вполуха, потому что за прошедший год, наконец, осознала, что я взрослый человек, и могу делать всё, что посчитаю для себя нужным и полезным. Вдобавок, я владела востребованной и горячо любимой профессией, тремя европейскими языками и солидной суммой от литературных гонораров, лежащей в банке.
О последней мне не стоило говорить родным, но тогда я этого ещё не понимала. Зато теперь у меня есть прекрасный повод не общаться с теми, кому я не дорога – не отданные долги. Из-за этих безответственных личностей я не смогла купить жильё в столице, но кое-что у меня всё же припасено. Помимо этого я иногда получаю авторские отчисления за использование своих текстов, в основном из Словении и Австрии, конечно, и это очень неплохое подспорье. Я могу не думать каждую минуту о том, как мне выжить, и могу не набирать под завязку суточных дежурств.
Раньше я вынуждена была подрабатывать массажистом в свободные от дежурств дни, теперь мне это не нужно. Я только изредка выхожу как массажист в клинику заболеваний опорно-двигательного аппарата на подмену.
Ещё я побывала в стране своей мечты, загадочной Индии.
Ещё купила машину, на которой ездит преимущественно Евген, конечно, но он всегда может меня привезти-отвезти, либо подбросить крупный груз, куда мне нужно. Кстати, не мешало бы забрать у него ключи от машины, но я подумаю об этом позднее.
Ещё я делаю всем дорогим мне людям хорошие подарки на праздники, не особо задумываясь об их стоимости.
И всё это благодаря Милану и его… нет, не дружбе даже, а настоящему покровительству.
Теперь у Милана несчастье.
Он закончил со своими воспоминаниями о нашей встрече и первых неделях безмятежной дружбы и перешёл к жалобам на жизнь. Надо бы его отвлечь, а то он такими темпами обязательно сегодня разревётся.
- Милан, кто с вами сейчас? – Прервала я поток его жалоб. – Надеюсь, вы не один в доме?
 - Нет, не один. Со мной мой друг, Яромир. Правда, он скоро уезжает. Кажется, великий занудник Милан его совсем закопал, - пошутил мой собеседник по-русски и горько рассмеялся.
- Когда он уезжает? – Докопалась, в свою очередь, я.
- Не помню! – Милан беспечно махнул рукой.  – Послезавтра, кажется, или через два дня.
Это совсем нехорошо. У Милана начинается большой концертный тур по Латинской Америке примерно через две недели, и оставлять его одного на это время крайне нежелательно. Мало ли что взбредёт ему в голову в одиночестве?
- А у меня как раз через два дня начинается отпуск, - живо соврала я. Интересно, как я буду отпрашиваться с работы? Впрочем, ничего, как-нибудь справлюсь. Я уже три года не была в нормальном отпуске. Так, по неделе урывками.
- Это же замечательно! – Просиял Милан. – Приезжайте ко мне. Я забыл сказать… Мне вчера звонили с нашего телеканала культуры… Хотят сделать передачу с вашим, Яничка, участием. Так что отпуск очень кстати!
Милан оживился и снова начал болтать, на этот раз о телевидении и новостях культуры. Я изо всех сил делала радостное лицо, кивала, а сама чуть не плакала, мысленно перебирая свой гардероб. Ладно, как-нибудь разберусь. Сейчас главное – отпроситься на две недели с работы, остальное не так сложно и страшно.
Я уже порадовалась, что наша беседа вошла в мирное, приятное русло, но, как оказалось, рано.
Неожиданно в кухню вкатился Евген и принялся высказывать мне по поводу ночной болтовни, мешающей ему спать, перерасхода электроэнергии и прочих малоприятных глупостей. Мне, конечно, следовало бы ответить что-то нейтральное, чтобы ему было не за что зацепиться, но шёл уже четвёртый час утра, перед этим мне не дала выспаться после смены Наташка, вдобавок, я уже устала улыбаться в планшет, в то время как хотелось плакать, а теперь ещё…
- Пошёл вон отсюда! – Неожиданно, даже для себя самой, заорала я так, что в шкафчике зазвенела стеклянная посуда. – Ты разлёгся как недобитый барон на двуспальной кровати, Натусик на моём диване, а я сижу, как задристанный щенок, в кухне на полу, почти всё время молчу и всем, чёрт побери, постоянно мешаю! Уйди с глаз моих, пока я тебе мусорное ведро на башку не надела!
Евген уставился на меня квадратными глазами, покрутил пальцем у виска и ретировался с кухни.
Надо описывать, какими глазами смотрел на меня с экрана Милан?
- Яничка, милая, зачем ты живёшь с этими ужасными людьми? – Спросил он, немного опомнившись. – Ты же собиралась купить себе жильё с гонораров… В чём дело, Яна? – Милан медленно, но верно, начинал заводиться.
Теперь он не отстанет от меня, пока я не расскажу всё.
В общем, разревелся в ту ночь, ближе к утру, не Милан, а кое-кто другой. В последние пять лет я почти ничего не рассказывала ему о реальном состоянии своих дел.
Съёмная квартира в ближнем, но всё же Подмосковье.
Непонятное сожительство с первым попавшимся более-менее приличным парнем.
Постоянно околачивающиеся у нас его родственники.
Крупная сумма денег, которую мне никто не собирается возвращать…  Стыдно рассказывать о таких вещах!
Словенские друзья знали, что дела у меня идут сносно: работаю, встречаюсь с парнем, бегаю по утрам, посещаю спортзал, читаю, пишу. Без лишних, огорчающих подробностей.
Теперь Милан слушал мой грустный рассказ о несостоявшейся покупке жилья, не получившейся семье, не задавшемся разъезде по разным квартирам. Он охал-ахал, иногда принимался ругать меня, иногда жалеть. В итоге заявил, что сегодня же вышлет мне сумму, необходимую для покупки однокомнатной квартиры в Москве.
Вообще-то, он готов был купить мне квартиру побольше, но забеспокоился на тему налогов. Я чуть не ляпнула, что налоги на обычную недвижимость у нас в стране по сравнению с Европой и Америкой копеечные, но вовремя наступила себе на язык.
- Хорошо, Милан, - сказала я. – Вы дадите мне в долг необходимую сумму, и я вам верну её частями в течение года-двух…
- Никаких долгов! – Отрезал Милан. – Я дарю вам эти деньги.
- Милан, но это слишком большая сумма! Я не могу принять от вас такой дорогой подарок.
- Ты не желаешь принять в дар паршивую однокомнатную клетушку от кровного брата?! – Вспылил Милан.
Тут мне следует объяснить некоторые вещи. Например, почему Милан обращается ко мне то на «вы», то на «ты», а заодно уж и наш с ним полный и безоговорочный отказ от алкоголя.
Однажды, во время того самого неполного года, проведённого мной в Словении, мы с Миланом, будучи в изрядном подпитии, побратались. Ну, то есть это он со мной побратался, а я с ним… не знаю, посестрилась, видимо.
Побратались – не в смысле обнялись, поплакали от избытка чувств и объявили себя братом и сестрой, а сделали надрезы на коже и смешали свою кровь. Думаю, многие слышали об этом древнем обычае, но мало кто решается осуществить его на практике в наши дни. Нас с Миланом угораздило. До сих пор на наших правых кистях красуется по небольшому шраму.
Светку тогда аж передёрнуло, и она назвала нас дикарями. Полностью с ней согласна. Это было дико, глупо, нелепо, и с тех пор мы оба, не сговариваясь, отказались от алкоголя навсегда.
Мы с Миланом предпочитаем об этой истории братания не распространяться и не обсуждать её друг с другом, но когда один из нас начинает кочевряжиться, отказываясь принять помощь другого, тот, другой, по негласному правилу, установившемуся между нами, напоминает, кем мы друг другу теперь приходимся.
Вот и сейчас Милан заставил меня, уже в который раз, принять его помощь. Он перевёл на мою банковскую карту сумму, необходимую для покупки однокомнатной квартиры в более-менее приличном районе столицы и купил мне по Интернету билет в бизнес-класс на самолёт до Любляны. Милан взял с меня обязательство срочно купить квартиру и показать ему договор купли-продажи по приезду. Не подумайте, мой кровный брат не зануда. Он просто любит, чтобы всё было правильно.
В пылу благодарности я выдала самую нелепую из всех фраз, какую только могла выдать. Я пообещала найти Светку и заставить её вернуться к нему.
- Я не сомневаюсь, что ты сможешь это сделать, сестрёнка, - ответил Милан, немного помолчав, - только ты не сможешь одного: заставить её любить меня.
Он усмехнулся так горько, что я отдала бы всё, что имею и даже немного больше за то, чтобы больше никогда не видеть этой усмешки на его бледном, одухотворённом лице.
- Она не имеет права поступать так с вами! – Воскликнула я. – Вы сделали её великосветской дамой!
- Нет, Яничка, - спокойно возразил Милан. – Она всегда была великосветской дамой. Она родилась ею. Я только создал ей условия, чтобы она раскрылась.
- Да! Всего-навсего! – Съехидничала я. – Вы бы видели, где эта великосветская дама родилась, и в каком окружении прошли её детство и юность!
- Это всё неважно, - ответил Милан. – Где бы она ни родилась, она родилась принцессой. Как и ты, Яничка, родилась поэтом и прекрасным другом. Нет разницы, где ты при этом живёшь, и кто тебя окружает. Наступит время, и ты станешь тем, кто ты есть. Это неизбежно.
У меня немного другие взгляды на жизнь, но спорить с фаталистом Миланом я не стала. Во-первых, он очень красиво излагал свои мысли, и было жаль разрушать их строй какими-то глупыми возражениями. Во-вторых, я бы скорее залепила сама себе пощёчину, чем расстроила Милана своим несогласием или чем-то ещё. В-третьих, я не спала уже вторую ночь подряд, и язык мой медленно, но верно начал завязываться в узел.
Мы попрощались в пятом часу утра, и я даже успела часа три с половиной поспать, прежде чем отправилась на работу клянчить отпуск.
Глава 2
Мне было очень страшно, но страх притуплялся жуткой усталостью, а усталость превозмогалась чувством всепоглощающего сострадания к Милану. Вдобавок, на всё - про всё у меня было меньше двух суток, за которые я должна была отпроситься с работы, приобрести жильё и собрать вещи. Это был полный цейтнот, но я решила действовать как автомат, и эта тактика дала свои результаты.
Через два дня я сидела в самолёте и вспоминала пролетевшее до отъезда время со смешанными чувствами.
На работе мне удивительно легко дали отпуск на… сорок пять дней! Дело в том, что, увидев мою зелёную, зарёванную физиономию, начальство решило, что у меня кто-то умер. Я на всё кивала и соглашалась. Почему-то все они подумали, что у меня умер отец. Я не спорила, потому что мой биологический отец и впрямь мёртв, правда, случилось это полтора года назад.
О его смерти я узнала не сразу, потому что родители мои с незапамятных времён находятся в разводе, и с отцом всё это время я не общалась. Узнала случайно, постфактум, через пятые руки. Никому из столичных знакомых, кроме Евгена, об этом не рассказывала. Начальство же рассудило, что я нуждаюсь в длительном отдыхе, приплюсовало к обычному трудовому отпуску всё, что возможно, и получилось целых сорок пять дней! Фантастика!
Так же фантастически просто мне удалось приобрести однушку с дизайнерским ремонтом в пяти минутах ходьбы от метро в только что построенном доме, готовом к заселению. В этом мне помогла Маринка, с которой мы подружились однажды на вызове.
Я считаю, что отношение медика к пациенту должно быть сугубо профессиональным, но в тот раз девушка вызвала во мне такое восхищение своей стойкостью, что я пришла потом навестить её в больнице. Марина попала тогда в страшную аварию. Из четверых пассажиров легковушки, в которой она ехала, в живых осталась только она и грудной ребёнок. Его в момент столкновения выбросило из салона вместе с детским креслом.
Марина застряла в груде искорёженного металла, откуда её с огромным трудом извлекли спасатели. Её левая нога оказалась буквально разорвана на несколько частей, девушка могла её лишиться и стать инвалидом, и она это прекрасно понимала, потому что оставалась в сознании. Другая на её месте истерила бы так, что пыль столбом, а она сохраняла полное присутствие духа, да ещё и шутить умудрялась.
В общем, теперь о той страшной аварии напоминают лишь жуткие шрамы на левой ноге Марины да наша дружба.
Марина – юрист по профессии, причём работает в сфере оборота недвижимости. Это она два дня назад порекомендовала мне надёжную строительную фирму и помогла разобраться со всеми документами. Сама я ни за что не справилась бы.   
 Выручило ещё и то, что мы живём в эпоху, когда предложение новой недвижимости в столице и её окрестностях слегка превышает спрос. Иначе поиск жилья и его оформление растянулись бы на месяцы, а так мне есть теперь, что показать Милану по приезде.
Мне было, по большому счёту, безразлично всё, что связано с моей новой квартирой. Сколько там квадратных метров, какого цвета плитка в ванной, чем отделана рабочая зона в кухне… Наплевать! Я словно чувствовала, что жить мне там не придётся, и относилась к вопросу выбора очень легко. Меня всё устраивало: и этаж, и подъезд, и район. Главное – скорее заключить договор купли-продажи и покончить с этим.
Что-то вроде радости от покупки жилья я ощутила лишь в тот момент, когда сообщала об этом Евгену. Он был немало удивлён: как так, то я не могла найти съёмный угол, чтобы уйти от него, а тут вдруг – раз! – и переезжаю в своё жильё. Он с радостью согласился помочь перевезти мои вещи, которые я успела собрать в мешки и коробки, в новую квартиру. Видимо, кого-то нашёл. Что ж, счастья ему полные… карманы! В конце концов, не такой уж он плохой человек, просто мы не совпали по каким-то таинственным показателям, вот и не вышло между нами ничего путного. Жаль. Могли бы уже детей по музеям водить, но нет, так нет.
Только я успела подумать о Женечке в этом положительном ключе, как в мозг мой ввинтился ржавым шурупом его вопрос:
- Знаешь, в чём твоя беда, Янка?
- В чём же? – Вежливо поинтересовалась я.
- Ты думаешь, что представляешь собой какую-то ценность для других, а на самом деле нет.
От неожиданности я захлопала глазами, уставившись на теперь уже бывшего соседа по коммуналке.
- Тебе кажется, что ты нужна кому-то сама по себе, потому что ты такая замечательная. Что все это видят и втайне восхищаются тобой. На самом деле в наше время все восхищаются только собой. Другой человек интересен только тогда, когда с него можно что-то получить. А что с тебя можно получить, Янка?
- Шерсть, - невозмутимо ответила я, тряхнув волосами. – Ещё я могу яйцо снести, если постараюсь. Начисто.
- Ты всё шутишь, красавица, – погрозил мне Евген своим длинным, кривоватым пальцем, - а лет-то тебе уже давно не восемнадцать! Другие в твои годы…
Да, слышала я про то, что могут и имеют другие в мои годы уже много раз за жизнь! «Я в твои годы уже давно писала в горшок, а ты всё в штаны дуешь!» «Я в твои годы уже таблицу умножения наизусть декламировал, а ты едва по складам читаешь!» «У меня в твоём возрасте был студенческий билет самого престижного вуза, а ты всего-навсего спасаешь чьи-то жизни и занимаешься прочей подобной ерундой!»
Пытаясь соответствовать чьим-то представлениям о том, какая ты должна быть, всегда получаешь в итоге только одно – травму.
Вот и сейчас Евген пытается меня травмировать. Травмировать в очередной раз. Ему мало тех лет, что я на него потратила, получая взамен только жалкий букетишко к празднику и килобайты нытья по поводу и без. Ему мало той любви, что я дарила ему непонятно за что! Ему мало… Ему вечно всего мало, и он всегда хочет получить ещё больше! Что ж, не в этот раз.
Дождавшись паузы во вдохновенном монологе Евгена, который нёс что-то как раз о том, что и Милану я тоже не нужна как класс и как личность, а интересна лишь как буфер между ним и Светкой, я с самым серьёзным видом спросила:
- Евгений, а не подскажете, какова точная глубина Марианской впадины в Тихом океане?
Женечка осёкся, и бледно-голубые глаза его часто-часто замигали.
- Сколько лет жизни человек тратит на моргание? – Эффектная пауза. -  Как? Тоже не знаете? Вы даже не в курсе, сколько яиц в кладке утконоса?!
Евген ошалело потряс головой.
- Ну, знаете, Евгений! – Подытожила я. – Это переходит все границы!
Я развернулась и гордо пошла к выходу.
- Стой! – Крикнул мне вслед Евген. – Когда ты вернёшься из этой своей… Словении? – Последнее слово бывший сосед произнёс с таким презрением, что я едва удержалась от смеха. – Когда тебе ключи занести?
- Мне они не нужны, можешь никогда не заносить, - ответила я. – У меня есть свой комплект, чтобы войти, а как только я буду дома, то сразу же поменяю замки. Машину оставь на парковке перед домом. Запасные ключи у меня тоже есть, свои можешь выбросить.
Евген чуть не поперхнулся от моей предусмотрительности, которая на самом деле была и не моя вовсе, а Маринкина. Это она посоветовала сменить замки в квартире после заселения, а то мало ли что? Насчёт автомобильных замков я уже додумалась сама по тому же принципу.
- И, пожалуйста, мне без фокусов вроде посуточной сдачи моего жилья и прочего подобного! Я могу вернуться в любой момент. Сделаю это сразу же, как только Милану станет лучше.
- У тебя не получится его охмурить! – Заорал вдруг Евген во всю силу лёгких. – У тебя в двадцать лет это не получилось, а сейчас тем более не получится! Ты никому не нужна! Ты была нужна только мне, но ты предала меня!
Надо же, сколько пафоса! Предала! Интересно, когда же я успела предать Женечку?
- Ты хочешь получить всё! – Надсаждался Евген. – Но ты ничего, ничего не получишь! Такие, как ты, всегда остаются с краю! Рулят в наше время совсем другие!..
Он ещё долго что-то выкрикивал мне вслед, пока я выкатывала чемодан, вызывала такси и обувалась. Пусть покричит, может, легче станет. Однако меня очень неприятно царапнули его слова про это самое «наше время». Может, я и впрямь в него не вписываюсь? И как тогда мне быть? Как вписать невписуемое?
Даже не знаю. Лично мне всегда казалось, что есть ценности на все времена, такие, как любовь, дружба, доброта, красота, сострадание. Оказывается, всё это нынче с краю. Что ж, значит, побудем с краю. Ведь если все примутся рулить, то никаких рулей не напасёшься. Попробуем обойтись без руля, одними ветрилами. Вдруг выйдет что путное? Впрочем, куда мне! Несовременная, глупая, наивная, никому ненужная ждунья, прождавшая четыре года непонятно чего – вот, кто я такая. Придётся с этим жить, деваться-то всё равно некуда.

Глава 3
В Любляну я прилетела поздним утром. Милан, как и обещал, прислал за мной машину, но сам встречать меня не приехал. Дела, видимо. Никаких обидок по этому поводу нет и быть не может, Милан очень занятый человек, и это хорошо: меньше времени остаётся на иссушающие душу переживания, до коих он всегда был большой охотник.
Когда я уезжала из Москвы, там стояла типичная мартовская погода: температура воздуха от лёгкого минуса до лёгкого плюса и обратно, кругом лужи вперемежку с грязноватыми, просевшими сугробами, с крыш капает, и сохраняется повышенная сосулечно-пришибательная опасность. В Словении меня сразу же взяла в плотное кольцо поздняя весна, и я не спеша плыла в её тёплых, ароматных волнах.
Спасибо Насте, моей соседке и доброй приятельнице, которая вызвалась меня проводить, и забрала в аэропорту мои тёплые вещи! Теперь на мне только чёрно-красное платье-футляр из плотного трикотажа с коротким рукавом, лёгкая кожаная куртка вишнёвого цвета и высокие чёрные с красной шнуровкой ботинки. Дашка, моя юная сотрудница, сказала, что это «последний писк». Что ж, последний так последний. Не будем спорить с признанными модными экспертами нашей подстанции.
Присланный за мной автомобиль оказался кабриолетом, и тёплый ветерок, напоённый ароматами цветов, нежно трепал мои распущенные волосы всю дорогу до дома моего кровного брата. Как он там? Сердце тревожно сжималось от мыслей о том, как Милан переживает своё несчастье. Вокруг было столько красоты, что даже не вполне верилось, будто кто-то, живя в этой благодати, может быть несчастен, особенно обитатели такого особняка, как у четы Котников. Оказывается, может. В жизни столько всего намешано, что порой ужас охватывает от этого бурлящего разнообразия.
Я порадовалась, что водителем оказался тот самый словоохотливый дедок, дядюшка Йозеф, с которым у нас в прошлые мои приезды сложились самые тёплые отношения. Поток его слов обо всём на свете, мягкий, незлобный юмор и весёлый не по годам смех отвлекали меня от грустных мыслей.
Я отказалась от помощи Йозефа по доставке моего чемодана в дом и сама покатила его к крыльцу, оглядываясь по сторонам и отмечая про себя, что роскошный некогда сад приобрёл отчётливые признаки запустения. Здесь всегда было много клумб с самыми разными цветами, но в этом году никто не позаботился о том, чтобы засадить их к весне по-новой, и в них в лучшем случае торчал какой-то самосев, в худшем – крапива. Деревья не обрезаны и не окопаны, дорожки не посыпаны свежим гравием.
Крыльцо, всегда такое нарядное и ухоженное, было теперь заляпано грязью, а с деревянных деталей кое-где заметно облупилась краска. От этого делалось ещё грустнее. Сердце моё готова была уже сдавить самая настоящая тоска, но тут я заметила, что не одна на садовой дорожке. Чуть впереди и сбоку высится крупная, тёмная мужская фигура.
Парень был одет в тёмно-синие джинсы и чёрную джинсовую куртку. Ветер трепал его каштановые, чуть волнистые волосы. Когда на них падал солнечный свет, они буквально вспыхивали золотистым пламенем. Роста молодой человек был намного выше мужского среднего, а в руке его красовалась, как, собственно говоря, и в моей, ручка огромного чемодана на колёсах. Рядом высилась спортивная сумка исполинских размеров.
Парень повернулся в мою сторону, и я обмерла. Это же Яромир Збогар, звезда словенского и мирового мини-футбола! По нему буквально сходят с ума сотни тысяч женщин и девушек во всём мире. Вот это друзья у Милана! Впрочем, удивляться тут нечему, Милан Котник и сам мировая знаменитость. Правда, области, которым посвятили себя Милан и Яромир отстоят друг от друга, прямо скажем, далековато, но жизнь есть жизнь, чего только в ней не бывает!
При виде меня лицо Яромира внезапно осветилось такой улыбкой, что в глазах моих чуть было не померкло Солнце, но этого всё же не произошло. Кто я, и кто он? Ответ на этот вопрос очевиден: мне ловить нечего.
- Яна? – Спросил вдруг Яромир. – Янина Рупник?!
- Так точно! – Отрапортовала я и рассмеялась его искреннему удивлению. – Вам Милан сказал, что я сегодня приезжаю?
- Милан сказал только, что сегодня приедет в отпуск его сестра Яна. Я никак не ожидал, что сестра Милана – это вы, Янина Рупник.
- Что же здесь особенного? – Удивилась я.
- В общем-то, ничего, - ответил Яромир, смутившись. – Следовало ожидать, что в такой семье, как Котники, много разных талантов.
- Вы интересуетесь поэзией, Яромир?
- Откуда вам известно моё имя? Милан сказал?
- В том числе и от него, - подтвердила я, – а ещё я интересуюсь мини-футболом, с вашего позволения, и даже немного играю.
- Ничего себе! – Удивился Яромир. – Оказывается, и такое тоже бывает! А ещё, - добавил он, приободрившись, - бывает, что спортсмены тоже иногда интересуются поэзией! Так-то, - присовокупил он не без гордости. – Особенно когда их лучший друг не расстаётся ни на день со сборником стихов одной современной поэтессы!
Мы оба рассмеялись, и я предложила Яромиру отправляться, куда он собирался, потому что «пост сдан – пост принят», но Яромир возразил, что никуда он, оказывается, не собирался, а просто забирал вещи из химчистки.
Легко подхватив свой огромный багаж, парень направился в дом, предложив мне следовать за ним.
- Оставьте свой чемодан на дорожке, Яна, - предложил Яромир. – Я сейчас за ним вернусь. Незачем вам обрывать свои нежные руки.
Я рассмеялась и отказалась от его помощи. Рассмеялась, потому что видел бы он, где и как я работаю, а отказалась от помощи оттого, что я ничего не хочу от этого милого парня и не собираюсь с ним кокетничать, строя из себя девушку-эльфа. Я не эльф, я фельдшер. Общего у этих двух понятий только буквы «ф» и «л».
Болтая о пустяках, мы вошли в дом, расположились на первом этаже в кухне-гостиной, и Яромир принялся варить для меня кофе. Он, видимо, был убеждён, что я помираю от усталости и истощения, судя по тому, какой заботой он меня окружил и сколько продуктов повыкидывал на стол из холодильника.
В итоге мы расположились за дубовым некрашеным столом и начали неспешную беседу за кофе с бисквитами. Яромир был очень обеспокоен состоянием Милана, а ещё больше разозлён собственной беспомощностью перед лицом несчастья нашего друга. Он не знал, как тому помочь, и сердился сам на себя так, что иногда принимался грызть ногти.
Я, как могла, убеждала Яромира в том, что вместе мы сила, что мы сейчас же, не сходя с места, разработаем стратегию и тактику и сделаем всё, чтобы вытянуть Милана из его хандры. Мы вытянем его оттуда, чего бы это нам ни стоило!
Яромир постепенно начал проникаться моей убеждённостью, и я поняла, что обрела в его лице надёжного и доброго помощника.
Неожиданно наш разговор был прерван стуком падающих в прихожей вещей и отборными словенскими ругательствами, которые азартно выкрикивал чей-то звонкий, молодой голос. Почти тотчас же в гостиную вбежала огромная чёрная собака и прямиком направилась ко мне.
Почему-то меня всю жизнь любят собаки, хотя сама я никогда собачницей не была. Я считаю, что заводить животное в городской квартире – это издевательство и над собой, и над ним. Максимум, что можно там  завести – это аквариум с рыбками, ну, или черепаху, или хомяка какого-нибудь.
Собака, вбежавшая в гостиную, явно не была обитателем городской квартиры. Было заметно, что пёс привык к свободе. Наличие в комнате тяжёлой, громоздкой мебели откровенно смущало его. Зато очень понравились мои поглаживания. До такой степени понравились, что он улёгся всей своей тяжеленной тушей на мои ноги и принялся подставлять под руки то спину, то голову.
Наконец, в комнату вошёл владелец чёрного пса. Это был юноша, почти совсем ещё мальчик, чуть ниже среднего роста, светловолосый и зеленоглазый.
- Ну? И чего вы тут расселись? – Спросил он без всяких церемоний. – Погода, вон, какая хорошая, пошли бы прогулялись.
- Здравствуйте, Иван! – Произнёс Яромир торжественно. – Мы тоже очень рады вас видеть. Вы только посмотрите, кто к нам приехал…
- Сам вижу! – Отрезал Иван. – Кстати, я к вам, Янина, сейчас обращался по поводу прогулки. Ярека это предложение не касается.
Всё это было произнесено столь серьёзно и категорично, что мы с Яромиром оба так и покатились со смеху.
- Ничего смешного, - припечатал нас серьёзный не по годам Иван. – Тебя тут быть уже не должно! – Палец, направленный прямо в грудь Яромира не оставлял никаких сомнений по поводу того, кого именно тут не должно быть. – Вот, и чемоданище твой стоит собранный, и баул. Прощай, дружище! - Иван притворно всхлипнул. – Нам будет тебя не хватать… примерно как Мареку пятой ноги! – И подросток захохотал собственной остроумной шутке таким пронзительным смехом, что зазвенели сосульки хрустальной люстры.
Лицо Яромира пошло красными пятнами. Мне стало жаль его, и я не придумала ничего лучше, чем ляпнуть:
- Яромир никуда не собирается! Он просто забирал вещи из химчистки.
- Правда? – Живо отреагировал Иван. – И эти вещи тоже?
Он указал на огромную сумку Яромира, подскочил к ней и молниеносным движением расстегнул застёжку. Оттуда не замедлили посыпаться многочисленные футбольные, и не только, мячи разной степени изношенности.
- Ты пытался сдать мячики в химчистку? – Участливо поинтересовался Иван. – Хм… А Ярек-то у нас… - Тут он выдержал эффектную паузу и громко, с расстановкой объявил: - Дурачок!
Яромир побагровел. Я положила свою руку поверх его руки и взглядом попросила прощения. Откуда мне было знать, что этот сопливый наглец… или наглый сопляк…
- Послушай, Иван, - начал Яромир, нечеловеческим усилием воли взяв себя в руки, - мне кажется, что это именно в твоём присутствии здесь нет никакого смысла. Ты почти всё время где-то ходишь, по хозяйству ничего не делаешь… Ехал бы ты домой, а? Мы с Яной побудем здесь ещё недельку-другую до отъезда Милана, а ты сейчас поезжай!
Иван слушал Яромира с непроницаемым лицом, скрестив тонкие руки на своей цыплячьей груди. В ответ на реплику Яромира он помолчал немного, как раз столько, чтобы заставить того занервничать, и неожиданно выдал:
- Я сейчас никак не могу уехать! На мне теперь двойная ответственность.
- Какая на тебе двойная ответственность, дурень? – Вспылил Яромир. – На тебе сплошная безответственность вперемежку с глупостью и хамством!
Иван пропустил мимо ушей «дурня» и всё прочее и с серьёзнейшей миной выдал в продолжение своей фразы:
- Я теперь ещё и за Яничкой присматривать должен!
Теперь уже расхохоталась я.
- За Яничкой не надо присматривать, Иван! Яничка сама за кем угодно присмотрит, потому как она медик, который ещё и на Скорой работает, - сказала я, отсмеявшись.
- Именно поэтому за вами и надо присматривать, Яничка, - принялся разъяснять Иван терпеливо. – Вы красивая девушка, профессия у вас благородная, вдобавок, вы поэт! Вы тонко чувствуете, вы красиво выражаете свои мысли и всегда готовы прийти на помощь… всем без разбору. Но вы ничего не понимаете в реальной жизни! – Иван даже поводил указательным пальцем из стороны в сторону для убедительности.
- Знаете, Иван, в чём-то вы правы, - согласилась я с самым серьёзным видом, - но я ещё ни разу в жизни не устроила ни пожара, ни потопа…
- Пожара-то вы, может быть, и не устроили, - авторитетно перебил меня Иван, - но за вами всё равно должен приглядывать умный и надёжный человек. Иначе вас в два счёта охмурит какой-нибудь долбоклак вроде него,  - небрежный кивок в сторону Яромира, - да и бросит с ребёнком!
- Так, всё! – Взорвался Яромир. – Я не собираюсь больше терпеть выходки этого наглого щенка!
- Это ты о ком? – Невозмутимо поинтересовался Иван. – О Мареке? Так он не щенок, он вполне себе взрослый пёс.
- Это я взрослый пёс! – Продолжал бушевать Яромир. – А ты отвратительный, невоспитанный щенок!
- Ты пёс? Надо же! А я думал, ты человек. Извини, ошибся.
Уже даже не багровый, а какой-то свекольно-малиновый, Яромир медленно поднялся и двинулся в сторону Ивана. Тот продолжал сидеть, где сидел, и когда Яромир приблизился к нему вплотную, неожиданно начал петь.
Голос его – довольно высокий и необыкновенно звонкий – заполнял собой всё свободное пространство, и в нём уже не оставалось места ни для чего, кроме песни Ивана. Это была старинная словенская песня о любви, грустная и протяжная.
Яромир замер на месте, совершенно растерявшись. Я встала со своего места, взяла его за руку и усадила обратно за стол. Яромир не сопротивлялся.
Как только мы уселись поудобнее, песня оборвалась примерно на середине, и вместо неё в наши уши хлынули похабные куплеты, в которых неизменно  фигурировали в том или ином виде спортсмен и медичка.
Почти уже успокоившийся Яромир снова побагровел, и с него градом полился пот. Он забормотал ругательства и попытался встать, но я удержала его за рукав.
Через некоторое время, довольно продолжительное, надо сказать, певец притомился, и в его припевках начали появляться паузы, становившиеся с каждым разом всё длиннее. В одну из таких пауз я принялась громко и бурно аплодировать, взглядом приглашая Яромира делать то же самое. Тот повиновался, и наши громкие, продолжительные аплодисменты, в конце концов, заставили юного исполнителя замолчать.
-  У вас прекрасный голос, Ванечка! – Похвалила я. – Вы занимаетесь вокалом?
- Занимаюсь вокалом! – Повторил Иван саркастически. – У меня собственная рок-группа!.. Ванечка? – Неожиданно переспросил он. – Меня так ещё никто не называл!
- Это, должно быть, потому, что среди ваших знакомых нет или почти нет русских девушек и женщин.
- Русских? – Переспросили Иван и Яромир одновременно.
- То-то я и слышу, у вас необычный выговор! – Заметил Иван. – И речь такая правильная, литературная. Я думал, это оттого, что вы писатель, а вы, оказывается, русская, и словенский язык для вас не родной.
- Это не совсем так, - возразила я. – Словенский язык знаком мне с детства. Дедушка был словен.
- Для словенки вы слишком крупная и яркая, - произнёс Иван весомо. – Некоторые люди, ну, или как их там… - презрительный взгляд в сторону Яромира, -  уже успели это оценить.
- Мы обязательно обсудим это после, - заверила я Ивана, - а сейчас давайте поговорим о том, из-за кого мы все здесь -  о Милане.
- Я здесь вовсе не из-за Милана, - возразил Иван, скривившись так, словно его внезапно угостили кисленьким. – Я с предками полаялся, вот и перекрываюсь от них у дядьки, - Иван замялся ненадолго, но, быстро овладев собой, выпалил: - но мне его жаль, всё же. Это надо, впасть в полнейший маразм из-за какой-то тупой курицы и двух её личинок! Ладно, уговорили. Я тоже за вас. С дядькой надо что-то делать, а то он так скоро выступать не сможет, скурвится и по миру пойдёт. Кто мне тогда деньжат подбрасывать станет?
Я положила руку поверх руки Ванечки, заглянула ему прямо в глаза и проникновенно сказала:
- Я очень рада, что вы с нами, Иван!
- Рано радуетесь, Яна! – Зловеще произнёс Яромир, испепеляя Ванечку взглядом.
От этого карающего взора, направленного на меня, я бы точно сползла под стол, а безбашенному подростку хоть бы хны!
Надо сказать, глаза у Яромира весьма необычного цвета: светло-карие, отливающие жёлтым. Очень редкий оттенок! Когда Яромир злится, в них так и мечутся зелёные искры, и в этом кроется секрет его особенного, грозного очарования.
- И я рад, - ответил Иван, галантно целуя мне руку.
Реплики Яромира в свой адрес он, как и его взгляда, как будто не заметил.
- Когда вернётся Милан? – Спросила я, не обращаясь ни к кому из парней конкретно.
- Никогда! – Отрезал Иван, и меня тут же одолело нехорошее предчувствие.
- Он дома, - пояснил Яромир. – Милан уже давно никуда не выходит. С тех пор, как ушла Светлана.
- Как дома?! – Воскликнула я, вскакивая со стула. – Где он?!
- Успокойтесь, Яна, - ответил Яромир. – Милан у себя в комнате. Он спит.
- Как спит?! – Не поняла я. – Середина дня на дворе, а он спит?! Он же всегда в пять утра вставал… Пробежка, потом занятия, потом…
- …суп с котом! – Мрачно резюмировал Иван. – Я же сказал вам, Яничка, что дядька из-за этой своей драной козы впал в…
- Никуда он не впал! – Рявкнул Яромир, стукнув кулаком по столу так, что зазвенели чашки и блюдца, а тарелка с печеньем, стоявшая с краю, упала и разбилась вдребезги, засыпав пол крошками и осколками. – Прекрати оскорблять моего друга и его жену! Прекрати считать всех вокруг себя идиотами! Если с тобой разговаривают, как с человеком, это ещё не значит, что ты человек! Ты никто и звать тебя никак!
- Да, Ярек, - смиренно закивал Иван. – Ты абсолютно прав! – Яромир уставился на Ваньку в ожидании очередного подвоха, и тот не заставил себя ждать: - Тебя, например, тоже считают человеком, но это ничего не значит, потому как на самом деле ты пёс. – Яромир встал во весь свой немаленький рост, угрожающе нависнув над тщедушным Иваном. – Что? – Уставился на Яромира вредоносный наглец своими круглыми, зелёными глазищами. – Ты сам сегодня в этом признался. У меня свидетели есть!
- Прекратите оба! – Твёрдо, с расстановкой произнесла я. Так нас учили разговаривать с охамевшими, скандальными пациентами. – Мы здесь не для того, чтобы выяснять, кто из нас щенок, а кто пёс. Мы должны помочь Милану сохранить здоровье. Мы обязаны поддержать его морально. Сейчас вы оба сядете на свои места, и мы обсудим стратегию и тактику нашего поведения на ближайшие две недели, ровно до того дня, как Милан уедет в гастрольный тур.
Мои слова подействовали на неуёмных антагонистов отрезвляюще. Они уселись на тяжёлые, дубовые стулья, и я попросила Яромира рассказать всё, что он знает о нынешней жизни нашего друга.
Новости, надо сказать, были неутешительны. Милан окончательно перепутал день с ночью, плохо и мало ел, перестал заниматься спортом, как он делал это всю свою сознательную жизнь, и даже музыкой в последнюю неделю перестал заниматься совсем.
Яромир всерьёз опасался за психику Милана и старался не оставлять его надолго одного ни днём, ни ночью. Отправляясь спать далеко за полночь, он ставил будильник так, чтобы просыпаться каждые два часа и наведываться в комнату Милана. Яромир очень боялся попыток суицида с его стороны.
Мне стало понятно, почему Яромир постоянно вспыхивает, как порох, а под глазами его залегли тёмно-синие тени. Парень элементарно не высыпался.   
Яромир рассказал, что по ночам Милан пытается читать книги, но обычно не может одолеть и двух страниц – отвлекается на свои мысли и часами сидит, либо лежит, уставившись в пространство.
Иногда он разговаривает или переписывается по Интернету с кем-нибудь из своих знакомых, как правило, из другого полушария Земли, где в это время день. Милан почти перестал следить за собой и совсем не бывает на воздухе. Ему плевать на то, что творится в доме, а в доме и во дворе, как я уже успела заметить, царят разгром и запустение. Раньше за порядком следили горничная и повариха, но они, как выразился Милан, «утащились» вслед за своей хозяйкой.
Мы условились с парнями, что будем пытаться постепенно вытащить нашего друга и родственника из ямы, в которую загнала его жизнь. Не хочет спать по ночам? И не надо! Мы будем все вместе и каждый по отдельности составлять ему компанию. Только сидеть в комнате и перебирать дурные новости с семейного фронта Милана мы не станем. Мы будем вытягивать его из дома под любыми предлогами. Сегодня же устроим коллективную прогулку по центру города! Мы все должны увидеть родной город Милана его глазами!
Завтра мы будем смотреть Любляну глазами Яромира, послезавтра -  Ванечкиным незамутнённым взором. Пойдём в театр, в музей, куда-нибудь ещё. Будем активно заниматься хозяйством. Главное – вымотать Милана как следует днём, чтобы он спал ночью.
Для пущего эффекта мы решили вытаскивать нашего страдальца на утренние пробежки. Не в шесть утра, конечно, мы ведь не звери. Часиков в восемь будет в самый раз! Если кто-то до этого времени не выспался, это его проблемы. Никаких возражений и трепыханий не примем, пусть даже не пытается нам их выдвигать.
В современном мире принято лечить бессонницу снотворным, а дневную сонливость производными амфетамина, но у такого лечения масса побочных эффектов. Вдобавок, человек расплачивается за него годами своей жизни в прямом смысле слова.
Дело в том, что во время сна наш мозг отключается не полностью. Те, его зоны, которые ответственны за взаимодействие с внутренними органами и системами, наоборот, активизируются. Мозг корректирует их работу во время сна, особенно ночного, устраняя сбои и ускоряя процессы регенерации.
Если же человек принял снотворное, то под его воздействием мозг отключается практически полностью. Активными остаются только структуры, отвечающие за поддержание элементарных функций организма, например, дыхания. Таким образом, работа внутренних органов пускается на самотёк, регенерация идёт вяло, и организм изнашивается гораздо быстрее. Не случайно люди с нарушениями сна живут намного меньше тех, кто спит хорошо, поэтому так важно наладить режим дня Милана и обеспечить ему полноценный ночной отдых.
Я со своей стороны пообещала следить за здоровьем Милана и делать всё, что могу, как медик и психолог. Яромир взял на себя спортивную программу. Иван пообещал, что нам всем, и Милану в частности, будет нескучно. Не знаю, как Яромир, а лично я в этом нисколько не сомневалась: умереть от скуки в обществе несносного мальчишки возможным не представлялось.
Ещё мы условились, с моей, разумеется, подачи, что не будем в присутствии Милана обсуждать ни свою, ни чью бы то ни было ещё личную жизнь и флиртовать друг с другом, дабы не травмировать его.
- С тобой я точно не буду флиртовать! – Заявил Иван Яромиру. – Ты не в моём вкусе. Вот Яна – совсем другое дело… Но, нельзя, так нельзя! – Осёкся он, наткнувшись глазами на мой «арктический» взгляд.
Я встала и объявила, что отправляюсь в комнату Милана. Во-первых, узнаю, проснулся он или нет, во-вторых, мне как медику и психологу важно взглянуть на него спящего.
Иван тут же поднялся и преградил мне путь.
- Я пойду с вами, Янина. – На мой безмолвный вопрос тут же был выдан исчерпывающий ответ: - Вы не можете оставаться наедине с мужчиной в его комнате! – Это было сказано так чопорно, что я не удержалась и прыснула в кулачок.
- Милан – мой брат!
- Вы с ним очень дальние родственники, Яна. Не спорьте! Я это точно знаю. Милану на днях пришли какие-то бумажки из архива, подтверждающие шестую степень вашего  с ним родства. – Милан посылал запрос по поводу нашего с ним родства в архив? Интересная новость! – Как вы думаете, Яна, зачем ему понадобилась эта бумажка? – Спросил Иван, прищурившись.
Яромир слушал нас, раскрыв от изумления рот. Правда, он рано начал изумляться. Ещё не то ждало его впереди!
- Не знаю, - искренне ответила я. – Возможно, Милан сделал это, потому что любит точность и порядок во всём…
- Вот именно: во всём! – Отрезал Иван. – Думаю, у него на вас планы! – Сообщил он заговорщически.
В ответ я громко расхохоталась, чем привела обоих парней в лёгкое недоумение тяжёлой степени. Отсмеявшись, я предложила:
- Давайте расставим все точки над «i» здесь и сейчас. Дело в том, что я и Милан – кровные брат и сестра, - я нарочно сделала ударение на слове «кровные», и, чтобы до парней лучше дошёл смысл этого слова, продемонстрировала шрам на своей правой кисти. – У Милана есть точно такой же, - сообщила я своим обалдевшим собеседникам, - и какая там у нас степень родства по документам, никакого значения уже не имеет, и иметь не может!
- Класс! – Выдохнул Иван. – Ну, вы и дикари! – Произнёс он с восторгом, и это была первая искренняя эмоция, которую я увидела на его лице с момента знакомства.
Яромир уронил голову на стол и спрятал лицо.
Я не ожидала другой реакции, поэтому безразлично пожала плечами и отправилась в комнату Милана. Если до этого мои шансы покорить сердце Ярека стремились к нулю, то теперь они, кажется, сползли к устойчиво отрицательным отметкам.
- Вы сделали это по пьяни? – Выстрелил мне в спину Иван. – Да, Яна?
Я медленно обернулась и произнесла:
- Ну, раз уж я начала говорить начистоту, то признаюсь: да. С тех пор ни я, ни Милан алкоголя не употребляем.
- То-то я думаю, с чего это дядька трезвенником заделался! – Хохотнул Иван. – Даже пиво не пьёт… Послушайте, Яна… Можно задать вам ещё один нескромный вопрос?
- Задавайте, - разрешила я, - все нескромные вопросы, которые вертятся на вашем, Ванечка, языке, и покончим с ними!
- Скажите, Яна… Когда Милан уедет на гастроли, не согласились бы вы провести остаток отпуска в Словении… со мной! – Последние два слова Иван буквально выплюнул и покраснел от собственной смелости.
- Нет, конечно! – Ответила я невозмутимо. – Ещё меня не привлекли за совращение малолетних!
- Я не малолетний! – Вспылил Иван. – Мне скоро двадцать исполнится! И я, между прочим, столько за эти двадцать лет пережил, сколько другим не выпадает и за сорок! Вот, смотрите, у меня прядь волос седая… - Ванечка наклонил голову, и я разглядела довольно крупную седую прядь, которая была почти незаметна на его светлых волосах.
Меня удивило, что Иван не настолько юн, как мне показалось. Для двадцати лет он очень инфантилен, конечно, и вряд ли это проистекает от избытка благополучия. Скорее, наоборот. Мне стало жаль Ваньку, и я решила его приободрить:
- Я тоже пережила многое за свои тридцать лет. Жизнь не щадит никого, Иван. Этим она страшна и интересна одновременно.
-  Вам тридцать лет?! – Воскликнули Иван и Яромир одновременно.
- На самом деле сорок пять, - ответила я, не моргнув глазом. – Я просто сбавляю себе возраст. Моложусь.
- А вы весёлая! – Заметил Иван. – Шутите постоянно…
- С вами тоже не заскучаешь, Ванечка!
- Так, может, мне и вам…
- Нет! – Отрезала я.
- Так я и знал! – Возмущению Ивана не было предела. – Вам приглянулся вон тот… взрослый пёс! – Высказался Иван, указывая рукой себе за спину.
- Да, - согласилась я незамедлительно, - ваш Марек – просто чудо! Всегда мечтала завести собаку, но, думаю, ей будет плохо в городской квартире.
- А мужа вы себе завести не мечтали в городской квартире?
- Иван, прекрати! - Подал голос Яромир. – Ты замучил Яну своими вопросами.
Яромир сидел уже в кресле, а у его ног уютно примостился Марек. Они очень хорошо смотрелись вместе, и были даже чем-то похожи: оба крупные, тёмные, серьёзные. Собаки обычно бывают похожи на своих хозяев, но Марек был полной противоположностью своего молодого владельца.
- Почему же замучил? Я отвечу, чтобы потом не было ко мне никаких претензий. Да, я мечтала одно время о собственной семье и даже пыталась её создать, но из этого вышло одно недоразумение напополам с болью. Поэтому в ближайшее время вступать в отношения с мужчинами не намерена. Есть ещё вопросы?
Зря я это спросила.
- Так то в ближайшее, Яна! – Гнул своё Иван. – А потом?
- А потом – суп с котом! – Выдала я одну из его любимых фразочек.
- Вы собираетесь уйти в монастырь, Янина? – Спросил вдруг Яромир, улыбаясь.
До чего умопомрачительная у него улыбка! Жаль, что она, как и всё остальное в нём, не для меня.
- Это хорошая мысль, - закивала я с серьёзным лицом. – Обязательно обдумаю её на досуге.
- Яна, вы что? – Испугался Яромир. – Я же пошутил!
- Ты дурак, и шутки у тебя соответствующие! – Вскипел Иван. – Яничка, не слушайте его! Нельзя всерьёз воспринимать слова психа, который объявляет, что он пёс, и сдаёт мячи для мини-футбола в химчистку!
- Вам нельзя в монастырь! – Воскликнул Яромир, игнорируя реплики Ивана в свой адрес.
- Почему это нельзя? – Возмутилась я. – Очень даже можно! Я свободна. Детей нет. Физически крепкая. У меня даже есть, что внести в монастырь в качестве вступительного взноса!.. Нет, я обязательно подумаю о монастыре всерьёз, - пообещала я и отправилась, наконец, на второй этаж в спальню Милана.
Поднимаясь по лестнице, я заметила, что Иван тяжело рухнул в кресло, не забывая при этом прожигать взглядом Яромира, а тот снова уронил голову на руки.

Глава 4
Я поднялась в комнату Милана и вошла без стука. Он спал одетый, вытянувшись на кровати во весь рост. Дышал Милан ровно и глубоко, но сон его был нервным.
Мой кровный брат никогда не был красавцем, а сейчас всё стало ещё хуже, чем всегда.
Милан не отличается богатырским телосложением: рост чуть выше среднего, кость тонкая, хотя при этом у него достаточно широкие плечи, жилистые  руки и ноги. Обычно Милан стрижётся не совсем коротко, создавая этакий богемный имидж, а сейчас его не очень густые светло-русые волосы отросли почти до плеч. Вдобавок, лицо его «украсилось» какой-то невнятной бородёнкой и странными усиками. Сказать, что всё это ему не шло – не сказать ничего.
В комнате, как и во всём доме, царил беспорядок, и это при любви-то Милана к тому, чтобы всё было правильно! На прикроватных тумбочках лежали несколько раскрытых книг разной степени запылённости. Разной степени загрязнённости одежда валялась на полу, кучками и поодиночке. На комоде, тумбочках и конторке заблудились грязные чашки и стаканы. Тут и там «подмигивали» обёртки от конфет и других сладостей.
Бедный Милан! Что происходит в его душе, если такое творится вокруг!
Я собрала книги, отряхнула их, закрыла и поставила на полку. Может быть, конечно, и не в порядке, установленном Миланом, но так всё же лучше. Я заметила, что одной из книг был сборник моих стихотворений. Яромир не обманул.
Впрочем, сомневаться в правдивости его слов не приходилось. По всему видно, что он хороший, открытый парень, как и многие профессиональные спортсмены. За свою медицинскую практику я успела в этом убедиться. Они с детства растут в достаточно закрытой среде, и дурное влияние внешнего мира в большинстве случаев обходит их стороной. Отчасти именно поэтому после окончания спортивной карьеры многие из них не могут приспособиться к жизни «на гражданке», попадая по своей наивности в такое!.. Хорошо, если рядом есть более приспособленный к жизни и быту человек, а если нет, пиши – пропало.
Интересно, есть ли у Яромира девушка?..
Тьфу! Ну, какая мне разница?
Я не спеша раскладывала по местам вещи  в комнате Милана. Обёртки от конфет, обрывки бумаги и прочий мелкий сор – в пакет, а после в мусорное ведро. Грязную одежду – в кучу, а после в прачечную. Грязную посуду – на вон тот симпатичный поднос, а после в посудомойку. Надо будет поменять постельное бельё на кровати Милана и запустить стирку. Кроме меня всё равно сделать это некому.
Покончив с вещами, я открыла окно в сад и присела около него, залюбовавшись розовыми цветами какого-то диковинного дерева. Воздух прогрелся почти до летней температуры и тёплым потоком вливался в комнату, разбавляя её духоту. Повсюду жужжали пчёлы, и, то тут, то там мелькали невероятной красоты бабочки.
Я заметила в конце улицы удаляющиеся силуэты мальчика и собаки, в которых узнала Ивана и Марека. Ну, вот и хорошо. Ярек отдохнёт хотя бы пару часов от нескончаемого потока Ванькиного остроумия. Кажется, мой приезд добавил дровишек в топку искромётного юмора Ивана.
- У тебя золотые волосы, сестрёнка, - послышался за моей спиной голос Милана, - и сердце тоже золотое!
Я встала и направилась к нему, улыбаясь:
- Да ты настоящий поэт, братец! Какие красивые обороты!
Мы оба рассмеялись, Милан легко вскочил с кровати, сгрёб меня в объятья и наградил самым невинным, дружеским поцелуем. После, отодвинувшись на расстояние вытянутых рук, как следует, рассмотрел и резюмировал:
- А ты всё хорошеешь!
Я рассмеялась. Почему-то дома на меня не обращают столько внимания, как здесь, в Словении. Там я никому особо не интересна ни как поэт, ни как существо женского пола. Здесь же я буквально купаюсь во внимании! Именно здесь со мной и происходит масса интересных вещей. Как-нибудь в другой раз расскажу. Думаю, дело здесь в психологическом феномене под названием «шарм иностранца». 
- Ты сильно похудел, Милан, - заметила я. – Как ты себя чувствуешь?
Милан начал жаловаться на бессонницу и головокружения. Я внимательно выслушала его и пошла вниз за своим медицинским чемоданчиком. Мои вещи и вещи Яромира лежали там же, где мы их оставили. Кто-то, скорее всего Яромир, убрал мячи обратно в сумку и подмёл пол, усыпанный осколками тарелки и крошками печенья. Сам Яромир спал на диване в кухне-гостиной перед работающим телевизором, сжимая в руке пульт от него.
Я аккуратно извлекла пульт из его руки, выключила телевизор, а Ярека укрыла лежавшим в кресле пледом. Бедняга! Он тоже не спит почти по всей ночи, опасаясь за жизнь Милана. Тот вроде бы не похож на потенциального самоубийцу, но в жизни бывает всякое. Обязательно нужно наладить его режим дня!
Уходя, я задержалась на секунду, не в силах оторвать взгляд от спящего Яромира. Это надо же быть таким красавцем даже во сне!
Вернувшись наверх, я начала осматривать Милана. У меня сложилось ощущение, что ему приятно моё внимание. Видимо, за последние недели он уже устал чувствовать себя покинутым и ненужным. Это было знакомо и мне, причём, лучше, чем хотелось бы.
Осмотр не выявил ничего ужасного. Так, умеренно выраженное снижение жизненного тонуса. Всё-таки Милан – очень стойкий человек. Другой на его месте уже мог бы «отдыхать» в психиатрическом отделении. Видимо, годы жесточайшей самодисциплины музыканта и спортсмена-любителя не прошли даром.
- Ты познакомилась с моим племянником? – Поинтересовался Милан. – Иван может иногда довольно жёстко подшутить, но в душе мальчишка очень добрый.
- Да, познакомилась, - подтвердила я, - и с Яромиром познакомилась…
- Как с Яромиром? – Не понял Милан. – Он собирался уехать сегодня в первой половине дня!
Я пожала плечами:
- Передумал, видимо.
- Увидел мою красавицу-сестрицу и передумал! – Рассмеялся Милан. – У него случайно не подогнулись колени, как тогда у меня при виде…
Тут горло его перехватил спазм, и лицо опасно напряглось. «Только не это!» - Подумала я, опасаясь, что Милан сейчас расплачется. Я торопливо подошла к нему, обняла за плечи, усадила на стул и принялась болтать о каких-то пустяках, попутно исследуя его плечевой пояс. Да, напряжён. Нужны срочные меры, иначе ни в какой тур по Латинской Америке Милан Котник не поедет, а останется дома и, чего доброго, загремит в неврологию. Вместо полноценной, насыщенной гастрольной жизни выйдет сплошная боль и накрутка нервов.
Вы, должно быть, подумали, что я так тщательно оберегаю Милана от слёз потому, что боюсь, когда плачут мужчины. Нет, и ещё раз нет. Я не боюсь мужских слёз, равно, как и соплей, и крови, и прочих жидкостей человеческого тела. Просто последнее – настолько занятная штуковина, что порой диву даёшься!
Вот, есть человек разумный как биологический вид. У каждой особи две руки, две ноги и прочий набор систем и органов. Казалось бы, и действовать всё это должно примерно одинаково, но нет: каждый организм индивидуален до такой степени, словно внутри единого вида находится ещё масса подвидов и подвидиков.
Организм Милана, например, работает так, что когда мой благодетель плачет, его плечевой пояс и шея испытывают адово напряжение! Пять-семь минут плача – и, вуаля! – на следующее утро получите ужаснейший приступ невралгии. Милан в такие дни даже одеться самостоятельно не может, и кормить его приходится с ложки, потому как плечи, спину до лопаток и верхнюю часть рук его сковывает сильнейшая боль. Может в таких случаях идти речь о репетициях и концертах? Вот и стараемся изо всех сил не допустить плача.
По правде сказать, отправляясь сюда, я была морально готова к тому, что мне придётся одевать и кормить Милана, и то, что он ещё «на ходу» - большая радость. Теперь главное, чтобы не стало хуже.
Я заставила Милана снять рубашку, подогрела масло в аромалампе и принялась делать ему массаж. Мягко разминая его плечи, верхнюю часть спины и рук, я старалась отвлекать Милана от мрачных раздумий приятным разговором обо всём и ни о чём конкретно. Постепенно наш дружеский трёп перешёл, конечно же, на других гостей Милана.
Надо сказать, гостеприимный хозяин был крайне удивлён поведением Яромира. Когда я упомянула вскользь, что тот угощал меня кофе собственного приготовления, Милан аж подпрыгнул на стуле.
- Яромир варил для вас кофе?!
- Да, - ответила я, смеясь, - а ещё угощал бисквитами, ветчиной, конфетами и много чем ещё, что нашёл в холодильнике.
- Хм… Странно! Очень странно… - Промолвил Милан задумчиво.
- Что же здесь странного?
- Яромир вообще-то не очень любит женщин.
Ну, вот! Он ещё и голубой, оказывается! Какая прелесть! Мне вдесятерне ничего не светит. Отличная новость!
- Нет, ты не подумай, он не гей, - словно прочитав мои мысли, заверил Милан. – Он, как бы это помягче сказать… Придерживается очень традиционных взглядов… Его за это нередко обвиняют в шовинизме. В прошлом году…
Милан принялся пересказывать события прошлого года, и я всё вспомнила. Тогда европейская общественность была крайне возмущена высказываниями Яромира Збогара, направленными против феминизма и феминисток. Он так и сказал, то те вконец охамели, потому что у них есть все мыслимые и немыслимые права и свободы, но феминистки хотят, кажется, полного истребления мужчин. За это Збогар поплатился потерей фемистски настроенной части своих фанаток, новым костюмом, в котором его закидала яйцами группа оголтелых девчонок, и частью своей безупречной до этого репутации.
Ещё Милан поведал, что в ранней молодости Яромир пережил тяжелейший любовный опыт. На него положила глаз дочь председателя совета директоров одного крупного футбольного клуба, за который играл Яромир в то время. Сначала всё складывалось хорошо, но после нескольких месяцев встреч девчонка начала откровенно пытаться доминировать. На какие уступки Ярек ни шёл, ей всё равно хотелось большего. Судя по всему, она хотела полной власти над игроком папашиного клуба. В итоге – бурная ссора, вылет из клуба, невозможность устроиться куда бы то ни было, нервный срыв, больница… Именно после тех безрадостных событий Яромир вынужден был уйти из большого футбола в мини-футбол.   
Ещё его мать во время распада Югославии, оказавшись в районе боевых действий, сошла с ума и однажды сутки продержала малолетнего Ярека голым на балконе поздней осенью. В общем, другу Милана было, с чего невзлюбить женский пол.
Ещё Яромир, как и Милан, ненавидел войну в любых её проявлениях. Воспоминания о событиях девяностых годов, когда единая Югославия с кровью и болью распадалась на части, навек объединили друзей. Оба они тогда были ещё детьми, но детство их закончилось с началом военных действий.
Я заметила Милану, что его племянник, похоже, объявил Яромиру самую настоящую войну. Если дело и дальше так пойдёт, то я всерьёз опасаюсь за психическое здоровье одного и физическое – другого.
Милан ответил на это, что характер Ивана сформировался таким ершистым тоже не от хорошей жизни. Во-первых, будучи шестилетним ребёнком, он наблюдал воочию бомбёжки Белграда. Во-вторых, в восемь лет он потерялся и три с лишним года провёл… в таборе цыган!
- Какой ужас! – Невольно воскликнула я. – Бедный мальчик!
- Да, - согласился Милан. – У моего брата и его жены кроме Ивана ещё трое детей, но второго такого больше нет. Он постоянно доводит мать до белого каления, ссорится с отцом и сбегает из дома. Хорошо, что в последнее время ко мне. Раньше сбегал обратно к цыганам.
Я и до этого слышала, что со старшим племянником Милана не всё ладно, но чтобы до такой степени!..
Милан рассказал также, что Иван в прошлом году с грехом пополам получил аттестат, но поступать в колледж не пожелал категорически, заявив родителям, что хочет год или два отдохнуть от «этого вонючего ада», как он почтительно именовал школу. Работает от случая к случаю официантом в дешёвых забегаловках и постоянно где-то пропадает.
Иван – это боль его родителей. Брат Милана – Роберт Котник, известный оперный певец. Жена Роберта, Марта, искусствовед, большой знаток живописи позднего Возрождения. Их младшие дети получают хорошее воспитание, увлекаются, кто музыкой, кто живописью, кто спортом, а Иван… Это Иван!         
После массажа я отправила Милана в душ, снабдив его специальным расслабляющим гелем и чистым бельём, а сама тем временем поменяла постельный комплект на его кровати, аккуратно застелила её покрывалом, ибо нечего на ней валяться день и ночь, отнесла в кухню поднос с грязной посудой, бельё в прачечную, мусор в ведро. После выложила на кресло из гардероба чистую рубашку и чёрные джинсы Милана.
Выйдя из ванной, братец на миг остолбенел. Он переводил взгляд с меня на заправленную кровать и обратно, а я, улыбаясь, как ни в чём не бывало, поинтересовалась самым невинным тоном:
- Скажите, Милан, сейчас модно ходить мужчинам с длинными волосами и полностью заросшим лицом?
- Не знаю, - отозвался Милан. – Почему вы спрашиваете?
- Я смотрю, вы отрастили волосы…
- Я их не отращивал! – Рассмеялся Милан. – Сами выросли.
- Не хотите ли постричься? – Поинтересовалась я.
Милан замялся и выдал:
- Я не против, но это надо ехать в салон…
- Одевайтесь! – Скомандовала я.  – Едем!
- Туда нужно сначала записаться, - запротестовал Милан. – И надо знать, что ты хочешь…
- Разве вы не знаете, что хотите? – Съехидничала я. – Вы капризная девушка, да, Милан?
Он рассмеялся и погрозил мне пальцем. Я сказала, что жду его, одетого, внизу и отправилась в прихожую.
Подкрашивая у зеркала губы, я вслушивалась в сопение Яромира, раздумывая, будить его или нет. Мои сомнения неожиданно разрешились в пользу первого.
Я услышала приближающиеся лёгкие шаги Милана и повернула голову в сторону лестницы. Очень вовремя я это сделала, потому что Милан неожиданно побледнел и начал заваливаться набок. Он стоял почти на самом верху лестницы, и если бы упал с неё… Даже не хочу об этом думать!
Бросив на пол всё, что было у меня в руках, я кинулась вверх по ступенькам навстречу Милану и успела подхватить его, не дав ему пересчитать ступени своим костлявым телом. Дробный стук моих резвых копыт по деревянной лестнице разбудил Яромира, и он, сразу поняв, что происходит что-то неладное, молниеносно взбежал наверх, где мы с Миланом стояли, застыв в вынужденных неразрывных объятьях.
Оказавшись рядом с нами, Яромир легко подхватил Милана на руки и отнёс на диван в гостиной. Я побежала дальше наверх, в его спальню за своим медицинским чемоданчиком.
Тонометр показал, что у Милана довольно резко упало давление. Показатели были низкими, но не смертельными. Видимо, дни, проведённые безвылазно в комнате, и последующая непривычная физическая активность сделали своё дело.
Я попросила Яромира сварить кофе и сделать бутерброд для Милана. Тот не сопротивлялся нашим заботам. Ему стало заметно лучше, и он с аппетитом ел свой «завтрак» около четырёх часов дня.
Покончив с едой, Милан заявил, что, наверное, будет правильнее никуда сегодня не ходить, но мы с Яромиром были непреклонны, и ему пришлось подчиниться. Вызывая машину, он посматривал на нас искоса, словно надеясь на нашу милость, ну, или, в крайнем случае, собственный побег.
Мы не дали Милану ни единого шанса. Окружив его с двух сторон, мы усиленно развлекали нашего друга приятной беседой, отделаться от которой не было никакой возможности.

Глава 5
Перешучиваясь и пересмеиваясь, мы буквально тащили Милана под руки по садовой дорожке к машине. Блистая остроумием, мы не дали сказать ему ни одного слова и в итоге приехали совсем не в тот салон, в который собирался попасть Милан. Это был любимый салон Яромира, куда ходили, в основном, спортсмены всех мастей. Ярека, судя по тому, как нас встретили мастера и администраторы, там хорошо знали и любили. Друг-футболист сам выбрал для Милана стрижку в каталоге, потому что моему кровному брату и благодетелю было уже всё равно, как стричься – так мы его достали своими заботами.
Из оцепенения он вышел только тогда, когда мастер закончил своё дело. Стрижка получилась изумительной: модная и стильная, она очень шла Милану, правда при этом была до ужаса спортивной и молодёжной.
- Это что?! – Грозно спросил Милан, указывая на себя в зеркало.
Мастер, седоватый, пожилой араб схватил каталог и принялся доказывать Милану, что сделал всё, как его просили.
- Кто просил?! – Бушевал Милан. – Я просил?
Мастер смутился и опустил глаза.
- Милан, ты классно выглядишь! – Принялся успокаивать его Яромир. – Все девчонки будут твои!
Тут Яромир ойкнул и покраснел, потому что я легонько пнула его в мускулистый зад. Милан сидел в кресле, ошалело переводя взгляд с меня на Яромира и обратно. Видимо, наш контрастный вид – до предела смущённый Ярека и до крайности деланно бодрый мой – насмешил его, и Милан принялся истерически хохотать, чем ещё больше смутил, и даже напугал мастера.
- Вам очень идёт эта стрижка, Милан, - сообщила я, когда он, наконец, отсмеялся. – Яромир знал, что выбрать. У него прекрасный вкус, - подлизывалась я, пытаясь загладить неловкость от поджопника, отвешенного при всём честном народе спортивной знаменитости.
- Ладно. Обратно уже всё равно не вернёшь… Пойдёмте! – Резюмировал Милан.
Он расплатился  и оставил пожилому арабу щедрые чаевые, видимо, как компенсацию за моральный ущерб от своей не в меру экспрессивной реакции.
После мы поехали в другой салон, в котором из беспорядочной растительности на лице Милана сделали очаровательные маленькие усики и бородку-эспаньолку. Он стал похож на испанского гранда, только очень светлого.
Как ни странно, приключение со сменой имиджа развеселило Милана, и его весёлость легко и быстро передалась мне и Яромиру. Мы оба были несказанно рады видеть его таким. Думаю, особенно рад был Яромир, который вот уже десять дней наблюдал Милана пассивным и измождённым. Мы гуляли по дорожкам парка Тиволи, и оба они веселились, как дети.
После мы ужинали втроём в милом ресторанчике в Старом городе, и Милан порадовал меня и Яромира отменным аппетитом. К нам неоднократно подходили разные люди с просьбой дать автограф. Чаще, конечно, к Яромиру. Среди его поклонников было больше молодёжи, особенно парней, среди наших с Миланом – женщин предпенсионного возраста. Многие поначалу не узнавали Милана из-за его нового имиджа, а, узнав, делали ему комплименты.
Находились и те, кто принимался сочувствовать Милану из-за предстоящего развода. Видимо, сведения о его семейной ситуации успели просочиться в жёлтую прессу. Милан реагировал на удивление спокойно в отличие от Яромира, который моментально свирипел и готов был броситься в атаку.   
Ближе к полуночи мужчины неожиданно вспомнили, что я у них, оказывается, с дороги и, должно быть, невероятно устала. В ответ я только рассмеялась, потому как под воздействием волны новых впечатлений уже не чувствовала никакой усталости. Да и годы медицинской практики с её суточными дежурствами закалили меня до состояния медного гвоздя. Тем не менее, они решили, что нам пора домой, и мы дружно туда отправились.
В гостиной нас поджидал Иван. Он сидел на диване перед телевизором, закинув ногу на ногу, и бесцельно щёлкал пультом по каналам.
- Явились? – Равнодушно поинтересовался он. – О, дядька, ты постригся? Тебе идёт! Я уж думал, вы всё, с концами ушли. Только к утру вернётесь, как все нормальные люди.
- Такие, как ты? – Спросил Яромир насмешливо.
- Ну, да, хотя бы как я. Давайте в клуб как-нибудь сходим, что ли, затусим.
- Мы собирались завтра пойти в театр, - сообщил Милан. – Яничка очень хочет сходить. Давно там не была.
При слове «театр» лицо Ивана скривилось.
- Подумаешь, в театр! Яничка намедни в монастырь собиралась. Вот где настоящая скукота! А вы – «театр»! Мелко плаваете!
При упоминании о монастыре я опустила глаза, а Яромир густо покраснел, и Милан заподозрил неладное. Он обвёл внимательным взглядом нас всех троих и произнёс примирительно:
- В монастырь ещё успеем. Завтра – в театр!
- А послезавтра можно пойти в клуб, - вклинилась я. – Должна же я гульнуть напоследок, перед уходом в монастырь!
Никто не засмеялся моей шутке. На лицах Ивана, Яромира и Милана застыло совершенно одинаковое тревожное выражение. Я пожала плечами и отправилась наверх, в свою комнату. Какая-то добрая душа уже позаботилась о том, чтобы доставить туда мой багаж. Видимо, Иван постарался в наше отсутствие. Чемодан и сумка Яромира по-прежнему красовались в гостиной.
Поднимаясь по лестнице, я услышала за своей спиной звук, подозрительно напоминающий шлепок от поджопника. Сдавленное ругательство Яромира подсказало, кто и кому его отвесил.
Бедный зад Ярека! Доколе ему ещё страдать из-за бестактности хозяина?
У себя в комнате я помыла руки, разложила и развесила по шкафам свои вещи, приняла душ и переоделась в длинное домашнее платье из мягкого, тёмно-синего трикотажа в мелкий белый цветочек. Эти хлопоты навели меня на мысль о том, что мне не в чем завтра идти в театр. Надо бы днём пробежаться по магазинам.
Я услышала шаги Милана в коридоре. Он явно прошёл в свою спальню. Настало время для моей активной деятельности. Я взяла аромалампу, набор масел, пару мягких полотенец и отправилась в комнату Милана.
На этот раз я постучала, прежде чем войти. Милан живо отозвался. Когда я вошла, он возлежал одетый на заправленной кровати. Спасибо, хоть ботинки снять соизволил! Видимо, мы опять впали в задумчивость и рефлексировали, уставившись в потолок, на самые опасные темы. Этого следовало ожидать. Не могла одна несчастная вылазка в город излечить Милана от его хандры полностью. Нужны дополнительные меры.
- А я к вам! – Бодренько сообщила я. – Сейчас будем делать массаж, заниматься ароматерапией…
- Не надо, - отозвался Милан. – Вы устали с дороги, Яничка. Вам нужно одохнуть.
- А вам не нужно? – Грустно поинтересовалась я. – Совсем ведь день с ночью перепутали!
- Я уже привык, - сообщил Милан. – И вообще, я скоро буду жить в другом полушарии. Там сутки сдвинуты.
- Вы сами рискуете сдвинуться до того времени, Милан! – Горько заметила я. – Вы можете заболеть, и тогда ваш тур плакал горькими слезами.
- Что это за история с уходом в монастырь? – Задал Милан вопрос совсем на другую тему. – Тебе и впрямь настолько плохо в этой жизни сестрёнка?
- Вовсе нет! – Бодро отозвалась я. – Это была просто глупая шутка, а парни её восприняли слишком серьёзно.
- Знаю я тебя! – Милан погрозил мне пальцем. – Ты умеешь так шутить, что собеседник уверен в твоей полной серьёзности. Не пугай нас так больше.
Он сказал «нас», а не «их». Значит, и сам всерьёз испугался.
-…Ярека. Он хороший и добрый парень. Не надо с ним так! – Я упустила начало фразы, но поняла, что меня только что попросили не шутить так больше с Яромиром.
А с Иваном, значит, можно! Или тоже нельзя?
Меня уже порядком достали все эти грустные разговоры, вдобавок, изрядно нервировал вид полностью одетого Милана, разлёгшегося на красивом, белом, шёлковом покрывале. Именно для того оно и предназначено, чтобы на нём валялись печальные мужики в уличной одежде!
- Раздевайтесь, Милан! – Скомандовала я.
- Что? – Не понял он.
- Снимайте рубашку, братец. Будем делать массаж воротниковой зоны и головы, - сказала я, как можно спокойнее, зажигая аромалампу, заправленную маслом лаванды. 
- Не надо, - повторил упрямый музыкант. – Лучше поговорите со мной о чём-нибудь, если не хотите спать. Почитайте мне свои новые стихи.
- Обязательно почитаю, - обещала я, - но только после того, как сделаю вам массаж, и вы примете ванну.
- Чёрт побери, Яничка! – Милан начинал заводиться. – Вы понимаете, что…
- Не понимаю! – Рявкнула я командирским басом. – Не понимаю и понимать не хочу! Живо встал с кровати, снял рубашку и сел на стул!
От неожиданности Милан подчинился, и я приступила к массажу, погасив бьющий по глазам яркий верхний свет. Комнату уже успел заполнить аромат лаванды, а ещё я включила индийскую музыку для релаксации. Постепенно пациент расслабился под моими руками, и мы лениво переговаривались на разные приятные темы.
После я отправила Милана в ванную, снабдив его успокаивающей пеной и чистой пижамой из его шкафа. Последнюю он, кажется, не надевал и даже не держал в руках очень давно.
Оставшись одна, я проветрила комнату, разобрала постель, взбила подушки. В общем, сделала всё, чтобы Милан, вернувшись, сразу же захотел погрузиться в сон, но не тут-то было.
Вернувшись из ванной, Милан принялся показывать мне ту самую архивную справку, подтверждающую шестую степень нашего с ним родства. Он радовался этой информации, как ребёнок. Видимо, усмотрел в дальнем родстве некое оправдание нашего с ним дикого обряда братания.
После Милан захотел, чтобы я почитала ему вслух свои последние стихи. Я ответила, что почитаю, если он ляжет в кровать… Детский сад «Лошадка», честное слово!
После серии мягких препирательств Милан согласился лечь, и я принялась читать. Я старалась делать это как можно монотоннее, чтобы навеять сон, но Милан возмутился:
- Яничка! Это никуда не годится! Разве можно читать столь унылым голосом такой прекрасный стих!
Пришлось, как говорила руководительница нашего школьного драмкружка, «включить эмоции».
Во всех этих милых хлопотах и чудесных разговорах незаметно прошло два часа, и в дверях появился заспанный, едва держащийся на ногах Яромир. Бедняга! Я совсем забыла сказать ему, чтобы не ставил сегодня будильник на каждые два часа, потому что я совершенно спокойно могу сама в эту ночь присмотреть за Миланом. Надо бы нам установить дежурства.
Убедившись, что всё в порядке, и в петле никто не висит, Яромир удалился.
- Бедный Ярек! – Изрёк Милан после того, как за его другом закрылась дверь. – По всей ночи не спит, ходит туда-сюда! Ты бы осмотрела его, сестрёнка. Вдруг с ним не всё ладно?
«Ты это серьёзно? - Завертелся мелким бесом на языке каверзный вопрос. – Интересно, а из-за кого это Ярек у нас не спит?»
Мы пообщались ещё минут пятнадцать, и я собралась уходить, предварительно погасив свет, но Милан запротестовал:
- Не выключай, сестрёнка! Я ещё немного почитаю.
Нет, ну что с ним прикажете делать?!
- Почитай, только недолго, - разрешила я, но при этом подумала, что утром кое-кто у меня попляшет, ибо пощады не будет.
Пожелав Милану спокойной ночи, я отправилась в свою комнату.
Только я закрыла за собой дверь и собралась двинуться по коридору налево, как мои ноги наткнулись в темноте на что-то мягкое, и я чуть было не перелетела через нечто большое и тёплое, доходившее мне почти до груди. Я так испугалась, что горло перехватил спазм, и я была не в силах даже закричать.

Глава 6
Раньше свет в коридоре второго этажа зажигался сразу же, как только кто-то туда заходил. Теперь система сломалась, лампочки перегорели, и никакого света в этом коридоре не было от слова «совсем», только далеко впереди светила слабенькая лампочка на лестнице. Видимо, дом Котников уже не первый месяц, а, возможно, и год, приходил в упадок, как и их брак.
Мои глаза постепенно привыкли к темноте, и я поняла, что куча непонятно чего, о которую я запнулась на полном скаку, это, на самом деле, Яромир. Он решил подождать меня возле комнаты Милана, присел на пол, да и заснул, положив голову руки, а их, в свою очередь, на согнутые колени. Как он потом рассказывал, ему показалось, что его, спящего, огрели сверху мешком непонятно за какие грехи.
Яромир вскочил на ноги, увлекая меня за собой, и, мы, сцепившиеся руками и бормоча извинения, потащились на свет, к лестнице.
Спустившись в гостиную, мы оба уже немного пришли в себя, и Яромир заявил, что хочет со мной поговорить. Самое время, конечно!
Я ему так и сказала, но Яромир утверждал, что дело не терпит никаких отлагательств и принялся извиняться за давешнюю шутку про монастырь. Нашёл что вспомнить! Лично я уже начала забывать её. Ярек напомнил мне своими извинениями, что я обещала Милану не шутить с ним больше на тему монастырей.
Очень не вовремя я дала это обещание, потому что после извинений он принялся называть меня ангелом и говорить, что сам Бог меня им послал и ещё какую-то белиберду в этом духе. Меня так и тянуло спросить, а не самое ли место ангелу в монастыре? Какая жалость, что нельзя! Вот смеху-то было бы!
Я оборвала поток красноречия спортсмена-антифеминиста заявлением о том, что он может не вставать больше этой ночью. Через два часа я сама навещу Милана, а с завтрашнего дня установим дежурства.
Однако Яромир не согласился уступить мне сегодняшнее дежурство, ни под каким предлогом.
- Вы устали с дороги, Яничка! – Упорно твердил он. – Вдобавок, сколько вы сделали за сегодня! Нет. Этой ночью я сам прослежу за Миланом.
Пришлось мне согласиться и взять на себя завтрашнюю ночь.
Ночь – это крайне интересное время суток. Вроде бы, темно, страшно, в голову лезет всякое. Тут бы поскорее заснуть или, по крайней мере, думать и говорить исключительно о чём-то светлом и добром, но нет. Ночью всегда тянет на разговоры о чём-то страшном, о смерти, например. Видимо, поэтому я, после того, как мы с Яромиром установили график дежурств, спросила его, почему он решил, будто Милан может наложить на себя руки. Может быть, Милан обещал это сделать сгоряча? Или он много говорил о смерти, пока меня не было?
- Моя мать покончила с собой, - буднично сообщил Яромир. – Она повесилась ночью, ближе к утру. Перед этим её долго лечили в психоневрологической клинике, и лечение, вроде бы, дало результаты, а потом… Знаете, Яна, самоубийство – это самое ужасное, что есть в мире!
Я не могла не согласиться. Мне как фельдшеру «Скорой» приходится время от времени иметь дело с мёртвыми, но ни одна другая смерть не выглядит столь устрашающе, как самоубийство. Бедный Яромир! Пережить самоубийство самого близкого человека!.. Родной матери… Ужас!
Милан ничего такого, оказывается, не обещал и не говорил о смерти, но мало ли что может прийти в голову человеку, потерявшему любовь всей жизни? Конечно, будет лучше, если мы станем за ним присматривать.
Я пожелала великолепному спортсмену и замечательному другу Яромиру Збогару спокойного остатка ночи и поднялась, чтобы идти к себе, но он догнал меня и удержал за руку.
- Янина… - Начал он. – Мне очень неловко об этом говорить… Эта моя утренняя ложь про химчистку!.. По правде сказать, я ляпнул первое, что пришло в голову. Не надо было…
- Вы взрослый человек, Яромир, и не должны ни перед кем обосновывать свои поступки, - оборвала я его излияния. – Захотели – уехали, не захотели – передумали. Кому какая разница?
Яромир обрадованно закивал и продолжил:
- Я не уехал, потому что…
- Потому что вы устали от выкрутасов Милана и насмешек Ивана. Вы не видели, чем можете помочь своему другу. Вы извелись, Яромир. Узнав, что приезжает сестра Милана, медик и психолог по образованию, вы почувствовали облегчение и решили, что спокойно сдадите его с рук на руки и отправитесь восвояси, - Яромир кивал моим словам, улыбаясь. – Однако, стоя в саду под цветущими деревьями, вы передумали уезжать, потому что… - напряжённый кивок, - устыдились своей слабости! – Лицо Яромира заметно вытянулось; он явно не ожидал такого заключения моей оправдательной речи. – Спокойной ночи, Яромир! – Пожелала я и чмокнула его в лоб с расчётом на то, что он отпустит, наконец, мою руку, которую до сих пор нервно сжимал в своей.
Так оно примерно и произошло. Яромир ослабил хватку, но при этом потянул меня на себя. В последние доли секунды я разгадала его манёвр и, вместо того, чтобы сопротивляться, подалась вперёд и вбок, пролетев мимо своего нового друга. При этом я вырвала свою кисть из его, сделала на прощанье книксен и быстро взбежала вверх по лестнице.
Поищите лёгкую добычу в другом месте, господин Збогар! Здесь вам ничего подобного не светит. Человек, который днём собирался идти в монастырь, ночью не… Впрочем, не будем об этом. Милан запретил.
Я вбежала в свою комнату, на всякий случай заперла дверь, поставила будильник на половину восьмого утра, переоделась в пижаму и скользнула под одеяло. В восемь часов все идут на пробежку. Кто не выспался, я не виновата!

Глава 7
Утром выяснилось, что его величество Иван Робертович Котник куда-то ночью (С утра?) подевались, поэтому в логово тигра по имени Милан Котник мы с Яромиром отправились вдвоём, подбадривая друга смущёнными взглядами.
Как и следовало ожидать, Милан спал сном праведника. Интересно, во сколько он заснул? Это произошло явно позднее четырёх утра, потому что, когда Яромир заходил к нему в это время, Милан ещё не спал, хотя уже клевал носом над книгой.
Я включила «Имперский марш» из «Звёздных войн» на телефоне и сунула его прямо под ухо своему благодетелю. Яромир тем временем убрал с него одеяло. Не начал стягивать, а именно сложил и убрал подальше, дабы предотвратить никому не нужную борьбу за этот любимый всеми недоспавшими гражданами предмет.
От наших хлопот Милан недовольно сморщился, открыл глаза и резко сел на кровати.
- Что случилось? – Выпалил он. – Который час?
- Восемь утра, Милан, - буднично сообщила я. – Нам с вами пора на пробежку.
- Зачем? – Удивился Милан. – Я не хочу!
Он попытался откинуться обратно на подушки, но был заботливо удержан Яромиром в сидячем положении. Я тем временем аккуратно извлекла подушки из-за его спины и отнесла их в другой конец комнаты, где пристроила на банкетку. Милан рассвирепел, но ещё как-то пытался держать себя в руках.
- Почему вы хотите идти на пробежку непременно со мной? – Зло поинтересовался он. – Неужели больше не с кем пойти? В конце концов, вы вполне себе самостоятельны и можете…
- Не могу! – Отрезала я. – Я одна стесняюсь.
- Так идите с Яромиром!
- Яромир тоже стесняется, - сообщила я Милану под большим секретом.
Яромир тихонько прыснул, но сумел удержаться от смеха.
- Вставайте, Милан! Нам без вас никак не обойтись! – Серьёзно изрекла я и принялась выкидывать из шкафа Милана на его кровать всё, что хотя бы отдалённо напоминало спортивную одежду.
- Что вы себе позволяете?! – Взорвался Милан. – Вы! Мои так называемые лучшие друзья! Вот вы, Янка!..
Я медленно обернулась к Милану и, неотрывно глядя в его глаза цвета разбушевавшейся морской пучины, тихо, но очень отчётливо поинтересовалась:
- Янка? Вы, Милан, только что назвали меня Янкой?!
Милан смутился и, кажется, даже испугался. Надо сказать, что Яромир тоже выглядел немного испуганным. Милан, однако, быстро овладел собой и выпалил:
- Да! Я назвал вас Янкой! И что?
Я продолжала гипнотизировать Милана взглядом кобры, готовящейся к прыжку, и добилась своего – он в смущении опустил глаза.
- Ничего, - ответила я, наконец, так же тихо. – Мне нравится. Всегда меня так зовите.
Тут моё внимание отвлекли какие-то странные хрюкающе-булькающие звуки. Это Яромир, корчась от беззвучного смеха, тихо сползал по стене.
- Вот видите, что вы наделали? – Грозно спросила я Милана, указывая на Яромира. Всё это время я держала в руках какую-то вещь, то ли спортивные штаны, то ли толстовку.  – Приводите в чувство своего друга, и я жду вас обоих внизу. Одетых! – Внесла я ценное уточнение, швыряя эту вещь прямо в Милана.
Он поймал её на лету, всё так же сидя на кровати  и ошалело моргая мне вслед. «Надеюсь, у него не начнёт дёргаться глаз от наших неусыпных забот», -  подумалось мне.
Пробежка удалась на славу. Мы обежали квартал, потом сквер; после погоняли мячи Яромира по лужайке и вернулись в дом, необыкновенно довольные собой и друг другом. Я сказала, что приму душ и приготовлю завтрак для всех. Это свершится примерно через тридцать – сорок минут. Милан завёл песню, что он не ест так рано, но я опять взглянула на него взглядом василиска и повторила, что жду к завтраку всех, сделав на последнем слове особое ударение. Он устало махнул рукой и отправился в свою комнату. Яромир, идущий следом за ним, неожиданно обернулся и показал поднятый вверх большой палец, радостно улыбаясь при этом. Я улыбнулась в ответ и подумала, в который раз, какая у него хорошая, открытая улыбка.
Приняв душ и переодевшись, я взялась готовить завтрак: смешала два яйца с молоком и, обмакивая в эту смесь кусочки батона, жарила гренки. Ещё нарезала овощной салат, выставила паштет, джем, потёрла сыр, заварила чай и приготовила кофе. Милан спустился довольно скоро и принялся таскать гренки прямо из-под моей руки. В ответ я улыбалась ему доброй, сестринской улыбкой, но при этом очень хотелось спросить, кто это у нас там не ест в такую рань? Конечно, я не стала этого делать. Пусть кушает. Вон, он какой худой!
Завтрак обещал быть восхитительным, и он был таким до тех пор, пока мы, расположившись втроём за дубовым столом Милана, не спеша поглощали гренки с овощным салатиком, пили чай-кофе и вели неспешную беседу обо всём на свете. В самый её разгар явился вдруг Иван в сопровождении верного Марека. Он нёс в руках кипу каких-то бумаг.
Бумаги оказались жёлтыми газетами. Ванька эффектно швырнул их на стол и произнёс:
- Полюбуйтесь, что про вас пишут!
Вообще-то, в наш век высоких технологий он мог бы открыть нам пару ссылок на соответствующие сайты, но паренёк, видимо, решил, что так будет нагляднее. Как в старых фильмах!
Впрочем, он оказался прав: так нагляднее, потому как видно всё и сразу. Вся жадность журналюг до сенсаций, вся их богатая и не совсем чистая, а местами откровенно грязная фантазия, вся пестрота их представлений об отношениях мужчины и женщины… Читать это было одновременно смешно, грустно и гадко, а ещё поневоле охватывала жалость к потребителям подобных статеек.
Мы все трое одновременно склонились над стопкой газет и принялись без спешки перебирать их. Милан и Яромир были опытными, можно сказать, матёрыми звёздами и видели много подобной печатной продукции за свою жизнь. Мне было, честно говоря, начхать, что там пишут, но любопытно взглянуть себе в глаза, отпечатанные на страницах газет.
Что же ты, Янка, натворила на этот раз?
Натворила я, как вскоре выяснилось, изрядно.
Одна из газетёнок утверждала, что я покорила сердце закоренелого холостяка, шовиниста-антифеминиста-мини-футболиста Яромира Збогара, и скоро выхожу за него замуж. Даже фотография прилагалась, где Яромир, дурачась во время прогулки в парке, стоит передо мной на одном колене и целует мою руку.
Другая провозглашала меня новой девушкой Милана, который, оказывается, развёлся со своей женой ещё в прошлом году. Правда, ни он, ни Светка тогда ещё были не в курсе, что они уже не муж и жена. Но разве такие мелочи остановят коней безудержной фантазии, готовых растоптать всё и всех на своём пути? Авторы этой заметки тоже не забыли проиллюстрировать её. На газетном фото мы с Миланом сидели рядом за столиком в том самом ресторанчике и оба радостно улыбались.
Третья утверждала, что я, молоденькая разлучница, разбила семью известного музыканта, и им было плевать, что я не такая уж молоденькая. О том, что я в своей жизни ничего ценнее вазы из магазина сувениров и подарков не разбивала, даже не хочется начинать. Здесь с газетного фото на зрителя вполоборота смотрела загадочно-стервозная Янина Рупник. Я так и не поняла, где и когда это фото было сделано.
Яромир реагировал на выходки жёлтой прессы совершенно спокойно. Ещё бы! После скандала, пережитого им в прошлом году, всё, что мы сейчас просматривали, казалось ему детским лепетом.
Милан немного нервничал, но пока справлялся. Психанул он после того, как взглянул на газетку, лежавшую в самом низу стопки. Называлась она простенько и со вкусом – «Жёлтый тюльпан», а статейка в ней была, сказать, что мерзкой и грязной – не сказать ничего. Это был огромный ушат не помоев даже, а содержимого выгребной ямы. Видимо, Иван специально положил её в самый низ стопки. На десерт, так сказать.
На наши головы вылилась информация о том, что мы трое – я, Милан и Яромир – оказывается, уже давно проживаем под одной крышей в доме Котников, устраивая чудовищные оргии. На нас жалуются соседи, потому что наши адские развлечения в виде попоек, прилюдного занятия извращённым сексом втроём, не говоря уже о громкой музыке и диких криках, мешают им спать по ночам.
Самое ужасное заключалось в том, что мы пытались втянуть в свои безумные развлечения ангела Светусика и её малолетних детей, что и заставило нежную мать и любящую жену покинуть этот дом-содом, а заодно и непутёвого мужа, притворяющегося великим деятелем культуры.
Помимо всего прочего в статейке упоминалось наше с Миланом якобы близкое родство.
На одной иллюстрации к статейке мы были запечатлены все трое с отвратительно перекошенными лицами за столиком ресторана, а с другой на читателя смотрела пресвятая Мадонна – Светусик, прижимающая к груди своих ангелочков. Взгляд её был нежно-испуганным.
Всему есть предел.
Яромир с размаха кинул газетёнку на пол и принялся топтать её ногами. Милан сначала сидел неподвижно, стиснув виски, а потом поднялся, сказал, что хочет побыть один и ушёл в свою комнату.
Ванька сидел в кресле в позе великодержавного монарха и молча наблюдал за нами.
Отпсиховавшись, Яромир тоже рухнул в кресло и закрыл лицо руками.
Я не знала, как на такое положено реагировать, поэтому молча уставилась в окно. Руки непроизвольно теребили бумажную салфетку. В голове – полнейший вакуум, в сердце тоже он, но какой-то странный. Мне было по-прежнему безразлично, что там обо мне пишут, но не покидало чувство, будто я и впрямь совершила что-то дурное.
Мою рефлексию на тему чувства вины непонятно за что прервал вызов мобильного. Звонила мой литературный агент, Марженка Рупель. Она уже всё видела.
- …страшного! – Говорила она успокоительным тоном. – Конечно, ты теперь, скорее всего, лишишься части своих поклонников… в основном, поклонниц, конечно… Ну, знаешь, есть такие престарелые тётеньки, вроде меня, которые полностью отождествляют автора с лирической героиней… Они теперь тебя точно невзлюбят: такие красивые, чистые стихи и вдруг – оргии! Да ещё и… кровосмешение! – Последнее слово Марженка произнесла с видимым усилием.
Называя себя престарелой тётенькой, мой литературный агент кокетничает. Ей, конечно, немало лет, а, точнее, целых сорок семь, но выглядит она при этом моей ровесницей. Стройная, модная, ухоженная Марженка всегда благоухает дорогим парфюмом, может очаровать кого угодно и способна впарить издателям буквально всё. Она нередко даёт советы своим подопечным по имиджу и поведению в обществе, и к ней стоит прислушиваться, потому что ерунды Марженка не советует.
- Ты как? – Поинтересовалась она. – Сильно переживаешь?
- Я переживаю из-за Милана, - честно призналась я. – Сама я немного не та величина, чтобы день и ночь страдать на эту тему.
Услышав имя Милана, Ванька скривился и вышел во двор, увлекая за собой Марека.
- Узнаю мою дорогую Яничку! – Рассмеялась Марженка. – Для нас всегда наш дорогой братец на первом месте!
Марженка не знает о нашем побратимстве, но думает, что мы приходимся друг другу родственниками. Ну, да, приходимся. Шестая вода на киселе. У нас и справка есть! Мы ведь любим, чтобы всё было правильно.
- Ничего, мы что-нибудь придумаем! – Пообещала Марженка. – Главное, ведите себя, как обычно. Ни в коем случае не запирайтесь в четырёх стенах и никаких комментариев прессе без совета с адвокатами! – Посоветовала она, попрощалась и отключилась.
Отличный совет. Нам всем троим сейчас, как никогда, хочется выйти на люди и при этом молчать, как рыбы об лёд. Однако Марженку ослушаться нельзя, потом дороже выйдет.
Я поднялась, чтобы идти к себе.
- Яна, вы куда? – Спросил вдруг Яромир.
- К себе в комнату, а что?
- Не оставляйте меня одного, пожалуйста! Я уже устал быть один! – Взмолился он вдруг.
- Ярек, но вы же взрослый мальчик… - начала я и осеклась.
Давно не видела столько тоски в человеческих глазах. С того самого вызова, когда… Впрочем, как-нибудь в другой раз.
- Пойдёмте, прогуляемся по саду, - предложила я, и Яромир с радостью согласился.

Глава 8
Сад был таким же унылым, как моё настроение, и выглядел столь же никому не нужным, как я сама. Яромир, видимо, и впрямь озверел от одиночества, если льнёт ко мне. Да и к кому тут ещё льнуть, не к Ивану ведь!
Сначала мы бродили по дорожкам молча, но постепенно разговорились. Я сказала, что неплохо было бы устроить в саду Котников хороший ленинский субботник.
- Ух, ты! Что вы вспомнили! – Рассмеялся Яромир.
- Мы этого и не забывали! – Просветила его я. – У нас каждую весну школьники, студенты и служащие в добровольно-принудительном порядке выходят на территорию своих организаций и убирают весь зимний мусор. Ещё сажают цветы и деревья. Даже жители многоквартирных домов устраивают по весне субботники!
- Здорово! – Откликнулся Яромир.
Он загорелся идеей устроить субботник в саду Милана. Можно, конечно, вызвать службу благоустройства территории, но порядок, наведённый своими руками, больше ценится. Так сказал Яромир, и я не могла с ним не согласиться. Помимо этого, физический труд на свежем воздухе должен взбодрить Милана и облагородить Ваньку. Всё, решено. В ближайшие дни субботнику быть!
Неожиданно Яромир замер на месте и слегка побледнел.
- Милан! – Вскрикнул он. – Милан уже полчаса, если не больше, там один!
Яромир развернулся и поскакал в сторону крыльца резвой, футбольной рысцой. Я за ним едва поспевала. Отговаривать Яромира от похода в комнату Милана я даже не пыталась, потому, как это не имело никакого смысла.
Прискакав вслед за Яромиром на второй этаж, я остановилась и тормознула своего спутника.
- Будет лучше, если вы пойдёте сперва к нему один. Мужской разговор и всё такое… Я к вам чуть позже присоединюсь.
Яромир торопливо кивнул и побежал дальше. Это надо – так переживать за друга! Видимо, перед моим приездом Милан и впрямь неслабо его «закопал», если Яромир решился уехать, оставив друга на попечение сестры-медсестры.
Я вошла в свою комнату и молча уставилась в зеркало. «Ну, и что мы такое сотворили?» - спросила я мысленно у своего отражения. Ответов на этот вопрос была масса, но ни один не приносил облегчения.
Мы – в смысле, мы с отражением, - приехали в Словению из самых благих побуждений, а именно, поддержать нашего друга и благодетеля в его несчастье, а заодно не дать ему свалиться с жестоким приступом невралгии. Мы делали всё возможное, чтобы вытянуть его из той апатии, меланхолии, унылой грусти, в которой он пребывал. Поход в салон с последующей прогулкой в парке, завершившейся ужином в ресторанчике. Какой в этом грех? В итоге – цистерна помоев на наши головы и обвинения чёрт-те в чём.
Думаю, та статейка в «Жёлтом тюльпане» заказная. Даже наверняка заказная! Никакая фантазия журналюг не пошла бы дальше разбитой мной семьи и давно состоявшегося развода. Легенда об оргиях явно была сочинена под заказ каким-то совершенно беспринципным борзописцем. Вопрос в том, кто мог заказать это произведение.
Светка? Для чего оно ей? Было бы понятно, если бы Милан от неё ушёл, отомстить ему, так сказать, за бездарно потраченные на путешествия по всему миру и ненавистные светские приёмы годы жизни, но она ушла сама.
Должно быть, у Милана есть недоброжелатель. Впрочем, они у всех есть, и «недоброжелатель» - это мягко сказано. Подобное мог заказать только враг. Кому и чем мог насолить Милан до такой степени?
Мои размышления в стиле мисс Марпл прервал телефонный звонок. На этот раз звонила наша королёвна, мадам Светусик. Интересно, что она нам скажет?
- Сука! – Послышалось из телефонной трубки, как только я отозвалась на звонок.
- Приятно познакомиться. Янина Рупник, - парировала я.
- Рупник… Херупник! Клизма паршивая! – Резанула Светка. – Одни неприятности от тебя!
- У тебя неприятности? – Участливо поинтересовалась я.
- Это у тебя, у дуры, в первую очередь неприятности! – Жахнула Светка. – Кто теперь будет твою высокую поэзию приобретать после такого, а? – Злорадно поинтересовалась моя заклятая подруга. – Нет своего мужика, так ты чужого охмурять явилась! Вползла, как змея, в мой дом!..
Я не собиралась выслушивать вопли задетой за что-то там истерички, а оскорблений, почерпнутых из «Жёлтого тюльпана», мне вообще хватит на десять лет вперёд, чтобы я ещё от этой выдры их выслушивала. Вдохнув-выдохнув три раза, я произнесла в трубку самым спокойным тоном:
- Во-первых, мужик, о котором ты сейчас изволила держать речь, не твой. Он ничей. Милан свободен. Ты его бросила. Во-вторых, я, в отличие от некоторых, не беру чужого. Я пришла забрать своё.
После этих слов на том конце трубки воцарилась мёртвая тишина, и я вдохновенно продолжила:
- Ты думала, отбила у меня классного парня восемь лет назад, и на этом всё? Твоя неземная красота победила? Как бы не так! Такому мужчине, как Милан, надо со-о-тве-тство-вать! – Я специально произнесла это слово по слогам, чтобы лучше доходило. – А как ты можешь соответствовать ему? Ты, недоучка! Ты сколько книг за жизнь прочла, две или три с половиной? Ты чем интересуешься, кроме косметики и тряпок? Сумочками? Туфельками? Ты кто вообще? Ушла и правильно сделала! Нечего над хорошим человеком измываться!
- …это я?! Я не соотвество… вавыю?! – Задыхалась и косноязычила от возмущения Светка. – Ты, можно подумать, соот… сссс…
- Я? – Переспросило моё отражение, возмущённо подняв брови. – Я соответствую полностью: образованный человек с большим стажем в медицине, вдобавок литератор. Женская версия Антон Палыча, можно сказать. Ещё я люблю Милана больше жизни и никогда не нанесу ему вреда. Я скорее отрежу сама себе палец без наркоза, чем причиню боль ему! И не смей стоять на моём пути, ты, жалкая, истеричная недоучка!
- А как же ваше братство? – Ошарашенно поинтересовалась Светусик.
- Это дикость и глупость. Ты сама нам об этом сообщила раз пятьдесят. Меня ты убедила сразу, а вот Милан понял это только недавно. Он даже справку из архива заказал, подтверждающую, что мы с ним не состоим в близком родстве. Так что, иди, готовься к разводу, а я пошла свадебное платье себе присматривать!
- Ну, всё! – Злобно изрекла Светка. – Только попадись мне, гадина! Я тебе рожу разобью!
- А допрыгнешь? – Саркастически поинтересовалась я.
Светка, хоть и была волшебно красивой, но по росту далеко не дотягивала даже до нижнего предела модели, чего не скажешь обо мне.
- Допрыгну, не волнуйся!
- Интересно, - завела я свою любимую песню, - а какие шансы у эльфа выжить в схватке с фельдшером?
Светка ещё что-то пыталась вякать, но я расхохоталась демоническим смехом, как нас учили в драмкружке, и отключилась.
Всё. Жребий, так сказать, брошен. Рубикон ко всем чертям перейдён. Сейчас она нажалуется Милану, тот выгонит меня взашей, и они помирятся. Надо подыскать приличный, недорогой отель. Сразу уезжать домой я не собираюсь, потому что хочу увидеться с Марженкой, Викой и ещё кое с кем из своих люблянских знакомых. Ещё я съездила бы на пару дней в горы. Собирать помидоры. Для начала надо срочно одеться, потому что быть выставленной на улицу в тапочках и домашнем платье, пропахшем жареными гренками, как-то… глупо, что ли.
Я быстро скинула с себя всю одежду, побрызгалась туалетной водой и влезла в облегающее голубое платье. Собрала волосы в ракушку. Накрасилась. Милан всё не шёл и не шёл меня выгонять. Я достала чемодан из-под кровати, и тут меня охватила тревога. Почему он не идёт? Может, случилось что? Хотя, что ещё может случиться?
«Сердечный приступ, например, ослица!» - Безмолвно рявкнуло моё отражение в зеркале.
Подорвавшись, как ужаленная,  я побежала в комнату Милана.
Успела только выбежать в коридор и развернуться в сторону Милановой спальни, как увидела, что навстречу мне бежит Яромир с вытаращенными глазищами и машет руками, мол, давай, назад. От неожиданности я застыла на месте, а Яромир сгрёб меня и затолкал обратно в мою комнату, ввалился туда сам и дверь за собой закрыл.
- Какого… - начала я, но Ярек перебил меня громким шёпотом:
- Вам нельзя туда идти, Яничка! Там такое!
- Какое? – Спросила я устало, догадываясь о том, что именно сейчас происходит в комнате Милана.
Это всё пустяки. Главное, чтобы с Миланом не случилось дурного. Остальное можно преодолеть или просто пережить.
- Он злой, как собака! – Сообщил Яромир с таким восторгом, с каким обычно рассказывают, например, о том, как гром и молния разнесли в щепки соседский сарай.
Ну, надо же. Милан рассердился. Рассердился на милую сестричку Яничку за её гнусные проделки. Сейчас Яничке дадут метлой под зад, она откроет поисковик, быстренько найдёт себе пятый угол и уползёт в него зализывать в очередной раз за жизнь свои старые и новые раны. Только бы Яромир или Иван за мной не увязались! У меня масса планов, и они в них никак не вписываются. Куда я их дену?
- … а он ей: «Хватит врать! Твоё враньё уже оскомину набило! Не могла Яничка сказать тебе такого! Ты её ненавидишь! Ты всех ненавидишь, кто мне дорог!...» - Разорялся Яромир, пересказывая свежие новости из спальни Милана.
Что? Что я сейчас услышала?! Милан не поверил Светке?! Своему нежному эльфу! Горному эдельвейсу! Любови всей его жизни!..
Видимо, знатно наш цветочек отравлял Милану последние месяцы их совместной жизни! А, может быть, и не только последние. Кто их знает?
Дверь в мою комнату резко распахнулась, и на пороге возник до предела взвинченный Милан.
- Мало мне было дерьма за сегодняшнее утро! Теперь ещё и она!
Он подошёл ко мне, порывисто обнял, поцеловал в щёку и горячо произнёс:
- Вот кто больше всех обо мне переживает! А ещё Яромир! – Поворот головы в сторону друга. – Пойдёмте в мою комнату, у меня там просторнее. Надо обсудить некоторые вещи.
- Может, не надо к вам? – Подала я голос. – У вас там бардак.
- Это у вас бардак! – Оскорбился Милан, указывая на мой распахнутый чемодан, успевший выползти из-под кровати. – У меня полный порядок! Кстати, Яна… куда это вы собрались такая нарядная?
- Хотела прогуляться по магазинам, - выдала я Милану свои давно переменившиеся планы.
Убеждать его в том, что Светка сказала правду, у меня не было ни сил, ни желания. Сказать по совести, я вообще не представляла, что мне делать с этой информацией. Я задала жару Светке. Она нажаловалась Милану. Милан не поверил. И что? Да, ничего! Так ей и надо. Если бы Милан сейчас или после спросил меня о том, правду ли сказала ему его пока-ещё-жена о нашем с ней телефонном разговоре, я бы рассказала всё, как на духу, но он не спрашивал. Получается, мой номер по примирению Милана со Светкой не прошёл. Ну и чёрт с ним! Придумаю ещё какую-нибудь дурость при случае. У меня очень богатая фантазия на такие вещи.
Круглые, зеленовато-голубые глаза Милана горели жаждой действия. Он буквально подпрыгивал от нетерпения и толкал меня и Яромира в сторону двери. Что ж, подчинимся. Старших надо слушаться.
В спальне Милана и впрямь был идеальный порядок. Он успел разложить-развесить по местам свои вещи, аккуратно застелить кровать, убрать в ящики комода разную мелочь. Кажется, даже гардины расправил красивыми складками! Видимо, события последних часов волей-неволей работают на него, приводя нашего гостеприимного хозяина в чувство.
Милан сообщил, что он уже отдал распоряжение своему адвокату о подаче коллективного иска от нас троих на «Жёлтый тюльпан» за клевету. Никаким опровержением они у нас не отделаются! Так сказал Милан, а с моим кровным братом шутки плохи.
Забегая вперёд скажу, что выплата компенсации Милану, Яромиру и мне, назначенная судом через три месяца, поставила «Жёлтый тюльпан» на грань разорения. За этим последовал процесс, инициированный Министерством Культуры Словении. Министерство было крайне возмущено тем, что газетка уже не в первый раз выливает помои на знаменитых музыкантов, писателей и художников. Через два года тюльпанчик тихо увял на обочине издательского бизнеса.
Отвратительное поведение Светусика также рассердило Милана, и он пообещал, что эта «вручая бесстыдница» скоро от него «получит калошей», видимо, имея в виду русскую поговорку «сядет в калошу». Её бесконечные манипуляции Милана уже «уканали».
Я рассказала мужчинам о звонке Марженки и передала её совет не запираться в четырёх стенах, вести себя так, словно ничего не произошло и, главное, не давать никаких комментариев прессе без одобрения юристов, дабы всё сказанное не было использовано против нас же. Они тоже согласились, что так для нас будет лучше. Исполнить, конечно, сложновато, но мы очень постараемся.
Вечером решено было идти в театр, где у семейства Котников была собственная ложа. Я поведала свою печаль насчёт вечернего наряда, и Милан, вскочив с кресла, скомандовал:
- Полный вперёд! По магазинам!
В дорогущий торговый центр мы отправились вчетвером. Иван не пожелал остаться дома, и охранять жилище остался только Марек. Кажется, он не очень расстроился. На редкость спокойный и умный пёс, хоть и беспородный. Ванька специально подобрал щенка дворняжки два года назад в каком-то захолустном дворике, чтобы позлить своих высококультурных родителей. Злились они недолго, потому что почти сразу же полюбили Марека. Этого умного, доброго пса нельзя было не полюбить.
Милан и Яромир вели себя в торговом центре как типичные представители мужского пола, то есть нечеловечески скучали. Потом они набрели на рыболовный отдел и зависли там, а мы с Иваном отправились выбирать мне одежду. Ванька не отставал от меня ни на шаг и, возможно, потащился бы за мной в примерочную, если бы я не окинула его одним из своих «фирменных» взглядов.
Мне понравились два длинных вечерних платья: одно чёрное, кружевное, с длинным рукавом и высоким стоячим воротником, другое красное, атласное, с асимметричным верхом. Одна сторона его была с длинным рукавом из красного кружева в цвет атласа, другая – без рукава и с открытым плечом. Последний писк, как сказала бы Дашка.
Ещё я прихватила по пути пару коротких платьев, оранжевое и мятно-зелёное. Иван говорил что-то насчёт клуба, и мне показалось, что это самое то, что нужно. Все четыре платья подошли по размеру, но купить я собиралась только два.
Очень кстати явились Милан и Яромир, и я решила посоветоваться с ними, тем более, что всё равно больше не с кем. Конечно, можно было бы сделать это виртуально, передав снимки кому-то из подруг, либо Марженке, но я решила не отвлекать их от дел своими тряпичными сомненьями.
Я надела красное платье, поправила причёску и макияж и гордо выплыла из примерочной. Я ожидала чего угодно, только не этого.
Ванька сделался красный, как помидор, круглые глаза Милана стали квадратными, а у Яромира… подогнулись колени! Чтобы удержаться на ногах, он ухватился за плечи Милана, и они стояли так, застыв в суровых мужских объятьях, словно скульптурная группа с монумента спортивной славы.
Немного опомнившись, все они вразнобой подняли вверх большие пальцы, но могли бы этого и не делать. Едва выйдя из примерочной, я уже по реакции продавцов и публики поняла: надо брать!
Чёрное тоже понравилось, но на этот раз никто не падал. Правда, набежали продавцы и другие покупательницы. Все меня рассматривали, эмоционально комментировали увиденное и советовали тоже брать.   
Короткие платья я даже демонстрировать не стала, ибо, ну их в баню с их впечатлительностью! «Кстати, о впечатлительности, - ехидно начало моё отражение в зеркале, - не думаешь ли ты, что рисоваться перед парнями в красном платье с оголённым плечом несколько провокационно? Уж не хочешь ли ты взаправду охмурить кого-то из них или всех троих сразу?»
Нет. Я не хочу никого охмурять, но не купить красное платье после того, как оно всем понравилось, было бы странно, и я решила, что возьму все четыре штуки. Да, недёшево, конечно, но я могу себе это позволить, тем более что в последний раз я делала такие покупки… Уже не помню, когда!
Дома, в Москве я, как и большинство моих ровесниц-современниц, одеваюсь очень скромно и неброско: не повседневку джинсы, толстовка, куртка; на выход платье классического кроя. Однако я всё же не москвичка!
В моём родном городе на Волге принято наряжаться и делать макияж, куда бы ты ни шла. Я много где успела побывать, в России и в мире, но наши женщины самые яркие и красивые, без ложной скромности. Поэтому моя любовь к сочным цветам нет-нет, да и прорывалась сквозь московские серо-чёрную и бежево-коричневую гаммы яркими вещами наподобие куртки вишнёвого цвета, голубого платья, красной сумки… Не могу я жить без яркого! Никакого настроения нет.
Когда я собиралась расплачиваться на кассе, ко мне подошёл Яромир и изъявил желание оплатить мои покупки. Я недоумённо воззрилась на него. Он объяснил, что хочет сделать мне подарок, во-первых, в качестве компенсации морального ущерба за неудачную шутку, а, во-вторых, за то, что я ему помогаю смотреть за Миланом. Без меня он бы уже точно сошёл с ума.
Нет, господин Збогар! Вы уже сошли с ума, хочется сказать мне, но я промолчу. Это кто кому здесь помогает?! Однако вслух я сказала совсем другое:
- Извините, Яромир, но я не принимаю подарков от мужчин… - тут я немного запнулась, вспомнив о своей новенькой московской однушке, - …если это не мой родственник или очень близкий человек!
Я гордо расплатилась сама и не менее гордо понесла свои пакеты в двух руках, цокая каблуками по мраморным плиткам пола. В тот момент я казалась себе такой сильной-независимой женщинессой! Даже не забыла откинуть назад выбившиеся из причёски пряди волос без помощи рук, одним только резким движением шеи вбок и назад, и тут…
Неожиданно кто-то выхватил из моих рук все покупки, и я увидела впереди со всех ног бегущего Ваньку. Он оглядывался, строил мне рожи и хохотал.
Ты что же думаешь, я тебя не догоню?.. Не догоню, конечно. Какой-то чёрт угораздил меня надеть сегодня туфли на каблуках, но они ведь не приклеены к моим ногам, верно?
Я сняла туфли и припустила за Ванькой. И догнала, чем немало удивила его. Мы с ним ещё долго дурачились в том торговом центре. Сначала бегали наперегонки, потом строили смешные рожи и фотографировали друг друга на телефон, дико при этом хохоча. Катались на эскалаторе. Вели себя как поросята в кафе, перемазавшись чем только возможно… Милан и Яромир только головами качали.
Забегая вперёд скажу, что на следующий день в жёлтой прессе появилась заметка под названием «Скандально известная тридцатилетняя писательница Янина Рупник развлекается во время шопинга с молодым любовником». Фотокарточки прилагались. С большим приветом.
Кажется, я начинаю понимать, откуда берётся вся эта «бурная» личная жизнь звёзд. Она рождается в головах потерявших совесть журналюг жёлтых изданий и выплёскивается на сайты и печатные страницы пенной, мутноватой волной.

Глава 9
Поход в театр удался на славу. В тот вечер давали «Снегурочку» в исполнении нашего Большого театра. Стоило ли ехать за тридевять земель, чтобы попасть на спектакль своего же театра? Безусловно! Большой есть Большой, и неважно, где и с кем ты смотришь представление.
В антракте мы прогуливались по одной из галерей, смеялись и шутили, правда, не так бурно, как в торговом центре несколько часов назад. Надо сказать, что Иван и в театр увязался с нами и даже согласился надеть один из костюмов Милана, хоть тот и был ему великоват. Парень вёл себя на удивление прилично.
Неожиданно в конце галереи показалась наша эльфоподобная дама Светлана в компании таких же, как она, разряженных нимф неопределённого возраста и молодых людей, подозрительно напоминающих богатых бездельников. Я демонстративно взяла Милана под руку и принялась болтать с ним, обсуждая спектакль.
Он принял эту игру и слушал меня, ласково улыбаясь и поглаживая кисть моей руки, покоившуюся на его предплечье. Со стороны мы выглядели безмятежно счастливой парой, в чём вскоре нас убедили публикации в жёлтых газетах.
Светка готова была лопнуть от злости. От её замечательного самоконтроля, коим она отличалась с юности, не осталось и следа. Видимо, нервы красавицы были изрядно потрёпаны в последние год-полтора, что мы не виделись. Мне даже стало жаль её. Ничего. Пусть знает, что такое сокровище, как Милан, не засидится в одиночестве. Ты думала, он сходит с ума в тиши вашего облупленного особнячка? Зря ты так думала! Красивый, обновлённый Милан прекрасно проводит время с друзьями и не только с ними.
Светку, конечно, жаль, но Милана ещё жальче. Сердце его при виде Светки готово было выпрыгнуть из груди, а лицо, как только Светка и её компания прошли мимо нас, превратилось в маску боли. Я отчаянно гладила его руку, стараясь отвлечь от черноты, заполнявшей сейчас его душу.
- Ничего, - бормотал Милан, сжимая до боли мою кисть и не замечая этого в упор, - я начинаю привыкать. Я уже привык.   
Удастся ли мне помирить их? И надо ли это делать? Хочет ли этого сам Милан? Вопросы буквально разрывали мой мозг. Надо бы сегодня, во время сеанса вечернего массажа, мягко выспросить у Милана, каков его настрой в отношении его жены.
Домой мы возвратились всё же в приподнятом настроении. Даже Иван не ссорился с Яромиром, а по большей части обсуждал с Миланом голоса и манеру исполнения артистов и музыкантов. Идиллия какая-то! Я подумала, что сейчас все разойдутся по своим комнатам, я уложу Милана и отправлюсь спать, разумеется, не забывая о своём ночном дежурстве. Но не тут-то было! День, начавшийся в восьмом часу утра, и не думал заканчиваться в одиннадцать ночи, посчитав, видимо, что нам недостаточно на сегодня событий.
Едва я вошла в свою комнату и собралась сменить своё чёрное вечернее платье (Я выбрала на тот вечер всё-таки его, как менее провокационный вариант.) на что-то более удобное, как в дверь мою постучали. Я подумала, что это Милан хочет поторопить меня с массажем, либо снова начать отказываться от него, но за дверью стоял, переминаясь с ноги на ногу, Яромир.
- Вы впустите меня, Яна? – Спросил он, смущённо улыбаясь. – Я…
- Разумеется, не впущу! – Обрадовала я его.
- Почему? – Живо поинтересовался Ярек.
- Потому что, во-первых, я должна делать массаж Милану, во-вторых, что он может подумать, если увидит, как вы входите ко мне посреди ночи, в-третьих…
- В-третьих, в-шестых и в-десятых, вы меня избегаете, Яна! Я почему-то противен вам! – Выпалил вдруг Яромир. – Что я вам сделал плохого?
- Ничего вы мне не сделали, - залепетала я, смутившись.
- Может быть, вы думаете, что, если дьявол при рождении наградил меня привлекательной внешностью, я от этого непременно кобель и подлец? Вы глубоко ошибаетесь, Янина! У меня исключительно серьёзные намерения в отношении вас! И, заметьте, я говорю это вам наедине! Никакого Милана здесь нет! – Яромир распалялся всё больше и больше.
Надо бы его как-то охолонуть.
- Что значит «серьёзные намерения»? – Спросила с насмешкой. – Какой смысл вы вкладываете в это понятие?
- Такой же, как и все нормальные люди! – Кипятился Яромир. – Я хочу встретить человека, с которым мне захочется провести всю оставшуюся жизнь! – Припечатал он. – И, мне кажется, что я такого человека уже встретил, Яничка, - добавил он гораздо мягче и попытался взять меня за руку.
Я быстро убрала руку за спину и ответила с самой доброй, сестринской улыбкой:
- В тёмное время суток, Яромир, нам всегда кажется невесть что…
Договорить я не успела, потому что Яромир сделался багровым, пожелал мне спокойной ночи и кинулся вниз по лестнице, едва не сбив по пути Ивана, который поднимался ему навстречу. Через несколько секунд мы оба – я и Ванька – услышали, как хлопнула входная дверь.
- Вы поссорились? – Поинтересовался Иван.
- Куда его понесло, на ночь глядя? – Ответила я вопросом на вопрос.
Иван небрежно махнул рукой и ответил:
- А! Сейчас пойдёт в бар и напьётся.
- Что-о?! – Переспросила я.
- Напьётся, - повторил Иван буднично. – Вы думаете, если Ярек спортсмен, то он не пьёт? Как бы не так! Он всегда напивается, как свинья, когда расстроен…
Я его не дослушала, кинувшись вниз по лестнице к входной двери. По пути схватила с вешалки первую попавшуюся куртку, сунула ноги в свои растоптанные кроссовки и побежала к калитке, заметив, что на улице ужасно похолодало к ночи.
Иван выскочил вслед за мной на крыльцо.
- Яна, вернитесь! Ничего с ним не сделается! Погуляет и придёт! Что я Милану скажу?
- Скажите Милану правду, - ответила я.  – И, ни в коем случае не оставляйте его одного. Если я вернусь, а вас дома не будет, я вас достану из-под земли и прикончу, так и знайте,  Иван. 
Ванька одиноко стоял на крыльце. Ветер трепал его светлые волосы, и вид юного наглеца был растерянным и жалким. Ничего. Должен же он когда-то начинать взрослеть!
Я выбежала на улицу и порадовалась, что дом Милана находится в самой её середине: оба конца улицы прекрасно просматривались, и я увидела довольно далеко справа от себя быстро удаляющуюся высокую мужскую фигуру. На мне были удобные, разношенные кроссовки, а юбка расходилась книзу широкой оборкой. Ничто не мешало бегу, и я бросилась во всю прыть догонять Яромира.
Он явно не ожидал такого поворота событий. Видимо, заслышав позади себя стук догоняющих его ног, Яромир обернулся и застыл на месте. По лицу его было заметно, что он всё ещё сердится. Добежав до Ярека, я коснулась его руки и с самым невинным видом засыпала его вопросами:
- Вы куда, Яромир? Прогуляться на сон грядущий? Можно я с вами?
- Нельзя! – Резко ответил Яромир.
Настал мой черёд застыть на месте от изумления.
Яромир тем временем снял со своей шеи шарф, повязал его мне и, улыбаясь, произнёс:
- А теперь можно!
Я рассмеялась, взяла его под руку, и мы отправились в наше необыкновенно увлекательное, полное приключений, ночное путешествие.
Яромир вёл меня тихими, спящими улочками, и мы любовались красивыми особняками и симпатичными домиками люблянских обывателей. И дома, и домики утопали в цветущих садах. Палисадники украшали клумбы с самыми разными цветами, и мы с Яромиром вели неспешную беседу о том, как и чем мы вскоре украсим сад нашего друга.
Вдоволь напетлявшись по частному сектору, мы вышли к набережной реки, самому глухому и дальнему её концу. Отсюда, если посмотреть направо, хорошо видны были огни Старого города. Яромир пустился в приятные воспоминания детства, и я с удовольствием слушала, как они с мальчишками после школы ловили раков, дразнили соседских собак, как он отдыхал летом в деревне у бабушки. О войне и прочих бедствиях того времени Яромир не говорил ничего, словно этого не было. Оно и понятно. Человек, переживший настоящий ужас, будет стараться лишний раз не ворошить травмирующие воспоминания.
Мы вплотную подошли к парапету набережной. Ветер здесь был сильным и холодным, но он нёс с собой чистоту и свежесть гор. Нам было приятно подставлять свои лица под его студёные струи. Огни города отливали золотом. Звёзды дарили нам все алмазы мира.
- Вы мне снились, Яничка, - тихо произнёс вдруг Яромир, вплотную придвигаясь ко мне.
- Я приснилась вам прошедшей ночью? – Поинтересовалась я, собираясь пошутить, что сон этот оказался не к добру, но не успела, потому, как Яромир так же тихо ответил:
- Нет. Вы снились мне задолго до нашей встречи. Это были сказочные, волшебные сны!
После таких слов ничего другого быть не могло, кроме как слияния наших губ в поцелуе. Так это и начало происходить, но…
- О, кого я вижу! Да это же наша мини-футбольная звезда! Или футбольная мини-звезда?.. – Раздался наглый и резкий мужской голос где-то рядом с моим левым ухом.
- Не звезда, а звездун, - поправил его другой мужской голос, низкий и чуть гнусавый.
- Звездюк, - добавил третий сорванным фальцетом, и все они расхохотались нестройным, немного пьяным смехом.
- Звездец! – Грянул вдруг гром Яромирова голоса, перекрывая весь смех и возгласы. – Я ваш большой, мини-футбольный звездец!
Голоса стихли. Главарь местных гопников, невысокий мужичок в грязноватой тёмно-красной куртке, с тем самым резким и наглым и голосом, опомнился первым:
- Это мы ещё посмотрим, какой ты там звездец, большой или так себе… звездечишко!
И под одобрительный гул своих соплеменников вождь предложил сыграть два мини-футбольных тайма. Команды набирались с лихвой, даже запасные игроки оставались.
- Если твоя команда продует, - загнусил гнусавый, - мы забираем твою бабу, а если…
Договорить гнусавый не успел. Резкий, неожиданный толчок в грудь с одновременной подсечкой ещё ни разу меня не подводили.
- На твою жопу будет вся игра! – Выплюнула я сквозь зубы по-русски, присовокупив парочку отборных матюков.
Гопники затихли, а меня окатило сзади волной тепла. Это Яромир подошёл ко мне вплотную и стал плечом к плечу со мной. Ничего, как-нибудь отобьёмся. В меня однажды настоящий гамадрил кидал табуреткой в приступе белой горячки. И попал, между прочим. Всего месяц лечения и полгода реабилитации, и вот она-я, опять как новенькая! А тут какие-то гопники. Да, тьфу!
Меня обуял настоящий боевой азарт. Яромира, судя по его дыханию, тоже.
- Русская что ль? – Спросил гнусавый.
- Русее не бывает! – Запальчиво ответила я.
- Так бы сразу и сказали. А то ходите тут, народ смущаете.
Он уже поднялся с земли и торопливо отряхивал свою видавшую виды коричневую куртку от пыли.
- Мы играть сегодня будем или как? – Спросил кто-то из толпы.
- Будем, - успокоил его главарь. – На команды сейчас поделимся и вперёд.
Откуда-то взялся страшный, облезлый мяч, гопники спокойно поделились на две команды, словно и не было никакого инцидента, и все мы отправились на пустырь, расположенный неподалёку.
В команде главаря гопников царил идеальный порядок. Судя по всему, он забрал себе лучших игроков. В команде Яромира сразу же разгорелся спор по поводу того, кто пойдёт на ворота. Мне это быстро надоело, я сняла с себя Миланову куртку, которую прихватила впопыхах с вешалки, кинула её в общую кучу и взяла на себя функцию голкипера. В конце концов, я лучший вратарь нашей подстанции! Мы никому не скажем, что другого просто нет, ибо это неважно.
Восторгам гопников по поводу моего вида и поступка не было предела.
- А если платьице запылится? – Спросил чей-то насмешливый, молодой голос.
В ответ на это я закатала рукава и небрежно сплюнула. Получилось эффектно. Благо, я сама себя при этом не оплевала.
Мы с Яромиром расставили наших игроков, и игра понеслась.
Сначала нашей команде не везло. Потом я обложила отборным матом защитников, отвесив при этом пару ощутимых пенделей, Яромир оборал нападающих, вселив в их сердца уверенность в своей медленной и нелёгкой кончине в случае проигрыша, и игра заметно оживилась.
Мы победили со счётом 13:8.
Яромир доказал, что он самый большой и самый что ни наесть народный мини-футбольный звездец.
Я подтвердила славу лучшего вратаря нашей подстанции, правда, моё великолепное кружевное платье обрело при этом вид серой, пыльной дерюги.
Ещё Яромиру сказали на прощанье, что у него самая суперская на свете жена, какую только можно вообразить.
- Спортсменка? – Спросил главарь.
- Фельдшер! – Гордо ответила я, чем вновь сорвала бурю возгласов и аплодисментов.
Гопники предложили нам пойти выпить с ними пива, и у меня тревожно заныло сердце, но Яромир отказался, чему я была очень рада.
Как я уже говорила, куртка моя лежала в общей куче, а телефон, который я схватила в последний момент с комода в своей комнате, был в её кармане. Достав его, я обнаружила пять пропущенных вызовов от Милана. Неужели Ванька ничего ему не сказал?! Задушу гадёныша!
Я кинулась перезванивать. Милан ответил сразу же:
- Яна, где вы ходите? Ивану плохо!
- Бегу! – Живо отозвалась я.
- Что случилось? – Спросил Яромир встревоженно.
- Ванечке плохо! – Сообщила я. – Надо скорее домой!
- Побежали, - выдохнул Яромир, и мы, как были, плечом к плечу, побежали вдоль спящих улочек частного сектора в сторону дома Милана.
Прибежали красные, словно раки, которых варили в большой кастрюле Яромир и его товарищи в далёком детстве, и дышали, как два паровоза. Я сразу бросилась в комнату Ивана. Там был Милан. Он сидел на стуле и встревоженно смотрел на часы. Иван лежал на кровати, повернувшись лицом к стене и, кажется, спал.
- Наконец-то! – Довольно сердито вымолвил Милан, едва завидев меня на пороге. – Где вы были, Яна? Почему вы такая запыхавшаяся?
- В футбол играла! – Небрежно отмахнулась я, не придумав ничего умнее.
Глаза Милана округлились.
- С кем играли?
- Да, так… С какими-то местными гопниками.
- Янина! Эти ваши шуточки!.. – Милан начинал всерьёз заводиться. 
- Яничка говорит правду, - послышался голос Яромира. – Мы и впрямь играли в футбол с гопниками. Было забавно, - Яромир улыбнулся, вспоминая наше нелепое приключение. – Как Иван?
- Кажется, я слишком скучно живу, - изрёк Милан. – Иван заснул, - сообщил он, указывая на мирно сопящего Ванечку. – Перед этим он жаловался на боли в животе.
Я встревожилась. Это может быть что-то серьёзное. Когда я убегала вслед за Яромиром пару часов назад, с Ванечкой было всё в порядке. Самые опасные заболевания развиваются, как правило, внезапно.
- Как это было? – Спросила я Милана.
- Я сидел у себя в комнате, - начал Милан, - и услышал, как хлопнула входная дверь. Потом ещё раз! Я решил посмотреть, что происходит, и спустился в гостиную. Там был совершенно растерянный Иван. Он сидел на диване в куртке и сжимал в руках пульт от телевизора, - Милан так подробно и красиво рассказывал! Вот бы кому быть писателем, но судьба сунула ему в руки виолончель. – Я спросил Ивана, куда все подевались, и тут ему стало нехорошо. Его буквально скрутила боль!
- Почему вы не вызвали Скорую? – Поинтересовалась я.
- Я подумал, что вы, Яна, дома, либо вышли в сад подышать свежим воздухом. Я обыскал всё, но нигде не нашёл ни вас, ни Яромира. Это было ужасно! Я совсем было собрался вызвать бригаду, но Иван сказал, что ему уже лучше. Он пошёл к себе в комнату, прилёг и вскоре заснул. Если бы его терзала боль, он бы не смог заснуть, верно?
- Верно, - ответила я, - но это не значит, что человек вне опасности. Существует даже специальная практика осмотра во сне.
К слову говоря, этим я как раз и занималась: мяла Ванькин живот, пока он спал, и не находила ничего угрожающего – мышцы расслаблены, дыхание ровное, сон спокойный. Возможно, Иван просто перенервничал из-за нашего с Яромиром ночного побега, либо слегка объелся. Такое с ним время от времени случалось, по словам Милана.
Бедный Ванька! Всё это не от хорошей жизни. Сейчас пусть отсыпается, а завтра я его понаблюдаю.
Я велела Милану идти в свою комнату и готовиться к массажу, Яромиру пожелала спокойной ночи и заверила его, что пригляжу сегодня за Миланом, пусть он тоже отоспится, а сама отправилась к себе.
Вчера ночью я забыла свои масла, аромалампу и всё прочее в комнате Милана, а сегодня утром он мне всё это принёс и аккуратно сложил на комод. Узнаю его прежнего, хотя до идеального состояния, конечно ещё очень и очень далеко.
Я сняла с себя пропотевшее, запылённое чёрное платье. Хорошо, что я пошла именно в нём, а не в красном. Я и так чуть не убила гопников своим видом, когда сняла куртку, а если бы это было ещё и асимметричное красное платье с оголённым плечом… не знаю, что с ними было бы!
Надо днём постирать свои вещи.
Я приняла душ, переоделась в домашний костюм – широкие штаны и футболка с длинным рукавом – собрала всё, что нужно, и отправилась к Милану.
На этот раз пациент не сопротивлялся и не капризничал. Я размяла его шею, плечи, руки, помассировала волосистую часть головы под аромат ромашки и музыку для релаксации. После Милан без возражений отправился в душ, затем лёг в кровать, позволил мне выключить свет и поинтересовался на прощанье:
- Мне идти с вами утром на пробежку?
- Это мне с вами идти, Милан, а не вам со мной! – Ответила я со смехом, пожелала Милану спокойной ночи и вышла.
На этот раз я не забыла свой массажный набор, и никто не подкарауливал меня под дверью. Я зашла в свою комнату, поставила свои «волшебные средства» на комод, завела будильник так, чтобы он срабатывал каждые два часа, и решила проветрить свою спальню перед сном. Выглянув в окно, я заметила, что в комнате Яромира всё ещё горит свет. Неужели ему и впрямь не спится? Что-то вчера он не был похож на человека, страдающего бессонницей!
Свет в комнате Ярека продолжал гореть и через пятнадцать минут, когда я собралась закрывать окно. Странно. Я думала, он заснёт крепким сном сразу же, как только попадёт в свою обитель.
После некоторых колебаний я решила всё же узнать, не случилось ли чего. Подойдя к двери, я постучалась как вежливый человек, но ответа не получила. Моё сердце тревожно заколотилось, и я толкнула дверь в комнату Яромира.
То, что я увидела, напугало меня до темноты в глазах.

Глава 10
Яромир лежал на кровати лицом к стене, скорчившись от боли. Несмотря на свои огромные размеры, он выглядел сейчас до ужаса маленьким, просто комок боли какой-то!
Я подлетела к нему и всё поняла: у Яромира страшно болит колено. Он не в состоянии встать, не в силах дотянуться до телефона, лежащего на тумбочке, чтобы позвать на помощь. Яромир не может не то чтобы закричать, а даже застонать в полный голос, потому что боль буквально затопила его, так, что парень едва дышал.
Вот она, доля спортсмена, во всей её красе!
Мы с удовольствием смотрим разные матчи с участием молодых, сильных парней и девушек. Мы с восторгом взираем на их красивые тела и одухотворённые лица, восхищаемся их азартом, страстью, яркими эмоциями. С насмешкой, а порой и с открытой неприязнью, разглядываем их машины, дома, дорогую одежду и богатые аксессуары… Но кто видит обратную сторону всего этого?
Что-то могут заметить внимательные зрители, как правило, фанаты. Многое видят родные и близкие спортсменов. Ещё больше знают медики. Всё об обратной стороне большого спорта знают только сами спортсмены, но они не станут об этом рассказывать.
Если они пожалуются на боль, обыватель сочтёт их нытиками. Обыватель живо напомнит им об их гонорарах, размере имущества, путешествиях, курортах и прочих возможностях. Именно поэтому спортсмен страдает за закрытой дверью, превозмогая боль с помощью медиков, своих близких и фармакологических средств.
Конечно, у Яромира должны быть сильные обезболивающие, но, видимо, боль скрутила его неожиданно, уложив лицом к стене, и он не в силах взять препарат и вколоть его себе.
- Ярек, - начала я, как можно мягче, - где лежат ваши обезболивающие?
- В комоде… в верхнем ящике… справа… - Прохрипел Яромир, задыхаясь.
Он даже положил лекарства так, чтобы они в случае надобности были под рукой, но это не помогло. Такие вещи непредсказуемы.
Я легко нашла коробочки с ампулами, вколола Яромиру две инъекции, но любому препарату требуется время, чтобы подействовать, и боль не уйдёт в один миг.
Я принесла и зажгла аромалампу, заправив её маслом эвкалипта, запах которого снижает болевые ощущения. После я достала массажное масло и принялась тихонько разминать поясницу Яромира. Это отвлекает от болей в нижней половине тела.
- Ярек у нас добрый, хороший, сильный, - тихонько повторяла я. – Ярек надёжный, смелый. Ярек прекрасный друг.
Я убеждена в том, что человек – это не просто мыслящий и передвигающийся кусок мяса. Человек обладает сложнейшей психикой, и от того, как она настроена, зависит его способность к преодолению невзгод, трудностей и болезней. Лечит человек себя сам, а когда не справляется, зовёт на помощь лекаря, и тот вытаскивает его из ямы недуга. Лекарства, физиотерапия и прочие меры – это только средства. Их надо ещё суметь применить с максимальной для пациента пользой.
Через пятнадцать минут, показавшихся мне сутками, а Яромиру, должно быть, вечностью, боль его отпустила. Мышцы расслабились, и Яромир снова стал добрым, красивым гигантом, каким он был всегда.
Я отёрла салфеткой пот, градом катившийся по его лицу, и погладила Ярека по волосам. Я так давно об этом мечтала, только не хотела признаться даже себе самой! Волосы Яромира были сказочно приятными на ощупь и пахли Солнцем, ветром и степными травами. Хотелось гладить и гладить их до бесконечности, но он поймал мою руку и принялся целовать её своими горячими, немного потрескавшимися губами, приговаривая:
- Яничка… добрая моя… милая… нежная…
Да, Яничка у нас очень добрая и нежная! Сначала обидела Ярека, потом отваляла дяденьку в пыли, после чего отматерила гопских защитников… Это ещё не вспоминая о том, что Яничка наговорила с утреца Светусику!
Спорить я с ним, однако, не стала. Пусть говорит, что хочет, главное, чтобы не болел.
С последним дела у нас обстояли, как вскоре выяснилось, неважно.
Осматривая красное, распухшее колено Яромира, я заметила на нём не то чтобы очень свежие, но недавние послеоперационные рубцы. Два месяца назад Яромир перенёс сложнейшую операцию на колене, и сейчас находился в стадии реабилитации. Доктора строжайше запретили ему участие в матчах, только лёгкие нагрузки на уровне любительского спорта. Ярек выпал из своей команды примерно на год, и буквально не знал, куда себя деть.
Матч на вытоптанном пустыре и последующая длительная пробежка по асфальту… Какой ужас!
Я сказала Яромиру, что днём он обязательно должен наведаться в клинику. Ярек нехотя согласился после того, как я пообещала поехать с ним.
- Вам надо хорошо выспаться, Яромир, - сказала я, поглаживая его по руке.
- Почему ты до сих пор говоришь мне «вы», Яничка? – Спросил Яромир, глядя мне прямо в глаза.
В его глазах светились сейчас тёплые, золотистые огоньки. Не было никакой возможности сопротивляться его обаянию, да и желания, в общем-то, не было никакого.
- Я боюсь сказать лишнего при Милане. Боюсь при нём обратиться к тебе на «ты». Боюсь показать своё чувство к тебе при нём или Ваньке…
- Ты испытываешь ко мне чувство? – Спросил Яромир обрадованно. – Это правда?
В ответ я смогла только кивнуть, потому что спазм перехватил моё горло.
Я легонько поцеловала Яромира в губы. Он выпустил мою руку от неожиданности, и я встала, сходила, несмотря на его активный протест, за своим медицинским чемоданчиком и начала накладывать на его больное колено повязку с компрессом.
Лаской и уговорами мне удалось уложить Яромира и упросить, чтобы он перестал, наконец, сопротивляться сонливости, которую даёт усталость и его обезболивающий препарат. Я немного помассировала ступни Яромира, и он заснул.
Посидев у его кровати какое-то время, я услышала мелодию будильника, напоминающего, что пора бы проведать Милана.
Милан тоже спал. Видимо, вымотался за день, что немудрено.
После я навестила спящего Ивана и ещё раз осмотрела его во сне. Всё в порядке.
Весь мой лазарет крепко спал.
Я вернулась в комнату Яромира, собрала свои массажные принадлежности, ещё раз осторожно, чтобы не разбудить, погладила его по волосам и отправилась к себе. По дороге в свою комнату я почувствовала, как сердце моё заколотилось буквально на ровном месте, а в голове сами собой начали складываться строки:

Разжигают пожар в моём сердце
Золотые огни твоих глаз
И вечернего города скерцо…

Я поспешила в свою комнату, торопливо распихала всё, что несла в руках, по местам, схватила блокнот и ручку и записала:

Разжигают пожар в моём сердце
Золотые огни твоих глаз
И вечернего города скерцо,
Баритон, что срывается в бас...

Если хочешь, прижми меня тесно
К своей крепкой, надёжной груди.
Расскажи о проделках из детства,
О высотах, что ждут впереди...

Обнимай меня до исступленья,
Чтоб не взвидела тьмы и огня,
Всех стихий чтоб услышала  пенье,
Чтоб забыла, как звали меня!

Если девушка всё же другая
В твоём сердце построила дом,
Пусть об этом сейчас я узнаю
И уйду, хоть, признаться, с трудом.

***

Неожиданно жаркие губы
Взорвались поцелуем в ночи...
Сбились города скрипки и трубы...
Что ты мелешь, дурак?! Замолчи!

Последняя строчка относилась к главарю гопников, прервавшему наш едва начавшийся волшебный поцелуй. Получилось необычно. Утром нужно показать стихотворение Яреку. Интересно, что он скажет?
Записав стих, я улеглась в кровать. Если вы думаете, что я так и не сомкнула глаз в ту ночь, то глубоко ошибаетесь. Едва коснувшись головой подушки, я отключилась, как электроприбор, отторгнутый от розетки. Разбудил меня верный будильник в четыре утра. Я проведала всех парней по очереди, поправила сползшие одеяла и, шатаясь, отправилась восвояси. Сегодня моя очередь шататься по дому заспанной. Яромир должен хорошо отдохнуть.
После шестичасового сигнала будильника я уже не ложилась. Умывшись и почистив зубы, я оделась для пробежки и отправилась навестить сначала Ваньку, который спал сном фермера в период жатвы, потом Милана, укрывшегося с головой одеялом и тихонько сопевшего оттуда, а затем Яромира, вновь скорчившегося от боли.
Я ввела ему препараты, помассировала спину, посидела с ним, как накануне. Когда Яреку стало лучше, он объявил, что голоден, как волк. Оно и понятно. В последний раз мы основательно ели ещё до посещения театра.
Я отправилась в кухню готовить завтрак. Вытащила из холодильника молоко, яйца, растительное масло, достала из шкафчика муку, соль, сахар и развела тесто для блинчиков.
Я пеку блинчики сразу на двух, а иногда и на трёх сковородах. Когда делаешь так, не надо стоять, как часовой на посту, с кулинарной лопаткой, нервно зажатой в руке, и ждать, когда зарумянится одна сторона блинчика.  При много-сковородочном способе готовки процесс идёт непрерывно, и гора блинчиков растёт с фантастической скоростью. Этому научила меня одна знакомая, инженер по образованию. Бауманку в своё время окончила. Общаясь с ней, отчётливо понимаешь, что абы кого в знаменитой академии не держат! Талант инженера-рационализатора, если уж он есть, проявляется во всём, даже в таких бытовых мелочах, которые на самом деле, конечно, никакие не мелочи.
Повариха семейства Котников, судя по всему, тоже тот ещё рационализатор. Всё у неё в кухне устроено настолько по уму, что диву даёшься! Самое необходимое находится под рукой, так, что даже впервые попавший сюда человек без труда отыскивает то, что ему нужно. Кулинарных инструментов – целая коллекция, сковородок – по несколько штук каждой разновидности, а одинаковых, словно сёстры-близнецы, блинниц – целых три! Именно, как мне надо.
Всё это превращает процесс готовки в несказанное удовольствие.
Скоро блинное тесто в тазике иссякло, а горка блинчиков, напротив, выросла до внушительных размеров. Этого должно хватить для завтрака троих оголодавших парней и одной фельдшерицы-мини-футболистки.
Я положила на большую, красивую тарелку пять блинчиков, свёрнутых треугольниками, плюхнула на неё же по ложке сметаны, джема и мёда, натёрла по небольшой горке сыра и шоколада. Получилось красиво и аппетитно. Ещё я сварила большую чашку кофе, как любит Яромир.
Водрузив на поднос тарелку с блинами, кофе, сахарницу и стопку бумажных салфеток, я отправилась с ним к Яреку. Проходя мимо комнаты Ванечки, я заметила, что от двери слегка тянет сквозняком. Неужто следит за мной? Что ж, с него станется! Впрочем, возможно, мне это просто показалось, либо дверь закрыта недостаточно плотно.
Войдя к Яреку, я нашла его посвежевшим, умытым и улыбающимся. Он перемещался по комнате прыжками на одной ноге и делал вид, что находит это забавным. Ярек постоянно шутил, я улыбалась в ответ, но мне сразу же подумалось, что такими темпами у него непременно разболится второе колено, потому что нагрузка на него возросла в разы.
Впрочем, думать о плохом сейчас не нужно. Это может отразиться на моём лице и расстроить Ярека. Пусть он лучше с аппетитом уплетает свой завтрак и шутит, как может.
Я зачитала Яромиру своё последнее стихотворение, сразу пояснив, что последняя строчка к нему отношения не имеет. Он слушал с горящими глазами, забыв о своём голоде.
- Это обо мне стихотворение? Правда? – Спросил Ярек ошарашенно. – Ещё никто не посвящал мне таких стихов!
- Каких это – таких? – Поинтересовалась я с улыбкой.
- Настоящих! – Выдохнул Ярек, заставив меня почувствовать волну удовольствия.
Надо сказать, Яромир в то утро не уставал поражаться мне. Он очень удивился, когда увидел, что я принесла ему на завтрак блинчики, а не пару бутербродов с тем, что завалялось в холодильнике.
- Когда ты успела за ними сбегать? – Поинтересовался Ярек, набрасываясь на еду. – Или ты заказала доставку?
Когда я сказала, что напекла блинчиков только что сама, Яромир чуть было не рухнул со стула.
- Да ты у меня не только великий медик, голкипер и поэтесса, а ещё и волшебница! – Воскликнул он.
Смеясь, я обняла Яромира сзади за плечи, нежно поцеловала в висок и пожелала ему приятного аппетита.
- Я должна идти, - сказала я. - Мне нужно ещё осмотреть Ванечку перед пробежкой.
Яромир не удерживал меня, не просил побыть с ним ещё хотя бы часика два, а лучше весь день. Так ведут себя, надо сказать, многие пациенты, но Ярек серьёзно кивал в ответ на мои слова, не забывая при этом целовать мне руку. Я ещё раз поразилась его выдержке и чувству ответственности и, поцеловав любимого в губы, с большой неохотой вышла из его комнаты.
За дверью меня ждали его величество Иван Робертович собственной персоной. Зелёные, как крыжовник, глаза Ваньки были нехорошо прищурены.
- С добрым утром, Ванечка! – Приветствовала я его, ощущая лёгкую панику, зарождающуюся где-то в глубинах грудной клетки. – Как вы себя чувствуете?
- Отлично! – Объявил Иван торжественно и тут же саркастически поинтересовался: – А что это у нас тут происходит? Гордый, неприступный фельдшер носит завтраки в постель человеку-псу?
- Что вы городите, Иван? – Возмутилась я. – Яреку почти всю ночь было плохо! У него недавно операция была на колене!
- Он вам уже пожаловался? – Ванька скукондил жалостливую рожицу – На что только не пойдёшь, чтобы охмурить девчонку!
- Я вам не девчонка, и никто меня не охмурял! Не мелите чушь, Иван! – Рассердилась я.
- Так уж и никто? – Насмешливо спросил юный злыдень. – Не лгите, Яничка! Вы и сами к нему неравнодушны, а он… этот дурак и срывной пьяница… Он только и смотрит, кого бы ему охмурить! Всю жизнь такой был, таким и останется!
Большая часть этого содержательного разговора происходила между нами на ходу. Топоча ногами и активно жестикулируя, мы с Иваном постепенно переместились в кухню-гостиную. Ванька увидел горку свежевыпеченных блинчиков и изрёк:
- О! Вот вы как для него стараетесь! Поднялись пораньше, чтобы напечь любимому блинчиков? Думаете, он это оценит? Думаете, он женится на вас? До чего же вы наивны, Яничка!
После таких слов мне страстно захотелось съездить сопливому наглецу по физиономии. Желательно, чем-нибудь тяжёлым.
Вместо этого я вдохнула-выдохнула три раза и самым спокойным тоном, на который сейчас была способна, спросила:
- Что же вы предлагаете мне делать, Ванечка?
- Я предлагаю вам забыть о нём раз и навсегда! – Последовал незамедлительный ответ. – Ещё я предлагаю вам усвоить, Яничка: Яромир не совсем свободен.
Последнее было произнесено очень тихо и веско.
Тяжёлый дубовый стол, стоявший передо мной, вдруг легко сдвинулся со своего места и поплыл в сторону. Я помотала головой, и он снова оказался там, где был. Какой-то подозрительный туман неожиданно окутал все предметы вокруг.
- Что значит «не совсем свободен»? – Спросила я, крепясь из последних сил, чтобы не разреветься. – Яромир женат?
- Почти, - согласился Иван.
- Он помолвлен? У него есть невеста?
- Они живут вместе почти три года, Яничка, - буднично сообщил Иван.
Вот оно как! Оказывается, я убежала два месяца назад из своего гражданского мрака именно для того, чтобы с размаху вляпаться в чужой! Как в рвоту пациента. Как в кучку собачьего дерьма на пробежке. Как… неважно как ещё! Больше этот звездун мини-футбола ко мне не подойдёт!
Слёзы прорвали все плотины и уже в открытую неслись по моим щекам, капая на шею, руки и грудь. Капли солёной жидкости красиво расплывались на ярко-красной ткани моей футболки.
Я больше не хочу носить красное! Мне плевать на кружева и блёстки. В гробу я видала всю эту любовь-морковь, я для неё не создана!
Едва не сбив с ног Ваньку, моловшего теперь, словно радиоприёмник старой бабки, что-то поучительно-успокоительное, я кинулась вверх по лестнице, заперлась в своей комнате и бросилась на кровать.
В то утро Милан поднялся в семь часов, решив всем нам сделать сюрприз. Он хотел перехитрить меня и Яромира, явившись к нам раньше, чем мы планировали прийти к нему. Вот, он полюбуется сейчас на наши заспанные физиономии! Вот, кое-кто у него сегодня поплатится за свою вчерашнюю жестокость!
Как жаль, что старания Милана пропали даром. Лучше бы он ворвался в мою комнату в семь утра, подняв меня, не выспавшуюся и угрюмую, на пробежку. Лучше бы Яромир, несмотря на всё, был здоров. Лучше бы не было этого нелепейшего ночного матча! Лучше бы… Судьба же, как всегда, распорядилась иначе.
Милан был очень огорчён состоянием своего друга. Только он собрался поговорить об этом со мной, как перед ним возник вездесущий Иван и сообщил, что у Янички приступ мигрени. Лучше её сейчас не тревожить и дать выспаться. Очень благодарна за это Ваньке. Не хватало мне ещё объяснять Милану, почему я реву так, что всё моё тело сотрясают конвульсии.
Именно этим я и занималась в своей комнате битых полчаса, пока не вырубилась часа на полтора.

Глава 11
Проснувшись, я сразу же захотела собрать чемодан и уехать ко всем чертям, подальше от лицемера Ярека, злыдни Ивана и даже ни в чём не повинного Милана. В конце концов, у него есть Светка. Судя по тому, что она говорила и как вела себя вчера в театре, никуда она от него денется: придёт не сегодня-завтра.
Совесть мягко подсказала мне в жёсткой форме, что я недальновидная, безответственная эгоистка, думающая только о собственном психологическом благополучии. Во-первых, ещё неизвестно, когда вернётся Светка и вернётся ли вообще, и как примет её Милан. Возможно, просто выгонит взашей. При этом распсихуется, наобзывает её «вручей бесстыдницей» и «грустной ложкой», и его непременно разобьёт невралгия. Как раз то, что нужно в преддверии длительных заморских гастролей.
Во-вторых, плевать мне на выходки Ванюши! В конце концов, он каждый раз выводит меня на чистую воду, хоть и делает это достаточно грубо, а порой даже очень больно. Если бы он не сказал мне о том, что Яромир «не совсем свободен», я позволила бы бесчестному спортсмену, прикидывающемуся простаком-добряком, и дальше морочить мою многострадальную рыжеволосую головушку, и куда бы всё это завело в итоге, подумать страшно.
В-третьих, никакого бегства! Остаёмся на месте и продолжаем бороться до конца: за здоровье Милана, за честь писателя, за своё человеческое достоинство и женскую гордость. Если кто-то думает, что я буду перед ним плакать, он глубоко ошибается. Если кто-то считает, что обо мне и дорогих мне людях можно безнаказанно сочинять гадкие вещи и публиковать их, где ни попадя, тот вскоре поплатится за это своей отвратительной шкурой. Если…
Очередной лозунг отважного борцуна ускользнул, насмешливо показывая на бегу язык. Причиной этому стал неожиданный телефонный звонок. Звонила Марженка. Интересно, что гадкого случилось на этот раз? Что бы ни случилось, отважный борцун, засевший во мне с тех пор, как я себя помню, сдаваться не собирался. Он им всем покажет, когда найдёт, что показать, разумеется.
-… ещё один тираж! Срочно! – Верещала Марженка в трубку. – Голос её был восторженным, настроение приподнятое. - … смели с полок! И, что самое интересное! По моей просьбе провели срочный блиц-опрос покупателей, и выяснилось, что это совсем другой контингент!... Алло, Яничка… Ты меня слушаешь, детка?
- Да-да! – Бодро подтвердила я. – Вам нужна моя подпись на документах, чтобы заказать дополнительный тираж? – Проревевшись и отдохнув, я сделалась на редкость сообразительной.
- Безусловно, Яничка! – Согласилась Марженка. – Только у меня ещё масса дел! Нужно организовать для тебя автограф-сессию, договориться насчёт творческого вечера в Центральной Библиотеке, а ещё мне оборвали телефон пять телевизионных каналов, три косметические фирмы и четыре крупных магазина одежды. Они хотят, чтобы ты прорекламировала кое-что из их продукции, а «Горный ручей» твёрдо вознамерился сделать тебя своим лицом.
Вот это новости! Вот тебе и «широкие слои узкого круга»!
- Куда и во сколько мне подъехать, Марженка? – Спросила я самым деловым тоном на свете.
- Я предлагаю поужинать в «Рыбном Доме», - сказала Марженка. – Ты ведь всё равно ничего не решаешь без совета Милана, так что приходите с ним вместе! Я тоже буду со своим братом, только не старшим, а младшим. – Последнее предложение было произнесено таким призывно-кокетливым тоном, что я сразу поняла: мне хотят пристроить маленького братика в качестве бойфренда, а, возможно, и мужа в дальнейшем. Что ж, тут уж как карты лягут, а всё остальное вполне себе годится. – Во сколько тебе удобно? – Спросила Марженка.
- Может, в семь вечера? – Предложила я.
- Да, давай в семь. До вечера, моя девочка! Тёте Марженке надо срочно бежать!
Мы попрощались и отключились практически одновременно.
Да, дела. «Тётя Марженка» «кря» не скажет, если это не сулит ей каких-то выгод, а, точнее, не каких-то, а вполне существенных. Значит, продажи моих книг серьёзно выросли по вине скандальных борзописцев. А мы-то с Марженкой вчера переживали из-за каких-то тётенек…
Плохо мы современных тётенек знаем! Да и дяденек, судя по всему, не очень.
Моё внимание привлёк какой-то шелест, и я заметила рядом с дверью на полу несколько всеми любимых жёлтеньких газеток. Их было меньше, чем вчера, всего-то штуки четыре или пять. Интересно, что нам там приготовили?
Помимо уже всем известной информации о том, что «Знаменитый музыкант впервые вывел в свет свою новую возлюбленную» с прилагающейся фоткой, где мы с Миланом стоим счастливые и улыбающиеся, намертво сцепившись локтями, и моего вчерашнего весёлого шопинга, газеты писали, например, о том, что «Известная писательница взяла питомца из собачьего приюта». Наша с Мареком совместная фотография, где мы со счастливыми лицами носимся по лужайке около дома Милана, прилагалась.
Ещё та же самая «Известная писательница рассталась со своим бойфрендом. Известный спортсмен в (… хм…) недоумении». Внизу статьи Яромир смотрел на зрителя несчастными глазами. Оказывается вчера, в магазине, когда я отказала ему в оплате моих покупок, он расстроился сильнее, чем мне это представлялось. Видимо, подумал, что я феминизднутая. Что ж, он был недалёк от истины. Благодаря ему, Евгену и прочим подобным персонажам, я точно скоро феминизднусь на всю башку.
Как же мне с ним теперь быть? Больше всего, конечно, хочется пойти к Збогару немедленно и высказать ему всё, что я о нём думаю, но это было бы слишком просто. Я побью гадкого лицемера его же оружием. Он у меня получит… калошей! Я преподам пару уроков сволочизма этому вручему бесстыднику!
Я умылась, слегка припудрила лицо, подкрасила губы прозрачным блеском и отправилась в гостиную. Надо было найти Милана, чтобы передать ему приглашение Марженки.
В гостиной я нашла одного угрюмого Ивана. Впрочем, не совсем одного. С ним, как всегда, был Марек.
- Ванечка, вы не знаете, где Милан? – Спросила я, как ни в чём не бывало.
- Милан у Ярека, - буркнул Ванька. – Они сегодня с утра не расстаются. Парочка гомиков!
Я никак не стала комментировать последний Ванькин выпад. Очевидно, он ревнует дядю к Яромиру. Он ревнует к нему меня, Марека, фонарный столб. Он всех и всё ревнует к Яромиру. Милан рассказывал, что он и родителей жутко ревнует к младшим сестре и братьям. Бедный Ванька! В каком неприглядном мире он живёт!
- Вы уже выкинули свою дурь из головы? – Выстрелил Ванька вопросом мне в спину.
Я замерла на месте, а после медленно развернулась к нему лицом.
- Я не понимаю, о чём вы говорите, Ванечка, - произнесла я тихо и веско. – Не понимаю и понимать не хочу.
- Так тоже канает! – Одобрил Иван. – Главное, не ведитесь на подкаты этого долбоклака. Он вам не пара.
Очень захотелось пошутить про монастырь, но по понятным причинам я не стала этого делать. Я улыбнулась Ванечке нарочито фальшивой улыбкой и отправилась в логово жестокого, коварного зверя по имени Яромир Збогар.
Очень вовремя, потому что встревоженный Милан уже бежал мне навстречу. Действие препарата закончилось, и Яромира снова одолела боль.
Я сказала, что постоянно колоть обезболивающие – не выход. Надо везти Яромира в клинику. Скорее всего, его госпитализируют, но это даже хорошо, потому что он будет получать лечение, и за ним там будет круглосуточный присмотр.
Милан отправился в гараж, чтобы дать распоряжение дядюшке Йозефу. Нужен был самый просторный автомобиль, чтобы больному было в нём комфортно.
Я спокойно вошла в комнату Миланова друга. При виде его, в очередной раз скрученного болью, я не испытала ничего особенного. Так, обычное сострадание медика к пациенту, но тут он, приложив нечеловеческие усилия, развернулся ко мне лицом и прохрипел:
- Прости меня, Яничка!
Я, признаться, растерялась.
- За что вы просите прощения, Яромир? – Спросила я, привычно доставая ампулы и шприцы.
- Вы почти не спали сегодня из-за меня, - выдавил он. – Потому вас и атаковала мигрень.
Надо же, до чего можно дойти в своём лицемерии! Изображать сострадание, превозмогая собственную боль! Красиво, конечно. В другое время я бы поплыла киселём, но времена меняются.
Массируя Яромиру поясницу, я молчала.
- Поговори со мной,  - попросил он. – Твой голос успокаивает меня.
- Вам лучше сейчас помолчать, Яромир, - ласково произнесла я. – Поберегите силы.
Когда препарат подействовал, Яромир попытался взять меня за руку, но я сделала вид, что отвлеклась на звуки, доносящиеся с улицы, и прилипла к окну. Вскоре пришли Милан с дядюшкой Йозефом, чтобы помочь Яромиру дойти до машины. Я велела им переодеть его, потому что футболка больного была насквозь мокрой от пота. Не хватало ему ещё подхватить воспаление лёгких!
Яромиру казалось, что дурочка по-прежнему у него на крючке, он заговорщически мне улыбался и постоянно пытался ненароком схватить и прижать к губам мою руку, но на самом деле с моей стороны не было никакой нежности; это были самые обычные действия и рекомендации фельдшера Скорой.
В машине я уселась на переднее сидение, чтобы никак не соприкасаться с телом  «не совсем свободного» спортсмена. Я заметила, что он от этого погрустнел. Ничего. Скоро ты у меня ещё не так погрустнеешь!
Приняли Яромира почти сразу же. Персонал клиники буквально выплясывал вокруг него. Это хорошо. Без внимания, значит, наш дорогой друг не останется.
Мы с Миланом остались ждать в приёмной. Он заметно нервничал.
- Всё будет хорошо, - успокаивала я его. – Подержат несколько дней в больнице, подлечат и отпустят. Не переживай так!
Милан уставился на меня и неожиданно изрёк:
- Странно!
- Что странно, Милан? – Не поняла я.
- Странно, что ты успокаиваешь меня, а не наоборот.
- Ничего странного, - заверила я Милана. – Это ведь твой друг, а не мой.
- Мне показалось, что между вами проскочила искра, Яничка. А уж как Яромир переживал, когда узнал, что у тебя мигрень! Надо было видеть…
- Так это ведь Яромир переживал, а не я, - безразличное пожатие плеч. – И потом, любой вежливый человек на его месте расстроился бы.
Милан ничего не сказал на это, и я принялась развлекать его разговором ни о чём, упомянув попутно, что вечером мы приглашены Марженкой и её братом в «Рыбный Дом». Конечно, Милан согласился пойти со мной, но я видела по его лицу, что идти ему на самом деле не очень хочется. Ему хочется валяться весь вечер на кровати и переживать за друга, но ничего у него не выйдет. Да здравствует светская жизнь!
Через некоторое время к нам вышел доктор и сказал, что дела Яромира не хороши, но и не критичны. Нужен абсолютный покой на ближайшие три дня, целый комплекс процедур, набор препаратов…
- …и внимание молодой пани! – Улыбнулся доктор. – Господин Збогар просит вас зайти к нему, Янина. Вы ведь Янина?
Деваться было некуда, потому как выдать за Янину Милана возможным не представлялось. Доктор продолжил говорить что-то Милану, а я в сопровождении молоденькой медсестры отправилась в палату Яромира.
- Яничка! – Лицо Яромира выражало бурную радость, что меня уже не удивляло: с его-то талантами я ещё не то имела возможность наблюдать! – Посиди со мной немного, прошу тебя. Ты ведь будешь навещать меня?
- Обязательно буду! – Пообещала я, изображая лицом собачью преданность.
«Во сне. Если тебе сильно повезёт,» - добавила я мысленно.
- Обними меня, Яничка, родная моя!.. Я так рад, что мы с тобой встретились!
- Лучше повременить с объятиями, - заметила я. – Сюда в любой момент может кто-то зайти. Например, Милан. И, вообще, Яромир, с вашей стороны было неосторожно приглашать меня в палату одну. Вы хотите расстроить Милана ещё сильнее, чем он уже расстроен?
Яромир сник. Так тебе и надо, бабник!
- Ну, всё, пойду, - произнесла я буднично. – Я сегодня встречаюсь с моим агентом. На ближайшие дни у нас с ней очень многое намечено.
- Я буду рад, если ты выкроишь немного времени для меня, Яничка! – Столько надежды в голосе! Надо у него поучиться.
- Думаю, вы здесь не будете скучать в любом случае, Яромир. Здесь столько красивых медсестёр!..
- А мне нужен только один фельдшер, - мечтательная улыбка, та самая, которая уже столько раз обманывала меня, словно первоклашку. – Самый красивый, добрый и нежный во всём мире!
Как ты заговорил!
Я дружески потрепала Яромира по щеке и сделала вид, что отправилась к выходу из палаты. У порога я неожиданно остановилась и резко обернулась. Я так всегда делаю, когда хочу узнать, какие чувства испытывает ко мне человек на самом деле.
Тут мой номер не прошёл, потому что Збогар успел натянуть на лицо кислую мину. Молодец! Справляется!
- Знаете Яромир… - Начала я, и лицо спортсмена вновь озарилось надеждой. – Думаю, нам не стоит говорить друг другу «ты» даже наедине. Привыкнем ещё, и это вылезет, где не надо. – Снова кислая мина. – Выздоравливайте! – Пожелала я и быстро вышла из палаты.
После Яромира навестил Милан. Я ждала его минут пятнадцать в коридоре.
- Яничка, ты должна что-то сделать как психолог! – Заявил он, едва покинув палату друга. – Ярек угнетён тем, что с ним случилось!
- Конечно, он угнетён, - согласилась я. – Молодой, сильный парень и вдруг  - раз, и полная беспомощность! Да ещё и боль. Ничего, за сутки доктора снимут отёчность и боль, ему станет лучше, и настроение выправится.
- Обожаю твой оптимизм! – Улыбнулся Милан. – Завтра обязательно надо навестить его, - завёл он снова свою шарманку. Милана вообще нелегко сбить с темы, которая его волнует. Что ж, потерпим немного! - … напечёшь блинчиков! – Разорялся Милан. – Ярек столько про них говорил! Ему будет приятно, если ты…
- Нет! – Обрубила я.
- Что «нет»? – Не понял Милан.
- Я не стану печь блинчики для Яромира, - пояснила я с охотой, - и навещать его не пойду.
Удивлению Милана не было предела, а я тем временем продолжила:
- Не хватало ещё, чтобы твой друг подумал, будто я в невесты ему набиваюсь! Хозяйственные таланты демонстрирую! Это будет выглядеть неуместно и глупо, Милан. Сейчас главное, чтобы Яромир поправился. Остальное – пустяки!
Так, постепенно, шаг за шагом мне удалось свернуть упрямого Милана с разговора о его друге-бабнике и направить нашу беседу в другое, более насущное русло. Нам нужно было закупиться продуктами и обсудить предстоящий субботник в саду. О последнем Милан ещё не слышал. Он очень удивился и обрадовался этой идее.
- Ещё неплохо бы навести чистоту в доме, - сказал он. – А то уже паутина развелась по углам.
Мы решили, что каждый из нас, кроме «отдыхавшего» в больнице Яромира,  отмоет свою комнату, а для уборки остальных квадратных метров, коих было в доме Милана немало, вызовем службу чистоты. В саду будем трудиться сами. Даже хорошо, что Яромир временно отсутствует, иначе они с Иваном переубивались бы лопатами.
Остаток дня до вечера мы посвятили закупке продуктов и других вещей, необходимых в хозяйстве, уборке своих комнат и приятному разговору за скромным чаепитием.

Глава 12
Вечером, разрядившись, как на бал-карнавал, я отправилась на встречу с Марженкой в роскошный «Рыбный Дом» в сопровождении своего немного уставшего и мрачноватого кровного брата. Иван с Мареком остались дома. Мы с Миланом мало разговаривали по дороге в ресторан, потому что он почти всё время переписывался по телефону с Яромиром.
Яромиру стало к вечеру хуже. Поднялась температура, и пришлось сменить обезболивающее, потому что прежнее практически перестало действовать. Мне было жаль его, несмотря на то, каким человеком он оказался на самом деле. В конце концов, его отношение к девушкам – это только одна сторона его личности, не самая лучшая, а, возможно, и худшая из всех. Помимо этого, Ярек неплохой человек и отличный друг. Может быть, мне удастся сделать его и своим другом тоже. Я была бы не против. Мы ведь не враги!
Встреча с Марженкой и её братом отвлекла меня от мыслей о дружбе, любви и прочих высоких материях, направив мой ум в сугубо деловое русло. Мы обсудили новый тираж, подписали все необходимые для него документы. Обговорили условия сотрудничества с косметическими фирмами и одёжными магазинами.
Мы с Марженкой, Миланом и Борисом – так звали брата Марженки – решили принять предложение «Горного ручья» о сотрудничестве и продвижении товаров этой неплохой, в общем-то, косметической фирмы. Я пользовалась некоторыми их продуктами и была вполне довольна ценой и качеством.
Из одёжных магазинов в качестве основного партнёра мы решили выбрать «Супер-базар». Это огромная сеть, разбросанная по всему миру. Сотрудничество обещало быть насыщенным и интересным.
Не столь радужно обстояли дела со словенским телевидением. Меня приглашали в основном мутные телеканалы для работы на каких-то скандальных проектах. Культурный канал, пожелавший сделать передачу с моим участием пару недель назад, теперь загадочно молчал. Это было огорчительно. Выходит, прав был Евген: рулят в наше время совсем другие.
Однако сидеть, грустно склонив голову над своим бокалом, я, во-первых, не собиралась, а, во-вторых, мне не давали этого делать мои спутники, особенно Борис, и вся обстановка заведения.
С первых секунд знакомства брат Марженки не отводил от меня глаз и старался постоянно поддерживать разговор. На вид Борис был обычным сорокалетним дядькой с прямыми, гладко зачёсанными назад каштановыми волосами. Средний рост, средний возраст, средняя внешность… Но каким он оказался интересным собеседником!
Борис возглавлял юридический отдел крупной австрийской фирмы, занимающейся покупкой-продажей предметов искусства. За столом он мало говорил о своей бумажной работе, зато как эмоционально описывал свои впечатления от предметов искусства, которые проходили через его руки! В который раз убедилась, что род деятельности человека далеко не всегда характеризует его со всех сторон. «Скучный бухгалтер», «занудный юрист», «экспрессивный художник»… Сколько стереотипов сидит в наших головах! Бухгалтер может оказаться весёлым, жизнерадостным человеком, художник – нытиком и ипохондриком, а юрист, бывает, так свежо и нестандартно рассуждает об искусстве, и не только о нём, что его заслушаются буквально все.
Борис, как и я, находился сейчас в трудовом отпуске и приехал в гости к Марженке из Вены. Он порой не знал, куда ему себя деть, пока сестра на работе. Мне бы его заботы! Мой брат и его друзья почти всегда дома, и хлопот у меня немерено. Несмотря на это, мы условились с Борисом сходить послезавтра днём на выставку одного молодого художника, открытую недавно в Центральной картинной галерее Любляны. К слову сказать, Борис был разведён.
Мне показалось, что когда мы договаривались с братом Марженки о встрече, Милан посмотрел на меня неодобрительно. Что это с ним? Никто ведь ни с кем не флиртует! Мы и его с Марженкой звали с собой на эту выставку, но оба они отказались по разным причинам. С Марженкой всё ясно, она по уши в делах, а вот Милан… Милана я попробую дома уговорить пойти с нами. 
Мы могли бы сходить на выставку и завтра, но на четыре часа дня у меня назначена автограф-сессия в самом крупном книжном магазине города, а в семь часов вечера начинается творческий вечер в конференц-зале Центральной Библиотеки. До четырёх часов надо было успеть поработать в саду и проконтролировать работу службы чистоты, вызванной на одиннадцать утра.
Завтрашний день обещал быть насыщенным. Мы даже не представляли в тот момент, насколько насыщенным он сложится на самом деле!.. Но, обо всём по порядку.
Блюда из рыбы были настолько вкусными и необычными, что я их долго рассматривала, прежде чем начать есть. Я силилась понять, как так можно приготовить самую обычную, не элитных сортов, рыбу, что на первый взгляд вообще не понятно, из чего приготовлено блюдо. Оформление блюд было невероятно красивым. Одним словом, не ужин, а вся гамма вкусовых, обонятельных и зрительных удовольствий!
Надо сказать, что я пришла в тот вечер в ресторан в самом своём роскошном платье, красном асимметричном. Мужчины за соседними столиками с интересом рассматривали меня, и это нисколько не смущало, потому как для чего наряжаться в красное, если стесняешься, а если стесняешься, то для чего вырядилась? Я не стеснялась. Я вела себя в тот вечер как королева, ибо не фиг было кое-кому обращаться со мной, как с насекомым. «Теперь вы все у меня попляшете!» - Злорадно думала я, и они поплясали, потому что после девяти вечера явился живой оркестр, и начались танцы.
Сначала я танцевала с Борисом, а Марженка с Миланом, потом мы поменялись партнёрами. После меня пригласил милый дедок из-за соседнего столика, потом видавший виды сорокалетний мачо, дальше симпатичный молодой человек, похожий на студента колледжа, затем снова Борис, потом опять Милан!.. В общем, развлеклась я в тот вечер очень хорошо, правда, закончилось для меня празднество в «Рыбном Доме» очередной нелепостью.
В какой-то момент я выскочила из зала ненадолго в дамскую комнату, прихватив с собой клатч. Между делом решила проверить, не звонил ли мне кто. В конце концов, у нас с Миланом Ванька один дома остался. Он, конечно, под присмотром Марека, но мало ли что?
На телефоне было три пропущенных вызова с незнакомого номера и пять голосовых сообщений с него же. Мне стало любопытно, и я решила прослушать самое первое из них.
- Добрый вечер, Яничка! – Послышался голос Яромира, и у меня задрожали колени. – Я вам звонил три раза, но вы не брали трубку. Видимо, были очень заняты. Я помню, что вы собирались встретиться со своим агентом… - пауза. – Знаете, Яничка… Я, кажется, всё понял, - интересно, что ты там понял? То, что мне всё известно о твоём «не совсем свободном» семейном статусе? - … напугал вас. Да, наши отношения прошедшим вечером и ночью, а потом утром… начали развиваться слишком быстро. Скромные девушки вроде вас не любят такого. Простите меня, Яничка. Я не буду ни на чём настаивать. Я готов подождать, только не отворачивайтесь от меня навсегда, прошу вас. Дайте мне ещё один шанс.
Дослушав до конца, я загрустила. Какой актёрский талант пропадает!
Интересно, кто просил Милана давать этому лицемеру мой номер?
Следующее сообщение было совсем коротким:
- Скачал ваш последний сборник стихов, Яничка. Читаю, и слышится ваш голос. Он успокаивает и внушает надежду.
Надо сказать, что голос самого Яромира был нездоровым. Впрочем, Милан говорил, что у его друга поднялась к вечеру температура. На меня неожиданно нахлынула волна острого сострадания.
«Это я виновата в том, что с ним случилось!» - Пронеслось в мозгу.
Если бы я впустила Яромира и поговорила с ним вместо того, чтобы язвить, он не убежал бы из дома, на ночь глядя, и не было бы дурацкого матча с гопниками, после которого случилось то жуткое обострение.
«А ему для чего надо было лезть ко мне со своими «серьёзными намерениями», имея вполне себе устроенную личную жизнь?» - Спросил отважный борцун.
«И, всё же, надо было быть повежливее!» - Завела свою песню совесть.
Они крайне редко бывают согласны друг с другом, и чтобы пресечь их вечный спор, я включила следующее сообщение:
- Я хотел сказать вам, Яничка, - сколько теплоты в голосе! – что не обижусь, если вы не придёте ко мне завтра. Не обижусь, если вы вовсе меня не навестите. Я всё понимаю. Я был слишком напорист, возможно, даже грубоват. Видимо, это оттого, что я слишком спешу жить, а спешу жить, потому что не один раз видел, насколько хрупка человеческая жизнь, как легко она может оборваться… Да и среди спортсменов вроде меня так мало долгожителей!.. Простите, Яничка… Что-то я сегодня расчувствовался.
- Пожалуйста, удалите предыдущее сообщение, как прослушаете, Яничка! – Это уже следующее, предпоследнее.
Ближе к концу третьего сообщения в голосе Яромира явственно слышались слёзы. Да. Ярек спешит жить, поэтому живёт на полную катушку: изо всех сил тренируется, пока здоров, участвует в каждом или почти каждом матче своего клуба, может напиться-подраться, завёл себе домашнюю девушку, потом решил приручить ещё одну, дикую… Всё это не от хорошей жизни!
Мне сделалось жаль Ярека до боли в сердце, и я тихонько заплакала.
«Бедный Ярек! Выздоравливай скорее! - Обращалась я к нему мысленно. – Кажется, я втрескалась в тебя по уши, но мне нечего предложить тебе, кроме помощи и дружбы. За свои тридцать с небольшим лет ты пережил столько ужаса и боли! Прости, Ярек, но я буду любить тебя издалека. Как бы я ни относилась к тебе, я не позволю больше никому использовать меня. Это исключено!»
Мой горячий, обильно смоченный слезами мысленный монолог прервал международный вызов. Звонила моя мать. Интересно, а она в курсе, во сколько ей вылезет это желание потрепаться посреди ночи? Дома время давно перевалило за полночь. И потом, я же просила её писать мне сообщения, если что-то нужно. Почему она всегда пропускает мои слова мимо ушей?!
- … весело проводишь время! – Вещала мать каким-то возмущённо-восторженным тоном. – … сбивает с пути! Мне этот твой Милан никогда не нравился!
Я хотела в отместку ей сказать то же самое о её друге, но, во-первых, это было бы неправдой, потому что Анатолий Иванович мне нравится; это у него я научилась шутить с непроницаемым видом и делать вид, что ничего не боюсь, даже когда внутри всё сжимается от страха. Во-вторых, сказать такое было бы глупо, по-детски как-то.
- А кто из моих друзей тебе нравится, мама? – Спросила я как можно спокойнее.
На том конце повисла тишина, нарушаемая звуками работающего телевизора.
- Ну-у… Ну, я не знаю! – Выдала мать, наконец.
- Вот и я не знаю, мама.
- Вообще-то, я не об этом хотела с тобой поговорить! – Вывернулась мать.
- Ты начиталась обо мне всяких глупостей в Интернете? – Догадалась я. – Так это всё неправда.
- Так уж и всё? – Засомневалась мать.
- Всё. От начала и до конца! – Заверила я её.
- Видишь ли, Яна… - Снова начала мать, - дело не в том, сколько у тебя любовников и как ты проводишь с ними время. В конце концов, ты взрослый человек и отвечаешь за себя сама! Дело даже не в том, что родня и соседи прокололи мне все глаза твоим поведением. Просто ты мне такая не нравишься! Все эти шопинги по бутикам в сопровождении толпы поклонников, автографы, рестораны, шикарные наряды… Не твоё это всё, понимаешь?
- Я тебе всегда говорила об этом, - легко согласилась непутёвая дочь. – Я простая, ничем не примечательная девушка. Фельдшер…
Зря я произнесла это слово. Я совсем забыла в свете последних событий своей бурной жизни, что оно действует на мать, словно упоминание о прошлых романах мужа на ревнивую жену. Она в своё время была категорически против моего поступления в медицинский колледж после девятого класса. Ей хотелось, чтобы я шла потирать штаны в десятый-одиннадцатый, а после – учиться пять-шесть лет на юриста или экономиста какого-нибудь, затем идти перебирать бумажки, но я тогда взбунтовалась так, как не бунтовала больше никогда.
… понос и рвоту! – Разорялась мать. – Тоже мне, призвание! На кого ты стала похожа, работая этим своим фе-е-е-ельдшером! – Последнее слово было произнесено с такой нарочитой неприязнью и брезгливостью, что я расхохоталась.
- Видимо, я тебе нравилась, когда работала в администрации, да, мама? – Весело осведомилась я. – Зелёное лицо, перекошенное нервным тиком, синие круги… даже не под глазами, а вокруг них, серые губы! Вот это был шедевр! Чистый Пикассо!
Мать замолчала на секунду, а потом выдала:
- Ну, нет, что ты! Тогда ты мне тоже не нравилась.
- А когда я тебе нравилась? – Взорвалась я, словно граната в руках глупца, сорвавшего с неё зачем-то кольцо. – Я тебе и в школе не нравилась, потому что не была квадратно-гнездовой отличницей, потому что я посещала дзюдо вместо нежно любимой тобой художественной гимнастики! Я тебе и в драмкружке, на сцене, тоже не нравилась, причём ни в одной роли – ни Бабы Яги, ни пажа, ни Настеньки! На кой ляд вообще меня надо было рожать, если я никуда не вписываюсь, не вкакиваюсь, и, вообще, лишняя?!
На том конце давно шли короткие гудки, а я всё кричала и кричала в трубку свои обвинения, заливаясь уже не горячими даже, а, кажется, кипящими слезами. Входящие и выходящие женщины посматривали на меня кто со страхом, кто с недоумением. Одна из них, кажется, немного понимающая по-русски, сочувственно покачала головой, вышла и… привела с собой Марженку! Ну, кто её просил?
А кто просил меня тащить Милана на пробежку? Кто звал меня в комнату Яромира, когда там посреди ночи горел свет? Кто умолял Яромира тащить друга-музыканта в салон для спортсменов и выбирать там для него молодёжно-спортивную стрижку? Кто просил Милана давать мой номер телефона Яромиру? Люди склонны проявлять заботу друг о друге, и это прекрасно. Правда, объект заботы не всегда бывает этому рад, но что поделать?
Через десять секунд я рыдала в объятьях Марженки, мгновенно залив слезами плечо её ультра-модного, серого с красными вставками платья. Марженка гладила меня по волосам и повторяла:
- Всё будет хорошо, деточка моя! Всё перемелется! Он просто ещё не понял, какое сокровище ему досталось! Он подумает и прибежит обратно, и прощения у Янички попросит, - успокаивала Марженка, решив, что я поссорилась с молодым человеком.
Ну, вот! И она туда же!
- Я с мамкой поругалась! – Прорыдала я.
Оставалось только добавить, что именно поэтому я теперь у Милана и  перекрываюсь, как Ванька.
- Это нехорошо, конечно, - тут же перестроилась Марженка, - но тоже поправимо. Между родными людьми бывает всё! Я тоже, знаешь, как со своей мамкой ругалась в твои годы? Она хотела, чтобы я вышла замуж… уже хоть за кого-нибудь, нарожала двоих-троих детишек и ходила бы по Любляне, толстая и довольная. Но не тут-то было! У тёти Марженки совсем другие интересы. Вот и ты никого не слушай, живи своей жизнью. А мамочке твоей мы пошлём чудесный подарок, она и успокоится!
Кстати, хорошая мысль насчёт подарка. Мать всегда их любила и умела получать. Марженка молодчина! Она вовремя умеет сказать нужные слова. Они у неё самые простые, но, в тоже время, самые действенные.
Мой агент заставила меня умыться и замазать выступившие на моём лице красные пятна её плотным тональным кремом, не особо заботясь о растушёвке его по коже.
- Всё равно уже ночь, - пояснила Марженка, - и освещение в зале приглушённое. Никто ничего не разберёт. Мы сейчас проводим вас с Миланом до машины, а Милану всё равно, чем там вымазано твоё лицо, он видел тебя всякой!
И она рассмеялась своим молодым, серебристым смехом. Нет, мой агент не серебро, и не золото даже, а настоящий кусок платины высшей пробы!
Лица мужчин, ожидавших нас в зале, были напряжёнными и встревоженными. Я видела, как Милан отказал одной симпатичной молодой особе, пригласившей его на белый танец. Видимо, моё долгое отсутствие и впрямь напугало его.
- Наконец-то! – Сказал он, поднимаясь нам с Марженкой навстречу. – Я уж думал, тебя похитили, сестра! – Быстрый поцелуй в щёку.
- Ничего страшного, братец, - ответила я, как можно веселей и беспечней. – Я с мамкой по телефону заболталась!
- Очень хорошо, когда между пожилыми родителями и взрослыми детьми такие тёплые, доверительные отношения! – Изрёк Борис, и я подумала, что да, наверное; жаль, что мне это неведомо.
- Время уже позднее, - произнесла Марженка задумчиво. – Не пора ли нам по домам? Всем нам, кроме Бориса, завтра рано вставать, так что…
Мы дружно с ней согласились, мужчины расплатились по счёту, и наше маленькое общество двинулось к выходу, ловя на себе радостные, восхищённые и огорчённые взгляды других посетителей и посетительниц «Рыбного Дома». Брат и сестра, как и обещала Марженка, проводили нас до машины, мы ещё раз условились о встрече с Борисом, и я уселась в автомобиль Милана рядом с ним.
На моего кровного брата неожиданно накатил приступ нежности, и он решил легонько погладить меня по щеке своим твёрдым, мозолистым указательным пальцем. На пальце при этом остался заметный слой тонального крема Марженки. Милан расхохотался и произнёс сквозь смех:
- Как хорошо, что ты приехала ко мне, сестрёнка! Без тебя я бы уже давно умер от тоски!
- Твоей сестрёнке клоуном работать в цирке! – Рассмеялась я в ответ и серьёзно добавила: - Без грима.
Мы снова так и покатились со смеху. Отсмеявшись, Милан спросил:
- Сильно она довела тебя на этот раз?
Он был в курсе наших с матерью отношений и всегда принимал мою сторону ещё до того, как вникнет, по обыкновению своему, во все детали.
- Изрядно, - честно призналась я. – Правда, я и сама наговорила в этот раз много лишнего.
Узнав, чего именно я наговорила, Милан успокоил меня:
- Ты правильно сделала. Пусть знает правду!
- Кто-то из великих сказал, что правду не надо швырять как мокрое полотенце. Её следует подавать с поклоном.
- Ты уже миллион раз подавала ей правду с поклоном! – Возмутился Милан. – И та каждый раз летела тебе в лицо как камень! Может, хватит уже?
- Ты прав, Милан, - согласилась я. – Конечно, хватит. Я не обязана соответствовать чьим-то представлениям о себе, даже если этот кто-то – моя мать. Она проживает свою жизнь так, как хочет, вот, и я ничем не хуже!
Мы закрыли эту тему и принялись болтать о том, как хорошо и плодотворно мы провели этот вечер, обсуждать еду и убранство ресторана, строить, достраивать и перестраивать планы на завтра-послезавтра.
В приподнятом настроении мы с Миланом вошли в гостиную, а там…
В гостиной стоял аромат каких-то диковинных, тяжёлых благовоний вперемешку с запахом давно не мытого человеческого тела, словно в приёмный покой больницы привезли индианутую тётеньку и грязного, загульного, командировочного дядьку одновременно. Мы с Миланом недоумённо переглянулись.
Однако рано мы начали удивляться. Ещё не то нас ждало впереди!
На диване перед телевизором восседала… самая настоящая, разряженная в пух и прах, колоритная цыганка. Возраста она была явно далеко за пятьдесят, скорее, ближе к шестидесяти. Очень худая, кожа и кости. Платье на этой эксцентричной особе было тёмно-синее с крупными золотыми звёздами. Золото красовалось у неё в ушах, на руках, на шее, на запястьях и, как вскоре выяснилось, во рту, в виде золотых коронок.
Лицо цыганки было, конечно же, смуглым, волосы и глаза чёрные, а тонкие губы изо всех сил подчёркнуты ярко-красной помадой. Нанесена помада была довольно криво. Видимо, тётенька страдала дальнозоркостью, как и  многие люди её возраста, но очков не надевала. На её вполне типичной, в общем-то, для цыганки физиономии со страшной силой выделялся нос. Я ещё никогда не видела таких тонких, горбатых и нагло выпирающих носов, но его обладательницу это «сокровище», кажется, нисколько не смущало: гордая посадка головы, вальяжная поза и невозмутимое выражение лица выдавали в ней очень уверенного в себе человека.
- А, явились, касатики! – Приветствовала нас тётка. – Я вас тут давненько уже поджидаю!
- Какого чёрта… - начал Милан, медленно, но верно заводясь.
Цыганка вскинула руку ладонью вперёд и предостерегла его:
- Никаких чертей ближе к ночи, касатик! А то, неровен час, явятся. Хотя, тебе ли их бояться, с таким-то ангелом-хранителем? – Произнесла она гораздо мягче и веселее, указывая на меня. – Я, собственно, по твою душу явилась, голубка. Иванко просил меня погадать тебе, девица.
Ах, вот оно что! Цыганку привёл Иван, чтобы она погадала мне. Интересно, кто его… впрочем, о людской заботливости я сегодня уже рассуждала.
- Так вы друг нашего Ванечки! – Выдала я первое, что пришло в голову.
- Друг! – Презрительно повторила цыганка.  – Я его цыганская мать!
Так вот к кому Ванька сбегал в своё время от родителей!
- Тётка Джульетта я, - представилась не прошеная гостья.
- Я вернулся! – Послышался из прихожей звонкий голос Ванечки. – Марек поссал и… Ой, простите, Яничка. Знакомьтесь, это…
- Мы уже познакомились, - обрубила его тётка Джульетта. – Сядь в уголке и не мешай, ирод цыганский!
Я думала, что Джульетта, сейчас достанет карты, либо попросит мою руку, но она велела дать ей какую-нибудь мою вещь и..
- Заткнитесь всё! – Жахнула она, хотя мы и так молчали. - Мне нужно время, чтобы сосредоточиться.
Зажав в руке мою длинную, висячую моно-серьгу, Джульетта залезла с ногами на диван, забилась в самый дальний его угол и закрыла глаза. Милан давно уже сидел за столом, безучастно наблюдая за происходящим. «Ирод цыганский» Иван присел на краешек кресла, постоянно отбрасывая с лица свои светлые, прямые волосы и неподвижно глядя перед собой бледно-зелёными глазами. Марек, как всегда, примостился возле его ног.
- В общем, так, красавица, - начала тётка Джульетта. – Я не совсем понимаю, зачем этот болван, - небрежный жест в сторону Ивана, - привёл меня сюда. Я гадаю только тем, кто переживает тяжёлые времена, у кого, как говорят ваши новомодные психологи, кризис в жизни… А у тебя всё хорошо!  - Резюмировала она.
Да, у меня всё восхитительно! Лучше и не придумаешь. Надо сунуть ей пятёрку, этой гадалке недоделанной, и пусть катится в свой табор, варит ужин своему цыганскому барону или приворотное зелье на продажу, или ещё что-нибудь. Надо после её ухода проветрить, как следует, гостиную.
- Как, всё хорошо? – Вклинился Иван. – Яничка два дня назад в монастырь собиралась! А ещё она всё утро… - Тут Ванька осёкся, потому что для Милана с утра у меня была мигрень.
- Хорошо! – Произнесла тётка Джульетта тоном, не терпящим возражений. – Янина уже встретила свою любовь. Высокий, золотоглазый шатен. Всё у них взаимно, и в будущем они останутся вместе.
Иван рухнул в кресло, прикрыв ладонью глаза.
- Да тут хоть обделайся кровавым поносом! – Выдала цыганская мать, видимо, в ответ на жест своего словенского сына.
- Но у него… - робко начала я, пытаясь сказать, что у Яромира уже есть девушка, причём не какая-нибудь дикая вроде меня, а ручная, домашняя.
- У него вся душа по тебе изболелась, голубка ты моя сахарная! – Запричитала тётка. – Он жизни своей без тебя не мыслит, так ты его зацепила. Бросишь – с ума сойдёт! – Резюмировала она. – А ещё успех тебя ждёт, красавица, деньги, слава… Нет, этот Иван меня точно с ума сведёт! «Яничке плохо, погадай Яничке…» Тьфу!
Тут тётка Джульетта поднялась с дивана, подошла ко мне поближе и попросила Ивана включить верхний свет, потому как всё это время в гостиной горел только лишь торшер, да пара неярких светильников, вделанных в стены. Цыганка внимательно вгляделась в моё лицо и без всяких церемоний, достаточно грубо спросила:
- А чего ревела-то, дура? – Я настолько остолбенела от этого вопроса, что ничего не смогла ответить, а Милан вскочил со своего места и двинулся к нам, уничтожающе глядя на тётку. – О его здоровье переживаешь? – Продолжала та невозмутимо. – Зря! Он молодой, сильный, скоро поправится. Ну, поболеет немного, потом ещё похандрит чутка, а после будет как новенький! Вот, ведь! Нашла, из-за чего слёзы лить!
Похоже, тётка Джульетта умела гадать только на личную жизнь и успех. Моих горьких слёз, пролитых из-за ссоры с матерью, она, кажется, не увидела в упор. Ну, и шут бы с ними. На меня неожиданно нахлынула такая усталость, что ноги начали подкашиваться. Я достала из сумочки двадцатку и молча протянула её гадалке. Та с охотой взяла деньги. Я думала, что она сейчас уйдёт, но нет. Джульетта принялась болтать о том, какие мы с Миланом, оказывается, хорошие люди.
- … и друг замечательный! – Нахваливала она Милана. – Когда в прессе началась вся эта шумиха вокруг вас с Яничкой…
- Какая тебе пресса? – Встрял Иван. – Ты читать-то не умеешь!
- Заткнись, ирод цыганский! – Задвинула его строгая цыганская мать. – Старших уважать надо, а в тебе ни капли почтения не имеется. Отсюда все твои беды!
- А твои откуда? – Спросил Иван саркастически.
- От верблюда! – Обрубила его в очередной раз Джульетта. – Жизнь – она как лес хвойный. Каждый иголками исколется, и каждый свой урожай шишек соберёт. Верно я говорю, господин Котник? – Обратилась она к Милану. – Вот ты, например, касатик, повёлся в своё время на красивую обёртку, да и упустил настоящий брульянт! – Чёрный, кривоватый палец направился прямо в мою плоскую, спортивную грудь, дабы ни у кого из присутствующих не осталось сомнений по поводу того, кто здесь есть «настоящий брульянт», а то вдруг Ванька или Марек.
От её слов Милан густо покраснел.
- Тебе ещё адски свезло, что Яничка сестрой тебе быть согласилась! А то лежал бы сейчас с судном под задницей и кормили бы тебя с ложки. Так вот, - продолжала милая тётечка, как ни в чём не бывало, - весь наш табор после тех позорных статей про вас на дыбки вскинулся. Все галдят, как так, мол, культурные люди, сплошь знаменитости, книжки умные пишут, на виолах шпарят, по чемпионатам ездиют, а сами… Я им тогда сразу сказала: «Заткнитесь, ироды цыганские! Не смыслите ни черта в жизни, так хоть рты свои не разевайте! Яничка – ангел с крыльями, брат её кровный Милан, - тут Милан посмотрел на Ивана настолько выразительно, что тот весь сжался в своём кресле, - вообще божий человек! Да и друг его, Збогар, – не кто попало! Господин Котник с кем попало не якшается, разве что с нашим Иванком, да и то по родственной необходимости. Всё врут эти ваши газеты, и не годятся ни на что, кроме как… на самокрутки!
Она ещё долго могла бы так разоряться, но Милан достал из бумажника, кажется, тоже двадцатку и позолотил Джульетте её чёрную, загребущую ручонку, после чего та, наконец, свернула своё выступление, откланялась и умелась в ночь в сопровождении смущённого, окончательно съёжившегося в комок Ивана.
Я открыла все окна в гостиной, которые были затянуты сетками от комаров, и в комнату хлынул свежими струями упоительный ночной воздух, вытесняя на своём пути цыганские благовония и прочие застоявшиеся здесь ароматы. Милан стоял посреди гостиной до крайности смущённый и прятал от меня взгляд. Я подошла, обняла его за плечи и заставила посмотреть мне в глаза.
- Всё в порядке, Милан, братец мой дорогой, - тихо произнесла я. – Всё сложилось, как сложилось. Обратно уже ничего не вернёшь, - Милан порывисто кивнул. – Всё будет хорошо, - продолжала я. – Всё, что наше – останется при нас. Всё, что не наше – уйдёт.
- Да, сестрёнка, - произнёс Милан, овладев собой. – Наше никуда от нас не денется, а чужое не удержишь, как ни старайся.
Я сказала, что буду у него через двадцать минут. Сама направилась в свою комнату, не спеша разделась, приняла душ, облачилась в домашний костюм. После собрала грязные вещи, пошла с ними в прачечную и запустила стирку. Пока я буду заниматься Миланом, стирка как раз закончится. Я успею всё повесить и лягу спать… на пару часов, чтобы потом навестить Милана, шатаясь и тараща от недосыпа глаза. То, что я настирала прошлыми ночами, покоилось теперь в корзине для глажения и тоже требовало внимания и ласки. Что ж, всему своё время. Сейчас надо как можно скорее уложить Милана, а то скоро уже забрезжит рассвет, а мы ещё и не думали ложиться.
Я делала Милану массаж под аромат ванили и музыку для релаксации, сочинённую когда-то в древности невозмутимыми сынами гор. Мы вели неспешную, приятную беседу. К счастью, Милан не заговаривал о Яреке, а то я не знаю, что со мной было бы.
В этот раз Милан лёг в кровать сразу же после душа и не возражал, когда я погасила весь свет в его спальне.
- Спокойной ночи, Яничка, - произнёс он мягко.
- Спокойной ночи, Мильчик, - отозвалась я.
Я очень редко называла его этой уменьшительной формой имени, разве что когда Милан болел, либо умирал кто-то из его близких, а сегодня особенный  день, но мы никому об этом не скажем.
Я решила на сон грядущий прослушать последнее сообщение Яромира, ведь до него так пока и не дошла очередь.
- Спокойной ночи, Яничка, мой золотоволосый, голубоглазый ангел! – Произнёс совершенно осипший, больной голос Ярека, и из глаз моих уже в третий раз за эти бешеные, нескончаемые сутки заструилась надоевшая до колик, солёная, горячая влага.

Глава 13
Кто-нибудь объяснит мне, почему самые заезженные штампы вызывают такую бурю эмоций, когда произносятся любимым голосом и вливаются в любящие уши? Я подозреваю, конечно, что ответ кроется в самом вопросе, но всё же есть вещи, которые никогда не перестанут меня удивлять.
Проснувшись через два часа, когда небо на Востоке начало уже постепенно  оранжеветь, я, шатаясь и позёвывая, отправилась в комнату Милана проверить, всё ли с ним в порядке. Открыв дверь, я обнаружила, что Милан спит сегодня в своей комнате не один: на кушетке возле стены примостился, поджав ноги, Иван, а под кушеткой вытянул свои длинные чёрные лапы Марек.
Ванька сразу же замахал на меня руками, мол, иди, спи, нечего тут шататься по ночам. Взглянув на Милана, я поняла, что спит он на этот раз спокойно и крепко. Я вышла, не забыв жестами поблагодарить Ивана за заботу. Прав был Милан: Ванька добрый парень, но, сколько в нём всего остального при этом! Я подумала с надеждой, что когда-нибудь всё это перерастёт в нечто лучшее, и под эти благостные мысли уснула до половины восьмого утра.
Я не спеша поднялась, умылась, почистила зубы, оделась и спустилась в гостиную. Вид у меня, конечно, после вчерашнего слёзопролития был так себе, но я знала: ничто не разгоняет отёчность лица лучше, чем хорошая физическая нагрузка с утра пораньше.  Милан ждал меня внизу, полностью готовый к пробежке. Утро обещало быть ясным, спокойным и обычным, но это я зря так подумала.
Выйдя из калитки, мы с Миланом оба застыли в немом изумлении. На противоположной стороне улицы нас ждал… Борис собственной персоной! Оказывается, этот атипичный юрист не только интересный собеседник, но и слушатель замечательный. Вчера за ужином Милан всего лишь раз вскользь упомянул о том, что мы с ним собираемся в восемь утра на пробежку, а Борис запомнил, и – вот он, тут как тут! Интересно, как он сюда попал? Видимо, приехал на такси. Я знала, что Марженка живёт в городской квартире в самом центре Любляны, а это далековато от дома Милана.
По правде сказать, мы оба – и я, и Милан, - были немного раздосадованы появлением незваного партнёра. У нас за много лет сложился свой темп и ритм тренировок, а тут посторонний человек. Вдруг он будет тащиться как черепаха и всё время просить подождать его? Или, напротив, примется демонстрировать нам свои спортивные достижения, потихоньку вминая нас… сами понимаете, во что.
Однако все наши опасения оказались напрасными. Борис проявил себя как замечательный партнёр по бегу. Он влился в наш с Миланом дружный коллектив без малейшего напряжения, словно занимался с нами вместе целую вечность.
После пробежки Милан пригласил Бориса в дом:
- Куда вы поедете в таком виде? – Обратился Милан к нашему новому знакомому. – Пойдёмте, примите душ и переоденетесь в сухое. Кажется, у нас с вами примерно один размер.
- От душа не откажусь, - согласился Борис, - а всё своё ношу с собою! – Выдал он с хитрой улыбкой, извлекая из кустов перед домом Милана свой видавший виды рюкзак камуфляжной расцветки. Мы все трое дружно рассмеялись.
Я заметила, что глаза у Бориса почти того же цвета, что и у Яромира, только не такие большие и выразительные. Вчера вечером в приглушённом свете «Рыбного дома» они казались совсем тёмными, а утром они выглядели намного светлее, да так и отливали золотыми искрами! Ещё у Бориса был очень весёлый, почти юный смех.
Я начала вспоминать, что говорила цыганская мать Ванечки прошедшей ночью. Высокий, золотоглазый шатен… Борис тоже шатен с золотыми глазами, а для низкорослой тётки Джульетты его средний рост вполне себе мог показаться высоким. Правда, смущают некоторые мелочи вроде моих переживаний о здоровье этого самого шатена… Так тётка могла и попутать! Мало ли что? Меня охватил приступ самой дурацкой весёлости, и весь наш короткий путь до Миланова крыльца я петросянила так, что мужчины покатывались со смеху. 
Войдя в дом, я сказала, что жду всех к завтраку примерно через сорок минут и отправилась в свою комнату.
Едва войдя к себе, я вздрогнула и чуть было не начала заикаться, потому что на моей кровати возлежали его высочество наследный цыганский принц Иван Робертович Котник собственной персоной. Возле двери валялся довольный Марек, догрызавший мою любимую деревянную расчёску.
- Что это за хмырь с вами припёрся? – Поинтересовался Иван.
- Какого чёрта ваш пёс лакомится моей расчёской? – Спросила я в тон ему.
- У вас, Яничка, этих расчёсок – хоть магазин расчёсочный открывай! Ну, сгрыз одну, что вам, жалко, что ли?
Объяснять, что, да, мол, жалко, что это была совершенно особенная расчёска из ценной породы дерева, было бессмысленно. Поэтому я просто велела Ивану убираться ко всем чертям с моей кровати и никогда больше не валяться на этом необыкновенной красоты розовом покрывале в уличной одежде. Это меня нервирует.
- А без одежды можно? – Спросила наглая рожа, хитро прищурясь. – И без покрывала… Ой!
Это я без лишних слов стряхнула Ваньку с кровати.
- Вот, всегда вы так! – Бушевал Иван, лёжа на полу. – Только начнёшь с вами дружить, вы сразу же принимаетесь занудичать, как… Милан! Что вы с ним за люди такие?
Верный Марек, заслышав возню, оторвался ненадолго от остатков моей расчёски, повернул голову в сторону обиженного хозяина и… принялся спокойно грызть то, во что превратилась некогда хорошая вещь дальше. Поразительный пёс! Видимо, в нём не было ни капли агрессии, и такие вещи, как бросание людей, в частности его хозяина, на пол он воспринимал не более как игру.
- Это Борис, - соизволила я, наконец, ответить на первый вопрос Ивана, - брат Марженки, моего литературного агента. Мы ужинали с ним вчера в «Рыбном Доме», а сегодня Борис любезно решил составить нам с Миланом компанию во время пробежки. Будьте с ним повежливее, Ванечка, прошу вас. Не хватало Милану ещё из-за вашего поведения перед посторонними краснеть!
- Поразительно! – Изрёк вдруг Иван, продолжая валяться на полу.
Похоже, ему сегодня было всё равно, где валяться. У него, видимо, был день валяния Ваньки.
- Что поразительно? – Не поняла я.
- Некоторые люди умудряются выглядеть дьявольски притягательными, даже взмыленные после пробежки, даже когда занудничают…
- Вы Милана имеете в виду? – Осведомилась я, не моргнув глазом.
- Всё шутите, - констатировал Иван. – Надо бы вам становиться серьёзнее, Яничка, не то какой-нибудь хмырь вроде этого, в клетчатых трусах…
- … охмурит меня, да и бросит с ребёнком! – Закончила я торжественно. – Аминь.
- Этот не бросит, - изрёк многоопытный юноша, - он как репей. Вы от него теперь не отвяжетесь.
- А кто вам сказал, что я хочу непременно отвязаться от Бориса? Он, между прочим, очень интересный человек!
- А как же бедняга Ярек? – Спросил Иван.
Ему было трижды… нет, десятерижды плевать на Ярека, просто мерзкому мальчишке нравилось меня ковырять! Ему нравилось ковырять Ярека, Милана, свою цыганскую мать Джульетту… Всех, одним словом! До чего гадкий характер! Однако я решила не поддаваться на его провокации. Вдох-выдох и вопрос, заданный почти спокойным тоном:
- Ярек устроил свою личную жизнь, а я чем хуже?
- Вот именно, Яничка, что не хуже, а лучше! Вы гораздо лучше долбоклака Ярека и протокольной рожи Бориса. Вы совсем другого заслуживаете!
«Монастыря?» - хотела я спросить, но, как всегда, сдержалась. Вместо этого я предложила Ванечке выметаться из моей комнаты к чёртовой бабушке, пока я не отпинала его до синяков. Марек как раз догрыз мою расчёску и заскучал, поэтому Ванька счёл за лучшее последовать моему любезному предложению насчёт чёртовой матери.
Наконец-то, я осталась одна! Правда, немного выводила из себя смятая кровать, да и щепки на полу спокойствия не добавляли, но я, кажется, уже начинаю привыкать к тому, что там, где я нахожусь, всегда стихийно возникает какой-то филиал псих-диспансера.
Наскоро приняв душ, я кинулась вниз и принялась с бешеной скоростью готовить завтрак. Смешав молоко, яйца и немного муки, я сделала пышный омлет, красиво порезала на одну тарелку овощи, на другую ветчину и сыр, отварила семь сосисок. Я почти закончила сервировать стол, когда трое голодных мужчин, не считая одного чёрного кобеля, спустились к завтраку.
Я сварила кофе на всех, Милан помог накрыть на стол. Борис и Ванечка азартно обсуждали недавний футбольный матч словенской сборной против сборной Испании, где наши продули, конечно, но забили при этом два очень красивых гола.
Я подумала о том, какой душка этот наш новый приятель Борис – с любым человеком находит, о чём поговорить и моментально гасит в людях искры враждебности к нему. Сразу было видно, что этот человек умеет добиваться своих целей. И, знаете что? Он мне вполне даже симпатичен!
Завтрак прошёл в тёплой, дружеской атмосфере. Даже Иван сегодня не фордыбачил. Устал, видимо.
В десять часов все мы разобрали садовый инвентарь и отправились, как и было запланировано, в сад, на субботник. Борис, конечно же, пошёл с нами. Мы же не хотим, сказал он, его медленной смерти от скуки! Что он забыл в уютной, но такой пустой квартире сестры? Он там ещё не все углы сосчитал? Здесь же, на свежем воздухе, в приятной компании Борис проведёт замечательный день! Ну и что, что придётся задарма вкалывать в чужом саду? Ему это только в удовольствие! Он и на автограф-сессию с нами поедет, только заскочит домой переодеться и – вуаля! – он готов. Что? У меня сегодня творческий вечер в семь часов? Да, он помнит об этом, и это просто замечательно! Конечно, он пойдёт с нами и обещает со своей стороны всяческую моральную и другую поддержку.
В общем, в тот день мы обрели ещё одного друга и компаньона.
Милан решил начать работы с дальнего конца сада. Мужчины окапывали и белили деревья, окуривали их от вредителей, а я занималась цветочными клумбами. В одиннадцать часов утра приехала служба чистоты, и я провела работников в дом, обозначив фронт работ для них. Мою комнату тоже попросила убрать, потому, как в ней намусорил с утра один очень обаятельный, но совершенно не воспитанный гость, а убирать за ним мне сегодня некогда, хоть плачь.
Примерно через полчаса, проходя мимо крыльца, я услышала вызов домофона. Мужчины в это время находились в дальнем конце участка, и моё маленькое приключение так и осталось для них в тот день тайной.
Сдёргивая на ходу перчатки, я направилась прямо к калитке, распахнула её настежь, потому как кого мне бояться? Если что, моя маленькая армия садовых гномов отобьёт меня лопатами у любого зловредного вражины! Однако передо мной предстало… нет, не чудище заморское, и даже не пугало огородное, а… прекрасное, юное создание!
Росту создание было почти вровень со мной, необыкновенно худенькое и хрупкое. На вид не более восемнадцати-двадцати годков. Впрочем, современные девушки и женщины так долго остаются молодыми и свежими, что созданию могло быть и двадцать пять, и даже двадцать восемь лет, я бы не особо этому удивилась.
Глаза девушки были большими и карими. Длинные тёмно-каштановые волосы, собранные в непритязательный хвостик, доставали почти до её кругленькой, упругой, юной попки. Одета прелестница была в обтягивающие чёрные шорты и короткую маечку ярко-жёлтого цвета, пересечённую по диагонали коричневым ремешком сумки. Почему-то вспомнилось велогоночное «жёлтая майка лидера».
- Здравствуйте! – Надо же, мы ещё и вежливые! – Яромир Збогар здесь остановился? – Полюбопытствовало очаровательное создание.
- Здесь, - кивнула я.
- Я могу его видеть?
- А кем вы ему приходитесь, если не секрет?
- Я его девушка, - ответила она, явно гордясь этим фактом до искр из глаз.
- А я сестра хозяина, Янина, - представилась я.
- Очень приятно, я Лидия! – Девушка сделала лёгкий книксен.
Так вот ты какой, мать твою, северный олень! Хотя, нет, какой там олень, да ещё и северный? Это не олень, это косуля, причём южная. Любляна ведь намного южнее Москвы, значит, южная, а косуля – потому, что очаровательные карие глаза Лидии немного косили, так, самую малость. Это нисколько её не портило, наоборот, придавало некий шарм её обычному, в общем-то, хоть и очень симпатичному личику. «Хорошая девочка Лида»! Что ж, неплохой вкус у нашего футбольного страдальца.
Я молниеносно раздумывала над тем, как бы помягче преподнести Лидочке новость о том, что её недо-супруг находится сейчас в больнице. Судя по всему, Яромир не говорил ей об этом, чтобы не волновать. В любом случае, её должна расстроить эта новость, поэтому я сказала просто:
- Вы знаете, Лидия, а Яромир попал в больницу!
- Да вы что? – Удивилась Лидусик, и на её хорошеньком личике не отразилось ровным счётом ничего, кроме вежливого недоумения.
«Вот это самоконтроль!» - подумалось мне, но вслух я сказала:
- У него случилось обострение после операции, и вчера его положили в клинику.
- Я хочу немедленно навестить его! – Закапризничала девушка.
- Может, пройдём сначала в дом, отдохнёте с дороги, - начала предлагать я, но мадемуазель только что не топала ножкой:
- Нет, нет и ещё раз нет! Я хочу поехать к Яреку сейчас же!
- Хорошо, не нервничайте так! – Успокоила я её. – Сейчас поедем.
Я вышла на улицу в чём была – в широких спортивных штанах и огромной, застиранной футболке. Всё это я откопала в обносках Милана. Мы с Лидией присели на скамеечку возле ворот, я достала из кармана телефон и принялась вызывать такси.
Такси объявилось через три минуты, мы сели в него и поехали. Минут через десять уже входили в ворота клиники, а ещё через пять или того меньше стояли перед дверью в палату Яромира.
- Вот его палата, - сказала я Лидии, указывая на дверь. – До свидания. Если вам негде остановиться, приезжайте вечером к нам.
- Нет, благодарю, - отозвалась Лидия. – Я одним днём приехала. Наш с… С Яромиром дом не очень далеко от столицы, - поведала она мне. – А вы со мной разве не пойдёте? – Спросила она вдруг.
- Нет, благодарю вас, - ответила я. – У меня сегодня ещё очень много дел. Передавайте от меня привет Яромиру.
Мы попрощались, и я отправилась восвояси. Правда, я не захватила с собой ни денег, ни банковской карты, и водителю такси пришлось подождать меня у ворот Миланова дома, пока я бегала за карточкой.
После я, как ни в чём не бывало, продолжила полоть клумбы. Эта простая, не требующая интеллектуальных усилий, физическая работа, отвлекала и успокаивала. Если вы думаете, что из глаз моих лились хрустальные слёзы и красиво капали на беспощадно выдранные мной сорняки, то глубоко ошибаетесь. Я попрощалась с Яромиром вчера. Сегодня был уже совсем другой день.
Где-то в его середине, в крупных хлопотах и мелкой суете, родился стих:

У нас с тобою мог бы быть роман
Пронзительный, отчаянно прекрасный,
Но он в архив нечаянно был сдан,
И чувств огонь растрачен был напрасно.

Переполняет душу горький стыд,
И я опять гляжу в окно с тревогой.
Конечно, всё во мне перегорит,
И снова я пойду своей дорогой.

Но я благодарю тебя, мой друг,
За то, что промелькнул кометой быстрой.
За пламя глаз, за негу тёплых рук,
За чувства согревающие искры.

Глава 14
На обед мы заказали пиццу, и мне было радостно смотреть на лица мужчин и Ванечки, уплетавших её с большим аппетитом. Особенно радовал Милан. Пусть лучше он ест не совсем полезную пиццу и получает при этом удовольствие, чем питается полезной кашкой с ложечки из рук сиделки или из моих рук, мечтая при этом поскорее окончить земные дни.
Я тогда ещё не догадывалась, кому и какую кашку мне в скором времени придётся варить, и какими последствиями это аукнется Милану.
К четырём часам дня я прибыла в книжный магазин для автограф-сессии в сопровождении четверых самых верных своих поклонников – Милана, Марженки, Ванечки и Бориса. Для этого мероприятия я выбрала платье, в котором прилетела в Словению несколько дней назад – чёрное с тёмно-красными вставками. Правда, мои высокие шнурованные ботинки остались на этот раз дома. Я заменила их лаковыми лодочками на небольшом, устойчивом каблучке. Мои спутники были в классических чёрных костюмах, а Марженка в восхитительном, модном платье глубокого, бирюзового цвета с белой отделкой.
- В мои годы надо бы уже носить вещи потемнее, но так не хочется! – Кокетничала она, выслушивая в ответ заслуженные комплименты.
Само мероприятие прошло… Как и должно было пройти!
Я с самого начала предупредила, что не буду отвечать на вопросы, связанные с моей личной жизнью, отвечу только на те, что касаются моего творчества. Однако некоторым людям хоть кол на голове теши. Причём, больше всех отличаются обычно те, от кого меньше всего ожидаешь.
- Как ваше творчество связано с вашей личной жизнью, Янина? – Спросил один благообразный дедок.
Что ж, благодарю за понимание, больше и сказать нечего!
- Ваша личная жизнь в последнее время такая бурная и насыщенная, а стихи снова о высоких чувствах! Как так, Яничка? Когда ваши лирические герои начнут уже, ну, вы понимаете… взрослеть, что ли… - Мямлила кругленькая домохозяйка примерно моих лет в бежевой кружевной блузке и в кудряшках.
Всю жизнь мечтала принародно обсудить это с тобой, дорогая!
- Да будет вам известно, - ответила я, - лирические герои живут своей жизнью. Они любят, страдают, женятся и разводятся, когда им вздумается. К процессу взросления это тоже относится. Следующий вопрос, пожалуйста.
Время беседы с читателями подходило к концу. Я сказала, что следующий заданный ими вопрос будет последним на сегодня. Микрофон оказался в руках неопределённого возраста существа мужского пола. Это был явно городской житель, но зачем-то отчаянно косил под неотёсанную деревенщину, есть такие любители. Их легко выделить из толпы по облезлым, грязноватым толстовкам, линялым джинсам, по которым ещё с момента их покупки рыдает помойка, давно не стриженым волосам, свисающим со лба слипшимися сосульками, растоптанным, а то и откровенно порванным кроссовкам…
- Скажите, Янина, а это правда, что вы спите со своим братом, Миланом Котником?
Стоящий рядом со мной Милан сжался, словно пружина, а после распрямился и совсем было уже кинулся на не простиранное чудовище в два раза крупнее себя, но я, уловив его движение, встала на пути, а Борис предупредительно удержал Милана под локоть.
- Скажите, любитель пива, гамбургеров и поэзии… городских окраин, - обратилась я к существу, овладевшему микрофоном, - а вы спите со своей сестрой?
Публика замерла. Существо побагровело.
- А с братом?
- Ну, знаете, дамочка… - рявкнуло оно сторожевым псом.
Закончить фразу я ему не дала, потому что продолжила, обращаясь ко всем собравшимся:
- Вы видите, как неприятно человеку, когда ему задают подобные вопросы? Почему же кто-то из нас считает, что спрашивать о таком можно и нужно у публичной персоны? Вы не считаете нас людьми?
Повисло недолгое молчание, после которого все вразнобой загалдели, что нет, мол, мы вас очень даже считаем людьми, да ещё какими!.. Да. Предела людскому лицемерию, видимо, нет. Что ж, спасибо, что мы сошлись хотя бы в вопросе о необходимости соблюдения приличий! Уже маленькая победа.
После мы наскоро поужинали впятером в одном хорошем ресторане, где предусмотрительный Борис заранее заказал столик, и отправились в Центральную Библиотеку.
Сказать честно, я никогда не любила устраивать творческие вечера. Это Марженка настаивала, что они должны иметь место в карьере любого писателя хотя бы изредка. Ну, изредка, так изредка. Если это будет повторяться часто, я однажды сойду с ума. Да-да, уеду в псих-диспансер прямо со своего очередного, мать его, творческого вечера.
Каждое моё подобное мероприятие обычно похоже на предыдущее, словно один покойник на другого, и каждое напоминает концерт постояльцев богадельни для дома престарелых. Нет, ну серьёзно. На сцене какая-то недо-самодеятельность по мотивам моих произведений, перемежающаяся с зачиткой стихов и коротких рассказов, обычно юмористических, самим автором, а в зале – процентов на семьдесят, если не больше – бабульки и дедульки, в основном, бабульки, конечно, либо граждане, близкие к ним по возрасту.
Около трёх лет назад выискалась ещё и юная композиторша, сочиняющая музыку к моим стихам и сама эти так называемые песни исполняющая. Это ужас, я вам скажу. Представьте себе толстую прыщавую девочку-подростка в страшных «бабушкиных» очках и с двумя тоненькими косичками по бокам своей упитанной физиономии. Она стоит на сцене, носки вместе пятки врозь, прижимает к животу такую маленькую гитарку, укулеле, закатывает глаза и, невероятно фальшивя, завывает ваши выстраданные бессонными ночами, нежно выпестованные стихи.
Представили? И как вам? Добавьте к этому полную уверенность девочки в том, что она совершает некий творческий подвиг, выходя на сцену и облагораживая своим неземным пением мои скромные творения, и получите полную картину. Да, забыла ещё, что все песни Виктории, именно так зовут мою преданную поклонницу и композиторшу, все на один мало изменяющийся мотив, унылый и протяжный до дрожи.
Сама Виктория – прелесть, что за человечек! Добрая, чувствительная, в меру наивная, книжная девочка. Поболтать с ней о книжных новинках, театральных постановках, концертах и выставках – одно удовольствие! Она хорошо знает и любит историю, может одинаково умно рассуждать как о современных политических событиях, так и о делах минувших дней, но её песни… Я их терплю, конечно, потому, как больше никто за мои стихи в этом ключе не берётся, но не знаю, насколько ещё хватит моего терпения.
Однажды я запретила Марженке и библиотекарям сообщать Виктории о готовящемся моём очередном творческом позоре-кошмаре, дабы исключить её деятельное участие в этом ужасном действе. Вика узнала о состоявшемся без неё творческом вечере постфактум и рыдала так, что в библиотеке и её окрестностях тряслись стены. Мне потом стоило труда выпросить у ни в чём не повинного ребёнка прощения и загладить вину дорогими подарками из книжного магазина. Другие Вика просто не признавала. Больше я на подобные эксперименты не решалась и терпела творчество Виктории со спокойствием и выдержкой стоика.
Сегодняшний мой творческий вечер отличался от всех предыдущих… примерно как яблоко от редьки, как яблонька от осинки, как банан от апельсинки!
Начнём с того, что зал был заполнен процентов на семьдесят, если не больше, людьми вполне трудоспособного возраста, причём более трети составляла молодёжь обоих полов, как вскоре выяснилось, преимущественно студентов музыкального колледжа. Вскоре я узнала, кого я за это должна благодарить.
 Кстати, о полах. Состав моих сегодняшних зрителей сильно возмужал, в смысле, пополнился представителями сильной половины человечества.
Среди присутствующих Марженка заметила представителей нескольких известных издательских домов Словении, Австрии и Италии. Борис разглядел кого-то из французской издательской братии, а Милан с восторгом сообщил о том, что видит знакомого английского литературного агента. Вечер обещал быть не таким, как все предыдущие. Так оно, в общем-то, и вышло.
В этот раз мне не удалось повидаться с Викторией перед мероприятием. С ней встретилась Марженка, и она вчера вечером между рыбными блюдами, обсуждением дел и танцами поведала мне, что девушка прошлым летом поступила в музыкальный колледж на джазовое отделение и сильно изменилась в лучшую сторону внешне. Я порадовалась за свою юную подружку и, собственно говоря, забыла об этом. Теперь, когда объявили, что вечер открывается новой песней Виктории на мои старые стихи (За что мне это? Неужели нельзя было выбрать что-то поновее, когда я уже не так позорно писала!), я вся сжалась внутренне, предвидя очередной ужас, стыд и унижение.
Моему изумлению не было предела, когда на сцену вышла стройная, красивая блондинка с модной стрижкой-лесенкой в асимметричном, полудлинном вечернем платье винно-красного оттенка и исполнила потрясающий блюз на мои стихи неожиданно сильным, мелодичным голосом. Аккомпанировал ей вполне себе приличный джаз-банд музыкального колледжа. Зал неоднократно вызывал её на «бис». Молодёжь свистела и вопила от восторга, взрослые, включая меня саму, аплодировали стоя.
Я ожидала всякого, но такое…
Когда после Виктории на сцену пригласили меня, голос мой поначалу предательски дрожал, но после я овладела собой и прочитала пару своих последних стихотворений, которые нигде ещё не были опубликованы. Я написала их буквально вчера-позавчера, как вы помните, «на коленке», между всеми своими разноплановыми делами и переживаниями.
Ещё в молодости я заметила, что муза часто посещает меня, когда я мою посуду, например, или стою в очереди на кассу в магазине, не говоря уже о работе: чем безумнее дежурство, тем чаще приходит рифма. Могу сказать без ложной скромности, что самые удачные мои стихи были написаны именно так, между делом, в суете дня и ночи.
Вот и два последних моих детища были рождены посреди суеты и неурядиц прошедших трёх-четырёх дней под воздействием новых впечатлений и чувств. Зал слушал мои стихи, затаив дыхание. Муха пролетит – за самолёт примешь!
Милан часто говорил мне, что я очень хорошо читаю вслух, и даже Светка признавала, что у меня довольно приятный, низкий голос. Сегодня вечером он звучал почему-то особенно притягательно. Зал буквально замирал, когда я выходила на сцену.
Раньше, когда я зачитывала свои юмористические рассказы на творческих вечерах, я почти не слышала смеха из зала. Зрители мои чаще всего сидели с серьёзными, напряжёнными лицами, то ли не понимая юмора, то ли сильно не дослышивая. Иногда было такое ощущение, что мои слова просто тонут во мраке зала, не находя никакого отклика.
Сегодня картина была диаметрально противоположной. Публика так живо реагировала на мои шутки, что порой конец фразы тонул в волнах взрывного смеха. Постоянно слышались аплодисменты и одобрительные возгласы. Всё это было как капли целительного бальзама на мою в край исстрадавшуюся за последние несколько месяцев душу.
Виктория в сопровождении своей студенческой группы выходила на сцену ещё несколько раз, и публика встречала её с неизменным восторгом. Она очень выросла как композитор и исполнитель, не говоря уже о том, какой красавицей она стала!
Помимо нас с Викой выступали ещё, как всегда, дети из театральной студии, действовавшей при библиотеке. Они разыгрывали коротенькие сценки по мотивам моих произведений. Была пара танцевальных номеров, просто потому, что танцевальная студия тоже есть при нашем замечательном, центровом культурном учреждении. Не обошлось и без желающих выступить среди зрителей. Это были, в основном, студенты и старшеклассники, пожелавшие зачитать стихи своих любимых поэтов, либо собственного сочинения.
В общем, вечер удался. Забегая вперёд, скажу, что после него мои книги были переведены на шесть европейских языков и стали хитами продаж в десяти странах Европейского Сообщества. В основном, это были, конечно, сборники рассказов, но не обошлось и без пары-тройки поэтических сборников.
Виктория после того вечера стала звездой, и гастролирует теперь по всему миру, потому что кто-то из присутствовавших на моём вечере важных персон записал её песни на диктофон и переслал другу-продюсеру. С этого и началась её карьера. Вика исполняет песни, в том числе и на мои стихи, и я получаю за это авторские отчисления. В музыкальном колледже моей юной подружке пришлось взять бессрочный академический отпуск.
Однако это всё отдалённые последствия того незабываемого вечера. Из ближайших – многочисленные поздравления, рукопожатия, объятия. Чуть более отдалённые – предложения о сотрудничестве, посыпавшиеся, как из рога изобилия, от издательских фирм, телеканалов, производителей косметики, парфюмерии, средств по уходу за волосами, стиральных машин и всего на свете!
Особенно порадовало предложение от сети магазинов здорового питания: видите ли, я и брат мой Милан отличаемся любовью к физкультуре и спорту, не говоря уже о нашей «фамильной» стройности. Так что с тех пор мы с Миланом нередко смотрим с рекламных плакатов о правильном питании, призывая граждан всего мира к здоровому образу жизни. Нас с ним даже на передачи спортивного канала приглашали в качестве гостей, обожающих любительский спорт. Всё это, надо сказать, было неожиданно, но сотрудничество принесло немалые дивиденды и море новых впечатлений.   
Тем памятным вечером мы вышли через чёрный ход и, пробираясь огородами к Милановой машине, тащили за собой Викторию, потому как её чуть не разорвали на части возникшие, словно из-под земли, журналюги жёлтых изданий. О том, чтобы везти её в студенческое общежитие, не могло быть речи, и мы повезли её на ночёвку… Как вы думаете, куда? Конечно же, в тёплый, отмытый и до невозможности гостеприимный дом Милана Котника.
Вике выделили небольшую спаленку с окнами в сад, но моя юная подружка почти всю ночь проторчала у меня в комнате, возбуждённо обсуждая сама с собой произошедшее, а около четырёх утра, когда я вернулась из своего ночного похода в комнату Милана, мы с ней так и уснули вдвоём на моей кровати. Мне удалось уложить своего благодетеля не совсем поздно, и кажется, в ту ночь он был единственным из нас, кто к утру выспался. Иван тоже долго не мог заснуть, и почти до утра шатался у нас с Викой под окнами, как приведение.
Я завела будильник, как всегда, на половину восьмого утра, но пойти в тот день на утреннюю пробежку нам с Миланом не удалось: дом буквально осаждали репортёры… Я хотела сказать, всех мастей, но это было бы не совсем верно, потому как это были скорее репортёры всех оттенков жёлтого.
Пришлось нам с Миланом воспользоваться его беговой дорожкой. Я не очень люблю эту вещь, моему сердцу гораздо милее настоящая пробежка по улице, парку или стадиону. Когда ты бегаешь там, то дышишь прохладным утренним воздухом, твою кожу гладит ветерок или нахлёстывает настоящий ветрила, ты встречаешь других бегунов и просто прохожих, а в ноздри врываются группами и поодиночке запахи свежей травы, цветущих растений, выпечки и нежного, недолговечного тумана.
Но, куда деваться? Мы распахнули окна и приступили к тренировке в спортзале, давая друг другу ценные советы, награждая красочными эпитетами несносных журналюг и радостно хохоча над своими совершенно безумными отпусками.
Телефоны наши тем временем раскалились от входящих вызовов, а репортёры окончательно оборзели, и кое-то из них, к великой радости Марека, пытался перелезть через высокий забор. Марек радостно гавкал им навстречу, предвкушая весёлую игру, но глупые дядьки чего-то пугались, и отчаянные их репортёрские головы сразу же исчезали по ту сторону забора. В общем, к девяти часам утра наши с Миланом мозги успели порядком вспухнуть.
После я жарила на всех королевскую яичницу и пекла к завтраку бисквит по одному глубоко секретному рецепту. Секрет заключается в том, что на самом деле не надо отделять белки от желтков и лупасить их венчиком, либо отчаянно миксерить до гарантированного в конце нервного срыва. Нужно всего-то взять четыре яйца, разбить их в высокую посудину, слегка взбить миксером до однородной массы, а после добавить, не переставая взбивать, три четверти стакана сахара в три приёма и смесь из половины стакана муки и того же количества крахмала. Всё. Идеальное тесто для бисквита готово. Изделие не опустится ни во время, ни после выпекания, и будет при этом достаточно мягким и воздушным.
Можно использовать бисквит как основу под торт, а можно бросить в тесто горсть свежих или замороженных ягод, нарезать яблоко, либо какой-то другой фрукт и всё, бисквитный пирог готов. Посыпанный сахарной пудрой, он смотрится просто потрясающе. Кусок такого бисквитного пирога в наших московских кондитерских стоит немалых денег, а домашний рецепт до такой степени бюджетный, что его стоимость целиком вряд ли превышает треть стоимости куска в столичном кафе центральных районов. 
Тем утром я взяла в два раза больше продуктов, чем полагается по рецепту и правильно сделала. Вид и вкус моего пирога оценили Милан, Иван, Виктория, Дядюшка Йозеф, непонятно каким образом прорвавшийся к нам Борис и вполне понятным образом прорвавшаяся сквозь толпу репортёров тётка Джульетта.
Она крыла репортёров по-цыгански, по-словенски и по-итальянски так, что мухи дохли на лету, не успевая оставить потомства, и била журналюг, по чём достанет, толстенной пачкой свежих, утренних газет. Иван в последний момент открыл ей, буквально вдёрнул свою цыганскую мать за руку во двор и тут же захлопнул калитку. Марек в этой операции тоже активно участвовал. Без него, я думаю, она не прошла бы столь гладко.
«Скандально известная писательница резко осадила потерявшего стыд поклонника». Фото переминавшегося с ноги на ногу псевдо-деревенщины прилагается.
«Янина Рупник рассталась со всеми возлюбленными и завела себе подружку». Мы с Лидией выходим из такси, и я слегка приобнимаю её за талию. Девочка-цветочек Лидия и я в растянутых спортивных штанах и старой футболке Милана. Ясно, как чёртов пень, кто из нас кто.
«Эксцентричная Янина Рупник завела роман с новой девушкой Яромира Збогара». И ничего, что самыми эксцентричными моими поступками за последние дни были беготня по торговому центру и отчаянный рёв в туалете «Рыбного Дома». Кого это волнует, когда запахло в очередной раз жареным?! Фото грустного Ярека, лежащего на больничной койке, и радостной, как воробушек, купающийся в пыли, его кареглазой домашней девушки прилагаются. Неважно, что она не новая, а вполне себе старая любовь, главное, что агрессивная лесбуха Рупник отбила девчонку у бывшего жениха и теперь всячески над ним глумится, пока он одиноко страдает в клинике.      
Всего этого развратной негоднице Янке показалось мало, и она…
«…завела роман с восходящей звездой джазовой сцены Викторией Крацун» и тут же с ней «…рассталась, нанеся тяжелейшую травму девушке…». Фотосики, где я обнимаю и целую Вику на сцене конференц-зала Центральной Библиотеки, а также где я тащу её, рыдающую от страха, к машине Милана – вот они, любуйтесь!
- Вот они, любуйтесь! – Бушевала тётка Джульетта. – А ещё образованные люди, грамоте обучены! И на кой чёрт было учить их грамоте, ежели они такую гадость пишут? Пусть лучше сидели бы у себя в деревнях, мамалыгу трескали!
- Мать, успокойся, - ласково увещевал её Иван. – Все мы знаем, что Яничка у нас никакая не злыдня и не развратница. Смотри, Янина, вон, и сама смеётся над этими глупостями!
- Да, тётечка, успокойтесь, - говорила я, ласково поглаживая костистое плечо Джульетты. – Пойдёмте лучше, пирога моего отведаете. Мы как раз завтракать собрались.
Цыганка мало-помалу успокоилась и села с нами за стол. Аппетит у неё, надо сказать, был отменный. Ну, или ей просто очень понравились бисквит и яичница в моём исполнении.
Меня безмерно порадовал тот факт, что газеты не трепали на этот раз имя Милана и не приписывали нам жутких оргий с кровосмешением. Видимо, та статейка и впрямь была заказная.
Вскоре после завтрака позвонила Марженка и сообщила, что она договорилась с «Горным ручьём» насчёт рекламных съёмок на завтра. Эти ребята очень спешат, потому что опасаются, что я куда-нибудь исчезну из Словении, как я часто это делаю, и ищи меня потом, свищи. Я вынуждена была согласиться, что найти меня потом будет очень трудно, ведь никому не придёт в голову искать меня на одной из подстанций Скорой помощи в Москве в рядах среднего медицинского персонала.
Мы с Марженкой посмеялись, и она продолжила. Она настоятельно рекомендовала нам с Борисом не отменять намеченного на середину дня похода на выставку. Прятаться за высоким забором Миланова дома было бы сейчас неправильно и нерационально. Будет совсем неплохо, если мы возьмём с собой кого-нибудь ещё и пойдём туда компанией, большой или не очень. На вечер Марженка договорилась о моём участии в благотворительном показе, проводимом «Супер-базаром» совместно с несколькими не очень известными пока модными домами.
На завтра мне велено было собрать сумку с предметами гигиены, сменой белья, комплектом спортивной одежды, двумя-тремя вечерними платьями и деловым костюмом. «Отлично! Где я возьму чёртов деловой костюм, которого у меня отродясь не бывало?» - Пронеслось хромой собакой в голове. Хорошо хоть, что я свои вечерние платья успела привести в порядок!
Ещё Марженка сказала, что к нам уже выехал известный музыкальный продюсер, предложивший самые выгодные условия работы Виктории, дабы забрать нашу юную подопечную под своё массивное, умудрённое нелёгким и разным опытом крыло. Вскоре продюсер, с трудом отбитый мной, Борисом и Миланом у репортёров, вошёл в гостиную, пыхтя, как самовар. Вика упала в обморок.
Пока я приводила её в чувство, выяснилось, что Мареку в очередной раз стало скучно, и он сгрыз до жалких лохмотьев единственные Викины концертные туфли. Вика заплакала было, но вскоре передумала, увлёкшись разговором о последних музыкальных тенденциях… с дядюшкой Йозефом, напрочь забыв при этом о туфлях, продюсерах, гастролях, концертах и прочих мелочах. Похоже, для неё существовала теперь только музыка.
- О, наш человек! – Радовался продюсер, хохоча своим низким, утробным смехом.
Наконец, ему удалось оторвать Вику от интереснейшего разговора со стареньким водителем Милана, и он увёз нашу звезду навстречу новой жизни. Одеть её, правда, пришлось, всё в те же обноски Милана, потому что вчерашнее концертное платье Виктории было несвежим, вдобавок, порванным в нескольких местах, видимо, как раз в тот момент, когда её саму чуть не разорвали бешеные борзописцы.
Я хотела дать Виктории одно из своих новых «клубных» платьев, но тётка Джульетта не позволила мне этого сделать. Она бесцеремонно выхватила их из рук Виктории и вернула мне.
- Нечего своё женское счастье разбазаривать! – Изрекла при этом мамка Ивана.
- Так у меня его…
- …вагон и маленькая тележка! Знаю! – Закончила тётка Джульетта. – Только оно тоже может иссякнуть.
Я думаю, что Джульетте, которая уже считала меня кем-то вроде своей младшей дальней родственницы, просто стало жаль моего «имущества», вот она и сочинила на ходу эту побасёнку про женское счастье.   
Туфли Виктории тоже никуда не годились после забав Марека, и Иван презентовал ей свои почти новые кроссовки, благо размер его ноги был не намного больше Викиного. Цыганская мать не возражала против такого подарка. Видимо, счастья у Ивана было так много, что не грех и поделиться, либо его в помине не было от слова «совсем», ну, или с поношенными кроссовками не так жаль было расстаться, как с новенькими, из магазина, платьями.
Напутствуемая самыми добрыми пожеланиями и радужными предсказаниями тётки Джульетты, Виктория уселась в бронированный автомобиль продюсера рядом со своим новым патроном и отбыла навстречу славе и, как вскоре выяснилось, большой любви.
Вскоре тётка Джульетта, сердечно попрощавшись со всеми, отправилась по своим цыганским делам. У неё было несколько точек на рынке, которые торговали недорогой одеждой. Как только Джульетта вышла из калитки, к ней подбежали репортёры, но, кроме ругательств и тумаков, щедро раздаваемых чёрным, костистым кулачком, они ничего не смогли от неё добиться.
Забегая вперёд, скажу, что вся эта, горячо ненавидимая Джульеттой пишущая рать, в итоге сделала её непревзойдённой знаменитостью. Сами о том не подозревая, газетки, смакующие подробности дружбы Милана Котника с цыганами, сделали ей такую рекламу, что отбоя от клиентов у Джульетты не стало вообще, хотя и раньше его почти не было.
Теперь её приглашают почти на все передачи для тех, кто верит во всякую потустороннюю петрушку и в жюри модных нынче конкурсов на лучшего в мире предсказателя непонятно чего. Тётка Джульетта научилась красиво говорить на камеру и заработала целое состояние. Она теперь настоящая цыганская баронесса. Недавно я побывала в её новом особняке, так вот: там всё отделано золотом, как она любит, но это я сильно забежала вперёд.

Глава 15
Сразу после ухода цыганской матери я в сопровождении Бориса и Ивана срочно кинулась в магазин за деловым костюмом, а Милан поехал проведать Яромира. Вскоре мне пришло голосовое сообщение от Ярека, в котором он трогательно благодарил меня за волшебно вкусный бисквит, который я ему, якобы передала. Голос Яромира звучал намного бодрее, чем позавчера, когда мы отвезли его в клинику, но у меня всё равно навернулись слёзы. Правда, плакать мне было абсолютно некогда. Плакать некогда, хоть плачь! Такой вот парадокс.
Милан, ну кто тебя… Впрочем, его можно простить. Очень уж он волнуется за здоровье и благополучие своего друга.
Неужели Милан не знает о том, что у Яромира есть домашняя девушка? Неужели Яромир до сих пор не в курсе, что я знаю о её существовании?
Надо будет поговорить при случае об этом с Миланом. Надо будет задать хорошую трёпку Яромиру за его ложь и лицемерие, когда он выздоровеет. Надо будет… Надо будет столько всего сказать и сделать, что буквально разрывается голова!
По дороге в торговый центр мне позвонила мать. Она рыдала и просила у меня прощения:
- Прости меня, Яночка, дочка! Это ведь всё из-за меня! Ой, дура я, дура!
- Что из-за тебя, мама? – Не поняла я.
- Из-за меня ты лесбиянкой-то стала! Я тут прочитала в Интернете, что лесбийские комплексы возникают в девушках из-за сложных отношений с матерью! Потому у тебя и молодого человека толком не было до Женечки! Потому ты и Милана так легко этой Светке уступила!
Вот, как мы заговорили! «Женечка»… Раньше Евген был исключительно «этот твой упырь», «мукой обсыпанный» - это потому что он очень светлый блондин, «сивый кобель»… Теперь, значит, Женечка. Да и имя Милана до сего дня никогда не употреблялось без слов «этот твой», произносимых с таким презрением, будто Милан не великий музыкант, а какой-то мерзкий наркоман или алкоголик, подобранный мной из жалости около мусорного бака.
- Мам, перестань! – Попросила я. – Во-первых, это неправда. Я очень мало общаюсь сейчас с девушками. Мы живём у Милана ещё с двумя парнями. Во-вторых…
Что я там хотела добавить после этого несчастного «во-вторых», у меня тут же вылетело из головы, потому что зря я сказала, что живу в одном доме с тремя мужчинами одновременно. Хорошо хоть про Марека у меня хватило ума умолчать!
- …бордель! Развели там паскудство! Одна она живёт с тремя мужиками! Это надо мне было дожить до такого позора?!
Отличный подход. Меня всегда умиляло, когда люди, едва заслышав о каких бы то ни было взаимоотношениях человеческих существ разного пола, тут же их спаривают в своём сознании! Ну, или счетверяют, как сейчас это с лёгкостью проделала моя мать. Почему мы для неё всего лишь половые органы на ножках? Откуда такое примитивное представление о людях?
Для неё и ей подобных и ребёнок – просто поглотительно-выделительная система. Это именно такие граждане сочинили понятие «лишний рот» и придумали, как избавиться от этого самого «лишнего рта» ещё до его рождения. Для них и старик, давший им жизнь и пахавший на них до тех пор, пока мог, тоже лишний рот, и заболевший родственник или супруг, и за  гостями они вечно куски посчитывают… Ненавижу!
-… не хотела тебя рожать! – Надсаждалась мать в трубку. – Да замуж было пора, вот я и залетела, чтобы папашу твоего, козла проклятого, заставить взять на себя ответственность! Только он всё равно потом убежал, а я осталась, дура дурой, с тобой на руках! Попили вы из меня кровушки, кикиморы болотные!
Вот оно что! Мать никогда раньше об этом не говорила. Теперь всё стало на свои места.
- Выпей воды и успокойся, - сказала я ровным голосом. – До связи.
Кажется, Борис немного понимает по-русски, судя по тому, с каким интересом он принялся разглядывать хорошо знакомый с детства пейзаж за окном. Он сидел рядом со мной, а Иван на переднем пассажирском сидении морочил голову водителю, не дядюшке Йозефу, тот повёз Милана в клинику к Яромиру, а другому, Матицу, толстому, зловредному дядьке лет пятидесяти, с усами и в дурацкой кепке. Кто придумал, что все толстяки добрые? Такой же дурацкий стереотип, как и тот, что все мамочки любят своих деток. Дурацкий, как кепка Матица! 
- Борис, - обратилась я к своему спутнику, - вы не могли бы завтра поехать со мной на съёмки? Там документы какие-то надо будет подписывать, я не очень во всём этом разбираюсь. Вас не затруднит?
Борис уставился на меня с чувством радостного удивления на лице.
- Яничка! – Выдохнул он через какое-то время. – Я сам хотел спросить вас, не желаете ли вы, чтобы я сопровождал вас в этой поездке! Не предложил этого, потому как думал, что успел смертельно вам надоесть за последние три дня!
- Ну, что вы, Борис! Как может надоесть такой незаменимый человек, как вы? Это я вечно ненужная и лишняя. Даже на работе в отпуск на сорок пять дней отправили, хотя я всего две недели просила! Приехала помочь Милану справиться со стрессом, а в результате сама втянула его чёрт знает во что. И Яромир… И мать моя… женщина… - Я в сердцах махнула рукой и молча уставилась в окно.
- Что вы такое говорите, Яна? – Не понял Борис.
- Никому я не нужна, - выдала я как на духу. – Никому и нигде. Одни неприятности от меня. Меня даже мамка, оказывается, рожать не хотела.
- Позвольте, Яничка… - возразил Борис. – Вы очень интересный, тонко чувствующий, талантливый человек… Красивая девушка, вдобавок… Марженка от вас без ума! Вы у неё с языка не сходите!
- Марженка получает с меня какую-никакую прибыль, - резонно заметила я. – В современном мире один человек может быть интересен другому только с точки зрения того, что с него можно получить, - я с ужасом заметила, что повторяю слова Евгена. – Те, кто считает иначе, кому люди интересны сами по себе – отжившие динозавры. Скоро они рухнут под собственной тяжестью, да и вымрут ко всем чертям!
На последнее моё замечание Борис весело рассмеялся.
- Как же вы ещё молоды, девочка моя! Как вы думаете, почему я вижусь с вами в последнее время каждый день?
- Вам скучно дома одному, вот вы и приходите к нам! – Выдала единственно верный ответ.
А что? Борис сам так вчера говорил!
- Почему же я прихожу именно к вам? – Продолжил он свой тонкий, интеллигентный допрос. – Думаете, мне не к кому больше пойти? Любляна – мой родной город. У меня здесь масса друзей детства, институтских однокашников, есть родня, дальняя и не очень. В конце концов, я не бедный человек, мне доступны самые разнообразные развлечения, а я караулю вас с утра у калитки, днём работаю в саду вашего брата, а вечером иду с вами на ваши два мероприятия! С чего бы?
- Вам с нами интересно, должно быть, - пожала я плечами.
- Вот именно, мне интересно с вами, Яничка! Я не желаю ничего получить от вас, у меня всё есть – любимое дело, приличный доход, состояние. В прошлом году нам с Марженкой досталось неплохое наследство после покойного дядюшки. Мне интересны вы, Янина, вы сами по себе, такая как есть – яркая, необычная, боевая, всегда готовая прийти на помощь! Что я могу с вас получить? Разве только вас саму, если мне очень сильно повезёт, и это будет самая большая ценность!
Борис бережно взял мою руку и принялся покрывать её нежнейшими поцелуями. При этом он не поднёс мою кисть к своему носу, как это делает большинство мужчин, а склонился над ней и целовал, целовал…
Я не удержалась и погладила другой рукой его короткие каштановые волосы, на которых уже кое-где начала появляться седина, и тут до меня дошло, что с Иваном творится что-то неладное.
Где его всегдашние встревания в разговор? Где искромётные шутки на самые неуместные темы, не говоря уже о ставших практически родными провокациях? Куда девался его резкий, звонкий, раздражающе весёлый смех? Ничего этого не было в помине. На переднем пассажирском сидении царила гнетущая тишина. Иван даже Матица не докапывал уже минут десять. Может, ему нехорошо? Сердце сжалось в дурном предчувствии.   
К счастью, мы уже подъезжали к торговому центру. Я распахнула дверцу и выскочила, как ошпаренная, едва Матиц припарковал автомобиль. Резко дёрнув дверь переднего пассажирского сидения, я увидела бледного, как полотно, Ивана. Глаза его были закрыты, голова откинута на подголовник. Я выхватила из сумочки нюхательную соль и сунула флакон прямо под нос парню. Он вздрогнул, открыл глаза и уставил на меня довольно мутным взглядом.
- Что у вас болит, Ванечка? – Спросила я участливо.
Когда человек в таком состоянии, ему лучше не задавать вопросов, на которые можно ответить односложно, либо покачиванием головы. Лучше заставить пациента говорить, чтобы сразу понять, нет ли симптомов инсульта, во время которого одна половина лица, как правило, перестаёт действовать, и речь становится невнятной, словно человек принял перед этим существенную дозу алкоголя. Из-за этого пострадавшего от инсульта часто принимают за пьяного и либо не оказывают ему никакой помощи, либо совершают бесполезные, а то и откровенно вредные действия, теряя драгоценное время.   
- Ничего не болит, - ответил Иван тихо, но вполне внятно. – Просто в глазах немного потемнело, вот и всё.
Лицо его было при этом вполне себе симметричным, взгляд становился всё более сфокусированным. Спустя мгновение Ванечка слегка улыбнулся, и это успокоило меня насчёт инсульта полностью, потому что и улыбка его тоже была симметричной. Я заметила, что зрачки Ивана реагируют на свет, и показала ему два пальца, спросив, сколько пальцев я показываю.
- Два. Успокойтесь, Яничка! Всё хорошо, - принялся увещевать меня Иван.
Да, похоже, что так. На инсульт и на сотрясение мозга это не похоже. Видимо, парень немного перегрелся, либо его укачало в машине.
Борис тем временем куда-то исчез, но вскоре вернулся, неся бутылку воды. Я ещё раз поразилась его догадливости и умению совершать именно те действия, которые необходимы, чего не скажешь о Матице. Всё это время он суетливо скакал вокруг меня, бормоча что-то себе под нос и проливая литры пота. Что ж, каждый по-своему реагирует на экстремальные ситуации.
Я заметила рядом с парковкой небольшой скверик со скамеечками и маленьким круглым фонтаном посередине.
- Пойдёмте, присядем, - предложила я Ванечке.
Он уже глотнул прохладной воды и выглядел теперь вполне сносно. Иван кивнул, и мы втроём направились к ближайшей скамье под кроной раскидистого каштана. Я и Борис бережно поддерживали нашего юного друга под локти с обеих сторон. Когда мы расположились, Иван неожиданно выдал:
- Вы теперь не сможете работать фельдшером на Скорой, Яничка.
- Это тётка Джульетта сказала? – Спросила я насмешливо.
- Во-первых, это не смешно, Янина, - ответствовал многоопытный Иван. - Предсказания Джульетты почти всегда сбываются, особенно если она гадает своим, - я не знала гордиться мне тем, что Джульетта считает меня своей или нет, но было приятно. – Во-вторых, она здесь ни при чём. Сами посудите, какая у вас теперь будет жизнь: постоянные разъезды, съёмки, фотосессии, благотворительные балы… Не спорьте, Янина! – Иван предостерегающе вскинул руку. – Я живу среди знаменитостей, и знаю об их жизни всё! Дядька сейчас никуда толком не ходит, только по вашим делам, потому что он задепрессовал и отменил всё, а то сейчас тоже крутился бы, как заведённый, мы бы его дома и не видели.
- Возможно, вы правы, Иван, - согласилась я, - и это будет огорчительно. Я люблю свою работу и…
В горле застрял ком. Зачем этот несносный мальчишка заговорил об этом сейчас?! Мне мало всего остального, что произошло за эту получасовую поездку?
-…заменю вас, - продолжал тем временем Иван фразу, начало которой я упустила. – Я пойду этим летом поступать в медицинский колледж, стану фельдшером и буду спасать жизни вместо вас!
Что я сейчас слышу? Это очередная дурацкая шутка? Нет. Иван был серьёзен, возможно, как никогда до этого.
- Кто я такой? – Рассуждал Иван. – Збогар был прав, когда сказал, что я никто и звать меня никак. Я существую на деньги родителей и Милана, а то, что я зарабатываю официантом, трачу на пиво и девчонок. Я так больше не хочу. С меня хватит. Я буду спасать людей!
Последнее предложение Иван твердил, как мантру. Борис одобрительно смотрел на Ивана и дружески похлопывал его по плечу. 
- Ванечка, но у вас же Голос! – Возразила я.
Я произнесла это слово именно так, с большой буквы. Я преклоняюсь перед одарёнными людьми. Они кажутся мне полубогами. Милан и его брат Роберт, Виктория, Яромир и даже вредный Ванька – не просто люди. Они – более высшие существа, чем мы, простые смертные – я, Евген, Натусик, Светка, Борис, Маженка... Список можно продолжать до бесконечности.
Мы тоже можем быть влюблены в своё дело, как Марженка, Борис и я. Мы тоже можем быть привлекательными и даже красивыми. Мы можем быть полезными и даже необходимыми людьми. Мы можем быть приятными в общении и иметь массу друзей, приятелей, просто знакомых, которые будут к нам тянуться. При всём при этом мы обычные, а они нет. Они, как говорили в старину, «поцелованы Богом».
- Для оперы я уже не гожусь, раньше надо было дёргаться, - сказал Иван совершенно спокойным, лишённым всяких сожалений, тоном, - а в поп-музыку не пойду ни за что, там одна грязь.
- Как же ваша рок-группа? – Спросила я.
- Баловство! – Отмахнулся Иван. – Баловство и ничего более. И, вообще, петь можно в свободное от работы время. Вы же в свободное время пишете, вот и я буду так же петь.
Возразить на это было нечего, да и не очень хотелось.
Через три с небольшим года Иван действительно получил диплом фельдшера, и уже почти столько же работает на Скорой. Деньги на первый год обучения он заработал сам, вкалывая несколько месяцев официантом по двенадцать часов в сутки, часто всего с одним выходным в неделю. В двадцать один год Ванечка вступил в права наследства за дедушкой, и на учёбу тратил  проценты с капитала. Теперь он живёт на своё жалованье, а капитал не трогает. Говорит, что пока ещё не решил, что делать с этими деньгами.
Он ещё не встретил свою любовь, а заводить семью просто так, потому что все так делают, категорически не желает.
Раз в две недели Иван в свой выходной наведывается в цыганский табор и оказывает там посильную помощь всем нуждающимся. Если не хватает знаний, направляет к нужному специалисту, оплатив визит. В таборе теперь на него молятся, и очередь пациентов выстраивается к нему часа за три до появления Доктора Иванко, как цыгане его ласково называют.
Потребность Ивана постоянно кого-нибудь доводить и придумывать злые шутки переросла к последнему курсу колледжа в лёгкую ироничность. Это уже не злой и ершистый вечный подросток, а вполне серьёзный молодой специалист, с которым считаются, к мнению которого прислушиваются. Единственное, чего не смог побороть в себе фельдшер Иван Котник – это враждебное отношение к Яромиру Збогару. Он по-прежнему ревнует к нему дядю и своих родителей, но, думаю, и этот острый угол со временем сгладится.
Тут бы самое время написать, что с этого момента Иван изменил своё поведение, став серьёзным и задумчивым, тихим и молчаливым, отрешённым и благостным, но нет. Ванечка ещё многое успел натворить на пути к себе теперешнему. Впрочем, обо всём по порядку.
- …таких вещей! – Кипятился Иван. – Когда вы сказали, что вы лишняя и никому не нужная и что от вас одни неприятности, меня словно по башке долбанули чем-то тяжёлым, в глазах потемнело и мутить начало.
- Простите меня, Ванечка! Я не думала, что вы столь впечатлительны, - рассмеялась я.
- Не такой уж я и впечатлительный! Там, где я рос, впечатлительные не выживают, – заверил меня Иван, – и если бы так говорил о себе какой-нибудь долбоклак… Збогар, например, я бы с ним вполне охотно согласился, и солнышко светило бы по-прежнему, а вы… Нет, не говорите так больше никогда, Янина! И, главное, не думайте. Если с вами что-то случится, в моём мире образуется воронка. Как от ядерного взрыва. И туда всё, всё провалится!
Я рассмеялась. Ну, вот! Какой, оказывается, я важный человек! В Ванечкином мире без меня дыра. А как со мной обстоят дела в мире Ярека?.. Тьфу! Ну, зачем я опять об этом думаю. Как будто других забот нет!
- Если Ванечка отдохнул, мы можем идти, - сказала я. – Вечером показ, а мы ещё на выставку сходить хотели.
Иван заверил нас, что чувствует себя хорошо, и мы отправились в сторону входа в торговый центр.
В здании царили безмолвие и скука середины рабочего дня. В отделе одежды для офиса было настолько уныло, серо, бежево и коричнево, что я в тоске плюхнулась на банкетку и сидела, уставившись в пустоту. Борис велел мне подождать и куда-то ушёл, увлекая за собой Ивана.
Просто так сидеть, ожидая неизвестно чего, было скучно, и я вспомнила, что завтра и послезавтра меня по целому дню не будет дома, и некому сделать Милану массаж. Я зашла в Интернет, нашла несколько специализированных клиник, выбрала по отзывам самую лучшую и позвонила, чтобы записать Милана на приём к доктору и пару сеансов массажа.
Администратор принялась кочевряжиться, что у них, мол, записываться надо за триста лет вперёд и вообще, но узнав, кто клиент, сразу же записала Милана к лучшему специалисту, да ещё и спросила, когда ему удобнее. Прикинув время, я сказала, что в одиннадцать утра. Милан успеет выспаться, сходить на пробежку, отдохнуть, позавтракать, и вторая половина дня у него останется свободной для собственных дел. Правда, в последнее время он занимался почти исключительно чужими делами, вот и следующий день не стал исключением в этом плане.
Борис и Ванечка вернулись, неся в руках охапку деловых костюмов… самых восхитительных расцветок! Там были жёлтые, бирюзовые, сиреневые, красные, комбинированные костюмы! Были даже в цветочек.
- Где вы взяли всё это богатство? – Спросила я с замиранием сердца.
Борис хитро улыбнулся.
- Посещая подобные магазины, Яничка, всегда заглядывайте в пыльный угол, - изрёк он многозначительно.
- Куда-куда? – Не поняла я.
- Туда, где висит уценка, - охотно пояснил Борис. – Там часто встречаются весьма необычные вещи, которые не находят спроса у среднестатистического покупателя, коим вы, Яничка, не являетесь по определению!
Было очень приятно услышать такой изысканный комплимент, и ещё приятнее примерять всё это богатство. В итоге я взяла сиреневый, жёлтый и красный.
Расплачиваясь на кассе, я снова услышала предложение заплатить за меня и в который раз подивилась щедрости «жадных» европейских мужчин. Видимо, все люди разные. Кто-то притягивает в свою жизнь жадных, кто-то щедрых.
В любом случае, мне это было не нужно, и я отказалась, сославшись на то, что не принимаю подарков от мужчин, если они мне не… дальше вы знаете. Борис похвалил мою самостоятельность, мы улыбнулись друг другу и неловкий момент вскоре забылся в череде новых впечатлений.
В тот день мы посетили выставку одного молодого художника. Это был кошмар и ужас. Не понимаю я этого современного искусства. Впрочем, я не понимаю искусства, начиная с Ван Гога, если не раньше, в чём и призналась откровенно Борису. Тот принялся рассказывать нам с Иваном о Ван Гоге, и я чуть не расплакалась, настолько у того, оказывается, была тяжёлая жизнь. Теперь я иначе смотрю на его картины, но современного искусства, где чёрт-те каким образом намалёвано непонятно что, по-прежнему не понимаю. Я реалист.
Услышав об этом, Ванька принялся убеждать меня, что те работы, кои мы имеем честь созерцать в Центральной картинной галерее, и есть самый настоящий, ничем не разбавленный реализм.
- Посмотрите сюда, Яничка, - говорил он с самым серьёзным видом, указывая на полотно, сплошь покрытое тонкими, кривыми разноцветными полосами. – Это же полотенце! Обычное полосатое полотенце для рук, - объяснял мне Иван тоном учителя вспомогательной школы-интерната.
- Почему тогда на нём полоски кривые? – Спрашивала я тоном его ученицы-двоечницы.
- Как, вы не понимаете? – Сокрушался строгий Иван Робертович. – Оно колышется в разные стороны от ветра, вот полоски и кажутся кривыми!
- Почему тогда здесь написано, что это акция протеста? – Упорствовала нерадивая ученица Янка.
- Но это же элементарно! – Учитель решил немного поиграть в Шерлока Холмса. – Полотенце улетело с балкона, потому что глупая хозяйка забыла закрепить его прищепками. Тем временем в городе проходила акция протеста, и один молодой художник решил запечатлеть её для потомков, а полотенце летело-летело, да и перекрыло ему весь обзор! На самом деле акция протеста здесь есть, но она прикрыта полосатым домашним текстилем, унесённым с балкона. Вы всё поняли, Яничка?
Я сделала вид, что собираюсь ковырять в носу, скорчила идиотски серьёзную физиономию и старательно потрясла головой из стороны в сторону.
- Не-а! – Мрачно произнесла я, и мои спутники покатились со смеху.
На другой картине было изображено что-то вроде перевёрнутой банки из-под огурцов, жутко кривобокой, отвратительно приплюснутой и ужасающе фиолетовой. Располагалась эта штуковина на ядовито-зелёном с жёлтыми вкраплениями фоне.
- А это что? – Спросила я знатока живописи, а по совместительству цыгана Ивана. – Инопланетный корабль?
- Что вы, Яничка! – Замахал на меня руками юный искусствовед. – Школа художественного реализма не предполагает столь фантастичных сюжетов, это раз, и где вы видели зелёное в жёлтую крапинку небо? Это два.
- Тогда что это?
- Это тётка Джульетта у себя дома рассыпала жёлтую крупу из фиолетовой банки на зелёную скатерть!
Мы с Борисом расхохотались.
- Почему тогда банка такая кривая? – Полюбопытствовала я.
- Это Ванечка, когда был маленький, поиграл с ней немного в футбол! – Охотно пояснил Ванька.
- Почему же она при этом не разбилась? – Любопытству Бориса не было предела.
- Потому что она была железная! Она слегка помялась в разных местах и немного скособочилась, но это ведь не повод выбрасывать хорошую вещь, верно?
Я и Борис, смеясь, согласились с Иваном.
Вскоре к нам присоединился Милан. Он был очень серьёзен, если не сказать, мрачноват.
- Ярек не желает оставаться в клинике до конца недели, - поведал он. – Ему стало лучше, колено почти не болит, отёк спал. Настаивает на том, чтобы его выписали завтра.
- Разве его могут выписать, если лечение ещё не окончено? – Спросила я.
- Ему осталось проколоть небольшой курс витаминных препаратов. Он говорит, что проколет их дома себе сам. Готов дать подписку. Чёрт знает что! – Милан с досадой махнул рукой.
- Что говорят об этом доктора?
- Говорят, что будут решать этот вопрос завтра после обхода. Если состояние Ярека не ухудшится, они готовы пойти ему навстречу.
- Он взрослый человек, - пожала я плечами. – Думаю, он знает, что делает.
Конечно, знает! Дома его ждёт красотка Лидочка. Что ж тут непонятного? Всё ясно, как погожий день.
- Вы закончили говорить о посторонних вещах? – Строго спросил Иван.
Кажется, на этот раз он изображал надоедливого экскурсовода. Поправив характерным жестом несуществующие очки, Иван повёл нас дальше. Милан быстро понял, в чём суть игры и тоже включился в неё. Вскоре мы хохотали над шедеврами современного супер-пупер-реализма, как окрестил это направление наш неутомимый экскурсовод, вчетвером. У Бориса даже слёзы от смеха в какой-то момент потекли. Я крепилась изо всех сил, потому как с размазанной тушью выгляжу не очень.
- Как с вами хорошо! – Восторженно изрёк Борис, когда мы покидали шедевральную выставку. – Я чувствую себя таким молодым!
- Вам рано чувствовать себя молодым, - серьёзно заметил Иван. – Вы и так ещё совсем молоды, дядя Борек.
- Спасибо, дружище! – Борис потрепал Ванечку по плечу, и они принялись обсуждать на ходу, как и на что лучше всего ловить форель в горном озере.
Похоже, для симпатии, дружбы и любви на самом деле нет никаких препятствий, в том числе, возрастных. Все препоны расположены исключительно в наших головах.
После мы обедали на веранде второго этажа какого-то милого ресторанчика, вели приятный, неспешный разговор и обсуждали предстоящее мероприятие. Спустя некоторое время к нам присоединилась Марженка. Она похвалила нас за правильно проведённый день, съела какой-то лёгонький салатик, и мы отправились на показ.
Моим спутникам предстояло смотреть его из зрительного зала; мне же предписывалось дефилировать по подиуму в трёх разных нарядах. Первым было потрясающее длинное платье, зелёное, на малиновом атласном чехле. Верх платья был в нескольких местах красиво вырезан лепестками, и в эти изящные прорези выглядывал нижний малиновый атлас. Лиф этого наряда был прилегающим. Узкие, длинные рукава красиво обтягивали руки, а юбка его была собрана неглубокими складками и смотрелась достаточно пышной. Пышности ей добавлял подъюбник из твёрдой, стоячей органзы с оборками.
Зелёная ткань была по-особенному приятна на ощупь: нежная, струящаяся и при этом чуть шероховатая. Малиновый атлас, напротив, был таким гладким, что в нём мощно отражался свет. Удобная, хлопковая прослойка защищала кожу от колючей органзы.
Я влюбилась в это платье с первой примерки!   
Вторым был чёрный брючный костюм. На первый взгляд в этом наряде не было ничего особенного, но к костюму прилагался яркий, необычный топ, красный с чёрными горошинами разных размеров. Наряд этот следовало демонстрировать с красными туфлями на шпильке, и смотрелся он в таком сочетании просто отпадно!
Последним шло свадебное платье, которое не понравилось мне от слова «совсем». Во-первых, оно было не белым, а каким-то грязновато-бежевым, а во-вторых, оно, кажется, было призвано не прикрыть и даже не украсить девушку, а открыть всё, что только возможно. Иван сказал после, что в такие свадебные платья одеты обычно невесты в немецкой порнухе. Не будем спорить со знатоками, ибо мне всегда был чужд этот странный жанр.
Впрочем, статьи жёлтых газет и соответствующих интернет-сайтов весьма к нему близки. В этом меня ещё раз убедили их заголовки на следующий день. «Скандально известная писательница подалась в порно-актрисы». Угадайте, в каком из трёх демонстрируемых нарядов я красуюсь на фото!
«Янина Рупник планировала сняться в исторической драме, но не прошла кинопробы и выходит замуж за продюсера порнографических фильмов Клауса Гарднера». И всем плевать, что Клаус на самом деле голубой, а фотомонтаж, где мы с ним вышагиваем под руку, отвратительно бездарен. Моё фото в зелёном платье весьма приемлемо.
«Тридцатилетняя скандальная поэтесса выходит замуж за своего молодого любовника. Родители жениха угрожают судом». На фото Иван подаёт мне, одетой в безобразное как бы свадебное платье, руку, помогая сойти с подиума. Он всем моделям на том показе помогал. 
В тот суетливый вечер я не просто поняла, а прочувствовала на себе, что такое модный показ вообще и работа модели в частности. Мы видим только парадную сторону действа, а о тесных гримёрках, орущих друг на друга устроителях, взмыленных, сбивающихся с ног одевальщицах– есть и такая профессия – даже не подозреваем. Добавьте к этому волнующихся до обморока авторов коллекций, придирчивых заказчиков и замотанных в шишки портных и девушек, и получите почти полную картину. Полную можно получить, только проработав в этой сфере годик-другой; я же тем вечером получила только представление об изнаночной стороне мира моды, и то, что я увидела собственными глазами, очень меня впечатлило.
Поняв, насколько мне понравилось то первое, зелёное платье, Милан купил его для меня. Я горячо поблагодарила Милана, поцеловала в щёку и стояла с озадаченным видом, раздумывая о том, куда бы мне в нём пойти. Нужно постараться выгулять платье в Словении, потому что дома, в Москве, надеть мне его будет явно некуда. Вспомнилась фраза мамочки главного героя всеми любимого мультика о Простоквашино насчёт вечерних платьев, в которых в деревне разве что «быков очаровывать».
Москва, конечно, далеко не деревня, но мой образ жизни в столице разительно отличался от того, что я вела в Словении. Словно угадав мои мысли, Борис слегка приобнял меня за талию и сказал:
- С обновкой вас, Яничка! В ней вы будете самой яркой звездой своей столицы!
- В своей столице я работаю, занимаюсь домашними делами и хожу в спортзал. Изредка выбираюсь в кино, ещё реже в театр…
- Как это? – Не понял Иван. – Разве вы не устраиваете презентации своих книг, не раздаёте автографы, не встречаетесь с…
Конец его фразы потонул в моём горьком смехе.
- Дома Яничку почти не знают как поэта и писателя, - грустно поведал Милан. – Это огорчительно, конечно, но зато её знают и любят здесь, на исторической Родине, а в скором времени о нашей дорогой поэтессе узнает вся Европа!
- Но это неправильно! – Кипятился Иван. – Они не имеют права обращаться с тобой так, словно ты обычная, ничем не примечательная служащая или домохозяйка! Как можно не знать о таком таланте?!
На этот раз я рассмеялась гораздо веселее.
- Ванечка, подумайте сами: словен в мире насчитывается, ну, никак не больше трёх-четырёх миллионов; население России составляет больше ста сорока миллионов. Конечно, у такого народа, как словены, каждый талант, даже такой скромный, как мой, на учёте! При ста сорока миллионах населения, да ещё и при огромной диаспоре русскоговорящих во всём мире, выявить всех творчески одарённых людей нет никакой возможности. Поэтому здесь меня знают и любят, а в русскоязычном мире я теряюсь среди миллионов подобных.
-  Сто сорок миллионов! – Восхищённо произнесла Марженка. – Где же разместить всю эту массу народа?
- На десяти миллионах квадратных километрах территории, например! – Смеясь, ответила я.
- Я знал, что Россия – большая страна, но не думал, что настолько, - сказал Иван. – Мне аж страшно становится! Ведь если вы, Яничка, захотите от нас скрыться, вам это ничего не будет стоить. Мы вас вовек не найдём!
- Зачем мне скрываться от вас? – Удивилась я. – Вы мои друзья и родственники, я очень вас всех люблю…
- Мало ли зачем? – Начал заводиться Иван. – Вдруг вас доведёт какой-нибудь долбоклак вроде… Сами знаете, кого, и вы захотите от него скрыться! Уедете в любой город, кроме Москвы и Петербурга, и никому не скажете, в какой. Что тогда?
- Прекрати называть моего друга долбоклаком! – То ли рассердился, то ли сделал вид, что сердится, Милан.
Ему, кажется, порядком надоел этот разговор, ведь мысль о том, что я могу затеряться в своей огромной стране приходила в голову и ему самому несколькими годами ранее. Ума не приложу, зачем мне это делать? Даже если предположить, что меня «доведёт какой-нибудь долбоклак», я не привыкла бегать от проблем. Их надо решать на месте, иначе разрастутся, как сине-зелёная водоросль, которая в благоприятных условиях способна заполонить собой весь мир в считанные дни.
- Почему бы вам не остаться в Словении или Австрии навсегда? – Подал голос Борис. – Какой смысл возвращаться туда, где…
- …где я родилась, выросла и живу? – Закончила я. – Даже не знаю, - призналась я как на духу. – Меня ничто в России не держит, но там мой дом. Дом – не в смысле коттедж или квартира, а… я не могу этого толком сформулировать! Дом – это место, где ты бываешь собой, где все примерно такие же, как ты, где чувствуешь себя на своём месте.
- Разве вы здесь, среди нас, не на своём месте, Яничка? – Мягко спросила Марженка.
- И здесь на своём, - согласилась я, – но здесь, в Словении, я каждый раз, как в сказке или во сне. Если переехать сюда насовсем, ощущение сказки разрушится, а ощущение дома может так и не появиться, и я потеряю и дом, и сказку.
- Понимаю тебя, сестрёнка! – Сказал Милан. – Я тоже прекрасно чувствую себя на гастролях почти во всех уголках мира, но дом есть дом, и я каждый раз возвращаюсь в Любляну, в свой мирок, родной и знакомый с детства, с таким радостно-щемящим чувством! Передать его словами невозможно. Даже и пытаться не буду.
Мне показалось, что после этих слов Борис загрустил. Нам хорошо рассуждать, а он уже долгие годы живёт в Австрии. Хоть Австрия и многонациональная страна, и там проживает немало словен, это всё же немецкоговорящий мир. В нём своя культура, свои нормы и правила, свои понятия обо всём на свете.
Марженка, почувствовав состояние брата, погладила его по предплечью, и он нежно накрыл её маленькую, смуглую ручку своей большой, белой рукой. Я любовалась их братско-сестринскими отношениями. Я любовалась всеми этими красивыми, энергичными людьми. Я восторгалась этим вечером, этим городом, этой весной. На сердце было легко и радостно.

Глава 16
Следующим утром Борис пришёл, как договаривались, к семи часам утра, и дядюшка Йозеф повёз нас в Кратву, небольшую горную деревеньку, где должны были проходить съёмки рекламного ролика косметической компании «Горный ручей». Если модный показ местами выглядел адом, то съёмки того произведения рекламного искусства иначе, как адом кромешным, назвать было нельзя.
Обыватель нередко возмущается эксцентричным поведением актёров, режиссёров, моделей и прочих представителей шоу-бизнеса, а ведь ничего удивительного в этом нет. Работая из года в год в столь нервозной обстановке, непременно станешь издёрганным и непредсказуемым даже для себя самого. Ещё и крепость нервов у всех разная от природы, ещё и творчески одарённые люди чаще всего имеют весьма подвижную психику… В общем, завидовать высоким гонорарам представителей шоу-бизнеса я бы не стала. Они, равно как и спортсмены, терпят за них столько! Сколько и чего, доподлинно знают только они сами.
На площадке все носились, тащили куда-то реквизит и оборудование, орали друг на друга. В ролике участвовали дети от двух до пятнадцати лет. Они, как водится, дольше всех ждали своей очереди и успели порядком озвереть. На что способен десяток озверевших детей, хорошо знают педагоги и родители, а если вы пока ещё не родитель и совсем не имели в своей жизни педагогического опыта, то просто поверьте на слово: они способны на многое. У детей в состоянии долгого ожидания проявляются поразительные способности к мгновенному перемещению в самые неожиданные места, воспроизведению ужасающих по своему диапазону и громкости звуков и к самому безудержному, изощрённому вандализму.
Ещё привезли в клетках дрессированных собак, которые были настолько вымотаны дорогой по серпантину, что успели позабыть о правилах приличия, и гавкали так, что уши закладывало. Им вторили деревенские собаки. Звуки их лая, детских воплей, ругани персонала накладывались друг на друга, создавая непередаваемую какофонию, впечатление от которой многократно усиливал тот факт, что действие происходит в горах.
В течение этого долгого съёмочного дня я была убеждена, что обстановка в коллективе съёмочной группы просто кошмарная. Все казались настроенными друг против друга враждебно, многие так и прыскали ненавистью во все стороны. Каково же было моё удивление, когда вечером, после работы, все собрались за огромным столом и беседовали, как самые лучшие в мире друзья!
Однако до этого было ещё очень далеко. Меня заставляли по десять раз переодеваться, гримировали и перегримировывали, загоняли то на крышу, то на дерево, то на крутой, осыпающийся склон. Казалось, конца этому не будет.
В перерывах на меня набрасывались администраторы с документами, в которых я ни черта не понимала, даже если внимательно вчитывалась в каждое предложение. Я всегда думала, что это только у нас в России юридический язык столь разительно отличается от языка обычных людей, что понять его правильно может исключительно профессионал. Нет. Это везде так. Язык документов и язык народа – это два совершенно разных языка, хотя слова, в основном, используются одни и те же.
На меня нахлынули воспоминания о двух годах работы в администрации города, и я с ужасом барахталась в них. Не знаю, что бы я делала, если бы не Борис, внимательно просматривавший каждый листок, который мне давали на подпись, изредка о чём-то споривший с юристами компании и очень ободрявший меня самим своим присутствием. Его лучистая улыбка и искорки в светло-карих глазах словно говорили мне: «Ничего, прорвёмся!» И мы прорвались сквозь все юридические заковыки, а также сквозь пни, колоды и тенёта съёмочного процесса. Только одного нам преодолеть так и не удалось, но всему  своё время.
Я умудрялась между делом немного переписываться с Миланом. Например, напомнила ему о сеансе массажа. Он отписался, когда побывал на нём. Написал, что родные руки лечат лучше. Видимо, хотел сделать мне приятное добрыми словами. Не скрою, было приятно. Позже Милан написал, что едет к Яромиру. Я велела кланяться и передавать пожелание скорейшего выздоровления.
Позже Милан передал мне привет от Яромира и сообщил, что того выписали, и он забрал его из клиники. Яромир, по его словам, сам хотел написать мне, но Милан не разрешил, ибо нечего отвлекать меня от съёмочного процесса. Хватит того, что я с ним переписываюсь.
Я спросила Милана, куда он отвёз Яромира. «Домой, конечно!» - Последовал незамедлительный ответ.
Домой – это хорошо. Когда я вернусь после съёмок в гостеприимный, немного сумасшедший дом Милана, никакого Яромира там уже не будет. Никакого Яромира больше не будет в моей жизни, и это просто отлично! Хватит рвать мне сердце своей улыбкой. Хватит морочить мне голову словами о прекрасных снах, сбывшихся мечтах и серьёзных намерениях. Хватит корчить из себя благородного дона, когда на самом деле ты злостный бабник и срывной пьяница.
Я непроизвольно представила себе встречу Яромира и Лидии. Вот, Милан подвозит своего друга к красивому, словно сказочному дому. У расписной его калитки возле цветущего палисадника стоит, подбоченившись, красавица Лидочка и улыбается, показывая свои белые, ровненькие зубки. Она почему-то представлялась мне в красно-белом клетчатом платье с пышной юбкой и  кипенным кружевным передничком, что-то вроде германского дирндля.
Автомобиль останавливается, Яромир выходит из него, распахивая на ходу свои тёплые объятья, и Лидочка ныряет в них, словно маленькая, яркая рыбка. Он прижимает её крепко-крепко, а после, слегка отстранив девушку от себя, любуется её юной, необычной красой, гладит её длинные, тёмно-каштановые волосы, и в глазах его зажигаются те самые золотистые огоньки, которые чуть было не свели меня с ума!.. Нет. Они и сейчас сводят меня с ума, просто я запрещаю себе думать об этом.
Сердце моё горестно заныло. «Ничего, - успокаивала я себя, - всё уже позади. Да, впрочем, ничего и не было! Этот долбоклак так и не охмурил тебя и уж, тем более, не бросил с ребёнком. Всё хорошо. Скоро он будет далеко-далеко, и забудется, как примерещившийся призрак…»
Только я подумала о том, что Яромир скоро будет далеко, как мне пришло сообщение от Милана: «Сестрёнка! Наш друг, оказывается, не терял в клинике время зря! Вчера он заключил контракт с одним из российских клубов, «Росток», кажется, о тренерской работе на ближайший год. Он будет теперь жить в русском городе, Росток-на-дне, и вы с ним сможете часто видеться!»
«Не сможем, - успокоила я Милана. – Ростов-на-Дону находится за тысячу с лишним километров от Москвы».
«Нет! – Возразил Милан. – Я смотрел в Интернете. Там написано, что до него двести километров!»
«Так, то просто Ростов, а Ростов-на Дону – совсем другой город».
Милан ещё раз подивился нашим расстояниям, выразил радость по поводу развития пассажирской авиации и больше не писал и не звонил мне до следующего дня.
Когда этот невероятно долгий день, наконец, завершился, все непосредственные и косвенные участники съёмок, как я уже упоминала выше, сидели за одним общим столом, мило общались, искромётно шутили, и никто не заподозрил бы в них недавних ожесточённых спорщиков и антагонистов. Мы с Борисом наскоро поужинали, чувствуя себя совершенно чужими в этой дружной, смешливой компании, подогреваемой деревенским домашним вином, и мой друг, глядя мне прямо в глаза, сделал знак, слегка дёрнув головой в сторону выхода. Я опустила глаза, соглашаясь, и осторожно пробралась к двери.
Во дворе меня окатил ледяными волнами ночной воздух, и я зябко куталась в спортивную ветровку. Спустя мгновение вышел Борис. Он был в тёплой куртке и ещё одну нёс для меня. Это было так трогательно! Борис мог позаботиться буквально обо всём. Его предусмотрительность, сметливость и хваткость, кажется, не знали никаких пределов.
Мы взялись за руки, обошли дом и отправились в сторону высившихся неподалёку горных вершин. Бродя по деревенским окрестностям, заросшим низким, колючим кустарником, мы нечаянно вышли к ручью, стремительно бежавшему куда-то вниз с родных каменистых гор. Звук его мы услышали задолго до того, как перед нами открылся его голубовато-серебристый, освещённый неполной луной поток.
Борис говорил что-то о разноцветных каменных россыпях, странных карстовых воронках и таинственных пещерах, запрятанных в этих горах. Рассказывал о необычных существах, населяющих эти пещеры, таких, например, как рыбы и ящерицы без глаз. Он сказал, что ему скоро возвращаться в Вену, но в следующий его отпуск мы с ним обязательно съездим туда и увидим все горные чудеса собственными глазами.
На берегу ручья голос его прервался. Он остановился и привлёк меня к себе на расстояние вытянутых предплечий и долго смотрел прямо в лицо. В свете Луны глаза его неожиданно приобрели голубоватый оттенок. Я заметила, что у Бориса красивые, чётко очерченные губы и волевой подбородок. Лицо его сейчас казалось высеченным из камня.
Магия Луны и Гор, песня стремительного Ручья, редкие порывы ледяного ветра и силуэты кустарников сделали своё дело: наши губы встретились и долго не желали расставаться. Борис хорошо умел целоваться, его поцелуи были крепкими, искренними, горячими. Мужчина, который целуется слабо, скорее всего, ничего от тебя не хочет, а, возможно, и вообще не знает, чего хочет от жизни. Мне приходилось сталкиваться с таким, и тоже под словенским небом, но об этом как-нибудь в другой раз.
Сейчас всё моё существо впитывало окружающую красоту природы и обаяние Бориса, прильнувшего к моей шее и шептавшего нежные слова на ушко. Кстати или нет, вспомнилась пословица о том, что синица в руке лучше парящего за облаками журавушки. Нет, милые мои, не лучше и не хуже.
Просто в чьи-то сети попадается журавль, в чьи-то синица, а в чьи-то и вовсе крокодил. Ну и что? Каждому ловцу – своя добыча, и не бывает так, чтобы наши сети всю жизнь оставались пустыми. Просто есть ловцы, коих не устраивает ни одна добыча: попался журавль – ой, слишком большой, я его не удержу, наверное; влетел воробей – фу, на что он мне сдался; запутался в сетях голубь – бэ, терпеть не могу этих крылатых крыс. В итоге – одиночество, скука, нытьё о том, что все птицы, они же мужчины (женщины), перевелись и бесконечная грызня внутри головы на тему «Что со мной не так?».
Со мной в тот вечер всё было так. Да, меня угораздило в кратчайший срок влюбиться в Яромира, прямо как в сказке. Но ведь я и есть в сказке! Словения всегда была и остаётся сказочной страной для меня. Правда, не у всех сказок хороший конец, а бывают, хоть и нечасто, сказки с такими неожиданными поворотами сюжета, что дух захватывает! На этот раз моя словенская сказка была именно такой.   
Мы с Бореком ещё долго бродили по берегу ручья, каменистым склонам и едва заметным тропинкам. Время от времени мы останавливались и принимались целоваться так, словно на рассвете нас ждал расстрел.
- Мне так повезло, что я встретил тебя, Яничка! – Говорил Борис. – Никогда не встречал девушек, подобных тебе!
Я не знала, что следует говорить в таких случаях, поэтому молчала и улыбалась. Что я могу сказать? Что я тоже рада? Как-то это по-протокольному глупо, я бы сказала официозно. Сказать, что я об этом мечтала? Можно, конечно, но к чему эта наглая ложь? Я мечтала совсем о другом развитии событий. События по мотивам моих мечтаний сейчас происходят с южной косулей Лидией.
Впрочем, я не совсем права. Разве я мечтала о том, чтобы мне ещё три года туманили голову гражданским мраком, периодически выискивая из-под меня что-то поинтереснее? Нет, ведь. Вот и нечего приплетать Лидию! Она тоже несчастная девушка.
Да, Яромир сейчас нежится в её объятьях, наевшись перед этим разной вкуснятиной, приготовленной её тонкими проворными ручками, ну, либо принятой этими самыми ручками из рук продавца или курьера, что более вероятно. Возможно, именно сейчас для него не существует ни Янины Рупник, ни кого-то ещё, одна только юная, нежная лань по имени Лидия. Однако напрашивается вопрос, что будет завтра?
Завтра наш герой-любовник высмотрит очередную лань, серну или газель (Не в смысле маршрутное такси!) и побежит на неё охотиться, а Лидочка останется дома, около их недо-семейного недо-очага в полном своём недо-одиночестве, когда ты и не свободна, и не замужем. Она будет грустить и высматривать его в окошко. Периодически, набравшись смелости, она ходит вылавливать его по знакомым, как она выловила-таки своего обожаемого пошатуна на днях у Милана. И кому тут завидовать? И на кой чёрт мне такое счастье?
Пусть Борис не так красив и богат. Пусть он значительно старше меня и успел уже побывать в браке. Зато он свободен! А ещё Борис не бабник и не пьяница, и очень надёжный человек. Ещё он умница и эстет. С ним поговорить – одна радость. Сплошные положительные стороны!
Такие примерно мысли вертелись в моей голове, когда я лежала ночью без сна на узкой гостиничной кровати, уставившись в белый с небольшой лепниной по краям потолок. Мысли эти почему-то не приносили облегчения. В итоге я решила курнуть.
Я немного увлеклась поисками своих сигарил в дорожной сумке и не заметила, что слишком громко шуршу пакетами. На соседней кровати проснулась Бранка, милая, симпатичная администраторша съёмочной группы возрастом на вид примерно между тридцать пять и сорок. В съёмочной группе так было заведено: девочки живут с девочками, мальчики с мальчиками, за исключением супружеских пар, разумеется, поэтому нам с Борисом в любом случае не светило в тот вечер комфортных условий, сами понимаете, для чего.
Впрочем, никто и не намеревался укладываться с ним на кровать при первой встрече наедине, да и сам Борис, судя по всему, не собирался меня торопить. Это спортсмены привыкли делать всё на скорость. Борис спортсменом не был, и это не хорошо, и не плохо, просто в тот раз в мои сети попала именно эта добыча, чуть не сказала «дичь». Дичь на самом деле – это мои мечты о Збогаре. Вот где самая настоящая, стопроцентная дичь, а свои отношения с Борисом я рассматривала как нечто правильное и закономерное, с какой стороны ни посмотри.
Правда, если признаться честно, я ни в ту ночь, ни на следующее утро не видела нашего с Борисом общего будущего. Я даже не представляла и не пыталась представить, каким оно может быть. Любовное приключение? Свадьба-дом-дети-собака? Очередной гражданский мрак? Оглядываясь назад, я ужасаюсь собственному легкомыслию и нежеланию посмотреть даже на два шага вперёд. Видимо, хронический стресс последних дней давал о себе знать именно таким образом: я преклонила голову на первое подставленное мне плечо, закрыла глаза и ничего не желала видеть, а только отдыхать от чехарды лиц и событий.
Итак, я разбудила Бранку. Поняв, что я собираюсь спуститься в сад на перекур, она напросилась со мной. Бранка была невысокой, худенькой, как птичка, зеленоглазой шатенкой с тонким, чуть горбатым носиком и красивыми, пухленькими губками. Весёлая и живая, она постоянно травила смешные истории, и я мгновенно подпала под её обаяние. Спустившись в сад, мы сразу же позабыли о том, зачем туда пришли, потому что заболтались.
Болтала, в основном, конечно, Бранка. Я только слушала и удивлялась её рассказам. Наболтавшись, Бранка предложила сделать ночную фотосессию в саду, чем мы тут же, не сходя с места, и занялись. У неё был хороший фотоаппарат, в котором присутствовал режим ночной съёмки. Немного фантазии, и вот…
Янина Рупник в красном вечернем платье сидит на ветке старой яблони, узловатой и разлапистой. Снимок получился потрясающим!
Бранка Вялич зло смотрит в камеру, сжимая в руках перевёрнутую вверх тормашками метлу. Длинные, волнистые волосы её распущены и живописно струятся по ветру, и у вас не возникает никакого сомнения в том, что перед вами ведьма.
Янина Рупник стоит на крыше сарая в развевающемся по ветру красном платье. Сплошной сюрреализм!
Бранка Вялич сидит в красивой позе на куче соломы, разложив вокруг себя полукругом длинную, цветастую юбку. Глаза смотрят в камеру серьёзно и напряжённо. Вылитая цыганка!
Янина Рупник в чёрном кружевном платье, задрав голову, смотрит на Луну. Ярко-красные губы и бледное, залитое голубоватым светом лицо как бы намекают, что перед вами самый настоящий вампир. Берегитесь!
Бранка Вялич в чёрном кружевном платье Янины Рупник с подобранными волосами и диадемой на голове на фоне проёма готического окна. Вылитая королева Мария Антанетта!
Вишенка на торте – наше с Бранкой совместное селфи в вечерних платьях на фоне красивых лиловых штор нашего номера.
Бранка не замышляла ничего плохого. Она – обычная разведённая женщина, воспитывающая в одиночку восьмилетнего сына. Конечно, она не теряла и не собирать терять надежды на красивый роман с неженатым мужчиной примерно своих лет, и чтобы он был «норррррмальным», как выражалась моя новая приятельница…
Именно поэтому Бранка регулярно выкладывала красивые  и интересные фото в Инстаграм и другие соцсети. Именно из-за последней порции наших с ней «красивостей» через пару дней её выгнали с работы «за связь с клиентом», то есть со мной, агрессивной, безнравственной и буквально всеядной развратницей.
Однако вскоре суд постановил отменить увольнение как незаконное и выплатить Бранке солидную компенсацию за вынужденный простой в работе и причинённый моральный ущерб. Ещё Бранка в ходе всей этой нелепой судебной истории нашла свою любовь.
Она вышла замуж за юриста, который помог ей правильно и грамотно оформить трудовой иск и порекомендовал хорошего молодого адвоката, помогавшего время от времени социально незащищённым гражданам на безвозмездной основе для создания хорошей деловой репутации. Дело Бранки было явно выигрышным, так почему бы и не выступить в суде в её защиту?
Бранка вскоре уволилась со своей нервной, выматывающей работы, потому что уехала со своим мужем и сыном в Австрию. Вскоре у них родились один за другим ещё двое очаровательных малышей. Мужа Бранки зовут Борис. Борис Рупель, брат моего литературного агента и доброй приятельницы Марженки Рупель.
Ещё Бранка окончила курсы и стала профессиональным фотографом. Два года назад её фото девушки, стоящей на крыше старой деревянной постройки в красном платье, развевающемся по ветру, взяло гран-при на конкурсе сюрреалистической фотографии. 
Встречаясь время от времени с Бранкой, мы так смеёмся, что трясутся стены и звенит посуда на полках, а из глаз наших катятся счастливые слёзы. В последние два года мы видимся достаточно часто, потому что Рупели переехали в Любляну, где Борис открыл собственную юридическую фирму. Мы с ним большие друзья. Он ведёт все мои европейские дела лично.
Вы думаете, Бранка отбила у меня Бориса? Как бы не так! Борис в ту пору был очень увлечён мной.
Может быть, вы решили, что мы с ним поссорились и перестали встречаться? Тоже нет.
Может, мы стали жить вместе и выяснилось, что он не закручивает колпачок тюбика зубной пасты, что всегда меня жутко бесило? Опять нет.
Борис начитался пасквилей обо мне в жёлтой прессе и разочаровался? Нет, нет и ещё раз нет. Глупо даже предполагать такое!
Мы оба поняли, что у нас ничего не получится, на следующий день.
В окна домика хлестал жуткий дождь со снегом, съёмки были невозможны, и все страдали от безделья, кто в своих номерах, кто в общем зале. Метеослужба передала, что примерно через два часа ожидается прояснение, которое продлится до заката, а после опять мрак и ужас. Сейчас в прояснение верилось слабо, а после всё так и вышло.
Борис пришёл маяться бездельем в мой номер. Бранка тут же взяла телефон и тактично удалилась. Они с Борисом спокойно разошлись в разные стороны, даже не взглянув друг на друга.
К тому времени я почти убедила себя, что Борис Рупель – это и есть моя конечная станция, тихая гавань и надёжная пристань вместе взятые. Борис почти убедил себя, что добыча в его руках и деться ей некуда, да и незачем этой добыче куда-то деваться. Она сама позавчера сказала, что у неё и в мыслях нет прятаться, а перед этим ещё и по волосам погладила, а после целовалась с ним весь вечер напропалую, сказав на прощанье у дверей своего номера, что он, Борис, хороший. Посудите сами, куда после этого девушка может деться?
В действительности всё оказалось несколько сложнее.
Борис пришёл ко мне около десяти утра. Примерно пятнадцать минут мы говорили о пустяках и целовались, получая обоюдное удовольствие от процесса. Кажется, Борис собрался расстегнуть мне блузку, когда мой планшет начал вибрировать, как угорелый. Звонил Милан, мой друг, благодетель и вообще кровный брат. Ни сбросить звонок, ни проигнорировать его я бы не смогла, поэтому, наскоро пригладив растрёпанные Борисом волосы, я ответила.
Милан услышал неблагоприятный прогноз погоды для того района, где находилась наша съёмочная группа, и теперь сходил с ума от волнения. Я успокоила его своим вполне живым и цветущим видом и словами о том, что никто не мокнет под дождём, а все, в том числе и я, находятся во вполне комфортных условиях. Милан успокоился, и я решила напомнить, что скоро у него сеанс массажа, опаздывать на который нежелательно.
- Я не смогу сегодня поехать, - горестно сообщил Милан.
- Что случилось? – Обеспокоилась я.
- В принципе, ничего, всё, как всегда! – Огорчению Милана, кажется, не было предела. – Яреку почти всю ночь было плохо, а Ивану хоть кол на голове теши, он всё равно его доводит!
По правде сказать, я онемела, а Милан тем временем продолжал увлекательный рассказ о своём милом, домашнем бедламе.
- …какая умная и добрая псина! Всю ночь не отходил от Ярека, а ближе к утру улёгся спать к нему на одеяло…
- Милан! – Выкрикнула я, выходя из ступора. – Как Ярек снова оказался в твоём доме?! Ты же вчера написал мне, что отвёз его домой!
- Ну, да, - согласился Милан невозмутимо. – Я забрал Яромира из клиники и отвёз к себе домой.  Что тебя так удивляет, сестра?
- Всё! – Жахнула я. – Меня удивляет буквально всё в этом абсурдном, перевёрнутом с ног на голову мире! – Бушевала я. – Почему ты привёз Ярека к себе? У него нет своего дома?
- Есть, конечно, - замялся Милан, - но ты должна понимать как медик и как просто разумная девушка: Ярек выпросился на досрочную выписку. Ему в любой момент может стать плохо, и ему было плохо почти всю ночь. Его мутило несколько часов, и только к утру… ну, ты понимаешь… произошло облегчение.
Моему кровному брату стоит больших трудов выговорить такие слова, как «рвота» и «понос». Музыкант – это вам не медик! Вот, ругаться на языках разных народов мира – это да, самое то развлечение, а описать внятным, человеческим языком симптомы – ну, куда нам!
- Где сейчас Яромир? – Спросила я заполошно. – Кто с ним остался, кроме Марека, разумеется?
- Он у себя в спальне. Я послал к нему Ивана, чтобы тот отнёс завтрак… Что-то его долго нет!
- Идём туда скорее, - взмолилась я. – С Яреком может быть всё, что угодно!
Милан, судя по мельканию на экране, бегом побежал в спальню Яромира. Там царил сумасшедший дом во всей красе: Марек гавкал и носился по комнате, Иван, хохоча, прыгал по кровати Яромира, то соскакивая на пол, то вспрыгивая на одеяло с ногами вновь. Сам Яромир полусидел со скрещёнными на груди руками, откинувшись на подушки. Он был небрит и растрёпан, и лицо больного выражало полное безразличие к происходящему.
- Иван! – Рявкнул Милан во всю силу голоса. – Я для чего тебя сюда послал? Чтобы ты бесился со своим псом на пару? Я послал тебя отнести завтрак Яромиру!
- Его завтраком только что закусил Марек, - сообщил Иван, смеясь. – Ярек выделывается, не жрёт ничего, а Марека дважды просить не надо, да, Марек? – И он принялся трепать своего четвероногого друга по холке, а тот аж взвизгивал от удовольствия.
- Милан, дайте планшет Яромиру, пожалуйста! – Попросила я. – Здравствуйте, Ярек! – Приветствовала я нашего героя-любовника, как ни в чём не бывало.
На лице Ярека тут же зажглась улыбка, но она была очень слабой. Видимо, парень совсем обессилел. Вид у него был зеленоватый, но на умирающего Яромир похож не был.
– Как вы себя чувствуете? – Спросила я участливо.
- Хорошо! – Живо соврал Яромир. – Когда вы вернётесь домой, Янина?
Домой я вернусь, как только Милан уедет на гастроли. Мне за остаток отпуска надо ещё как-то обустроиться на новом месте! Только Ярек явно не московский мой дом имел в виду.
- Я вернусь к моим дорогим мальчикам не раньше сегодняшней ночи, а, возможно, и завтра утром, - сообщила я ласково. – Попросите, пожалуйста, ваших друзей покинуть ко всем чертям палату, то есть комнату. Мне надо поговорить с вами наедине.
Милан, Иван и Марек по просьбе Яромира вышли, а я приступила к его виртуальному осмотру. Хорошая штука Интернет, всё-таки, а Скайп – вообще замечательная! Техника самообследования и откровенная беседа с пациентом тоже неплохи. 
В ходе нашего с Яреком разговора о симптомах расстройства и по визуальным признакам я поняла, что жизнь пациента вне опасности. Видимо, терапия в клинике была слишком интенсивной, и организм не вполне справлялся с выведением препаратов, отсюда тошнота, рвота и всё прочее. Выяснив это, я сразу же попросила позвать Милана, но тот и так уже был тут, как тут. Кажется, Ярек из-за этого расстроился. Конечно, он ведь наверняка с удовольствием поморочил бы мне голову наедине!..
Я велела Милану спуститься в гостиную и взять с собой Ивана.
- Ты видишь, что происходит? – Спросил Милан. – Как я могу оставить их одних? Они переубиваются!
- Почему. Ты. Не. Отвёз. Яромира. Домой. К Лидии! – Я почти кричала на Милана, чего со мной ещё не случалось в жизни от слова «никогда».
- Что ты! – Испугался Милан. – Разве его можно к Лидии? На Лидию никакой надежды! У неё одни наряды на уме!
Надо же! Я была крайне озадачена. Зачем заводить себе домашнюю девушку, которая не в состоянии приглядеть за тобой, когда ты болен? Зачем вообще её заводить? Правда, это уже совсем другой вопрос. Для чего нужна девушка, которая тебе «почти жена», если на неё «нет никакой надежды»?!
- Ясно, - констатировала я, хотя ясности у меня на уме было примерно столько же, сколько сейчас за окном. – Милан, идите на массаж, для Ивана у меня есть дело на несколько часов, - сказала я. – После массажа обязательно зайдите в аптеку и купите для Яромира любой адсорбент, лучше в форме геля или суспензии. Давайте лекарство так, как указано в инструкции. Если станет хуже, появятся боли в животе или поднимется температура, или сознание станет спутанным, срочно вызывайте Скорую! – Милан кивал. – Старайтесь не оставлять его наедине с Иваном. Если проголодается, дайте ему несладкого чая с сушками, я их много с собой привезла, или с сухариками. Я сделаю всё, чтобы освободиться как можно раньше, - пообещала я в конце.
- Яромир очень огорчился, когда узнал, что тебя нет дома, и не будет целых два дня, - выдал вдруг Милан. – Ты его явно…
- Крепко обнимаю вас, Милан! – Перебила я. – Позовите, пожалуйста, Ивана, а сами скорее поезжайте на массаж. У вас совсем нет времени!      
- Хорошо! Обнимаю тебя, Яничка! Возвращайся скорее! Нам всем троим, точнее, четверым, без тебя плохо.
Милан передал планшет Ивану, и после бодрого обмена приветствиями я начала вкрадчивым голосом:
- Ванечка, вы себе не представляете, как здесь холодно! Я мёрзну, как лист на ветру. Вы не могли бы поехать сейчас в магазин и купить мне тёплый кардиган?
- Канди… чего? – Не понял Иван.
- Это такая вязаная кофта на пуговицах, - просветила я его. – Я сейчас переведу деньги вам на карту и напишу свои размеры в смс. Съездите?
- Да, не вопрос, - отозвался Иван.
- Только, пожалуйста, Ванечка, никаких унылых расцветок! – Закапризничала я. – Я хочу только малиновый! И смотрите, чтобы это был чистый оттенок спелой малины, без всякой синевы!
- Только малиновый? – Ужаснулся Иван. – А если я не найду такого?
- Тогда посмотрите жёлтый или салатовый,  - смилостивилась я, – но только чтобы это были яркие, насыщенные цвета, а не тёмно-бежевый и не зеленовато-серый. Хорошо?
- Хорошо, - согласился Иван, но по лицу его было видно, что ничего хорошего обо мне и моих капризах Иван сейчас не думает.
Ослушаться было всё же рискованно, и Ванька засобирался в магазин, рассказывая попутно, что ещё гаденького написали о нас в газетках. В принципе, ничего нового. Фантазия авторов ограничивалась довольно узким кругом свадебно-туалетных тем.
Я порадовалась про себя, что Ванька сейчас надолго уйдёт из дома, и Ярек получит долгожданную передышку. Пусть хоть поспит нормально! Неужели у него дома дела обстоят ещё хуже, чем у Милана? Трудно в такое поверить, но приходится.
Иван «полаялся с предками и перекрывается у Милана». Я поругалась с мамкой и тоже по большому счёту, перекрываюсь у Милана. Вот, и Ярек, видимо, полаялся с Лидкой  и перекрывается у Милана. Добряк Милан подобрал нас всех троих, словно брошенных щенков, и теперь считает своим долгом нести за нас, дураков, ответственность. Стало, в очередной раз, безумно жаль Милана. За что ему такие друзья, как мы?
Когда я закончила говорить, отключила вызов и повернулась к Борису, я чуть не рухнула под тяжестью его взгляда.

Глава 17
- Хорошо управляетесь со своим… мужским монастырём! – Заметил он саркастически.
- Это не монастырь, а психлечебница, и главврач там вовсе не я, а Милан! – Ответила я со смехом, пытаясь загладить неловкость.
Во время эмоционально напряжённого репортажа из палаты номер шесть я успела забыть о присутствии Бориса в комнате. Почему он не вышел и не дал поговорить мне с Миланом наедине? Ответов может быть много, результат один, и, надо сказать, теперь я рада, что всё произошло именно так.
Но в тот момент я не чувствовала ничего, кроме досады и недоумения. Я злилась на Бориса за его манеру вечно быть рядом. Да, он всегда под рукой, когда необходим, но и в те моменты, когда тебе до зарезу надо побыть одной, Борек тоже рядом.
Похоже, у моего друга проблемы с соблюдением границ. Впрочем, это ему не особо мешает в жизни. Говорят, хороший человек тем и отличается от дурного, что его недостатки являются продолжением его достоинств, а не наоборот.
Как бы там ни было, Борис теперь смотрел на меня своим тяжёлым, давящим взглядом, и глаза его казались чёрными. Я не знала, куда себя девать и что говорить, поэтому сидела на месте и крутила башкой по сторонам. Ой, а вон в том углу тоненькая трещинка на потолке! Если будет землетрясение, она сначала углубится, а потом…
- Вы любите его, Яничка, - изрёк вдруг Борис таким траурным тоном, что я чуть не заплакала.
- Я люблю их всех! – Парировала я. – И Милана, и Ваньку, и Ярека…
- …и Марека, - вклинился Борис. – Аминь.
- И его тоже! – Гордо подтвердила я.
- Вы любите Ярека как мужчину, Яна, - печально сказал Борис, - но убеждаете себя зачем-то, что вам небезразличен Борек.
- Вы мне очень нравитесь, Борис, - призналась я, - но, если вы разочаровались во мне…
- Я вами ещё больше очаровался, Янина! – Горячо заверил меня Борис. – Сколько внимания к Милану! Какой ловкий подход к Ивану! Сколько доброго медицинского юмора вкупе с состраданием к пациенту и заботой о нём! Я не знал вас с этой стороны, но вы, похоже, не менее талантливый врач, чем поэт. Талантливый человек…
- Я не врач, а фельдшер, - прервала я Бориса. – Ваши слова мне приятны, конечно, но это самые обычные действия современного фельдшера Скорой.
- Кого вы сейчас обманываете? – Спросил Борис, усмехнувшись. – Столько эмоций я видел только на чемпионате мира по футболу! Вы даже с Миланом в запале перешли на «ты»!
- Такое иногда случается между нами, - я пожала плечами.
- Обожаю эту вашу манеру пожимать плечами! – Воскликнул Борис. – Ваши волосы, руки, губы способны сделать меня вашим рабом на всю оставшуюся жизнь! Но объясните мне, неразумному, ради всего святого: зачем вы пытаетесь убедить себя и всех вокруг, что не любите Яромира? Что вам это даёт?
- Это даёт мне чувство самоуважения, - изрекла я неожиданно даже для самой себя. – Яромир уже почти три года живёт с девушкой и не делает ей предложения. Он скрывает от меня этот факт, а я знаю. Мне Иван рассказал.
- Девушка – это та самая Лидия, у которой одни наряды на уме?
Вот ведь чёрт! Всё замечает и помнит!
- Она самая. Лидия приезжала к Яромиру, когда он лежал в больнице, но, похоже, не сказала ему, что виделась со мной. Яромир ведёт себя так, словно мне ничего не полагается знать о Лидии, и я о ней по-прежнему не знаю. Но ведь я-то знаю! И мне непонятно, зачем он так себя ведёт! Неужели он совсем не уважает меня и считает лёгкой добычей, с которой можно завести мимолётную интрижку, а после спокойно надеть штаны и уйти?!
Я замолчала и отвернулась. Борис тоже молчал. Минут через пять он первым нарушил молчание:
- Мне кажется, это какое-то недоразумение, - сказал он.
- Что вы имеете в виду?
- Лидию, - пояснил Борис. – Очень странно, когда человек, имея свой дом и… почти жену, выписывается из клиники и отправляется гостевать в дом к другу, где далеко не все ему рады. У Яромира должна быть веская причина поступать так.
- Полаялся с Лидкой и перекрывается у Милана! – Я устало махнула рукой. – Что ж тут непонятного?
Борис залился своим молодым смехом.
- Как у вас всё однозначно, Яничка! На мой взгляд, он не просто, как вы изволили выразиться, полаялся с Лидкой. Там, похоже, всё уже развалилось!
- До такой степени развалилось, что она пришла на дом к Милану? – Поинтересовалась я саркастически.
- Так ведь это она пришла! – Возразил Борис. – Она к нему, а не он к ней! Он к ней как раз-таки не захотел ехать! Думаю, единственная веская причина, по которой Яромир отправился из клиники не к себе, а к Милану – вы.
- Чтобы я ухаживала за ним? – Выдвинула я свою версию.
- Яромир знал, что вы в отъезде? – Ответил Борис вопросом на вопрос.
- Да, знал, - ответила я, подумав. – Милан сказал ему и даже не велел звонить мне и писать, чтобы не отвлекать от съёмок.
- Вот видите! – Воскликнул Борис. – Два дня – это достаточный срок, чтобы такой крепкий парень, как Збогар, пришёл в себя после интенсивного лечения. Когда вы вернётесь, ему ваш уход будет не нужен или почти не нужен, помяните моё слово. Ему нужны вы сами, Янина. Он тоже вам нужен. Я не пойму, зачем вы всё усложняете!
- Но Иван сказал… - завела я вновь.
- Иван мог что-то перепутать, либо не знать ситуации до конца. И вообще, мне кажется, он ревнует вас к Яреку по-детски. Вы ведь много возились с племянником, когда он был маленький?
- Вообще не возилась. Я ни разу не видела его маленьким.
- Иван приёмный! – Догадался Борис. – То-то, я смотрю, парнишка к вам не совсем ровно дышит! – Рассмеялся он, разбрасывая по комнате искорки своих глаз. – Молоко на губах толком не обсохло, а туда же!
- Это не он, это я приёмная, - бахнула я.
Смех оборвался. Снова недоумённый взгляд. Что ж, заняться в ближайшие час-полтора всё равно нечем.
Я рассказала Борису то, что поведала вам до этого места, читатель, кроме событий будущего, конечно. Борис местами грустил вместе со мной, местами хохотал, либо укоризненно качал головой. Когда я, наконец, умолкла, Борис сказал:
- Как хорошо, что всё выяснилось, Яничка! Иначе мы с вами могли натворить непоправимого.
- Нет, не могли, - ответила я. – Я успела лишиться невинности до вас.
Мне показалось, что я очень смешно пошутила, но Борис с серьёзным видом покачал головой.
- Разве дело в этом, Янина? У меня по отношению к вам были самые серьёзные намерения! – Ну, вот, ещё один… с серьёзными намерениями!
Что же мне на них так везёт в последнее время?
Борис, между тем, продолжал:
- Представляете, если бы мы с вами поженились, зажили бы общим домом, родили детей, завели собаку… а вы смотрели бы на меня и думали о том, что всё хорошо, только вот Борек – не Ярек! Вы стирали бы мои рубашки, а они не того цвета, размера, фасона. Они по-другому пахнут. Смотрели бы на наших с вами детей и искали в них сходство с любимым мужчиной, с которым у вас никогда не было близости! Каково нам с вами приходилось бы?
Я опустила голову и произнесла:
- Вы ни о чём таком даже не догадались бы, Борис. Я ни за что не стала бы вас просвещать.
- Я в этом уверен! Вы делали бы всё, от вас зависящее, чтобы мне с вами было хорошо. Вы были бы отличной женой для меня. Только я всё равно чувствовал бы, что все ваши дары предназначены не мне. Злился бы, накручивал себя и…
- Что вы такое говорите, Борис? – Возмутилась я. – Каким образом вы могли бы это почувствовать? Читать мысли пока ещё никто не умеет!
Борис долго молчал, а после выдал:
- Вчера во время нашей с вами прогулки вдоль ручья меня не оставляло ощущение, что вы целуете не меня, а кого-то другого, Яничка. Вы были со мной необыкновенно милы и нежны, но вы не со мной гуляли, согласитесь. Вы ведь постоянно думали о нём!
Мне оставалось только подивиться проницательности Бориса.
- Вы хорошо знаете и любите мужчин, Яничка, - продолжил Борис, и я напряглась, не понимая, куда он клонит. – Вы видите в мужчине, прежде всего, человека, друга, а не источник дохода или удовольствия и не тягач, за который можно зацепиться и выехать на нём в более высокий социальный слой. Именно поэтому с вами хочется находиться рядом, общаться, помогать по мере возможности. Вы должны хорошо знать, что любой мужчина, даже старик – это большой ребёнок. Мы и чувствуем как дети! Попробуйте обмануть ребёнка: не любя его, внушить, что вы его любите. Ничего не выйдет. Так же и с мужчинами.
Мы ещё долго беседовали в моём номере. Борис заверил, что не сердится и что готов остаться для меня добрым другом. Это было чистой правдой, что и подтвердило время. Ну, а в тот день я подумала, что очень мало знаю о нём, хотя он знает обо мне, кажется, уже всё.
- У вас есть дети, Борис? – Спросила я.
- Да, две девочки, - ответил он. – Старшая учится на первом курсе университета, младшая в предпоследнем классе.
- Они остались с матерью после развода?
- Младшая осталась с матерью, а старшая живёт… жила со мной.
- Почему в прошедшем времени? – Поинтересовалась я, похолодев внутренне.
- Со второго семестра Хелена ушла в студенческое общежитие. Сказала, что собирается строить свою жизнь самостоятельно. Я не возражал. Она умная, правильная девочка. Я уверен, у неё получится всё, что она наметила и даже немного больше, но… Знаете, как тоскливо приходить в пустой дом, Янина?
Мне никогда ещё толком не приходилось жить одной, да ещё и в собственном доме, но я очень хорошо понимала, о чём говорит Борис. Ты приходишь туда, где ты никому не нужен и не интересен, и неважно, что тебя встречает – пустые углы и безмолвные стены или унылое равнодушие тех, с кем ты обитаешь на одной жилплощади.
- …а я ещё не такой уж древний! – Продолжал, между тем, Борис.
- Сколько вам лет, Борек? – Спросила я.
- Сорок три, - ответил он, помолчав. – Я только сейчас подумал, что староват для вас, Янина. До этого момента такая мысль не приходила мне в голову.
- Вы ошибаетесь, Борис! – Заверила его я. – Вы не староваты даже для дружбы с нашим Иваном, хотя по возрасту годитесь ему в отцы. Такой человек, как вы, хорош и ценен в любом возрасте.
Борис ничего на это не ответил, только с жаром поцеловал мне руку. Снова эти каштановые с небольшой проседью волосы перед глазами. Снова запах полыни и талого снега. На этот раз я удержалась от того, чтобы погладить волосы Бориса. 
Чуть позже мои мысли чувства, касающиеся этого замечательного человека, вылились в строки:

Эти волосы пахнут полынью
И весенним, звенящим ручьём,
И глаза отзываются синью,
Под которой мы дышим, живём.

Знаю, ты ненадолго со мною,
Но пока мне с тобой по пути,
Пробираемся общей тропою.
Ни за что нам с неё не сойти.

Мы с тобой разминёмся когда-то
И другими путями пойдём.
Это будет не грусть, не утрата,
Не какой-то болезненный слом.

Не меня ты искал в этой жизни.
Не тобой моё сердце полно.
Да, другими заполнены мысли,
Хоть желание, вроде, одно.

Я на меньшее нет, не согласна.
Ты не хочешь быть кем-то другим.
Рок смеётся над нами безгласно,
Превращая эмоции в дым.

Глава 18
За окном ожидаемо-неожиданно распогодилось, и повторилось вчерашнее безумие, усиленное лужами, грязью и порывами сбивающего с ног ветра. Борис был где-то рядом, всегда готовый прийти в случае необходимости на выручку. Он перезнакомился почти со всеми, с кем-то обменялся телефонами, только со своей будущей женой Бранкой так в тот день ни разу и не пересёкся. Когда произошёл тот нелепый случай с увольнением, телефон знакомого юриста дал ей кто-то из сострадательных коллег.
Нам удалось завершить съёмки до заката, когда природа вновь впала в приступ ярости, швыряясь кубометрами дождя и снега в окна маленького отельчика и завесив небо такими непроглядными тучами, что сквозь них не пробивалось ни лучика Солнца или Луны, и казалось, что наступил Апокалипсис.
Пришлось заночевать в отеле, а рано утром за мной и Борисом приехал Матиц. Он, видимо, плохо выспался и был крайне недоволен тем, что его заслали до свету в «эту чёртову Кратву», и всю дорогу жаловался нам с Борисом на высокие цены бензина и продуктов, вспоминая, как безмятежно жилось всем и каждому в прошлые, социалистические времена. Я не имею ничего против социализма, но что-то подсказывает мне, что любезному Матицу хорошо ноется в любых политических и экономических условиях. Таких людей полно: они ничего не хотят сделать, чтобы наладить, как следует, даже собственный быт, но лучше всех знают, как надо управлять государством.
Этот водитель Милана в отличие от дядюшки Йозефа был крайне неприятен мне, но деваться из движущегося автомобиля было некуда, и, чтобы как-то сбить Матица с темы жалоб, я спросила его о жене и дочках. Я знала, что у него их три, возрастом от десяти до девятнадцати лет, и он их всех, как, впрочем, и свою жену, очаровательную, смешливую толстушку Магду, очень любит.
Матиц готов говорить о них часами! Вот и пусть говорит о своей семье. Это гораздо приятнее, чем его нытьё про бензин, квартплату и прочее подобное. Жалобы Матица вдвойне противнее оттого, что Милан им с дядюшкой Йозефом очень хорошо платит, да ещё и кормятся они на своём трудовом посту тоже за счёт хозяина. Йозеф считает, что ему крупно повезло, а Матиц… это Матиц!
Наконец, в рассеивающейся утренней дымке показалась Любляна. Красные и белые стены её исторических зданий, их высокие шпили и стрельчатые окна, малоэтажные кварталы, утопающие в зелени… Со мной здесь случалось всякое, но как я люблю этот город! Сейчас он постепенно просыпался, отряхивая с себя сонную одурь и готовясь к новому трудовому дню. Улицы и улочки потихоньку заливал солнечный свет, и туман оставался только над реками и каналом.
Борис попросил высадить его в центре. На прощание он сначала приник к моей руке, а после мы обнялись так, словно прощались навсегда. Впрочем, так оно в некотором смысле и было: мы прощались навсегда как пара. Отныне только дружба связывает нас крепкими нитями взаимной симпатии и общих воспоминаний.
Вот и дом Милана. Ворота бесшумно открылись, и автомобиль аккуратно вплыл в них, оставляя за собой музыку просыпающегося города и разливанное море впечатлений от поездки.
Закинув на плечо дорожную сумку, я поскакала к дому. Примерно через час Милан идёт на пробежку. Я хочу пойти с ним. Ещё я хочу приготовить завтрак для моих обожаемых мужчин, ещё…
Едва войдя в гостиную, я попала в крепкие, тёплые со сна объятья Милана. Я с удовольствие вдыхала аромат его кожи с ноткой жасмина и миндального молока, гладила его прямую, твёрдую, как доска спину. «С чувством глубокого удовлетворения» я отметила, что Милан, несмотря на безумие последних дней, заметно посвежел.
- Слава Создателю! – Выдохнул он мне в самое ухо. – Я здесь без тебя чуть с ума не сошёл!
- Ничего, - успокаивала я Милана, поглаживая его коротко остриженные волосы цвета спелой пшеницы. – Ты у нас парень крепкий, со всем справляешься!
- Ты, наверное, очень устала, сестрёнка,  - сказал Милан ласково, - и тебе лучше не идти со мной на пробежку.
- Наоборот, лучше пробежаться, я так свежее себя потом весь день чувствую, - заверила я Милана. – Лучше лягу сегодня пораньше.
Последняя фраза была сказана зря, но в тот момент я пребывала в полной уверенности, что моё намерение лечь пораньше не может не осуществиться.
- Как Ярек? – Спросила я.
- К вечеру ему стало намного лучше, - радостно сообщил Милан. – Я давал ему лекарство, как ты сказала. Он сперва не хотел его принимать, но, когда я поклялся, что это ты его порекомендовала, Яромир сразу перестал капризничать. Он даже два раза выпил чаю с этими твоими сучками, как ты советовала.
- С сушками, - поправила я.
- Ну, с ушками, какая разница? Главное, что Яреку стало лучше. Правда, к ночи он захандрил.
- Опять Иван? – Спросила я встревоженно.
- Нет. Иван сегодня не ночевал у меня. Принёс какие-то пакеты с одеждой, сказал, что ты велела купить, и поставил их у тебя в комнате, потом снова ушёл. Вечером отзвонился, что остаётся на ночь у друга. Яничка, у меня такое ощущение, что Ярек расстроился из-за того, что ты не приехала ни вечером, ни ночью. Мы ждали тебя до последнего и легли спать далеко за полночь… Я не хочу сказать ничего плохого, я понимаю, что ты была занята, и съёмочный процесс дело непростое… Но он очень расстроился! Ты бы…
- Я навещу его немедленно, - пообещала я.
Милан отнёс мою сумку наверх, мы с ним условились о пробежке, и я, прихватив свой медицинский чемоданчик, отправилась в комнату Яромира.
Ярек спал, повернувшись на левый бок и подложив руку под голову. Я провела осмотр во сне, убедилась, что его жизни ничто не угрожает, и невольно залюбовалась спящим атлетом. Как жаль, что я не скульптор! Я сделала бы сотни статуй-Яромиров – Яромир спящий, Яромир, играющий в футбол, Яромир, отдыхающий в кресле с собакой у ног…
Я любовалась волосами Ярека и с трудом преодолевала желание прикоснуться к ним, а ещё лучше – зарыться в них лицом и вдыхать, вдыхать до бесконечности запах Солнца и степных цветов; я точно знала, что волосы Яромира пахнут именно так.
Мне хотелось прильнуть к его горячим, нежным губам, увидеть, как, просыпаясь, открываются его золотые глаза… Но нет!
Нет, нет и ещё раз нет. Этот человек лгал мне о своих серьёзных намерениях. Он почти три года лгал несчастной глупышке Лидии, пользуясь её юной красой и доверчивостью. Что бы там ни сказал Борис, последнее просто отвратительно. Я могу простить многое, но многолетний гражданский мрак в этот список не входит, а, ведь, скорее всего, это самое многое, что могло ждать  меня в отношениях с Яромиром. Если его перестала устраивать косуля Лидочка, пусть поищет какую-нибудь другую… недостреленную лань! Мне такого счастья не надо.
Я поднялась и направилась к выходу.
- Яничка, милая, вы вернулись! – Услышала я за спиной хриплый спросонья голос Яромира. – Наконец-то!
Я натянула на лицо вежливую улыбку и повернулась к своему пациенту лицом.
- Здравствуйте, Яромир! – Произнесла я, приобнимая его за шею и легко целуя в щёку.
Я заметила, что щёки Ярека гладко выбриты, а волосы просто благоухают чистотой. Пижама на нём тоже была чистая и, кажется, даже глаженая. Видимо, он и впрямь ждал меня вчера, готовился к встрече. Что ж, похвально. Чистота – залог здоровья.
- Я пришла осмотреть вас, но вы так сладко спали, что я не решилась вас будить, - сообщила я любвеобильному спортсмену, открыла медицинский чемодан и приступила к осмотру.
Все показатели были в норме, разве что пульс немного учащён. Кожа и слизистая чистые, хрипов в лёгких не наблюдается и так далее по списку. Я заставила Яромира принять адсорбент, сказала, чтобы ничего не ел, пока я сама лично не принесу ему завтрак, пожелала хорошего отдыха и собралась выйти, но Ярек удержал меня за руку и почти насильно усадил в кресло. Сам он расположился на полу возле моих ног. Вылитый Марек!
- Вы не хотите побыть со мной, Янина! – Произнёс он огорчённо. – Почему?
- Потому что я договорилась пойти на пробежку с Миланом. У меня осталось от силы минут двадцать, чтобы успеть переодеться, распаковать вещи, запустить стирку, привести себя в порядок и почистить кроссовки. Я пришла к вам прямо с дороги, Ярек, едва выйдя из машины.
- Простите меня, Яничка! – Горячо извинился Яромир. – Я не подумал об этом. Вы устали. Может, вам лучше не идти сегодня на пробежку?
Где-то я это недавно уже слышала. Может, вам перестать мной командовать, дорогие мужчины?
Кажется, последнюю фразу я нечаянно сказала вслух. Яромир покраснел.
- Я хотел бы прояснить кое-что для себя, - начал он робко. – Мне кажется, вы охладели ко мне из-за того, что слишком часто в последнее время видите меня слабым. Но я не всегда такой, Яничка! Просто…
- Что вы называете слабостью, Яромир? – Перебила я. – То, что вы боретесь с последствиями опаснейшей травмы и находитесь на пути к победе?
Ярек заметно приободрился.
- И потом, если уж вы хотите что-то там прояснить для себя, то знайте: мне известна ваша… семейная ситуация! – Яромир снова залился краской и опустил голову. – Я не сержусь на вас, - продолжила я, - потому что в жизни бывает всякое, и не всегда хватает мужества, чтобы признаться в некоторых вещах, - преданный, полный надежды взгляд, - но мне крайне неприятно то, что я узнаю об этом не от вас, а через пятые руки!
- Простите меня, Яна, - прошептал Яромир. – Я подумал, что…
- Ни о чём вы не подумали! – Строжила я зарвавшегося героя-любовника. – Вы поддались очередному порыву и натворили, не пойми чего!
Тут мне стало совестно, что я отчитываю больного человека, и я произнесла гораздо мягче:
- Но, как бы там ни было, я вас прощаю! Вы всегда можете рассчитывать на мою помощь и дружбу.
Сейчас он психанёт, как следует, а я гордо встану и уйду, не оставив этому лицемерному бабнику никакого выбора, но Яромир вдруг просиял лицом и сказал то, что я никак не ожидала услышать:
- Помощь и дружба! Это не так уж мало. Я запасусь терпением и подожду. Может, со временем…
Что должно произойти со временем, проскочило мимо моего сознания. Заявление Яромира о том, что он чего-то там подождёт, что называется, подвесило меня.
Яромир Збогар запутался между двух, если не больше, девушек, одной из которых он пользуется как сосудом для сброса кое-чего лишнего, а с другой ему интересно, потому что она слегка долбанутая, пишет о нём настоящие стихи и постоянно во что-нибудь влипает, и он подождёт! Подождёт чего? Когда Лидии надоест ждать у моря алых парусов, и она пошлёт Ярусека далеко и качественно? Или подождёт, когда рухнут мои моральные принципы и самоуважение съёжится до размеров инфузории туфельки?
- …только не отталкивайте! – Вдохновенно актёрствовал спортсмен. – Дайте мне…
- Я уже дала вам адсорбент, - обрубила я его театральный монолог, - а часа через полтора принесу вам завтрак. Сегодня вам, Яромир, лучше избегать физических и психологических нагрузок. Мне пора. Отдыхайте!
Я поднялась настолько резко, что артист погорелого театра отпрянул от неожиданности. На то и был расчёт. Я подхватила свой чемодан и вихрем вылетела из комнаты погибающего таланта.
Я успела только переодеться и рассортировать вещи, как пробило восемь часов, и пора было идти на пробежку. В углу стояли пакеты с кардиганами. Интересно, что там вчера накупил Ванечка? Узнала я об этом не скоро.      
Мы с Миланом сходили на пробежку, а примерно к нашему возвращению явились Иван с Мареком. Я привела себя в порядок и принялась готовить завтрак. Сегодня я решила сварить овсянку. Овсянка – это то, что нужно сейчас Яреку для окончательной поправки здоровья. Ещё ягодный кисель не повредит.
Я сварила кисель, налила почти полный большой бокал и поставила его на окно, чтобы остыл. Сварив овсянку на воде с добавлением трёх кусочков сахара, я отложила порцию для Яромира, тоже поставила её на окно остужаться и принялась колдовать над остальной кашей.
Я вытащила гроздь спелого винограда из вазы с фруктами, порезала виноградины на половинки, извлекла из них косточки и бросила в овсянку. Ещё я заранее замочила курагу в кипятке, и теперь порезала её на довольно мелкие кубики и тоже отправила в кашу. Перемешав всё, я убедилась, что блюдо получилось красивым и вкусным. Попутно я сделала несколько тостов, сварила кофе для себя, Милана и Ивана, а для Яромира заварила крепкий чай в маленьком чайнике.
Я люблю, чтобы стол был накрыт красиво, и сервировала его, испытывая ни с чем не сравнимое эстетическое удовольствие. От этого приятного занятия меня неожиданно отвлекли какие-то хлюпающие звуки. Я повернула голову в сторону окна и увидела, как Марек с удовольствием доедает овсянку Яромира. Видимо, у меня был такой растерянный вид, что Иван расхохотался:
- Пёс-собака объел человека-пса! В жизни ничего смешнее не видел!
- Ничего смешного, Иван! – Рассердилась я. – Яромир ждёт, когда я принесу ему завтрак, а здесь такое!
Иван расхохотался ещё громче. Стеклянные сосульки люстры, кажется, уже устали звенеть. Я схватила бокал с остывшим киселём и, вручив его Ивану строго сказала:
- Отнесите это Яромиру. Скажите, что каша будет чуть позже. Пока пусть выпьет кисель.
Иван взял бокал и нехотя поплёлся в Яромирову спальню.
Я сунулась в контейнер, где хранилась овсянка, и поняла, что её не набирается даже на половину порции каши. В этот момент Милан спустился к завтраку. Я рассказала ему о своём несчастье и спросила, есть ли ещё в доме овсянка. Милан кивнул, взял пустой контейнер и отправился в кладовку.
Прошло пять минут. Потом десять. Иван вернулся от Яромира и с аппетитом поглощал овсянку, тосты с джемом и кисель. Я забеспокоилась о Милане и пошла в кладовку.
То, что я там увидела, повергло меня в дикий, панический ужас.
Кладовка – это тесный чуланчик с полками по стенам. На полках хранились запасы крупы, соли, сахара, макарон и прочих подобных продуктов. Ещё там лежало всякое сезонное барахло вроде лыж, санок, спасательных кругов и матрасов. Чуланчик освещался слабенькой лампочкой под самым потолком, и в её тусклом, желтоватом свете прямо посреди помещения стоял Милан, и слёзы градом катились по его бледному, печальному лицу.
Я перепугалась так, что надолго застыла на пороге, недоумённо глядя на происходящее. Милан не замечал меня.
Опомнившись, я подскочила к нему, обняла и прижала к своему плечу его голову. Милан продолжал беззвучно плакать, словно ничего и не случилось. Я сразу же принялась ощупывать его шею и плечи, но они не были напряжены, как это обычно бывает. Милан был полностью расслаблен, а слёзы лились и лились из его глаз, заливая моё платье и шею, капая на воротник его рубашки. Он не пыталась успокоиться и вытереть их.
Сколько он простоял так? Что происходило в течение этого времени с его многострадальными мышцами? А с нервами? А…
- Мальчики мои… - Сказал вдруг Милан, всхлипывая. – Лиза, повариха, а иногда сама Светлана, приходили сюда, чтобы набрать для них крупы к завтраку. Они не хотели есть овсянку, а я сердился на них, ругал… Если бы они сейчас были здесь! Если бы…
Я гладила Милана по волосам, плечам и шее, бормоча что-то успокоительное. Милан замолчал и перестал всхлипывать. Неожиданно он отстранил меня, взял за плечи и сказал:
- А ведь если бы это были наши с тобой дети, Яничка, они были бы сейчас здесь, с нами! Ты бы ведь никогда не поступила так со мной, правда?
По правде сказать, я опешила.
- Всё будет хорошо, Милан, - выговорила я, наконец. – Всё уляжется, и вы будете видеться со своими мальчиками. Светлана не имеет права запрещать вам видеться с детьми!
- Я был идиот, - произнёс Милан настолько спокойно и буднично, что у меня по спине от ужаса побежали мурашки. – Променять такую девушку на…
- Успокойтесь, Милан! – Прервала я. – Всё сложилось, как сложилось. Зато сейчас наша связь так крепка, что её не разорвать никому. Всё будет хорошо.
Последнюю фразу я повторила несколько раз, продолжая обнимать Милана и гладить по волосам. Дверь в кладовку неожиданно распахнулась, и вошёл Яромир. Лицо его было крайне встревоженным.
Взглянув на наши лица, он моментально всё понял и заключил нас обоих в свои размашистые, могучие объятья. Мы стояли втроём, обнявшись, словно футболисты на поле. Только мы не поздравляли полузащитника с голом. Мы жалели своего печального вратаря и капитана, наловившего голов сеткой.
Я вдруг поняла, что нахожусь сейчас в объятьях двух самых своих любимых мужчин, и я нужна им обоим. Им без меня худо. Что теперь будет с Миланом? Я не вижу признаков надвигающегося приступа невралгии, но что это – излечение или признак более страшной болезни? Чего нам ждать? Инфаркта? Инсульта? Успокоиться и забыть обо всём?
Меня начало трясти мелкой дрожью, но Яромир, почувствовав это, стиснул свои объятья ещё крепче, и дрожь моментально унялась. Мне стало ясно, что с такой поддержкой мне, да и Милану, не страшны любые встряски. Мы со всем справимся, и в кои-то веки я не одна.
Я потихоньку уговорила Милана выйти из кладовки и прилечь на диван в гостиной. Иван с Мареком успели куда-то снова уйти, и в доме было тихо-тихо, только тиканье часов ненавязчиво ласкало слух своим спокойным, умиротворяющим ритмом.
- Отдохни, Мильчик, - говорила я Милану, укрывая его тёплым, шерстяным пледом. – Ты устал. Тебе нужно поспать. Когда ты проснёшься, ты будешь бодр и здоров. Всё будет хорошо.
Яромир выразил желание побыть с другом, а я вновь отправилась в злополучную кладовку, чтобы разыскать, наконец, злосчастную овсянку и накормить Яромира завтраком. Овсянка отыскалась достаточно быстро, я сварила кашу – минутное ведь дело – и поставила её остужаться. На этот раз вроде бы ничто не угрожало её сохранности.
Милан уснул, и Яромир прошёл к себе в комнату. Я поставила на поднос овсянку, чашку крепкого, несладкого чая, пару тостов на маленькой тарелочке и отправилась вслед за Яромиром.
Когда я вошла, Ярек полусидел на кровати. Руки его были скрещены на груди, глаза полузакрыты. Бедняга! Он тоже вымотался за бесконечное сегодняшнее утро. Ещё и ничего не ел вдобавок.
Я поставила поднос на тумбочку возле кровати и обратила внимание, что кисель стоит нетронутым.
- Вам не понравился кисель, Яромир? – Спросила я, подумав, что это, в общем-то, странно: Иван только что пил его и нахваливал. Неужели Ярек настолько привередлив?
- Мне не понравились слова, с которыми вы мне его передали! – Отозвался Яромир довольно холодно. – Я многое могу от вас стерпеть, Янина, но прямые оскорбления…
- Чем же я оскорбила вас, Ярек? – Спросила я как можно приветливее.
Не хватало ещё заморить ослабленного человека голодом из-за каких-то глупых слов!
- Тем, что пригрозили надеть мне на голову всю кастрюлю, если я не выпью эту чашку! – Выпалил Яромир обиженно и покраснел.
Я расхохоталась. Детский сад «Слонёнок»! Да, прав был Борис – большие дети, причём все до одного.
- Вам смешно, а, на мой взгляд, это очень грубая шутка! Я не ожидал такого от вас, Янина!
- Правильно делали, что не ожидали! – Ответила я, просмеявшись. – Я не говорила такого. Я попросила Ванечку отнести вам кисель и сказать, что овсянка будет позже, потому что вашу кашу случайно съел Марек.
- Ну, Иван! – Вспылил Яромир уже по другому адресу. – Я ему когда-нибудь голову откручу!
- Не стоит, - я ласково положила ладонь на мускулистую руку Яромира. – Ванечка просто пошутил.
- Иван не пошутил, Яна, - горячо возразил Яромир, - он солгал, чтобы поссорить нас!
«Иван солгал, чтобы поссорить нас…» - Эта мысль навела меня на какие-то смутные догадки, которые тут же разлетелись в клочья, потому что позвонила Марженка. Я испытала что-то вроде небольшого приступа ужаса, увидев её номер на экране. Подумалось, что она, возможно, сейчас мне выскажет за Бориса, но Марженка и словом не обмолвилась о нём. В тот момент я подумала, что она, возможно, не в курсе событий, но она не заговорила об этом со мной и после ни разу. Вот у кого поучиться чувству такта!
- Яничка, - завопила Марженка, едва успев поздороваться, - если ты не при смерти, срочно собирайся и приезжай в редакцию «Нимфы»! Они хотят взять у тебя интервью! Правдивое интервью, Яна, а не то, что публикуют разные мусорные издания!
Ещё бы! «Нимфа» - это серьёзный журнал. Он, конечно, о женщинах и для женщин, но он публикует из номера в номер истории успеха знаменитостей в виде интервью с ними, в которых те рассказывают много интересного и полезного. Здесь никто не будет заниматься поиском сенсаций-однодневок. Это скорее психологический, биографический журнал. Его оформление шикарно, стоимость не мала, но при этом тиражи остаются стабильно высокими со времени основания в конце восьмидесятых.
- …наконец-то опомнились! – Продолжала Марженка. – Завтра запись передачи с твоим участием на «Мире культуры». А всё почему? Потому что тётя Марженка выгодно пристроила книги своей девочки, и они теперь очень неплохо расходятся в европейских книжных магазинах!
Я поблагодарила Марженку за её нелёгкий труд, спросила адрес редакции и попрощалась с ней. Ещё разговаривая, я заметила, что Яромир потянулся за киселём. Теперь он уплетал овсянку, улыбаясь и время от времени демонстрируя мне поднятый вверх большой палец. Я была рада, что друг Милана теперь накормлен, и ему не грозит голодная смерть.
Я написала на листке, во сколько Яромиру следует принять лекарство, а также что и во сколько поесть в следующий раз, оставила ему чёткие инструкции насчёт Милана и собралась бежать. Неожиданно Ярек удержал меня за руку и произнёс, восторженно глядя мне прямо в глаза:
- Я горжусь вами, Яничка! Вы большая умница и талант.
В ответ я потрепала его по волосам и выбежала из комнаты. Казалось, что во мне заработал какой-то маленький, неутомимый моторчик – я не чувствовала никакой усталости и досады на то, что едва оказавшись дома, я снова должна куда-то бежать, сломя голову.
К обеду я, возможно, успею вернуться, а на шесть вечера у меня запланирована фотосессия для каталога «Супер-базара» с небольшим, буквально на пять-шесть предложений, интервью. «Вернусь часов в девять-десять, уложу Милана и сразу лягу спать!» - думала я тогда.

Глава 19
Для интервью я выбрала малиновое платье-футляр без рукава с белой отделкой и белым с малиновыми вставками жакетом. К этому наряду – белые перфорированные туфли-лодочки и бордовая сумка с ручками, переплетёнными наподобие кос. Перед выходом я взглянула на Милана. Он крепко и глубоко спал на диване в гостиной, и мне было за него не страшно, ведь с Миланом остаётся Яромир, значит, всё будет в порядке.
Яромир вскоре тоже спустился в гостиную. Он не хотел оставлять Милана одного. Увидев меня при параде, Яромир выдохнул восхищённо:
- Какая же вы красавица, Яничка! Они точно разместят вас на обложке!
- Ну, конечно! – Отмахнулась я. – Больше им и размещать некого, можно подумать!
Однако Ярек оказался прав. Номер с бело-малиновой Яниной Рупник получился ярким и стильным и разлетелся из киосков и с полок магазинов в первые два дня.
Работать с персоналом «Нимфы» было одно удовольствие – никаких навязчивых действий, ни одного бестактного вопроса. Только то, что я сама готова поведать о себе. Интервью получилось достаточно интересным, интригующим, но без всякого намёка на перетряхивание нижнего белья и заглядывания в спальню.
Я вернулась домой, как и планировала, и чуть не упала прямо на дорожке сада: Милан и Яромир, беззлобно шутя и пересмеиваясь, работали в саду. Словно не было утреннего выплеска эмоций. Словно Яромир был совершенно здоров. Словно над ними не висело облако скорой долгой разлуки. Я искренне порадовалась за них, хотя радость моя в тот момент и  была слегка тронута грустью.
Я приготовила обед для своих обожаемых мужчин и позвала их к столу. Аппетит у всех был прекрасным, настроение замечательным, в окно кухни-гостиной светило солнце.
Когда мы собирались встать из-за стола, зажужжал вызов видео-домофона. Милан подошёл и через минуту сообщил с обалдевшим видом, что «Збогара и его жену» спрашивают «какие-то люди, кажется, работяги». Взглянув на пришедших, я поняла, что это скорее забулдыги, чем работяги. К нам пожаловали те самые дядьки, с которыми мы намедни провели тот необыкновенный по своей глупости мини-футбольный матч.
Взявшись за руки, как полагается мужу и жене, мы с Яромиром отправились навстречу своим ночным знакомым. 
- Ну, вот, я же тебе говорил, а ты: «Лесбиянка, лесбиянка!» - Напустился один гоповатый дяденька на другого, едва завидев нас с Яромиром. – Муж и жена они, причём давно!
Мы не стали спорить с дядьками на эту тему в ту ночь. Не стали мы этого делать и сейчас, а только рассмеялись, глядя на живописную группу забулдыг у Милановой калитки.
- Здорово, дружище! – Приветствовал Яромира нестройный хор их хриплых, резких, надтреснутых и прочих голосов.
- И вам здравствовать, пани Янина! – Я тоже не осталась без внимания.
- Ты это… - Обратился вожак гопников к Яромиру, - прости нас. Мы не знали, что у тебя травма, и что ты потом в больницу загремишь.
- Ничего, всякое бывает, - ответил Ярек великодушно. – Я сам должен был быть осторожнее.
Тут откуда-то из-за спин впереди стоящих появилась огромная корзинка с фруктами, которую вожак вручил Яромиру со словами:
- Это тебе для поправки здоровья.
Мы с Яромиром были тронуты до слёз. Это надо же – такая огромная корзинка! Вскладчину, должно быть, куплена. Всё-таки любят Яромира у него на Родине, хоть и подсмеиваются над ним иногда, как в тот вечер.
Из-за наших спин появился Милан и произнёс:
- Что же вы у калитки стоите? Может, пройдёте? Чаю выпьем…
- Не, господин Котник, - ответил вожак, хотя многие из толпы за его спиной, кажется, были не против. – Куда нам с тобой чаи гонять? Мы чего покрепче любим, а ты у нас за ЗОЖ! Вон, вы с сестрицей своей почитай каждый день бегаете с утра.
- Она ему не сестрица, - встрял какой-то надоедливый голос сбоку. – Ты видишь, не похожи совсем, да и фамилия у неё другая!
- А почему Янина твою фамилию не взяла? – Встрял ещё один любопытный, обращаясь к Збогару.
- Потому что она тоже персона известная! – Ответил ему другой. Кажется, он у них в стае занимал должность Всезнайки. – Вот сменит она фамилию, и что? Кто такая Янина Збогар? А Янину Рупник все знают, вон книжки её в магазинах продаются.
- Тогда почему Рупник, а не Котник? – Снова докопался любопытный.
- Это у неё психдоним, - охотно пояснил Всезнайка. – Чтобы никто не догадался, кто она такая.
- А чего позорного носить фамилию Котник? Вон, два брата и оба знаменитости, а она третья!
- Вот именно, третья! А Янина не такой человек, чтобы быть третьей. Она хочет быть первой, вот и взяла себе психдоним.
- А почему тогда она русская, если она их сестра?
- Да пошутила она, ты чё, не понял?
- Ну, да! Пошутила! А кто по-русски ругался?
- Да мало ли кто? И что теперь, обязательно быть русской, чтобы ругаться по-русски?
- Да не, она им, должно быть, сестра только по отцу. У ней мать русская была!
- Вы, наверное, хотите, чтобы я дал вам автографы? – Спросил Яромир, прерывая потоки увлекательнейших догадок.
- Да, да! – Загалдели гопники. – И Янина пускай распишется, у меня жинка очень уж до её стихотворений про любовь охотница! И господин Котник пусть даст автограф, тоже ведь знаменитость, да ещё какая! Театрошная!
- Ты в театре хоть раз был, умник?
- А тебе какая разница – был-не был? Пойду, как время придёт!
К нам протянулся лес рук, сжимающих плакаты, календари и прочую печатную продукцию с изображениями Яромира. Кто-то протягивал и чистые листки. Мы по очереди расписались на всех. После, галдя и споря о чём-то, делегация удалилась восвояси.
- Замечательные ребята! – Похвалила я. – Сами задали вопросы, сами на них ответили. Нам и выдумывать ничего не надо!
Мы рассмеялись и отправились в дом. Яромир нёс корзину с фруктами как самый ценный приз в своей жизни. Что ж, такую народную любовь надо заслужить!
На несколько минут мы остались с Яромиром одни в гостиной.
- Это хорошая примета, когда парня и девушку принимают за супругов, - сказал Яромир, глядя мне прямо в глаза с мечтательной улыбкой. – Это значит, что у них всё получится!
- Ну, да, - согласилась я, - и у вас, и у меня всё получится. У вас всё сложится с тренерской работой в Ростове, мои книги понравятся европейским читателям…
- Вы всё шутите! – Расстроился Яромир. – А я серьёзно!
- Если уж совсем серьёзно, господин Збогар, то я не верю в приметы, - кажется, Яромир был этим немало удивлён. – Здесь на днях цыганка была, тётка Джульетта, так та вообще, такого напредсказывала! Чистый Нострадамус! И что? Всему безоговорочно верить?
- Кто-кто здесь был? – Расхохотался Яромир. – Тётка Джульетта?
- Ну, да. Цыганская мать Ванечки.
- А дядьки Ромео и неё случайно нет? – Спросил Яромир, покатываясь со смеху.
Мне тоже стало весело.
- Есть, наверное! - Ответила я, смеясь. - Такое сокровище, как тётка Джульетта, вряд ли будет куковать в одиночестве!
Мы ещё немного пошутили на тему нострадамусов-предсказамусов, и я отправилась на фотосессию, которая после показа мод и съёмок ролика в горах показалась курортом. Персонал работал быстро и слаженно, и домой я вернулась к девяти часам вечера, чему была необыкновенно рада.
Милан, Яромир и Иван сидели за столом в гостиной и обсуждали свои работы в саду. Речь зашла о том, чем засадить многочисленные цветочные клумбы. Я выполола их и взрыхлила землю, и они стояли теперь пустые и унылые в ожидании новых цветочных постояльцев.
Иван предлагал половину клумб «убрать к чёртовой матери», потому как с ними морока одна, и поставить на их места «подзаборных гномов».
- Не подзаборных, а садовых, - строго поправил Милан.
- Какая разница? – Досадливо пожал плечами Иван. – Они полюбасу лучше цветов. Их помыл раз в месяц из шланга, и порядок, а с этими вашими цветочками возня одна!
- Ничего мы убирать не будем! – Возразил Милан. – Над устройством сада работал ландшафтный дизайнер. Лучше ничего не трогать, а то перепортим всё.
- Дурак он, а не дизайнер! – Резюмировал Иван, но со своими подзаборными гномами больше не встревал.
- Лилии хорошо смотрятся в клумбах, - сказала я.
- И левкои, - добавил Яромир.
Я задумалась. Пытаясь представить себе левкои, осознала вдруг, что понятия не имею, как они выглядят, хотя название этих цветов слышала неоднократно.
- О чём задумались, Яничка? – Спросил Милан.
- Ни разу в жизни не видела левкоев! – Призналась я. – Знаю, что такой цветок существует, но как он выглядит… Даже странно!
Яромир встал из-за стола и поднялся к себе наверх. Минут через пять спустился, сказал, что скоро будет, вышел в прихожую, надел куртку и ушёл. Хлопнула калитка. Послышался звук отъезжающего автомобиля. Иван победно взглянул на меня, и в его взгляде явственно читалось: «Ну, что? Теперь точно не побежишь за ним!» У меня потемнело в глазах.
Милан сказал, что всё решено: лилии, левкои и флоксы. После встал со стула и начал подниматься по лестнице. Иван промолвил что-то вроде «развели-тут-свои-клумбы-нормальному-человеку-ступить-негде» и отправился терзать телевизор. Я сидела за столом ни живая, ни мёртвая.
Что, если Яромир напьётся и ввяжется во что-то гадкое? Даже если и не ввяжется ни во что, ему сейчас алкоголь крайне вреден. Ещё я знаю, что в сочетании с ним некоторые лекарства дают совершенно непредсказуемые последствия. Я уронила голову на руки, но тут же резко вскинулась, потому что сверху послышались звуки виолончели. Милан репетирует!
- Иван! – закричала я. – Вы это тоже слышите? Я точно не сошла с ума?
- Конечно, слышу, - отозвался Иван. – Что вас так взволновало? Никогда не слышали, как дядька репетирует?
- Очень давно не слышала! – Призналась я. – Уже бояться за него начала всерьёз.
- Ну, и зря, - спокойно возразил Иван. – Он уже третий день репетирует… Хотя, некоторые люди у нас не всегда ночуют дома!
- Некоторые люди не гуляют, а работают! – Возразила я.
- Ладно, не заводитесь, - сказал Иван примирительно. – А за этого алкаша не переживайте. Ничего с ним не сделается.
Может, и не сделается. Он ведь не был в этот раз расстроен? Иван, вроде, говорил, что Яромир напивается, когда расстроен. Или был?
В терзаньях и метаньях провела почти полтора часа.
Навела порядок в комнате. Запустила стирку. Погладила то, что высохло. Подготовила к завтрашним съёмкам сиреневый костюм, я его ещё ни разу не надевала. Стёрла с ногтей лак. Накрасила другим. Высушила.
Сочинила стих. Записала его. Внесла правки. Переписала. Вот, что получилось:

Я хочу целовать твои волосы,
Нежность губ на губах ощутить,
Наслаждаться рокочущим голосом,
И по полю - вдвоём, во всю прыть!

Я хочу быть любимой и радостно
Вместе в небо смотреть и мечтать,
И признаний, горячих и сладостных,
Принимать на себя благодать.

Я хочу... Только ты непонятное
Говоришь, да и делаешь, но
Почему-то по-прежнему кажется,
Что увижу тебя под окном

Не сегодня, так завтра, и сбудутся
Мои самые смелые сны.
А пока остаётся лишь кутаться
В шаль из грёз, ожидая Весны.

Позвонил Евген. Видимо, качество связи было в тот день не очень хорошим, и голос моего бывшего слышался словно бы издалека. Это было так созвучно моему настроению!
- Привет, Янка! – Посыл вроде бы бодрый, но прозвучало грустновато.
- Здравствуйте, Евгений.
- Ты ещё сердишься на меня?
- За что?
- Ясно…
- Что тебе ясно?
- Сердишься. Ты это… Прости меня, Янка! Давай начнём всё сначала. Хочешь, поженимся? Я тут недавно мимо ювелирного проходил…
- Ясно.
- Что тебе ясно, Янка?
- Начитался обо мне новостей в Интернете, знаешь, что мои книги неплохо теперь продаются… в пяти-шести европейских странах. В широких слоях узкого круга, так сказать.
Повисло довольно долгое молчание.
- За кого ты меня принимаешь? – Вяло обиделся Евген.
Он всё или почти всё делает вяло: работает, ест, злится, целуется…
- За того, кто ты есть: небывалого хитреца и умника.
Похоже, Евген был озадачен. Вроде бы я его не оскорбляю, а вроде… Тля в огороде!
- У тебя всё ко мне прошло? – Грустно поинтересовался хороший мальчик Женечка, он же «этот твой упырь», «мукой обсыпанный» и так далее по списку.
- Евген, давай не будем…
- Нет, будем! – Разозлился Женька. – Скажи честно, ты замутила с Миланом?
«Замутила»!.. Терпеть не могу это слово! Замутить можно чистую воду в стакане, например, если плюнуть туда или прополоскать грязные пальцы. Об этом я и сказала своему вяло-эмоциональному собеседнику.
- Ну, закрутила роман, не знаю, как это у вас теперь называется. Тебя не смущает, что у него двое детей?
- Нет, - ответила я. – Тебя же не смущает, что ты говоришь глупости, так почему меня должен смущать факт наличия двоих детей у некого мужчины?
Снова повисло молчание.
- Давай прощаться, - предложила я. – Время позднее, и вообще…
- У меня нет больше надежды? – Спросил Евген.
- Не знаю, - ответила я, немного подумав. – Если ты с ней в последнее время не мутил…
- С кем? – не понял Евген.
- С Надеждой, - ответила я серьёзно.
- Всё шутишь…
- Ни капельки.
- Ладно. Прощай.
Короткие гудки. Видимо, я должна была расплакаться и начать перезванивать, но жизнь – это тот ещё фильмец. Он очень редко совпадает со сценарием, выдуманным нами. И вообще, ну его, этого Евгена. Голова совсем другим занята.
Яромира всё не было. Наплевав на женскую гордость и прочие высокие материи, я набрала его номер. Длинные гудки. Не отвечает. Что за напасть?! Неужели я снова расстроила Ярека, и он не желает со мной говорить?
Я уже совсем собралась зареветь в голос, когда вспомнила о Милане. Пусть этот глупый индюк Ярек не желает разговаривать со мной, но с Миланом-то он поговорит, я надеюсь! На него наш гордый птица-ёж-не-полетит-коль-не-пнёшь вроде бы не обижался!
Я опрометью бросилась на третий этаж, в мансарду. Это была святая святых – комната для репетиций Милана. Когда Милан занимался, входить нельзя было никому, но тут вопрос жизни и смерти.
- Мильчик, родненький! – Заголосила я с порога. – Миллиард извинений! Яромир ушёл и не возвращается! Где его носит?!
Я уже почти рыдала в голос. Милан встревожился, но не из-за Ярека, а из-за меня.
- Яничка, ласточка моя, успокойся! – Оставив инструмент, он подлетел ко мне и теперь бережно сжимал мои ладони в своих небольших, но твёрдых и сильных руках. – Яромир – взрослый человек. Если ушёл, значит, у него есть какие-то дела. Он их сделает и вернётся…
- Какие дела могут быть по ночам, Мильчик? – Разорялась я. – Вы помните, чем закончился его прошлый ночной поход?
Кажется, моя тревога начала передаваться Милану. Он уже совсем собрался звонить Яреку, как вдруг у ворот послышался шум автомобильного двигателя. Мы с Миланом прильнули к мансардному окну. Точно. Приехал Яромир. Вот он, выходит из машины и что-то достаёт с заднего пассажирского сиденья.
Мы оба кинулись вниз по лестнице навстречу нашему другу, а тот уже открывал дверь прихожей. Яромир радостно улыбался, а в руках его был огромный букет каких-то ярких диковинных цветов.
- Это левкои для вас, Яничка, - сказал Яромир. – Теперь вы знаете, как они выглядят и как пахнут…
Я не дала ему договорить, порывисто обнимая пошатуна за шею и целуя его в губы. Не буду лукавить, мне давно хотелось поцеловать его, но цель и смысл этого поцелуя были в другом. Я хотела проверить, не набрался ли он по дороге за цветами. Нет, не набрался. Даже странно. Что же он делал столько времени?
Тут распахнулась дверь, и я получила исчерпывающий ответ на свой вопрос: Матиц тащил ящик с рассадой, и это тоже были левкои. Матиц подмигнул мне, и лицо его при этом стало таким молодым и весёлым! Должно быть, он не всегда был коммунально-бензиновым нытиком. Да, и сейчас, как мы убедились в последнюю поездку, не совсем ещё безнадёжен. Настроение сразу подпрыгнуло выше некуда, и ещё минут тридцать в доме царила атмосфера абсолютного веселья.
- Где же ты раздобыл левкои  на ночь глядя? – Спросил Милан. – Нет, с букетом всё понятно, это не проблема. А рассаду где взял?
Яромир хитро улыбнулся.
- Здесь неподалёку живёт один старенький дедок… Мы лазили мальчишками в его сад за яблоками… Так, вот. Он теперь занимается разведением цветов на дому и рассадой торгует. Вот я и зашёл по старой памяти! – Заключил Яромир, смеясь.
- Он ещё не спал? – Спросила я.
- Нет, он подолгу не ложится. Всё футбол смотрит! – Яромир снова засмеялся.
- Представляю его удивление, когда один из игроков вдруг объявился с другой стороны от телевизора! – Сказал Милан, и мы снова дружно рассмеялись.
- Да, уж! Удивился он знатно! – Согласился Яромир.
Наконец, все угомонились. Яромир и Милан разошлись по своим комнатам. Иван остался в гостиной у телевизора. Неожиданно он подозвал меня и с заговорщическим видом принялся закатывать рукав рубашки.
- Что вы делаете, Ванечка? – Немного испуганно полюбопытствовала я.
В последнее время мне бывает страшно разговаривать с этим несносным мальчишкой. Вечно он что-нибудь выдаст такое!..
На этот раз Иван принялся демонстрировать мне недавно набитую татуировку. Это были китайские иероглифы и ещё какие-то непонятные символы. Красоты в этом не было никакой. Смысла… Может, он, конечно, и был, да чёрт его разберёт, этот китайский символизм!
- Отличный партак! – Похвалила я.
Ванька обиделся. Глаза его сузились, и он выдал, как выстрелил:
- Конечно! Вы-то с дядькой художественное шрамирование предпочитаете!
А, чего я, собственно, ждала?
- Один-один! – Сказала я и рассмеялась.
Я подумала, что это всё, но злопамятность Ивана, похоже, родилась на пару минут вперёд него, в чём мне вскоре и пришлось убедиться.
Взяв свой «волшебный набор», я отравилась в комнату Милана. Он сам разобрал кровать и теперь проветривал комнату перед сном. Мы болтали с ним о разных приятных мелочах, пока я делала массаж. Убедившись, что мышцы не зажаты и все рефлексы в норме, я на всякий случай померила Милану давление и пульс, и они тоже оказались нормальными. Надо будет проконтролировать его давление в течение оставшихся дней его отпуска. Так, на всякий случай.
Я пожелала Милану спокойной ночи и с чувством выполненного долга  отправилась к себе в комнату, но, когда входила, услышала внизу в гостиной, какую-то странную возню, всхлипывания и всхрюкивания. Ещё мой слух уловил несколько сдавленных ругательств и звук передвигаемой мебели.
Я наскоро закинула свои масла и всё прочее в свою спальню и бегом кинулась вниз по лестнице в гостиную. Какой кошмар! Так и есть… Иван, похоже, в очередной раз довёл Яромира, и тот не выдержал.
- Убью мерзавца! Задушу ко всем чертям! – Хрипел Яромир, ухватив Ивана за шею сзади и пытаясь наклонить его так, чтобы тот уткнулся лицом в пол.
Я немного успокоилась. Так делают обычно в том случае, когда хотят напугать, а не убить.
- Пусти, долбоклак! – Простонал Ванька, пытаясь пнуть Яромира пяткой, но тот был настороже.
- Я тебя заставлю нести ответственность за свои слова! – Хрипел Ярек. – Думаешь, такой взрослый? Думаешь, можешь говорить любые гадости о людях, которые тебе ничего плохого не сделали?!
- Что здесь происходит? – Громыхнула я сверху.
И Ярек, и Иван, как по команде, выпрямились. Первым опомнился Иван и собрался бежать, и даже уже рванул с места, но был ловко пойман Яромиром за шиворот. Да, годы, проведённые в профессиональном спорте, видны сразу. Реакция как у тигра. От такого не убежишь.
- Повтори, что ты сказал, гадёныш! – Выплюнул Яромир сквозь зубы. – При Янине повтори!
- Не буду я этого повторять! – Заныл Иван.
- Будешь, скотина! – Заверил его Яромир. – Если ты считаешь, что не сказал ничего особенного, как ты здесь только что разорялся, так повтори!
- Этот долбоклак спросил меня, где Яна, - начал Иван, - а я ответил ему, что Яна… нет, я не могу!
- Можешь! – Громыхнул Яромир почти над самым ухом Ванечки, и тот выдавил из себя:
- …что Яна, как всегда, кормит Милана грудью на ночь!
- Ты не это слово сказал! – Возразил Яромир, багровея. – Не «грудью», а…
- Сиськой! – Выкрикнул Ванька, зажмурившись, и слёзы покатились по его лицу.  – Ненавижу тебя! – Заорал он на Яромира. – Можешь меня убить, если хочешь, но я тебя ненавижу!
- На кой чёрт ты мне сдался, убивать тебя! – Произнёс Яромир с презрением. – Ещё я потом в тюрьме не сидел ни за что, ни про что!
Нервы мои не выдержали, и я громко расхохоталась. Отважные борцуны из гостиной уставились на меня с недоумением. Мне было смешно от того, как зловредный Ванька здорово отомстил мне за «партак» и прочие мои прегрешения перед ним. Ещё разбирал хохот от самой себя в роли кормящей матери, у которой размер груди едва достигал единицы. А ещё…
- Вы смешной человек, Яромир, - выдавила я, едва отсмеявшись. – Играете здесь в благородного рыцаря… Все эти красивые слова, пламенные признания, букеты, наказания сопливых обидчиков… А сами уже почти три года девчонке голову морочите! Живёте с ней, предложение не делаете, да ещё и видеть не хотите! Как будто живой человек для вас – игрушка! Наигрались, да и закинули в ящик!
Я всё больше распалялась, а выражение лица Яромира делалось всё более недоумённым.
- Что вы такое говорите, Янина? – Спросил Яромир, когда я, наконец, притомилась выкрикивать свои обвинения. – Кому я три года морочу голову? О какой девушке вы ведёте речь?
- О какой? – Переспросила я. – У вас их столько, что вы уже всех и не помните!
- Единственная девушка, за которой я всерьёз пытался ухаживать в последние три года – это вы, Янина, но, похоже, вы составили такое мнение…
Голос Яромира прервался. Он вдохнул-выдохнул несколько раз и продолжил:
- И ни с какими девушками я никогда не жил, Янина. Я простой мужик, деревенщина, можно сказать, и считаю, что если не можешь без неё жить, надо жениться, а если нет…
- А как же Лидия? - Спросила я, кое о чём уже догадываясь. – Лидия, у которой на уме одни наряды?
- Это моя тётка, - ответил Яромир с досадой. – Вы знаете, Янина, некоторые люди никогда не взрослеют. Вот и она из таких. Четыре брака, четыре развода. Ни профессии, ни работы нормальной. Зато любовь к красивой жизни зашкаливает. Набрала кредитов. Отдавать нечем. Продала дом. Пришла жить ко мне. Я не могу её выгнать. Это сестра моей матери.
Что случилось с матерью Яромира, я знала. Бедный Ярек! Вот вам и успехи с достижениями, и популярность с деньгами! Он как в аду кипит, причём почти всю жизнь.
Позже я узнала, что тётка Лидия – настоящая психопатка, к тому же. Она все нервы Яреку вытрепала.
Однако оставался ещё один не прояснённый момент.
- Яромир, к нам в ваше отсутствие приезжала молодая девушка Лидия. Она представилась вашей... почти женой. Я отвезла её к вам в клинику и проводила до палаты. Кто она такая?
- Обыкновенная фанатка – вот кто она такая! – С горечью просветил меня Яромир. – Ко мне таких пять приходило, и все «мои почти жёны», либо «мои девушки» на худой конец. Не верьте им, Яна, и никогда больше не впускайте их в дом!
Ванька уполз в угол и сидел там, на полу, спрятав лицо в коленях. Яромир выглядел измотанным, как боксёр после трудного поединка. Думаю, я и сама в этот момент выглядела не лучше их. Такими мы втроём и предстали пред светлые очи Милана, до спальни которого, похоже, донеслись наши крики и всё прочее.
- Посмотрите, до чего вы себя довели! – Начал Милан укоризненно. – Может, хватит вам уже шпионить за мной по ночам? Успокойтесь, прошу вас! Я ничего с собой делать не собираюсь!
- К-как? – Спросил Иван из своего угла. – Как ты догадался?
- Нетрудно было догадаться. Когда за мной следил один Ярек, я думал, что у него бессонница, а когда вы начали сменять друг друга каждую ночь… Особенно Иван усердствовал! – Расхохотался Милан. – Как тебе, Ванек, удобно на кушетке в моей спальне? У бедного мальчика ведь нет своей кровати в этом доме!
Мы стояли внизу и взирали на Милана с открытыми ртами, а тот, отсмеявшись, продолжил:
- Милые вы мои! Лучшие мои друзья! Запомните: Я не собираюсь умирать, я собираюсь жить.
- Слава Богу! – Подал голос Иван из своего угла. – Я-то уж думал, эта тупая курица совсем тебя с ума свела… - Под уничтожающим взглядом Яромира Иван осёкся.
- Как бы ты ни относился к Светлане, она моя жена. Я люблю её и наших детей. Только жизнь состоит не из одной семьи! Жизнь многогранна как бриллиант, и любовь, семья, дети – всего одна его грань. Есть ещё масса других – это любимое дело, творчество, работа, друзья, книги… Их масса! – Повторил Милан для убедительности. – Тот, кто пытается жить чем-то одним, обкрадывает себя и других. Ещё есть люди, которым какие-то грани недоступны, либо они не сумели открыть их для себя. Я счастливый человек, ведь мне открылось столько граней! И неужели вы думаете, что я возьму тяжеленный пресс и раздавлю бриллиант, который я гранил долгие годы? Вы считаете меня сумасшедшим?
- Прости нас, Милан, - отозвалась я. – Мы хотели сделать как лучше, но, кажется, перестарались.
- Вы очень много для меня сделали и делаете! – Горячо возразил Милан. – Вы вытащили меня из такой чёрной хандры! Я сам не понимал, насколько глубоко в ней увяз. Вы все – и ты, Яничка, и ты, Ярек, и ты, Иван, так много значите для меня! Я буду ужасно скучать без вас в Латинской Америке, но я очень вас прошу: отмените свои дежурства! Не надо этого больше. И ещё. Вы, двое, Яромир и Яна… Прошу вас… Прекратите…
В горле Милана застрял комок, и он так и не смог выговорить, что именно нам с Яреком прекратить. Я сразу догадалась, что имеет в виду Милан, Яромир тоже, однако у Ивана была своя версия:
- Вы, оба, прекратите постоянно врать, доводить хорошего мальчика Ванечку и называть его долбоклаком! – Выдал Иван, и все мы расхохотались.
Этот смех нёс нам покой и облегчение.
Оставалось только разойтись, наконец, по своим комнатам, что мы и сделали. Проходя мимо Милана, я обняла его, почувствовав крепкое, братское объятье в ответ. Точно так же Милан обнял Яромира и Ивана. Яромир говорил позднее, что когда Милан и Иван разошлись по комнатам, он пробрался к дверям мой обители, постучал три раза, но я не ответила. В ту ночь я рухнула без чувств на кровать, едва увидев подушку, и проспала до половины восьмого, как убитая.

Глава 20
Тем утром я проснулась знаменитой. Мои сборники рассказов, переведённые в пожарном порядке на несколько европейских языков, стали хитами продаж в первые же дни. Телефон Марженки разрывался от звонков с каналов культуры и серьёзных печатных изданий, меня шли поздравлять соседи, друзья, в том числе Борис с огромной корзиной цветов, футболисты-гопники, на этот раз преимущественно парами и семействами. Явились и тётка Джульетта со своим «дядькой Ромео», колоритным седоватым цыганом с гитарой, который, оказывается, успел уже сочинить пару романсов на мои стихи…
И только корреспондентов моих любимых жёлтых изданий не было видно. Я подумала, что стала им не интересна в свете последних культурных событий. Как я ошибалась!
Нет, моя творческая жизнь и биография, конечно, нисколько не волновали их, но это не означало, что их не интересую я сама. Как выяснилось потом, «чёрные фотографы», работающие на жёлтые издания, попрятались по соседним участкам, кустам и высоким деревьям, и после на основе отснятого материала их пишущие коллеги такого наваяли!..
«Скандальная писательница из России объявила себя коммунисткой и теперь общается исключительно с пролетариатом. Не готовится ли на вилле Милана Котника переворот власти?» Фото, как я пожимаю руки бывшему полузащитнику гопской команды Яромира и его семейству, прилагается.
«Янина Рупник, выросшая в покосившейся лачуге на окраине Сараева, снова упала на городское дно». Я в обносках Милана и в окружении семейства  капитана команды гопников обнимаю их младшего ребёнка. Наплевать, что их приход отвлёк меня от клумбы с моими любимыми теперь левкоями. Сказано, упала на дно, значит, упала! Тот факт, что простые люди, работающие на рынках, фабриках, в сфере наведения чистоты и перемещения грузов – не дно, а трудовой народ, тоже игнорировался напрочь. И вообще, не Сараева, а Саратова! Неужели так трудно запомнить? Я уже не говорю о том, что кирпичная пятиэтажка в центре города семидесятых годов постройки мало похожа на покосившуюся лачугу.
«Янина Рупник уходит жить в цыганский табор». Я на пороге садовой калитки прощаюсь с тёткой Джульеттой и её мужем.
«Янина Рупник торгует на рынке». Фото, как я заглянула на рынок поздороваться с Джульеттой и зашла за её прилавок, прилагается.
«Янине Рупник негде жить и нечего есть, и она вынуждена работать в службе благоустройства города». Я работаю в Милановом саду.
Судя по всему, пишущей братии прискучили мои нескончаемые любовные похождения, вот и пришлось сочинить что-то другое, тем более, я сама дала повод, возделывая клумбы в абы какой одежонке.
Я ещё ни разу не снималась толком на телевидении, и перед выходом из дома меня охватил жуткий мандраж. Меня трясло так, что когда Яромир принёс мне стакан воды, зубы стучали о стакан.
- Я поеду с тобой, сестрёнка! – Сказал Милан и отправился переодеваться.
- Я тоже! – Откликнулся Яромир и никуда не пошёл, потому, как был уже одет для выхода.
- И мне придётся поехать с вами, - нехотя проговорил Иван. – Должен ведь кто-то за вами приглядывать.
- Спасибо, приглядел уже, балбес! – Бросил Яромир, проходя мимо Ивана.
Да, Ванька, конечно, натворил дел со своим враньём о помолвке Яромира, но это, как вскоре выяснилось, было ещё не всё.
Мы прибыли на съёмки передачи в полном своём скандальном составе: бесстыдница Янина Рупник привезла с собой всех троих любовников, которых нагло выдавала за своих друзей и родственников. Наивные работники канала культуры, конечно, поверили. Очень уж убедительно эта четвёрка любителей одиозных светских выходов и странных прогулок изображала товарищеские отношения. Ни дать, ни взять – спортивная команда.
Так оно, в общем, и было. Милан – мой давний партнёр по бегу и силовым тренировкам. Яромир – отличный нападающий и друг отважной, безголовой голкиперши. Иван – настоящий спарринг-партнёр и участник шуточных многоборий. Милан – капитан нашей нелепой маленькой команды, а я по совместительству массажист.
Милые, интеллигентные женщины, бравшие у нас интервью, расспрашивали всех четверых о чём угодно – о творческих планах и спортивных достижениях, о политических взглядах и прочитанных книгах, о здоровом образе жизни и участии в рекламных проектах. Ни одного вопроса о личной-параличной жизни! Как я их за это люблю!
Иван рассказал о своей рок-группе, и этот момент даже вошёл в передачу, но, видимо, рок-группа и впрямь было баловством. «Гончие псы» в скором времени приказали долго жить. Иван считал, что распад группы – судьба, Яромир полагал это событие закономерным и исторически обоснованным, а я думаю, ребята разбежались оттого, что главный идейный вдохновитель увлёкся сначала работой в «Рыбном Доме», а после учёбой в медицинском колледже.
Когда время, отведённое для съёмок, близилось к концу, все вопросы были заданы, а ответы получены, и оставалось ещё минут пять-семь машинного времени, Иван неожиданно запел. Это была красивая, радостная народная песня о том, как меняют человека перенесённые испытания, и он начинает больше ценить добро, видеть мир более светлым и ярким, а в людях в первую очередь замечать всё доброе и хорошее, что в них есть. Такой человек скорее приходит на помощь и перестаёт отвечать злом на зло.
Звонкий, молодой голос Ивана плыл под потолком небольшой студии, наполняя души всех присутствующих любовью к жизни и чистой радостью. Ближе к концу песни плакали почти все, кто участвовал в съёмочном процессе, а наши милые, чувствительные интервьюеры просто заливались слезами.
После все благодарили Ивана, пожимали ему руки. Ванечке сделалось неловко, и после он даже просил у меня прощения за то, что отвлёк столько внимания на свою персону, но разве на такое обижаются? Это прямое проявление Дара, я Ивану так прямо об этом и сказала.
У всех нас четверых после съёмок той передачи было приподнято-возвышенное настроение, а главный режиссёр и редактор не верили своему счастью: столько интересных личностей за один раз! А ведь ждали-то одну Янину Рупник. Скандальная писательница, как всегда, всех обманула.
После мы сидели на открытой веранде ресторана под деревом, цветущим редкостными сиреневыми цветками, которые напоминали маленькие розочки. Яромир заметил, что мой костюм точь-в-точь повторяет их цвет, и я с теплом вспомнила своего нового друга Бориса и тот поход в магазин, когда он среди рядов деловой одежды унылых расцветок отыскал столько красивых, ярких вещей. Ни за что в жизни не стану носить коричневое, серое  и бежевое! Я не хочу сказать, что эти цвета плохие, но они настолько мне не к душе, что даже сама мысль о покупке такой вещи наводит на меня нестерпимую грусть.
Вскоре Милан отправился на встречу со своим гастрольным агентом, Иван отбыл по своим делам, а мы с Яромиром долго гуляли по городу, наслаждаясь его цветущей, весенней прелестью. Только одно омрачило нашу прогулку. Яромиру позвонил его агент и сказал, что он должен вылететь в Ростов не позднее, чем послезавтра.
Яромир клял, на чём свет стоит, свою непредусмотрительность: он совершенно забыл обозначить в договоре срок начала своей работы в качестве помощника главного тренера в ростовском футбольном клубе. В результате работодатель сам назначил дату и теперь настаивал на ней. На Ярека было жалко смотреть. Он успокоился только после того, как я обещала прилететь к нему через пару дней после начала Милановых гастролей. Мне нужно сначала заскочить в Москву, а после можно и в Ростов.
Мы говорили об этом так, словно мы с Яромиром – пара, и это нечто само собой разумеющееся и давно решённое. Так оно, в общем, и было. Просто непривычно, когда тебя понимают не то, чтобы с полуслова, а вообще без всяких слов.
Вернувшись в дом Милана, я ушла к себе в комнату, но долго в одиночестве не засиделась. В дверь постучал Яромир и с порога набросился на меня с поцелуями.
Аромат его кожи с нотками мускуса и гвоздики кружил голову. Отливающие золотом глаза сводили с ума. Кудри Яромира сами просились в ладонь, и их прикосновение к моему лицу, шее и плечам были одуряюще сладостными. Мощные руки спортсмена дарили столько тепла и нежности, сколько я не видела за всю свою предыдущую жизнь, и всё же, когда они стали слишком смелыми, я остановила Яромира.
- Прошу тебя, милый, не в этом доме! – Выговорила я, с огромным трудом стряхивая с себя оковы сказочного удовольствия.
- Но Милана нет дома! – Возразил Яромир. – И Ивана! Мы совсем одни…
- Милан обо всём догадается по нашим счастливым лицам, - заметила я. – Это такой острый предмет, который ни от кого не утаишь! И он может травмировать Милана.
Яромир с явным сожалением отпустил меня.
- Но ты ведь будешь моей?
- Да, Ярек, но не в этом доме.
- Я хочу быть с тобой постоянно! – С жаром проговорил Яромир. – Ты притягиваешь похлеще любого магнита!
- А ничего, что я вела себя с тобой в последнее время, мягко говоря, не очень? – Спросила я лукаво.
- Учитывая то, что наговорил обо мне Иван, ты была со мной просто ангелом! – Ответил Ярек, смеясь. – И всё же, как я тебя хочу, Янина!
- Я тоже много чего хочу, - парировала я. – Например, за тебя замуж и кусочек Луны с неба!
- Ты это серьёзно? – Вскинулся Яромир.
- Про Луну – да, - согласилась я с самым невозмутимым видом, - а насчёт всего остального…
Но Ярек уже устремился к выходу.
- Ты куда? – Спросила я встревоженно.
- Я скоро! – Бросил он на ходу и выскочил из комнаты.
Вскоре, как вы уже догадались, хлопнула входная дверь, а потом калитка.
Я сидела на своей розовой кровати в сиреневом костюме, а мысли мои были сплошь серо-чёрно-коричневыми. Сейчас, конечно, ещё день, а не глубокая ночь и не поздний вечер, но, зная склонность Яромира к спонтанным попойкам и действие алкоголя на ослабленный интенсивным лечением организм… Куда его понесло?!
Я старалась уговорить себя не волноваться, но из этого мало что выходило.
Не знаю, сколько времени я так просидела на своей кровати, кажется, минут сорок. Вернулся Милан. При нём я постеснялась демонстрировать своё беспокойство. После вчерашнего происшествия с левкоями это выглядело бы глупо.
Мы немного поговорили с Миланом о текущих делах, и я постаралась занять себя, чтобы не волноваться. Отправилась в сад и довела до ума оставшиеся три клумбы. Вернулась в комнату. Приняла душ. Оделась в лёгкое, цветастое домашнее платье. Сделала маску для лица. Выдержала положенные двадцать минут. Смыла. Вытерла пыль. Целых пять минут смотрела вместе с Иваном баскетбольный матч. Обнаружила себя прилипшей к окну в гостиной.
Со второго этажа спустился Милан и заговорил о Яромире. Что-то по поводу его скорого отъезда.
- Милан! – С жаром воскликнула я, когда он закончил фразу. – Ему чрез день вылетать! Что будет, если он сейчас уйдёт в запой?
- Уйдёт… куда? – Не понял Милан.
- В запой! – Повторила я, уже почти рыдая. – Он резко ушёл из дома и, кажется, был при этом расстроен! Его нет уже почти два часа! Он напьётся, - пообещала я вконец обалдевшему от моей пламенной речи Милану. – Он непременно сегодня напьётся, помяните моё слово!
- Кто напьётся? – Не понял Милан, подозрительно косясь на Ивана.
Тот поднялся с дивана и собрался выйти во двор, но Мареку приспичило поиграть, и тот не подпускал своего молодого хозяина к двери, тычась ему в колени и задорно виляя хвостом.
- Яромир! – Выкрикнула я. – Что вы так смотрите на меня? Вы первый день знаете своего друга?! Он всегда напивается в сосиску, когда расстроен!
- Яничка, детка, - начал Милан мягко, - ты, кажется, переутомилась и…
- При чём здесь это?! – Выкрикнула я.  – Твой лучший друг в опасности, а тебе хоть бы что!
- Кто тебе сказал, что Яромир напивается, когда расстроен? – Начал заводиться Милан. – Я знаком с ним пятнадцать лет, и за всё это время от силы три раза видел его с бокалом пива! Чтобы Яромир?! В сосиску?!
Видя моё растерянное лицо, Милан прекратил орать и спросил, уже гораздо мягче:
- Ты начиталась о нём глупостей в Интернете, да, Яничка? Но, ведь ты, как никто другой, должна знать, какова цена всем этим писулькам!
- Значит, Яромир не напивается, когда расстроен?
- Нет, конечно! – Охотно согласился Милан.
- Никогда-никогда?
- Никогдее не бывает! – Милан уже хохотал в голос.
- Ванька! – Рявкнула я тоном армейского прапорщика.
Иван застыл возле самой двери в позе бегущего египтянина.
- Убью, скотина! – Заорала я и кинулась в атаку.
В какой-то момент у меня мелькнула мысль, что я сейчас веду себя ничем не лучше, чем Яромир нынешней ночью, но она была слишком слаба против клокотавших во мне пузырей зеленовато-чёрного гнева.
Вскоре я обнаружила себя, волокущей Ивана к креслу. Он отчаянно выдирался, но ничего не мог против меня сделать.
Толкнув его на кресло вниз лицом,  принялась мутузить его так, что искры из глаз сыпались у обоих.
Милан, обхватив меня сзади за талию, пытался тащить, но куда ему против взбесившейся рыжей фурии. Я успевала отпихиваться от него, мутузить Ваньку, да ещё и сдавленно ругаться по-русски.
- Что это у нас здесь происходит? – Раздался весёлый голос Яромира от двери в прихожую. – Никак, оргия? Почему меня не дождались?
От неожиданности я выпустила Ивана и перестала отпихивать Милана, тот дёрнул меня, что было силы, и мы оба, сокрушая по пути торшер, рухнули на пол.
Торшер хряпнулся со всей силы о пол. Лампочки в нём разбились, и красивые стеклянные брызги метнулись в разные стороны, засыпая ковёр, паркет и моё платье. Вспоминая об этом случае, до сих пор недоумеваю, почему ни я, ни Милан не получили тогда ни одного пореза. В тот момент для меня существовал один только Яромир.
Он стоял в дверном проёме, и предзакатное Солнце освещало его лицо, руки и волосы. Казалось, что он сам и есть Солнце, вошедшее в дом. Когда Яромир только вошёл, его лицо блистало лучезарной улыбкой, но, увидев наш с Миланом полёт, Ярек ужасно перепугался и бросился на выручку, топча по пути осколки лампочек, разлетевшиеся журналы, смятый абажур.
Сильные руки поставили на ноги сначала меня, потом Милана.
- Вы целы? – Спросил Яромир встревоженно.
- Как ни странно, да! – Бодро отозвался Милан.
Я смотрела на Ярека, словно заворожённая. Иван тихонько выскользнул из дома.
- Как же вас так угораздило? – Спрашивал Яромир тоном строгого, но доброго отца, дети которого набедокурили  в песочнице. – Яничка, вы в чём-то выма… Янина! У вас кровь!
Со мной такое нечасто, но случается: от перенапряжения может пойти носом кровь. Впрочем, возможно, я успела приложиться обо что-то носом, например, о Ванькину чугунную башку.
Ярек мгновенно выхватил из кармана носовой платок, сунул его мне в руки, а меня легко, словно я и впрямь была пятилетней девочкой, подхватил на руки и удобно усадил на диване, обложив со всех сторон подушками. Милан бросился к холодильнику за льдом, сметя попутно со стола какие-то вазочки-тарелочки. Они разбились и усыпали осколками ту часть паркета, которая была ещё свободна от осколков ламп. Милан не обратил на это ни малейшего внимания.
Он вернулся ко мне, неся в руках пакет со льдом, и в его глазах цвета морской волны было столько беспокойства!
Милан и Ярек суетились вокруг меня, не задавая никаких вопросов, не делая никаких замечаний и не выдвигая никаких обвинений. Я так и не услышала ни от одного из них ни слова упрёка, ни в тот вечер, ни когда-либо ещё. Должно быть, так и бывает, когда тебя по-настоящему любят.
Я подумала о том, что как бы ни сложилась моя дальнейшая жизнь, я счастливый человек. Счастливый уже потому, что в моей жизни неоднократно случались такие моменты.
Кровотечение быстро прекратилось, но парни не позволили мне принять участие в уборке. Милан говорил, что это всё от переутомления, и я должна отдохнуть. Минут через сорок он всё же разрешил мне приготовить для всех чай, что я и сделала. Мы выпили чаю, беседуя о разных приятностях жизни, и никто не поднимал тему моего разбойного нападения на цыгана Ивана. Видимо, и так всё было ясно.
Сама я в глубине души ругала себя за свою сегодняшнюю несдержанность, но ведь всему есть предел. Я многое могу понять, но, когда выливают тонны грязи на честнейшего человека, который мне небезразличен, к тому же, трудно быть сдержанной и грозить пальчиком. Вдобавок, я не могла простить Ивану той его выходки в день нашего с Яромиром пыльного матча на пустыре. Мало того, что он оболгал Яромира в надежде, что я от него отвернусь, он ещё и Милану помотал нервы, прикидываясь больным.
Теперь мне было ясно, что Иван устроил тот спектакль, чтобы не отвечать на вопрос дядюшки о том, куда мы оба подевались. Я велела ему сказать Милану правду, а это означало, что надо признаться в своём вранье. И ладно, если бы это был безобидный розыгрыш! Ведь нет! Беготня по асфальту в ту ночь, похоже, и была тем, что помимо дурацкого матча добило коленный сустав Ярека.
А после ещё и наглая врушка Лидия! 
Позже я рассказала Яромиру о том, кем его выставили Иван, а затем и оленеокая красавица, в моих глазах. Ярек только подивился, что я не отвернулась от него сразу же, а я считаю, что ничего удивительного в этом нет.
Во-первых, я никогда не стану окатывать человека презрением за его слабости, если он при всех своих недостатках, не сделал мне и моим близким ничего плохого. Во-вторых, я с первого дня испытывала непреодолимую симпатию к Яромиру и, конечно, нашла ему оправдания. В-третьих, я не собиралась связывать с Яреком свою жизнь, и это позволяло мне сохранять самоуважение, не отказывая ему во внимании и помощи.
Как бы там ни было, Яромир понял меня. Он сказал, что сразу заподозрил во мне ангела, и оказался прав. Ангел я, конечно, ещё тот, но как приятно слышать такие слова из любимых уст!
После чая Милан ушёл к себе наверх репетировать, а Ярек с заговорщическим видом достал из кармана какую-то коробочку и протянул её мне:
- Кусочек Луны с неба, как просили, мадемуазель! – Произнёс он с озорной улыбкой.
Я открыла коробочку и обомлела. Кольцо, которое в ней лежало, было настолько необыкновенным, что я оторопело молчала минуты три-четыре. Это была авторская работа одного молодого, но уже достаточно известного ювелира. Я знала, что его произведения стоят немалых денег, но суть не в этом. В достаточно широкое платиновое кольцо, затейливо убранное головокружительными загогулинами, был вправлен сказочной красоты лунный камень.
Я долго любовалась его необычной красой, а когда подняла глаза на Яромира, он, рассыпая весёлые искорки из глаз, произнёс:
- Я согласен быть вашим мужем, Янина! Назначайте дату свадьбы!
Последние лучи закатного Солнца окрашивали интерьер гостиной в фантастический оранжевато-розовый цвет. Глаза Яромира светились золотом. Лунный камень испускал загадочное сияние. И всё это – под волшебные звуки Милановой виолончели.
Не выдержав столько красоты, я расплакалась, бросилась на шею Яромиру и принялась просить у него прощения за всё: за то, что так плохо думала о нём, наслушавшись Ванькиных и Лидкиных россказней и даже не попытавшись поговорить с ним самим. За то, что вела себя холодно и отстранённо, когда он больше всего нуждался в тепле и заботе. За то, что накачалась на его шею со своими шутками про замужество.
Ярек сначала обнимал меня и гладил по волосам, повторяя, что я не виновата, и я хорошая. Услышав последнюю фразу, он немного отстранил меня и сказал, старясь быть серьёзным, хотя в его глазах так и прыгали весёлые чертенята:
- Значит, ты пошутила, Яничка? На самом деле ты совсем-совсем не хочешь за меня замуж? Как же так? Я ведь уже поверил!
- В каждой шутке есть доля правды, Яромир, - произнесла я, всхлипывая. – Конечно, я хочу за тебя замуж, но если ты передумал…
- По-твоему я идиот? – Спросил Яромир, притворно нахмурившись. – Я не собираюсь упускать такой бриллиант!
Где-то я уже слышала о бриллианте по имени Янина. Кажется, в этой гостиной несколько дней назад.
- Выходи за меня, Яничка! – Ярек стоял сейчас передо мной на одном колене. – Я сделаю всё, чтобы ты об этом не пожалела.
Я вспомнила почему-то в этот момент слова своей бабушки о том, что «Главное, чтобы не пил и человек был хороший!» и рассмеялась. Всё, как завещала бабушка: не пьёт и человек хороший – прямой и правильный. Что ещё надо для счастья?
Я порывисто обняла Яромира и сказала, что хочу состариться с ним вместе. Ярек обнял меня в ответ, и спустя некоторое время со смехом произнёс:
- Интересно будет посмотреть на тебя старушкой! Ты будешь такая же авантюристка, как сейчас, или превратишься в брюзгу?
- А если превращусь в брюзгу, то что? – Спросила я, тоже смеясь.
Весёлость Ярека стала передаваться и мне.
- Тогда будем брюзжать вместе! – Пообещал Яромир, и мы оба так и покатились со смеху.
Потом я сказала, что, наверное, я тоже должна подарить своему жениху кольцо в знак нашей помолвки, но Ярек, оказывается, и об этом уже позаботился. Он с загадочным видом потянул тонкую, длинную цепочку на шее из какого-то белого металла, и вскоре из-за воротника его рубашки показалось висевшее на ней кольцо. Оно было тоже платиновым, но гораздо более простого, мужского дизайна.
- Я буду носить его пока так, - сказал Яромир. – Твоё кольцо затеряется у тебя на пальчиках среди пары-тройки других, никто и внимания не обратит, а если я начну вдруг носить кольцо, чего со мной ещё ни разу в жизни не случалось, это сразу вызовет вопросы. Милану, я думаю, и так нелегко видеть наши с тобой несчастные лица, когда один из нас где-то пропадает.
Я согласилась с Яреком. Мы ещё минут двадцать дарили друг другу нежность и ласку, а после пошли прогуляться по саду.
Там было всё в порядке. Оставалось посыпать дорожки свежим гравием и подновить крыльцо. Ярек сказал, что они с Миланом займутся этим завтра с утра. Я пожалела, что не смогу к ним присоединиться, потому что у нас с Марженкой всё утро будет посвящено работе с документами.
Яромир целовал мои ладони и уверял, что такие ручки должны как можно больше отдыхать. Во-первых, они слишком нежные и красивые, чтобы возиться с гравием, а, во-вторых, они и так делают для них с Миланом очень много. Ивана Ярек старался не упоминать, словно того нет в природе, и его можно понять, ведь Ванька мотает нервы Яромиру уже больше двух недель с небольшим перерывом. Однако молодой бездельник вскоре о себе напомнил.
С трудом оторвавшись друг от друга, мы с Яромиром отправились по своим комнатам, когда часы показывали одиннадцать ночи. Захватив свой «волшебный набор», а заодно и тонометр, я отправилась делать массаж Милану. Милан ждал меня, читая книгу на своей кровати. Кровать была разобрана, Милан облачён в пижаму – всё, как я люблю.
- Жуткая чепуха, но так увлекательно! – Сказал Милан, потрясая детективчиком в мягкой обложке из серии книг «Для тех, кто в дороге».
Я заметила, что он прочитал уже больше половины. Это безмерно радовало меня.
Да, конечно, все эти романчики и детективчики в мягких обложках – далеко не классика и даже не современная поэзия. Они ничему не учат, вряд ли чем-то обогащают, а только развлекают. Но Милан читает! Не грустит над книгой, а следит за действиями персонажей, возмущается, смеётся, уверенно двигается «от пролога к эпилогу», и это в его состоянии главное. В конце концов, подобная литература при всей своей небольшой художественной ценности не содержит ничего откровенно вредного, и это тоже радует.
Аромалампа распространяла мой любимый запах ромашки. Музыка для медитаций ненавязчиво разливала по комнате свои волны. Руки мои привычно скользили по смазанным массажным маслом шее, плечам, рукам Милана. Я с удовлетворением уже в который раз отметила исчезновение того страшного мышечного зажима, который столько долгих лет не давал моему кровному брату проявлять искренние эмоции. Похоже, один клин был выбит другим, не меньшим.
Позже Милан рассказал, что тот зажим появился у него после того, как он подростком видел людей, ведомых карателями на расстрел. В тот жуткий момент нельзя было плакать. Нельзя было проявлять никаких эмоций от слова «совсем», иначе пропадёшь сам и навлечёшь беду на друзей и близких. Первого Милан никогда особо не боялся, а второе было бы для него непереносимо. Самого расстрела он, к счастью, не наблюдал, но тот факт, что этих мирных граждан сейчас лишат жизни, подкосил его подвижную психику на долгие годы, наградив зажимом, невралгией и массой других неприятных последствий.
Об этом я узнала спустя примерно два года. Пока я просто радовалась улучшениям в состоянии Милана, и наша приятная беседа неспешно текла посреди успокоительных ароматов и звуков. Я забыла в тот день, как, впрочем, и во многие предыдущие дни, снять с пальцев кольца у себя в комнате, и мне пришлось снять их в комнате Милана, сложив на комод.
Я думала, Милан не замечает моих колец в упор, но в этот раз я поняла, что была неправа.
- У тебя новое кольцо, сестрица? – Спросил Милан весело, указывая на Яромиров платиновый шедевр с лунным камнем.
- Да, - ответила я небрежно, - взяла погонять у одной знакомой.
Милан взял кольцо, долго его рассматривал, а после выдал:
- Твоя знакомая, видимо, весьма состоятельная дама. Смотри, не потеряй кольцо!
Он сказал, я забыла… Если бы мне знать тогда, какую деталь подметил в этом колечке Милан! Я сама её вначале не замечала, но об этом чуть позже. 
После массажа Милан, как всегда, собрался в душ, а мне больше нечего было делать в его спальне, потому что теперь он мог сам о себе позаботиться. Пожелав друг другу спокойной ночи, мы разошлись в разные стороны.
Я отправилась к себе, и неясные строки, не дававшие мне покоя весь вечер, вдруг сами собой начали складываться в стихи:

С нотками гвоздики и мускуса
Очень близко слышу аромат.
Губы пряно-праздничного вкуса
Обещаньем радости манят.

Голос твой, ласкающий и страстный...
Он глубок, как древний Океан.
Верю, всё, что с нами - не напрасно,   
Ты самой Фортуною мне дан.

Бархатны руки прикосновенья.
Золотом глаза твои полны.
Я забуду все без сожаленья
О других мечты свои и сны.

Ты один отныне и навеки
В сердце исстрадавшемся живи!
Мы слились с тобою, словно реки,
Что впадают в Океан Любви.

Схватив блокнот и ручку, я записала стихотворение. Обязательно покажу его завтра Яромиру!
После я решила принять душ. День был долгим и нелёгким, и горячие струи воды смывали все неприятные впечатления, грубовато лаская моё тело. Я вымыла голову и обернула её полотенцем. Надела махровый халат. Намазала кремом лицо и руки. Вышла из ванной, предвкушая, с каким удовольствием рухну сейчас в кровать!..
В моей кровати лежал мужчина, и это был не Яромир.

Глава 21
Ноги мои подогнулись от ужаса. В груди родился и сразу умер крик. В глазах потемнело.
Дело в том, что похожая история уже случалась со мной однажды, и тоже здесь, в доме Милана. Сейчас я вспоминаю тот случай с улыбкой и рада, что всё сложилось именно так, как сложилось, но тогда я плакала и переживала очень долго.
Это было летом того самого года, когда я гостила в доме Милана и Светки, приходя в себя после жуткого опыта работы секретарём в администрации. За мной ухаживал симпатичный «русский» немчик Валера, немного стеснительный, забавный, трогательный и при этом большой умница. У Милана в то время гостил их с Робертом кузен Марио, восходящая звезда итальянской оперы того времени. Кстати, звезде так и не удалось взойти, но это уже немного другая история.
Мне казалось, что Марио возненавидел меня с первой встречи. Он всячески меня третировал, цеплялся к словам, издевался над моим недопониманием словенского и тем, что я не всегда верно ставлю ударение в словах. Однажды он так меня довёл, что я отколотила его башмаками.
После выяснилось, что Марио был влюблён в меня, но не знал, как об этом сказать, вот и… Детский сад «Дурашка», одним словом.
Однажды Валера зашёл за мной вечером. Мы собирались идти с ним на концерт. Я предвкушала удовольствие от музыки и просто приятный вечер в обществе замечательного парня, но напрасно. Как только Валерий переступил порог, Марио вышел в холл в одних трусах и спросил меня:
- Ты скоро?
Как я ни пыталась объяснить Валере сразу и потом, что это была дурацкая выходка и ничего больше, он не поверил. Придурок Марио разрушил тогда зарождающиеся отношения с приятным парнем, не получив от этого ничего и ничего хорошего не дав мне. Он нанёс глубокую травму хорошему человеку. Он вытер ноги о мои чувства. Он так и не стал звездой оперы. Думаю, не стал как раз потому, что ненавидит людей.
Эти воспоминания пронеслись в моём мозгу стаей ошалелых собак. Я заставила себя три раза глубоко вдохнуть и выдохнуть. Темнота в глазах рассеялась. Я смогла рассмотреть, кто лежит на моей кровати. Это был Иван.
В тот вечер, как и во многие другие, я не заперла дверь в свою комнату, а его поднесло именно тогда, когда я была в душе. Зная «милую» манеру Ванечки заваливаться на кровать в чужой комнате, могу предположить, что он решил дождаться моего выхода из душа в горизонтальном положении.
Окно было открыто, потому что я всегда проветриваю перед тем, как лечь спать, поэтому в комнате было прохладно, если не сказать, зябко. Иван залез под одеяло погреться, а так как моюсь я обычно долго, видимо, заскучал и уснул.
Возможно, всё было совсем по-другому, и зловредный Ванька решил меня подставить перед Яромиром, как сделал это в своё время Марио. Я не хочу так думать о нём, поэтому решила для себя придерживаться первой версии. Однако позволить сопливому наглецу разрушить мои отношения с Яреком и выставить меня Мессалиной перед Миланом в мои планы не входило. Я и сама уже не та наивная девочка, только что вырвавшаяся из-под опеки родни, какой была шесть лет назад.
Убедившись, что Ванька мирно спит, я вышла из комнаты и отправилась прямиком к Милану. В конце концов, это его племянник и его дом, вот и пусть разбирается. Примерно через три минуты я была близка к тому, чтобы пожалеть об этом.
Милан ещё не успел заснуть, как следует. Вытаращив на меня свои зеленовато-голубые глаза, он слушал мой рассказ о том, что творится сейчас в моей комнате, после вскочил, как ошпаренный, бросился туда, встряхнул Ивана, словно тряпичную куклу и начал мутузить его так, что я всерьёз испугалась за незадачливого посетителя чужих спален.
О том, чтобы оттащить Милана от Ивана не могло быть и речи. Милан, хоть и не самый крупный мужчина, но всё же достаточно сильный и в заведённом состоянии становится просто каким-то неукротимым рубакой. Мне ничего не пришло в голову лучше, чем побежать за помощью к Яромиру.
Полотенце сползло с моей головы, и мокрые волосы, свившись в неаккуратные кольца, расползлись по плечам. Лицо блестело от крема и испарины. Представляю, какой у меня был вид!
Ярек ещё не спал. Он слушал мою аудиокнигу, лёжа на своей кровати поверх одеяла. Он потом рассказывал, что в книге как раз шло описание драки, и я, как нельзя кстати, влетела к нему, размахивая руками и крича что-то сбивчивое о том, что Милан сейчас кого-то убьёт. Ярек сказал, что я была в тот момент похожа на русалку, покинувшую родной пруд. Он не разобрал, кого именно собирается убить Милан, но сразу же вскочил с кровати и бросился в мою спальню вслед за мной.
Он обхватил Милана сзади в свои тесные «объятья» и не без труда оттащил от Ивана к выходу из комнаты. Милан сопротивлялся и осыпал дорогого племянника такими ругательствами, что моё «убью-скотина» и Яромирово «задушу-ко-всем-чертям» были ни чем иным, как ласковыми словами.
По правде сказать, я в тот момент больше испугалась за Милана, чем за Ивана. Я поймала руки Милана и, глядя ему прямо в глаза, начала повторять спокойно, но веско:
- Дыши, Мильчик. Дыши. Спокойнее. Всё хорошо. Все живы.
Постепенно Милан успокоился и попросил нас с Яромиром отпустить его, пообещав, что больше не станет буйствовать.
Пришло время взглянуть на Ивана. Тот сидел на краю моей кровати и заливал белое с кружевами ручной работы постельное бельё кровью из разбитого носа. Почему-то никто не побежал за льдом и не начал обкладывать пострадавшего подушками. Им занялась я в строгом соответствии со стандартами об оказании первой помощи при носовых кровотечениях.
Я попросила парней выйти, оставив при этом дверь открытой настежь, чтобы Ивану не пришло в голову каких-нибудь дурных мыслей, и велела подождать нас в гостиной.
Кровь остановилась, и я сказала Ивану, что сейчас мы спустимся к Милану и Яромиру, сядем за стол и будем разговаривать.
- О чём вы со мной собрались разговаривать? – Спросил Иван с вызовом. – Всё и так ясно!
- Это вам ясно, а мне нет, - возразила я. – Вашему дяде и Яромиру тоже не всё ясно. Сейчас вы нам всё спокойно объясните, а мы подумаем, чем можем помочь вам, Иван.
- Помочь?! – Удивлению Ивана, сильно разбавленному с возмущением, не было предела. – Вы считаете, что мне нужна помощь, а, главное, что я её заслуживаю? – Вопрошал Иван, вытаращив на меня свои светло-зелёные, круглые глазищи.
Чёлка его растрепалась, и он был похож сейчас на забавного маленького совёнка. Я не выдержала и рассмеялась.
- Вам смешно, Янина? – Спросил Иван строго. – Мне тоже смешно! – В его голосе не слышалось ни капли веселья, и следующие слова были такими горькими, что я убедилась: помощь этому юноше просто необходима. – Я столько дерьма сделал вам всем, а вы мне помогать собрались!
- Именно поэтому и собралась, - заверила я Ивана. – Это ведь ненормально, когда человек бывает три раза за сутки бит, причём людьми, которые любят его больше всех на свете после родителей.
- После всего, что я сделал родителям, они вряд ли испытывают ко мне какие-то чувства, кроме желания поскорее от меня избавиться. Отец уже сказал мне, что не может дождаться моего совершеннолетия, и как только мне исполнится двадцать один, отдаст мне мою долю дедушкиного наследства, и пусть я проваливаю ко всем чертям. Слова любящего родителя, не так ли, Янина?
- Это слова человека, доведённого до отчаяния, Иван. А в отчаяние ваш отец впал именно потому, что очень любит вас, но не знает, как и чем помочь. Мы сейчас все вместе над этим подумаем, если уж всё равно никто не спит.
- Пусть только этот долбоклак валит в свою комнату! – Заявил Иван. – Он не наша семья, и он меня ненавидит!
На это я рассказала Ивану, как «этот долбоклак» бежал со мной бок о бок до дома, когда мы думали, что ему, Ивану, плохо.
- Чем эта пробежка закончилась, надо напоминать? – Спросила я Ивана.
Тот покраснел и опустил голову.
- Яромир вам хоть раз поставил в упрёк тот случай?
Снова пристыженное молчание.
Ещё я рассказала Ваньке, как спокойно на следующее утро Яромир отпустил меня к нему, хотя ему самому было в тот момент, мягко говоря, не очень.
- Среди нас нет никого, кто ненавидел бы вас, Ванечка, - заверила я Ивана. – Мы все хотим помочь вам.
- Может, не надо? – Спросил Иван, заискивающе глядя на меня снизу вверх.
- Надо, Федя, надо, - ответила я по-русски крылатой фразой из известного фильма.
Ничего не поняв, но верно почувствовав интонацию, Иван поднялся и поплёлся за мной в гостиную, где нас ждали Яромир и Милан. Они вполголоса разговаривали о чём-то, когда мы зашли. Оба отвели глаза, и я подумала о том, как некоторые люди умеют заставить других чувствовать себя виноватыми без особой на то причины.
Я предложила всем собравшимся, начиная с самого Ивана и заканчивая Миланом, высказаться по существу. Все согласились с таким порядком, потому что если сделать наоборот, мы рискуем завоспитывать Ивана насмерть.
- Что вас не устраивает в нашем поведении и отношении к вам, Ванечка? – Спросила я мягко, но без сюсюканья. – Судя по тому, что мы все наворотили с вашей помощью за последнюю неделю, вас не устраивает многое. Слушаем вас внимательно.
Иван сказал, его не устраивает, что Милан слишком много времени проводит с Яромиром. Это ненормально, когда человеку «какой-то друг» дороже родственника.
- Яромир не всегда живёт в моём доме, - начал Милан в своё оправдание, – и я не заметил, чтобы ты стремился к более близкому общению со мной, когда его нет.
Иван ничего не смог возразить по существу, и мы поняли, что он просто ревнует дядю. Ему нужно, чтобы тот всегда был под рукой, хочет Иван  с ним общаться или нет – неважно. Это играло детство.
Ярека Иван обвинил в том, что тот злой, часто пользуется своей физической силой, а в последний раз так и вовсе унизил бедного, ни в чём не повинного птенчика.
- Прости меня, Иван! – Яромиру явно сделалось неловко. – Но ты и сам повёл себя в тот момент не как порядочный человек. Разве можно говорить такие вещи о человеке, который носится с тобой, как с писаной торбой и желает тебе только добра?
Милан живо заинтересовался, о чём это они. Мы все трое покраснели и предпочли свернуть эту тему. Не хватало ещё добить Милана вчерашней Ванькиной «сиськой». Сам Ванька быстро попросил за свои слова прощения, и тема была закрыта.
Ко мне у Ивана тоже имелись вполне обоснованные претензии. Я третьего дня отправила его за кардиганом. Парень так расстарался, что на перечисленную мной сумму приволок аж целых три, а я так и не взглянула на его покупки и даже не поблагодарила. Ну, и кто я после этого?
- Простите меня, Ванечка! – Извинялась я, залившись краской до корней волос. – Вы же сами видите, дни какие-то сумасшедшие!
- Что вам мешало сделать это сегодня, пока вы были дома одни? – Распекал меня Иван. – Я понимаю, вам некогда заниматься ничем другим, кроме разговоров с многоуважаемым паном Яромиром, когда он дома. Но он сегодня отсутствовал больше двух часов!
Вот именно: отсутствовал больше двух часов, за которые я извелась на «нет». Интересно, кто мне перед этим наговорил о Яромире всякого-разного? Кажется, Иван понял ход моих мыслей по моему выразительному взгляду и осёкся. Я дала клятвенное обещание посмотреть покупки утром перед пробежкой и поблагодарила Ванечку заранее. Эта тема тоже была закрыта.
- Какие у кого будут пожелания Ванечке? – Спросила я.
- Ты, это… Иван, давай, берись за ум, - посоветовал Яромир. – Уж очень ты несерьёзен для своих лет.
- Ты, можно подумать, серьёзный! – Взметнулся Ванька. – Другие в твои годы своими фирмами командуют, а ты мячик пинаешь, как дурачок!
Яромир покраснел и не мог выговорить ни слова.
За него вступился Милан. Он в простых, доходчивых выражениях объяснил Ивану, что значит для нашего сумасшедшего общества зрелищный спорт.
- Если бы не было всех этих матчей, соревнований, выступлений, людям негде было бы выпустить пар! Было бы намного больше агрессии и войн. Спорт несёт мир, Иван, хочешь ты этого или нет.
Иван нехотя согласился, добавив ещё, что тема спорта бывает уместна почти в любой компании и признал право Яромира считаться серьёзным человеком.
- В конце концов, ты неслабо бабла себе напинал за свою карьеру! – Согласился он примирительно, и мы все засмеялись.
Умеет Иван разрядить обстановку! Ещё не нагнетал бы её перед этим – цены б ему не было!
Милан посоветовал Ивану уважительнее относиться к своим родителям и вообще  к старшим.
- Ну, завёл! – Скривился Ванька. – Как мамка Джульетта!
- Я далёк от темы гаданий и всего прочего подобного, - начал Милан, - Но твоя мамка Джульетта не говорит ничего глупого! Я бы к ней прислушался.
В тот момент мы ещё не знали, что в скором времени Милан Котник и Джульетта Ворон станут хорошими друзьями и немало часов проведут в гостиной Милана за чаем-кофе и философскими беседами, до которых оба большие любители. Джульетта, конечно, неграмотна, но, сколько в ней личной и народной мудрости! Не зря она стала телезвездой.
- А вы ничего не хотите мне сказать, Янина? – Спросил Иван с вызовом, глядя на меня в упор.
- Я согласна и с Яромиром, и с Миланом, - начала я, - но, думаю, что ваша проблема, Иван, лежит немного глубже. – Ванька насторожился. – Вам нужно взращивать в себе человеколюбие, - закончила я, и Иван расхохотался.
Яромир и Милан недоумённо переглянулись.
- Любить всех подряд, всех без разбору считать хорошенькими и добренькими? – Саркастически поинтересовался Иван, просмеявшись. – Ну, уж нет! Люди – то ещё дерьмо!
- Не спорю, - согласилась я. – Если бы все были паиньками, не было бы ни преступности, ни рукоприкладства, ни ссор. Закрывать глаза на плохое в людях нельзя. Это чревато последствиями. Но ведь в каждом человеке при наличии, как вы изволили выразиться, «дерьма», есть масса хорошего. Нет ни одного человека, который состоял бы сплошь из недостатков!
- Но, ведь нет и ни одного, состоящего из одних достоинств! – Резонно возразил Иван.
- Конечно, нет, - снова согласилась я. – В каждом человеке сидит тот ещё зверь. И зачем его будить, навлекая на себя гнев, ненависть, неприязнь? Если хотите добиться чего-то в жизни, надо уметь видеть в людях хорошее и своими словами и поступками помогать им это хорошее проявлять. Никому не нравится чувствовать себя зверем и вообще «дерьмом». Следовательно, человека, который заставляет тебя раз за разом это делать, любить сложно.
Иван глубоко задумался.
- Похоже, мне придётся научиться любить своих пациентов, если я хочу стать фельдшером. Иначе как им помогать, если видишь в них одно дерьмо?
- Именно! – Подтвердила я. – Но видеть хорошее вы должны научиться во всех людях. Каждый человек – ваш потенциальный пациент.
- Янина думала, что я пьяница и бабник, - заговорил вдруг Яромир, - вдобавок, обманываю её, и всё равно помогала мне изо всех сил, когда меня скрутила боль. Что это, если не человеколюбие?
Иван скривился, но ничего на это не сказал, и я продолжила:
- Без любви к людям вы ничего не добьётесь в жизни, Иван, кроме неприязни в свой адрес. Вы не станете хорошим медиком. Вы не станете никем.
Иван уронил голову на руки. Кажется, он с трудом сдерживался, чтобы не расплакаться. Похоже, он очень устал чувствовать себя никем.
- У вас с Миланом есть родственник, Марио… - начала я.
- А, знаю! – Радостно воскликнул Иван, поднимая голову. – Это тот надутый индюк, итальяшка! Воображает себя самим Паваротти, а сам дальше третьих оперных ролей так и не поднялся!
- Во-первых, не итальяшка, а итальянец, - поправила я Ивана. – Во-вторых, учитесь видеть хорошее во всех, в том числе в Марио. Он действительно талантлив, но, как вы справедливо заметили, слишком уж ослеплён собственной неповторимостью. Он никогда не похвалит никого другого. Все разговоры переводит на себя-любимого. Отсюда – невозможность наладить контакты, отсюда – третьи роли и отсутствие полного раскрытия способностей.
Иван вдруг захихикал и поведал нам, что Марек, оказывается, обязан своей кличкой «надутому индюку Марио». Очень уж хотелось нашему юному другу его, как следует, позлить в прошлый приезд.
- Будете продолжать в том же духе – станете таким же, если не хуже - пообещала я Ивану, и смех его тут же оборвался. – Марио хотя бы смог сделать себе профессию из своих вокальных данных, а что делаете целыми днями вы, Иван?
- Я пойду учиться! – С жаром пообещал Ванька. – Всем вам троим клянусь, что пойду!
- Мы тебе верим, Иван, - мягко сказал Милан. – Ты можешь обмануть нас, можешь сделать больше, чем мы от тебя ждём. Главное, не обмани себя сам!
Иван пообещал не обмануть. Оставалось пожелать друг другу спокойных нескольких часов сна и разойтись по спальням.
Если кто-то решил, что после этого ночного разговора по душам Иван сделался-таки тихим и кротким юношей, тот заблуждается. Да, сейчас «доктор Иванко» уже совсем не тот, кем он был шесть лет назад, но превращение зловредного инфантила в немного ироничного, но всё же очень доброго и сострадательного фельдшера Скорой произошло не так быстро, как нам хотелось бы.

Глава 22
Утром, едва поднявшись, я раскрыла пакеты с Ивановыми покупками и долго над ними смеялась. Малиновый кардиган оказался свекольным, салатовый – ядовито-зелёным, а жёлтый был ближе к коричневому, чем к тому оттенку, о котором я просила. В целом это были вполне себе нормальные тёплые кофты на пуговицах, но, судя по этикеткам, куплены явно не в бутике. Как я узнала позже, они пришли ко мне из товарных запасов тётки Джульетты, но я никогда не отличалась одёжным снобизмом, поэтому отнеслась к покупкам Ивана спокойно. Жёлто-коричневый кардиган я даже надела потом в клуб к великой радости Ванечки.
Первая половина дня была сначала довольно обычной, а после и вовсе безрадостной. Мы сходили с Миланом, Иваном и Мареком на пробежку, погоняли по лужайке мячи, собачьи и Яромировы. Яромир в это время приготовил завтрак на всех: яичницу, гренки, овощную и колбасную нарезки. Мы поглощали всё это с большим аппетитом, не забывая нахваливать повара. Марек постоянно утаскивал куски с тарелки и из рук Яромира, чем неизменно вызывал у всех нас приступы хохота. Почему-то доброму псу еда Яромира казалась самой вкусной.
После парни, в том числе свободолюбивый цыган Иван, отправились работать в саду, а я отбыла на встречу с Марженкой. Мы долго возились с документами, и освободилась я только около трёх часов дня.
Войдя в гостиную, я услышала звук работающего телевизора и мощный храп. Иван спал на диване под какой-то безумно драматичный сериал для домохозяек, сжимая в руке пульт. «Укатали Сивку крутые горки!» - Вспомнилась поговорка. Я осторожно извлекла пульт из его руки, выключила телевизор, а Ивана укрыла пледом. Милана не было дома, но он ещё с утра говорил, что во второй половине дня собирается уехать по делам. Яромир тоже не вышел мне навстречу, видимо, и он куда-то ушёл.
Меня больше не волновало, куда подевался Ярек. Ушёл – значит, у него есть какие-то дела.
Я поднялась к себе в комнату и только собралась переодеться в домашнее, как услышала звук подъезжающего автомобиля. Вскоре хлопнула садовая калитка, потом входная дверь. Я направилась в гостиную и увидела сияющего Ярека, спешащего ко мне. Приложив палец к губам, я показала глазами на спящего Ивана. Ярек понимающе кивнул, и мы с ним отправились в мою комнату.
Едва закрыв за собой дверь, Яромир подхватил меня на руки и закружил. После мы немного поцеловались, никак не больше минут десяти-пятнадцати, и Ярек сказал:
- Собирайся. Пойдём!
- Куда? – Спросила я.
- В мэрию, конечно! – Ответил Яромир.
- Так скоро? – Не поняла я.
- Ну, да! – Ответил Ярек. – Чего тянуть? К тому же, вряд ли нас распишут сразу же. С гражданами иностранных государств та ещё морока.  Ты возьми с собой на всякий случай все свои документы. Мало ли что может пригодиться?
Я смотрела на Яромира снизу вверх и заполошно кивала. Он в итоге сказал, что идёт переодеваться и будет ждать меня внизу.
- А мне что надеть? – Спросила я.
Я ни разу не ходила в мэрию и понятия не имела, в чём туда идти.
- Надень самое красивое своё платье, - посоветовал Яромир. – Оттуда зайдём куда-нибудь, отметим нашу помолвку. Можешь особо не спешить. Они сегодня до восьми вечера работают. Я узнавал.
Ярек вышел, а я, открыв шкаф, сразу натолкнулась взглядом на то самое зелёное вечернее платье с длинным рукавом, пышной юбкой и вырезанными малиновыми цветами. Вот и представился случай это платье выгулять!
В радостном возбуждении я собиралась, словно дебютантка на свой первый бал.
Сначала – в душ! После – собрать волосы в ракушку, не забыв выпустить несколько стильных прядей. Помада – малиновая, как цветы на платье. Подводка – зелёная, и только по верхнему веку.
И вот, я готова! Из зеркала на меня, улыбаясь, смотрела стройная девушка с рыжими волосами в зелёном платье. Почему зелёный цвет так идёт рыжим? Загадка, которую я не собираюсь разгадывать, потому что мне и так хорошо!
Ярек, одетый в чёрный вечерний костюм и белую, шёлковую рубашку, ждал меня внизу. Кажется, он купил эти вещи только что, специально для похода в мэрию. Это было так мило и трогательно!
Услышав мои шаги, он поднялся с кресла, а, увидев меня во всей моей малиново-зелёной красе, чуть не рухнул на пол. У Ярека подогнулись колени. Моё настроение немного испортилось. Яромир почувствовал это, когда мы уже сидели в автомобиле, и дядюшка Йозеф вёз нас в сторону центра Любляны.
- Мне показалось, что я тебя чем-то расстроил, Яничка, - начал Ярек. -  Скажи мне об этом сразу, не молчи! Молчание – золото, конечно, но оно чуть не обошлось нам на днях слишком дорого.
При этом он нежно сжимал мою похолодевшую руку в своих больших и тёплых ладонях и так проникновенно смотрел в глаза, что я решила сказать правду, отбросив страх, стыд, а заодно и чувство такта. Ну его к чёрту! Иногда бывает совсем не до него, честное слово.
- Ярек, я заметила, что у тебя подгибаются колени, когда ты видишь меня в красивых платьях, - Ярек кивал с улыбкой. – У меня складывается такое ощущение, что ты восхищаешься при этом вещами, а не мной. Ты уж извини. Что-то я не заметила, чтобы у тебя подогнулись колени в нашу первую встречу. Тогда я была одета достаточно просто.
В ответ на это Яромир рассмеялся, как мальчишка, а мне захотелось то ли заплакать, то ли выскочить на ходу из машины, я так толком и не поняла. Просмеявшись Ярек сказал:
- Они подогнулись, Яничка. Ещё как подогнулись! Я чуть не рухнул на садовую дорожку. Просто ты этого не заметила, потому что меня наполовину скрывал от тебя чемодан, и я держался за его ручку. Чемоданище не дал мне упасть перед тобой лицом в гравий, Янина!
Градус моего настроения сразу же подпрыгнул, и мы принялись хохотать над каждым пустяком, как дети, и прибыли в мэрию в весёлом, бесшабашном настроении.
Как только работники отдела регистрации браков увидели, кто к ним пожаловал, началась жуткая беготня. Ярек пытался их утихомирить, но две маленькие, круглые тётеньки средних лет, показавшиеся мне совершенно одинаковыми, как сёстры-близнецы, уже тащили нас в кабинет заведующего отделом, оживлённо болтая и делая нам обоим нескончаемые комплименты.
Заведующий, импозантный мужчина лет пятидесяти, пригласил нас в кресла, стоящие напротив его стола и спросил, зачем пожаловали столь высокие гости. Ярек объяснил, зачем. Он объяснил так же, что я гражданка России, и словенского гражданства не имею. Ещё Яромир сказал, что мы не хотим никаких пышных церемоний. Об этом мы с ним условились ещё в машине.
Дяденька попросил наши документы, внимательно их изучил и сказал, какие ещё нужны бумаги для регистрации брака. Половина их оказалась у меня с собой. Они с тётками переглянулись, он показал им взглядом на дверь, извинился перед нами, и они втроём удалились на совещание, попросив подождать их в кабинете.
Чиновники отсутствовали минут пятнадцать. Возвращаясь, они несли с собой какую-то огромную красную книгу в свеженьком лаковом переплёте и две белые, поменьше и поистрёпанней, а ещё пару каких-то бланков. Пока тётеньки снимали ксерокопии со всех нужных им документов, Яромир заполнил бланки, мы оба поставили на них в положенных местах подписи, и  нам дали расписаться во всех трёх книжках, после чего троица чиновников снова, извинившись, удалилась.
Они вернулись через десять минут, радостно-торжественные, сияющие, и дядька нёс в руках… свежеотпечатанное на принтере… свидетельство о заключении брака! У меня всё поплыло перед глазами. Яромир расхохотался и принялся поздравлять меня.
- Поцелуйте свою жену! – Мягко посоветовала одна из тётенек, и Яромир впился в мои губы долгим, радостным поцелуем.
«Поцелуйте свою жену…»
«…свою жену…»
«…жену…»
До этого ещё никто и никогда не называл меня женой, и эти обычные для любой церемонии бракосочетания слова до сих пор разливаются в моих ушах тёплым елеем при одном только воспоминании. 
Откуда-то взялось шампанское и бокалы, Яромир обнимал и тормошил меня, тётеньки и дядька поздравляли нас, говорили тёплые слова и добрые напутствия, а до меня всё ещё доходил смысл тех трёх слов: «Поцелуйте свою жену!»
Наконец, мы собрались восвояси. Добрый начальник отдела и две его очаровательные подчинённые пошли провожать нас до машины. Перед этим, ещё в кабинете заведующего, они сунули мне какую-то бумагу, и я её, не глядя, подписала. Кажется, в том состоянии я могла подписать всё, что угодно. Благо, никто не собирался мне вредить.
Второй экземпляр этой бумаги чиновники вместе со свидетельством отдали Яромиру, и он убрал всё это во внутренний карман пиджака. Выяснилось, что та загадочная бумага - это всего лишь моё обязательство предоставить недостающие документы в течение полугода и список этих самых документов.
Весь список лежал на столе заведующего уже через неделю: Марженка позаботилась, а пока я в состоянии лёгкого шока тяжёлой степени садилась в автомобиль Йозефа, плохо видя, слыша и соображая.
Яромир попросил работников мэрии ничего не сообщать прессе. Те ответили, что они немы, как рыбы, ибо частная жизнь граждан для них святое.
Немного придя в себя, я попросила дядюшку Йозефа не рассказывать никому о том, куда он нас возил, особенно Милану. Дядюшка Йозеф пообещал.
Всё было за нас, и все были на нашей стороне, но через две недели после нашей неожиданной, тайной свадьбы, когда ни нас, ни Милана уже не было в Словении, все газеты, как по команде, напечатали заметку о нашем бракосочетании, и к дому Милана люди понесли цветы. В доме не было на тот момент никого, кроме Йозефа и Матица. Они подрабатывали охранниками у Милана, когда тот ездил на гастроли.
Это было время весенних цветов – тюльпанов, левкоев, нарциссов, и дядюшка Йозеф на пару с Матицем замучались принимать букеты и ставить их в воду. Уже были заполнены все вазы и банки из-под заготовок. В ход пошли тазы и вёдра, а люди всё несли и несли цветы.
Многие газеты разместили тогда фоторепортажи под названиями вроде «Безумная весна», «Цветочный карнавал» и прочее в этом духе. Матица сделали зачем-то кузеном Милана, а Йозефа – его престарелым дядюшкой.
Я, Яромир и Милан могли наблюдать всё это безумие, цветочное и не очень, по Сети и тихо удивляться.
А в день нашего бракосочетания мы сидели в машине и не знали, куда нам теперь ехать. Яромир решил, что нужно ехать к нему домой, как и полагается свежеиспечённым мужу и жене.
- Там Лидия, - напомнила я.
- Ну, и что? – Поинтересовался Яромир немного насмешливо. – Теперь ты хозяйка дома и всего остального, что у меня есть, и она обязана считаться с этим.
- Яничка тоже не бесприданница! – Гордо сообщила я, изображая сваху.
Разговоры на тему имущества и того, у кого из нас что есть, например, травмы головы, рук и колен, почему-то развеселили до икоты, и мы, шутя и смеясь, отправились домой к Яромиру.
Дом Ярека был очень похож на особняк Милана. Он строился явно в расчёте на большую семью и множество гостей, но большинство комнат его пустовало, и значительную часть времени в нём жила одна только Лидия.
Мне удалось вытянуть из Ярека, что эта промотавшаяся в пух и прах пятидесятидвухлетняя четырежды мадам нигде не работала и не собиралась, а жила за счёт тех денег, которые племянник выдавал ей «на хозяйство».
Яромир сам оплачивал счета, которые, как я понимаю, были весьма внушительными за такой-то домище, сам вызывал коммунальные службы, когда это требовалось, а тётушка занималась «всем остальным».
Интересно, чем это – остальным? Готовить ей не приходилось, потому что она предпочитала питаться в кафе, либо покупать готовую еду, желательно с доставкой на дом. Яромир бывал дома крайне редко, питался и обстирывался самостоятельно, следовательно, этим тётушка тоже не занималась. Уборку осуществляла служба чистоты по договорённости с Яромиром два раза в месяц.
Получается, что Лидия ухаживала исключительно за собой, и на деньги, выделяемые «на хозяйство», покупала себе наряды, ходила в рестораны, посещала концерты и театральные премьеры. Иногда она ездила куда-нибудь недельки на две развеяться, например, на курорт или просто в незнакомый город. В общем, жила в своё удовольствие единственной обитательницей большого особняка.
Выходило накладно, но если Ярек пытался намекать тётушке, что, не пора ли ей как-то обустраиваться самой, вдали от него, она закатывала чудовищный скандал, обвиняя племянника в чёрствости, неблагодарности и эгоизме. Однажды додумалась до того, что это именно Ярек загнал в петлю свою мать. Яромир после этих слов ровно год не появлялся дома, и готов был не появляться никогда, только бы не слышать больше подобного в свой адрес и не видеть вечно недовольного, раскрашенного личика тётки.
О последнем случае он рассказал мне позднее, но и из того, что я знала об особи по имени тётушка Лидия сейчас, мне удалось сделать правильные выводы. Пора было положить конец этому безобразию.
Яромир открыл калитку и входную дверь своими ключами, и мы очутились в просторной, квадратной прихожей, оформленной в бело-бежевой цветовой гамме. Повсюду наблюдались следы пребывания «прекрасной дамы»: крошечные туфельки самых причудливых расцветок, изящные зонтики, яркие сумочки, дорогие перчатки, изысканные  ароматы, пудреницы… 
Мне показалось, что хозяйка всех этих вещей и вещичек обладает неплохим вкусом, и я почти не ошиблась.
Навстречу нам почти сразу же выскочила миниатюрная дама в сногсшибательном фиолетовом костюме для выхода. Всё на ней было в цвет – в тон, стрижка – последний писк, аксессуары подобраны безупречно, но если бы она не пыталась молодиться столь отчаянно! Я многое могу понять: и возрастные границы в наше время стёрты, и люди остаются «в строю» едва ли не за семьдесят, но юбка до середины бедра на кривоватых, покрытых сетью сине-красных капилляров ножонках, и макияж в стиле вапм на весьма помятом жизнью личике смотрятся всё же не очень.
- Яромир! Ты привёл девку к нам домой? – Вопросила, подняв выщипанные бровки, дама в фиолетовом.
- Во-первых, не девку, а жену. Во-вторых, не к нам, а к себе, - Яромир изо всех сил старался говорить спокойно. - В-третьих, знакомьтесь, тётушка Лидия, это новая хозяйка дома, Янина. Янина, это моя тётя, Лидия.
Тётушка Лидия подошла поближе и, глядя на меня снизу вверх, потому как росту в ней было едва ли больше ста пятидесяти сантиметров, задумчиво, словно меня здесь не было, произнесла:
- Экую дылду приволок!.. – Близорукий прищур в моё лицо. – Праведный Боже, да это же Янина Рупник! Слава Создателю, твоя мать не дожила до этого позора!
- Очень рада с вами познакомиться, уважаемая Лидия, - разулыбалась я, - но если уж вы изволите называть меня дылдой, то вы для меня будете сморщенной макакой. Не возражаете?
Лидия не возражала. Она просто замерла с разинутым ртом, а когда твой рот распахнут, словно пасть кашалота перед обедом, возражать трудновато, согласитесь. Поэтому, чтобы заполнить неловкую паузу, я продолжила рассыпать бисер своих любезностей:
- Многоуважаемая сморщенная макака! – Начала я торжественно. – Если вы ещё раз когда-нибудь упомянете при Яромире или при мне имя его покойной матери, либо попытаетесь манипулировать нами как-то ещё, я огрею вас табуреткой.
- Что? – Переспросила Лидия.
- Она глухая? – Осведомилась я у Яромира.
Тот отрицательно покачал головой.
- Тогда какого чёрта прикидываетесь тут глухенькой? Вы прекрасно слышали всё, что я сказала. Попробуйте ещё хоть раз упомянуть в разговоре покойную мать Яромира, либо манипулировать им или мной как-то ещё, и убедитесь в моих самых серьёзных намерениях по отношению к вам. И к табуреткам.
- Я смотрю, вы очень понравились друг другу, - едва сдерживая смех сказал Яромир. – Я рад. Пойдём, Янина, я покажу тебе мою скромную холостяцкую обитель. Вы, кажется, куда-то собирались, тётушка Лидия? – Спросил он церемонно и, не дожидаясь ответа, напутствовал: - Так катитесь к чертям!
Он предложил мне руку, и мы, как парочка недобитых аристократов, поплыли в гостиную. У самого входа в неё я остановилась и резко обернулась. Лидия стояла у порога, и вид имела самый жалкий. Во мне тут же заговорил стыд за своё поведение, но я ему напомнила, как нас с ним здесь только что наоскорбляли, и он заткнулся.
- И последнее, Лидия, - робкий поворот головы в нашу сторону. – Дом продаётся. Надеюсь, все ваши вещи поместятся в однокомнатную квартиру? Если нет, выкиньте их к дьяволу!
И мы с Яреком продолжили нашу увлекательную экскурсию по дому.
За спинами хлопнула входная дверь.
- Кажется, я была слишком груба, - сказала я задумчиво.
- Ты была слишком добра! – Возразил Ярек. – Она начала оскорблять тебя с порога. Что ты должна была делать?
- Не знаю, - честно ответила я. – Правда, в одном я точно уверена: я больше никогда в жизни не стану ни от кого выслушивать гадостей о тебе и никому не позволю рвать твоё сердце.
- Яничка, ангел мой! – Прошептал Яромир, уткнувшись мне в шею. – Если бы ты знала, как я тебя люблю!
Он что-то ещё говорил мне тихим, рокочущим голосом, но я почти не разбирала слов. Меня обволакивало им, притягивало к нему. Я прижалась к любимому тесно-тесно, но этого было мало. Хотелось слиться с ним, утонуть в нём, сделаться клеточкой его тела, чтобы никогда больше не расставаться ни на секунду.
- Ярек, любимый, - шептала я, - мы ведь могли никогда не встретиться! Мне страшно подумать об этом, мне страшно это представить!
Вместо ответа Ярек подхватил меня на руки и легко понёс по лестницам и коридорам своего дома куда-то далеко, в самую его глубину. Он не останавливался ни на миг и, кажется, почти бежал. Я млела на его руках. Всё плыло перед глазами, я ничего не слышала, а ощущала только тепло Яромира, его запах, ставший уже родным, его дыхание у себя на волосах и лёгкое покачивание.
Подойдя к дверям своей спальни, Ярек с явным сожалением поставил меня на пол и полез в карман за ключами. Замок, врезанный в дверь своей комнаты в собственном доме! Похоже, эта Лидия тот ещё фрукт. К счастью, мы тоже не овощи!
Ярек распахнул дверь спальни и снова взял меня на руки.
- Я хочу внести тебя в свою комнату и в свою жизнь на руках, - нежно проговорил он. – Ты такая лёгкая, Яничка! Такая нежная и ароматная! Так и носил бы тебя всю жизнь!
Яромир тихонько засмеялся и уложил меня на свою огромную кровать, не забыв подсунуть мне под голову удобные подушки. После он запер дверь, лёг рядом со мной и… В какое наслаждение мой муж может превратить процесс раздевания! Его пальцы так расстёгивают пуговицы и застёжки, скользя при этом по спине, груди и шее, что по всему телу бегут мурашки от удовольствия... Руки Ярека так осторожно и медленно стягивают с меня каждую вещь, и это становится изысканнейшей лаской, от которой я никогда не откажусь добровольно!..
А как он распускает волосы! Ярек тихонько вынимает шпильки из них по одной, и по телу, от головы до кончиков пальцев рук и ног, прокатывается волна обжигающей неги. С чем это можно сравнить? Ни с чем! Разве что с тем, как Ярек расчёсывает меня, играя при этом с моими волосами, как огромный, ласковый кот.
В первый раз я, кажется, потеряла сознание от его нежностей, а после обнаружила себя ласкающей обнажённый торс Ярека. Как я давно об этом мечтала! Эти скульптурные мускулы под плотной, чистой кожей! Этот лёгкий, нежный пушок на груди и животе любимого! Ярек стонал от наслаждения, а его руки бешено скользили вверх-вниз по моему телу, и казалось, что ещё немного, и я не то взлечу, не то растаю…
Мы наслаждались любовью и близостью, забыв о времени, телефонах, делах и проблемах. Нам было неинтересно, что творится за дверями Яромировой спальни. Мы не слышали ничьих приближающихся шагов и голосов. Мир перестал существовать, когда после слияния мы лежали, прижавшись друг к другу тесно-тесно, и шептали разные жаркие обещания и милые глупости.
В  дверь резко постучали.
Мы оба невольно вздрогнули и переглянулись.
- Интересно, кто бы это мог быть? – Спросила я лукаво, намекая на то, что кроме Лидии некому, но наш с Яреком весёлый смех оборвало резкое, словно выстрел:
- Откройте! Полиция!

Глава 23
Около девяти вечера я втащилась, нога за ногу, в гостиную Милана. Мой кровный брат и его зловредный племянник сидели за столом и живо обсуждали что-то. Милан при этом выглядел встревоженным, а Иван расстроенным.
Едва я успела переступить порог комнаты, как Милан вскочил, бросился мне навстречу, сжал мои холодные руки в своих горячих, твёрдых ладонях и принялся поздравлять.
«Какая сволочь доложила обо всём Милану? – Крутилось при этом в моей тяжёлой, смурной голове. – Вряд ли это Иван. Мы его не посвящали в свои планы».
Собственно говоря, мы и сами в них посвящены не были, но мысль об этом пришла намного позднее, а пока я привычно жалела Милана. Несчастный мой брат! Каких трудов ему стоит изображать сейчас веселье! Что мы все натворили?!
Буквально в следующий миг выяснилось, что изображать веселье Милану не стоит никаких трудов, потому что он его не изображает. Он и впрямь очень рад за меня, потому что…
- … сказала Марженка! Твои книги бьют все рекорды по объёмам продаж! Их уже смели с полок, нужен ещё один тираж, и такое происходит повсюду, Яничка, слышишь, сестрёнка, повсюду, где твои книги продаются! Моя сестра теперь – известная и состоятельная женщина!
Милан изо всех сил тормошил меня, обнимал и кружил по комнате в каком-то диком, непонятном танце. Я подумала почему-то, что сегодня мы с ним уже не снесём торшер, потому что очень удачно разбили его вчера. А ещё…
- Милан, а почему Марженка позвонила вам, а не мне?
- Она не смогла тебе дозвониться, сестрёнка. У тебя отключён телефон.
Я лихорадочно полезла в сумку и обнаружила, что телефон разряжен. Так вот почему я так хорошо провела вторую половину дня, не отвлекаясь ни на какие входящие вызовы!
Мы с Яреком договорились, что ничего не скажем Милану и Ваньке о том, что натворили сегодня в мэрии. Я специально приду домой первой и для убедительности… Да, чуть не забыла!
- Где Яромир? – Спросила я как можно более равнодушным тоном.
- Где Яромир?! – Взорвался Иван неожиданно. – Ей рассказывают о том, как она буквально рванула на другой уровень, а она спрашивает, где этот хромоногий дурачок! Отличный вопрос. Я восхищён вами, Янина!
На самом деле я прекрасно знала, где Яромир. Он пошёл в кондитерскую за тортиком. Мы решили устроить для нашей странной маленькой коммуны небольшое чаепитие. Пусть Милан и Ванька поглощают вкуснейший торт под названием «Симфония любви» и даже не подозревают, что они вместе с нами празднуют. Здорово ведь придумано?
Внезапно я почувствовала жёсткие пальцы Милана на своём левом ухе.
- Ух, я задам сейчас трёпку своей легкомысленной сестрице…
Так он всё-таки что-то знает? Сердце отчаянно заколотилось.
- Это надо додуматься, такой важной персоне остаться на несколько часов без связи! Или ты влюблена, а, Яничка? Что ты молчишь?
Ну, да, влюблена. В одного хромоногого дурачка, который заработал себе, пиная мячик, на особняк почти в центре Любляны, несколько дорогущих машин и сколько-то – не помню, сколько, у меня плохая память на цифры – миллионов себе «на старость». Дурачок может повесить кеды на гвоздь и жить, не заботясь ни о чём, до скончания века и потомкам ещё много чего оставить, но он не может сидеть без дела и уезжает завтра в далёкий Росток-на-Дне тренерствовать. Ещё он хочет вернуться в большой спорт. Ещё открыть благотворительную футбольную академию в Любляне. Ещё… Много чего ещё хочет хромоногий дурачок. Если бы он слушался в своё время какого-нибудь резвого умника вроде Ивана, то сидел бы сейчас в съёмной квартире у телевизора, работая сантехником или таксистом, а так…
Милан что-то говорил и говорил, кажется, теперь он воспитывал Ивана. У того было такое выражение лица, словно ему предложили на обед тарелку отборных дождевых червей с соплями. Мне это надоело, и я порывисто обняла Милана. От неожиданности тот замолчал.
- Милан, как я рада! Ты себе не представляешь!
- Это надо отметить, - тут же вклинился Иван. – Мы сегодня должны пойти в ночной клуб!
- Иван, ты уверен, что это хорошая идея? – Спросил Милан.
- Хорошая или нет – вы обещали!
- Где и когда мы тебе такое обещали? – Сопротивлялся Милан изо всех сил.
- Здесь! – Взорвался Иван снова. – В этой самой гостиной! В тот вечер, когда Янина приехала, и твой друг-долбоклак чуть не услал её в монастырь!
Милан, ошалело моргая, смотрел на Ваньку, а тот всё разорялся:
- Развели занудство! Выставки, театры, рестораны пафосные … Да если бы не я, вы бы померли со скуки на своей дурацкой выставке!
- Согласна, - подала я голос. – Вы в тот раз очень оживили наш поход, Ванечка.
- То-то же! – Иван поднял вверх указательный палец. – Собирайтесь, Янина. И ты, дядька, собирайся. Нечего тут корчить из себя рака-отшельника.
Милан смотрел на Ивана, вытаращив глаза, и со своими новомодными усиками был в тот момент и впрямь немного похож на симпатичного мультяшного рака. Я расхохоталась, а Милан спросил Ивана:
- А как же Ярек? Он придёт, а нас нет. Я ему звонил, а у него тоже телефон отключён. Что-то Ярек и Яничка у нас сегодня скрываются от общества!
Иван, кажется, о чём-то догадался и посмотрел на меня уничтожающе. В следующий миг он напустился на Милана:
- Дался вам обоим этот Ярек! У него свой дом есть, вот пусть туда и валит!
- Иван… - Начал Милан мягко, но его прервал сам лёгкий на помине Ярек.
Мой новоиспечённый муж принёс свежеиспечённый торт из моей любимой кондитерской. Милан кинулся ставить чайник. Ивана послали за красивыми чашками в буфет, куда он поплёлся словно на расстрел. В общем, началась наша обычная мирная и спокойная, хоть и немного сумасшедшая, вечерняя жизнь. Можно было выдохнуть и пойти в свою комнату.
Переступив её порог, я поставила телефон на зарядку, написала Марженке покаянное смс и начала стягивать с себя платье, параллельно думая о том, что я вышла отсюда всего шесть часов назад, а сколько всего за это время случилось!
Я успела:
- выгулять своё новое вечернее платье, подарок Милана, между прочим;
- выйти замуж;
- поставить на место зарвавшуюся психопатку Лидию;
- стать женщиной по-настоящему, потому как то, чем когда-то в прошлой жизни сделал меня Евген, можно назвать разве что ходячим недоразумением;
- откорябаться от полиции, которую Лидия вызвала по мою грешную душу;
- поставить на место ту же самую зарвавшуюся психопатку во второй раз;
- получить доверенность Яромира на продажу дома и покупку однокомнатной квартиры;
- узнать о том, что мои книги бьют рекорды продаж;
- испугаться, что Милану обо всём доложили;
- принять невыносимую пытку его трёпки;
- получить приглашение в ночной клуб;
- услышать, что Иван думает о моём муже;
- организовать подготовку чаепития;
- вернуться в ту точку, из которой я вышла шесть часов назад.
И – да – главное забыла:
- выяснить с Яромиром вопрос подгибающихся колен.
Тётка Лидия наговорила полицейским, что её племянник, судя по всему, обдолбавшись наркотиками, привёл в дом гулящую девку, которая оскорбляла её, хозяйку дома, и угрожала ей физической расправой. Весь участок был глубоко возмущён действиями злого, эгоистичного, неблагодарного потомка милой тётушки, и для задержания наглой торговки телом был откомандирован наряд из двух полисменов.
Старший страж порядка был огромным и усатым, младший щуплым и подвижным. За полчаса, проведённые в гостиной Яромира, он, кажется, успел залезть во все щели и перетрогать своими худыми, немного узловатыми ручонками всё, что можно и нельзя. Я с ужасом ждала характерного треска, но младшему полисмену всё же удалось избежать искушения засунуть пальцы в розетку. Однако пороли его в детстве, видимо, всё-таки мало. Разве можно быть таким лазучим? А ещё взрослый человек называется!
Увидев, кто, собственно, приходится милой тётушке Лидии племянником, старший полисмен покраснел и непроизвольно отдал честь. Младший, кажется, напрудил в штаны от восторга, но, возможно, он был в памперсе, и мокрых следов ни на полу, ни на коврах не осталось.
Когда из спальни соизволила выйти сама я в своём зелёном, неожиданно оказавшемся свадебным, платье у обоих блюстителей порядка и нравственности отпали нижние челюсти. Верхние тоже отпали бы, но, благо, они у всех людей сочленены одинаково неподвижно. Ярек им пытался показать наше свидетельство о браке, но оба отмахивались от него, как от назойливой мухи, и только повторяли вразнобой:
-  Янина Рупник…
- …Рупник…
Первым пришёл в себя старший полисмен. Голос его звучал, словно со дна пустой металлической бочки.
- Что же вы, Яничка, знаменитая поэтесса, а сами… хм… ну, вы понимаете.
- Я больше не буду, - клятвенно пообещала я.
- Больше не будете что? – Встрял младший.
Его козлиный тенорок был таким смешным, что я на полном серьёзе ответила:
- Блеять всякую чепуху по вечерам.
- Это правильно! – Тут же отозвался усатый. – Вы уж не бле… простите, не обещайте тётушке вашего парня… пардон, мужа, разные ужасы. Мы всё понимаем, вы писательница, у вас фантазия разыгралась под вечер, но вы…
Он ещё поразорялся немного на тему соблюдения приличий, после выпросил у нас с Яромиром автографы, и оба полисмена, негромко переговариваясь, покинули пустой и холодный Яромиров особняк. Тётка Лидия пыталась что-то сказать, но её в упор не замечали ни тот, ни другой. Я думаю, это потому, что перед тем, как показать полицейским свидетельство о заключении брака, Ярек продемонстрировал им документы на дом, где он значился единым законным владельцем.
- Дом поступает в продажу завтра же! – Объявил Яромир, как только дверь за полицейскими закрылась. – Лидия, собирайтесь! Завтра утром вы съезжаете отсюда.
- Куда я пойду? – Зарыдала тётка. – Женился, значит, и я стала не нужна! Я была тебе нужна только тогда…
- Никогда, - отрезал Яромир. – Я всю жизнь до двадцати восьми лет прекрасно без вас обходился и мог бы обходиться дальше, но вы мне этого не дали. Вы отравляли мою жизнь почти пять лет. Пять лет!
Яромир начинал заводиться, и я положила руку на его предплечье. Ярек взял её и поцеловал мои пальцы.
 - Моя жена в течение трёх дней определит, куда вы пойдёте, - сообщил он тётке. – Я завтра вылетаю в Россию, поэтому…
- В Россию! – Ахнула Лидия. – Это же совершенно дикая страна!
- Это вы совершенно дикая фиолетовая макака! – Отпарировала я. – Ничего, я определю вас в вольер. Слово мужа для меня – закон!
Ярек расцвёл улыбкой и поцеловал меня в губы.
- Умница моя! – Сказал он. – Я в тебе не ошибся.
Он позвонил знакомому нотариусу, своему бывшему однокласснику, и тот через полчаса приехал, сияя румянцем круглых щеках, улыбаясь тёмно-карими, небольшими глазами и аккуратно ступая по коврам и паркету коротенькими, пухлыми ножками. Ярек рассказывал, что в детстве они дразнили Богдана пончиком и смеялись над его не спортивностью. Теперь Богдан Златник нередко смеялся над юридической безграмотностью своих однокашников, но всегда приходил им на помощь. Доверенность на продажу дома была оформлена без всяких проволочек.
- Куда и когда отправляем Лидию? – Спросила я.
- В съёмное жильё, надо полагать, - сказал Яромир.
- Может всё-таки купим однокомнатную? – Засомневалась я.
- Эта шикарная женщина промотает её на раз! – Спрогнозировал Яромир, и я почему-то поверила ему безоговорочно и сразу.
- Купим на твоё имя, - сказала я.
- Умница! – Повторил Яромир, снова целуя меня в губы. – Как я сам до этого не додумался?
Пончик, пардон, нотариус Богдан Златник, ещё не ушёл, и доверенность на покупку однокомнатной квартиры тоже была оформлена на месте.
- Коммунальные услуги тётушка Лидия будет оплачивать самостоятельно, - сказала я так, словно её здесь не было, - и никаких больше денег «на хозяйство». Работа-дом-работа – вот отныне и навеки график нашей прелестницы!
Если до этого момента Лидия только всхлипывала, то теперь она заскулила, как шакал безлунной ночью в степи.
- Если Лидия не будет оплачивать коммунальных услуг, - продолжала я, - мы напишем заявление поставщикам, чтобы они отключили все коммуникации к чёртовой матери.
Лидия прекратила выть и уставилась на меня, моргая своими круглыми карими глазками. Я усмотрела в ней некоторое сходство с Натусиком, только та была похожа на сову, а эта на ощипанного попугая в период линьки.
- Ваши вещи должны быть собраны  к утру, - обратилась я к нашей птичке, - а вы сами должны находиться дома, чтобы я не разыскивала вас по городу, когда за вами приедет машина. Если уйдёте, не получите никакого жилья от слова «никогда».
Я не стала спрашивать, ясно ей или нет. Мне было на это наплевать. Яромиру, кажется, тоже. Мы проводили Богдана, и, не прощаясь с Лидией, сели в автомобиль дядюшки Йозефа.    
Стоя под душем, и ощущая физически, как тугие, горячие струи смывают с меня всё безумие этого странного дня, который поначалу был таким документально-скучным, а потом сорвался в полнейший аут, я подумала, что неплохо было бы выгулять мои новые коктейльные платья. Сразу два я никак не смогу надеть. Жаль. Так, мятное или оранжевое? Оранжевое или мятное?
Выйдя из душа и полюбовавшись в зеркале своей красной, распаренной физиономией, я поняла, что однозначно мятное. Оранжевое сейчас будет явно не к лицу – слишком близкие оттенки.
В дверь деликатно постучали:
- Яничка, ты скоро? – Спросил Милан из-за неё. – Мы тебя уже заждались!
- Иду! – Отозвалась я.
Не дадут человеку одеться. Человек решил одеться сразу для выхода, чтобы потом не заморачиваться этим. Накладывать косметику на эту полыхающую кожу как-то глупо, и косметичка был послана в ящик комода в полном составе.
Я облачилась в мятное платье, подчёркивавшее фигуру и открывающее колено. Распустив волосы по плечам, я отметила, что они потрясающе смотрятся на этой слегка блестящей ткани. Ура! Сегодня выгуляю ещё одно красивое платье!..
Как же я ошибалась!
Направляясь в гостиную, я думала, что застану парней в разгаре чаепития, но они не притрагивались к угощению, дожидаясь меня. Сказать, что это было приятно – не сказать ничего!
Ярек всецело одобрил идею Ванечки пойти в клуб. Как он сказал после, в день свадьбы обязательно должны быть, помимо угощения, ещё музыка и танцы, даже если участники праздника и не подозревают о самой свадьбе. Я ещё раз удивилась тому, насколько созвучны наши мысли!
Ярек успел сменить вечерний костюм на тёмные джинсы и рубашку. Я услышала от парней массу комплиментов по поводу того, как выгляжу в своём новом платье. Однако вскоре оказалось, что годится оно только для домашнего чаепития. Как только мы приготовились выдвинуться, Иван спросил строго:
- Куда это вы собрались в таком виде, Янина?
- Куда и все, - ответила я, смеясь. – От коллектива отрываться нельзя!
- Если вы не смените это платье на что-то более скромное, вас оторвёт от нашего коллектива кто-нибудь другой!
Это прозвучало настолько категорично, что я расхохоталась:
- Бросьте, Иван! Если меня кто-то и похитит, то часа на три, не больше, а после вернёт, да ещё и приплатит, чтобы вы меня обратно приняли.
- Не говорите ерунду, Янина! – Рявкнул вдруг Иван. – Немедленно переоденьтесь! И лучше, чтобы это были джинсы, и не эти ваши новомодные с открытыми икрами, а нормальные, которые ногу закрывают!
По правде сказать, я остолбенела от такого напора. Переведя взгляд на Милана, а потом на Ярека, я прочитала в их глазах что-то вроде поддержки… слов Ивана.
- Вы не знаете, что значит быть похищенной, - сказал Иван гораздо мягче, - и, дай-то Бог, чтобы никогда не узнали!
Больше вопросов не было. Обид тем более. Старая травма Ивана проявилась самым настоящим человеколюбием по отношению ко мне. Я кивнула и отправилась переодеваться.
Дело в том, что я не люблю штаны, никакие, от слова «совсем». Да, я часто вынуждена носить их в Москве в холодный сезон, но, как только начинает пригревать хотя бы апрельское солнышко, я закидываю их ко всем чертям на самую дальнюю полку шкафа.
Особенно ненавижу синие джинсы. Однажды я шла в Москве домой из супермаркета, и заметила, что на подавляющем большинстве женщин, идущих навстречу, были синие джинсы. Стала считать. Семь из десяти! Что это за напасть, скажите, пожалуйста? Ну, даже если ты любишь ходить, как мужик, в штанах, и зимой, и летом, неужели нет джинс других расцветок?
Я понимаю, любые нормальные цвета у жителей околомосковских новостроек считаются крайним проявлением дурновкусия, но есть ведь чёрные, серые, коричневые, кофейные, оливковые джинсы! Убиться можно этим кричащим разнообразием, но нет: синие и всё. Как будто на дворе семидесятые годы двадцатого века. Как будто в магазинах, в том числе тех, что торгуют через Интернет, нет ничего, кроме очередей и пустых полок.
Для них нет, а для меня есть! Я радостно выгрузила из шкафа свои красные, зелёные и ярко-жёлтые джинсы. Жёлтые отпадают сразу: они, по словам Ивана, слишком «новомодные», это не джинсы даже, а джинсовые бриджи. Красные… сомнительно! Самые скромные – зелёные. К ним – белая футболка с длинным рукавом и желтовато-коричневый кардиган, приобретённый Ванечкой по случаю.
- Можно бы и поскромнее, но в целом годится, - оценил строгий Иван Робертович, и мы отправились в клуб, выбранный Миланом как самый приличный в городе.
На входе был жесточайший фейс-контроль. Как объяснил Иван в свойственной ему развязной манере, в этот клуб пускали только «всяких знаменитых задниц и их приживальщиков». Я рассмеялась. Милан и Яромир, судя по всему, «знаменитые задницы», а мы с Иваном – их верные «приживальщики».
В клубе было достаточно людно. Видимо, в Любляне появилось в последнее время много знаменитостей, а куда знаменитостям без свиты? Что же, хорошо. Веселее будет.
Яромиру в то время были противопоказаны физические нагрузки, и я, к великому неудовольствию Ивана, обещала ему все медленные танцы. Впрочем, Ванька недолго сердился. Едва мы расположились вчетвером за столиком на балкончике, он схватил меня за руку и утащил на танцпол «от этих старых дедов», как он ласково величал своего дядюшку и его друга. Я заметила ему, что сама отстою от них недалеко по возрасту, на что Иван возразил:
- Вы – совсем другое дело. Вы и в пятьдесят лет будете молодая. Таких людей, как вы, Янина, мало…
- Таких повёрнутых? – Поинтересовалась я с абсолютно серьёзным лицом.
- Таких отвязных! – Расхохотался Иван, увлекая меня в самую гущу танцующих.
Чтобы расслышать друг друга приходилось кричать собеседнику в самое ухо, и это тоже было очень весело. Мы с Иваном прекрасно развлекались, покидая танцпол только тогда, когда уже невыносимо хотелось пить. Выпьем воды – и обратно!
Милан и Ярек, кажется, тоже неплохо проводили время, правда они почти не выходили из-за столика, ну, и ладно! К ним подходили какие-то знакомые, они разговаривали и смеялись. Главное, что все были довольны.
В самый разгар веселья я вдруг поняла, что на свет активно просится новое стихотворение. О чём и о ком, вы уже наверняка догадались. Я всегда ношу с собой ручку и блокнот, в который я той сумасшедшей ночью записала:

Огненных глаз неуёмная сила
Вновь для любви моё сердце открыла,
Резко препятствия все разметая,
Расположилась от края до края.

Губы медово вторгаются в душу,
Голос дурманом вливается в уши...
Сопротивляться? Зачем это нужно?
Это нелепо, смешно и натужно.

Руки горячие бродят по телу,
Жар разжигая порывистый, смелый.
Чем всё закончится? Не представляю.
Выпью, наверное, горького чаю,

Горьких отведаю ягодок с ядом,
Коли холодным окатишь ты взглядом.
Правда, меня убеждают в обратном
Губы с отчаянным привкусом мятным,

Лучики глаз все растопят сомненья,
И забывается без сожаленья,
Кто я и где я, "что будет-что было",
Вместе с тобой, словно в сказке - всё мило!

***

Пламя пожара затихнет когда-то,
Только покажется нам маловато.
Искры достаточно слабого блеска:
Вновь разгорается шумно и резко

Нашей любви заполошное чудо.
Сопротивляться? Да, нет уж, не буду!

Домой мы вернулись в половине третьего ночи. Я сразу объявила, что пробежка отменяется, ибо какие человеку нужны ещё кардио-нагрузки?
Сунув всё, что было на мне этой безумной ночью в стирку, я наскоро ополоснулась под душем и нырнула под одеяло. В ушах всё ещё вибрировали низкие частоты. Ноги гудели и подрагивали. Какое же это счастье – провалиться в глубокий сон!

Глава 24
Во сколько бы я ни легла накануне, просыпаюсь обычно в восемь тридцать утра, если не поставила будильник на более раннее время. В тот день я проспала до десяти. Проснувшись под звуки Милановой виолончели, я  вспомнила, что у Яромира вылет в три часа дня, и в ужасе вскочила. Надо срочно его найти!
В суете последних двух суток мы как-то совсем забыли о том, что нам предстоит скорая разлука. Она будет, конечно, не такой уж долгой, всего-то неделя, не больше, но когда вы только обрели друг друга и не то, чтобы не успели насладиться любовью и близостью, а толком даже ещё не начали это делать, от одной мысли о расставании охватывает холодный ужас.
Я наскоро привела себя в порядок, надела длинное домашнее платье и совсем уже собралась открыть дверь, как услышала прямо за ней, близко-близко, мужские голоса. Низкий, рокочущий принадлежал Яромиру, высокий, пронзительный – Ванечке. Голос Ивана звучал иронично, если не сказать, издевательски. Я прислушалась.
- …нужен сто лет! Яничка теперь знаменитость не хуже тебя, а даже ещё и получше, потому что она культурная знаменитость. Яничка прочла кучу книг, университет окончила, сама книжки пишет… А мы с тобой кто такие? И я, и ты с горем пополам получили аттестат и нигде больше…
Тут Ванька ойкнул, потому что я резко распахнула дверь и, кажется, немного его пристукнула. В следующий момент ойкнула и схватилась за сердце я, потому что увидела лицо Яромира.
- Яричек! – Непроизвольно воскликнула я. – Что с вами?
Он был бледен, сосуды в глазах полопались, и под самими глазами залегли даже не синие, а зеленоватые круги. Я взяла его руки и заметила, что они холодные и дрожат. Самого Яромира тоже била дрожь.
- Пойдёмте, я померяю вам давление, - сказала я, увлекая Ярека в свою комнату.
Он не сопротивлялся.
- Нет у него никакого давления, - заявил Иван с видом знатока. – Он просто зарёванный. Поднялся ни свет, ни заря, а, может и совсем не ложился, и ревёт, когда думает, что его никто не видит, - ябедничал несносный мальчишка.
- Ничего особенного, - ответила я, ни на кого из них двоих не глядя. – Спортсмены, как и творческие люди, народ эмоциональный. И это не значит, Иван, что их надо колоть в самые больные места! – Закончила я, глядя прямо в его зелёные, светившиеся злорадством, глазёнки.
Иван остолбенел, а я закрыла за собой и Яреком дверь и припала к его родной, тёплой груди. Ярек всхлипывал, но слёз не было. Дрожь всё усиливалась и обещала перерасти в конвульсии. Надо было срочно предпринимать что-то.
Я усадила Ярека в глубокое кресло, заставила принять настойку пиона в качестве успокоительного, померяла ему давление, которое оказалось почти нормальным, согрела своим дыханием руки… Он начал понемногу успокаиваться, и вскоре заговорил:
- Яничка, скажи честно, родная… Тебе со мной скучно?
- А у нас есть время скучать? – Ответила я вопросом на вопрос. – Мы постоянно куда-то несёмся, что-то делаем, в крайнем случае, обсуждаем. Ещё мы любим друг друга, Ярек. Нам присесть толком некогда, а ты говоришь – скучать!
- Рад это слышать, милая, - ответил Ярек, и в глазах его появился слабый-слабый золотистый отблеск, - но, представь, окажемся мы с тобой одни. Делать нечего. Идти никуда не надо. Заниматься любовью тебе надоело, либо нельзя. И что тогда? Тебе ведь и поговорить со мной будет не о чем!
- А представь ситуацию, - начала я, - небо и земля поменялись местами. На месте земли теперь небо, а на месте неба земля…
При этом я специально скорчила идиотски серьёзную рожицу и продолжала нести и нести какую-то чепуху в этом духе. Ярек не выдержал и расхохотался.
- Вот именно, - подтвердила я без тени улыбки. – Это смешно. Разве мы с тобой когда-нибудь молчали наедине? И почему темой для разговора обязательно быть только высокие материи? Некоторые люди часами обсуждают, что им приготовить на обед, и им очень хорошо друг с другом! А с тобой, Ярек, даже помолчать приятно, не то, что поговорить.
Яромир разулыбался и притянул меня к себе. Ещё минут двадцать мы целовались, и я рассказывала ему, какой он у меня замечательный и читала стихи. Чем не тема для разговора?
После мы отправились готовить поздний завтрак вдвоём.
В тот день я решила приготовить свои особенные, фруктовые оладьи. Замесила тесто на кефире, добавила туда горсть изюма и одно яблоко, порезанное кубиками, и начала выпекать пышные оладушки на трёх сковородах. Яромир сварил кофе на всех и начал помогать мне: ловить мои губы и руки своими губами, приникать ко мне всем телом сзади и творить сотни других подобных милых глупостей, пока никто не видит. Это было лучше, чем, пока никто не видит, реветь, поэтому я не сердилась на такую, с позволения сказать, помощь.
Я думала о том, что не почувствую на своих губах этих тёплых губ и родных прикосновений на коже ещё неделю, если не дольше, и меня медленно, но верно начала захватывать в плен хандра.  Ещё я очень переживала за Яромира: как он долетит, как приживётся на новом месте, как будут обстоять дела с его здоровьем, сейчас и через год. Я изо всех сил старалась улыбаться, чтобы грустные мысли не отражались на моём лице. Яреку и без них забот хватает.
За завтраком все поглощали фруктовые оладьи с большим аппетитом, кроме Ярека. Он едва осилил две штуки. Мой несчастный супруг почти не участвовал в общих разговорах и выглядел поникшим. У меня от его вида сразу портилось настроение, чего не скажешь об Иване. Тот был весел, оживлён, рассказывал смешные истории, кормил Марека оладьями с руки и шутливо называл его вегетарианцем.
Милан был тих и задумчив. Ему тоже было жаль расставаться с Яреком. Он не сможет увидеться с другом целый год, а, может, и больше. Милан постоянно вздыхал и качал головой.
После завтрака Яромир с сожалением ушёл в свою комнату, чтобы закончить собирать в поездку вещи, Милан пошёл с ним, а я начала убирать со стола. Иван сперва вроде бы мне помогал, но это продлилось секунд тридцать. После несносный зловредник уселся на стул верхом и заявил, что ему нужно со мной серьёзно поговорить.
- Слушаю вас, Иван, - отозвалась я устало.
- Не кажется ли вам, Янина, - начал Ванька тоном, не предвещающим ничего хорошего, - что вы в последнее время уделяете слишком много внимания этому престарелому спортсмену.
Я молча уставилась на него, а Иван продолжал:
- Он почти три часа проторчал возле вашей двери, пока вы спали. У меня складывается ощущение, что Ярек вообразил себя чуть ли не вашим парнем! – Закончил он возмущённо.
Я рассмеялась. Знал бы ты, мальчик, кем Яромир на самом деле себя «вообразил»! Детский сад «Зловредик».
- Ничего смешного, Янина! – Строжил меня юнец. – В итоге он вам…
- …голову оторвёт? – Поинтересовалась я насмешливо.
- Похоже, уже оторвал! – Рассердился Иван. – Неужели вы не видите, какие он к вам питает чувства и надежды? Это добром не кончится! – Заключил мальчишка.
- Я приму к сведению ваши слова, - пообещала я. – А пока идите по своим делам, Ванечка. Мне есть, над чем подумать.
- Новую книгу обдумываете? – Живо заинтересовался Ванька.
- Ты поразительно догадлив! – Похвалила я. – Хочу написать повесть. Ни разу ещё не писала ничего крупнее рассказа на пять страниц.
- А обо мне вы в ней напишете? – Зелёные глаза загорелись любопытными желтоватыми огоньками.
- Обязательно, - пообещала я, - если будете хорошо себя вести.
- Нет, ну я серьёзно!
- Я тоже!
- О чём спор? – В гостиную спустился Милан.
- Так, ерунда, - отмахнулась я. – Мы с Иваном решили немного друг друга повоспитывать.
- Это правильно, - одобрил Милан, но мысли его явно были где-то очень далеко.
Мне сделалось грустно до боли в сердце. Ярек чуть ли не скорбит, Милан витает, не пойми где, Ванька занудствует и злорадствует. А чего я, собственно ожидала? Что мы вечно будем жить под одной крышей, вместе ходить на пробежки, готовить завтраки, работать в саду, развлекаться? «Я бы не против!» - Мелькнула глупая, шальная мыслишка, но я велела ей не молоть чепуху. С самого начала было ясно, что мы все здесь гости, даже Милан в некотором роде тоже, и продлится наш сумасшедший отпуск совсем недолго.
Я успокаивала себя тем, что всё безумие последних десяти дней вылилось в отличные результаты для всех нас: Милан выздоровел, Иван, кажется, нашёл свой путь в жизни, мы с Яреком обрели друг друга и можем не расставаться больше. И всё равно было грустно! Я так к ним ко всем привыкла!
Мои печальные размышления были прерваны какими-то чавкающими звуками. Это Марек доедал оставшиеся оладьи прямо со стола. Надо же, хоть и дворняга, а настоящий аристократ: за столом кушает, не тащит еду на пол. Никому не пришло в голову его ругать или останавливать. Все были не здесь.
В конце концов, я поднялась и двинулась в сторону лестницы.
- Вы куда? – Сразу заинтересовался Иван.
Я решила не играть в прятки и сказала честно:
- К Яромиру. Предложу ему свою помощь.
- Вы хотите помочь ему пинать мячи? – Спросил злоязыкий Ванька.
Вообще-то он сказал не «мячи», а совсем другое слово, но что-то мне не хочется здесь его писать.
- Я хочу помочь господину Збогару собирать вещи, - невозмутимо ответила я.
- Я с вами! – Вскочил мой верный спутник по мелким безобразиям и партнёр по танцам.
- Нет! – Жахнул вдруг Милан. – Ты пойдёшь со мной.
Иван сразу скис.
- Куда? – Спросил он тоскливо.
Милан ответил, куда. Приводить здесь его слова я тоже не буду, тем более, сказаны они были по-итальянски. Я могу, если нужно, сделать вид, что не знаю итальянских ругательств; так я в тот момент и поступила. Слова дяди возымели магическое действие: племянник потащился за ним, как новый шёлковый шнурок за немного поношенным, но крепким и добротным дорогим башмаком.
Я поднялась в комнату Яромира и вошла без стука. Очень вовремя я пришла, потому что Яромир ничего не собирал. Он думал, что его никто не видит, поэтому в очередной раз дал волю своему горю.
- Ярек, миленький… - Начала я с порога, едва закрыв за собой дверь.
- Яничка, любовь моя! – Яромир бросился ко мне и прижал к своей груди так тесно, что я слышала, как колотится его большое, нежное сердце.
- Не расстраивайся так, родненький! – Успокаивала я своего мужа, думая о том, как это непривычно – быть его женой. – Мы ведь скоро увидимся!
- Ты точно ко мне приедешь? – Спросил Яромир, уже в который раз.
- Я же обещала!..
- Вот именно, Яничка, обещала! – Сказал он с горечью. – Ты пообещала что-то и, как порядочный человек, стараешься выполнить это, во что бы то ни стало. Я не хочу, чтобы ты из-за меня шла на какие-то жертвы!
- О каких жертвах ты говоришь, любимый? – Ласково спросила я.
- Ты и впрямь не понимаешь? – Удивился Ярек. – Тебе ведь придётся уехать из столицы, не пойми куда!
- Я очень хорошо понимаю, куда еду! – Возразила я. – Я еду в красивый, старинный город-миллионник с развитой инфраструктурой и прекрасным по сравнению с Москвой климатом. Я еду в нормальный областной центр из сумасшедшего дома, где все сидят друг у друга на головах. Вдобавок, со мной будет мой любимый муж! Что мне ещё можно желать для счастья?
Яромир улыбнулся, но я видела, что улыбка далась ему тяжело. Его терзало ещё что-то. Ярек долго молчал, но, наконец, выдал:
- У меня такое чувство, Янина, что я взял тебя в плен. Я не чувствую радости от победы, хоть и люблю тебя больше всех в мире.
- Ты и не должен чувствовать радости от победы, - уверила я своего нервного супруга. – Никакой победы не было, потому что не было сражения. Мы нашли друг друга и полюбили. Мы решили быть вместе…
- И тебе со мной хорошо? – Спросил Ярек с надеждой.
- Мне с тобой сказочно, Яромир! Россия – мой дом, а Словения – моя сказка. Я встретила тебя в сказке и возвращаюсь домой вместе с тем, кого там встретила и полюбила. Это всё равно, что тебе приснилось нечто фантастически хорошее, ты проснулся, а оно рядом с тобой, понимаешь?
Вместо ответа Ярек приник к моим губам долгим поцелуем, запустив при этом пальцы мне в волосы. Снова, как вчерашним вечером в комнате Яромира, по телу понеслись волны невероятной, невиданной неги, и показалось, что я сейчас взлечу или растаю, но тут в оконное стекло стукнул приличных размеров камушек. Мы оба вздрогнули. Я выглянула и увидела в саду Ивана. Он показывал жестами, чтобы я открыла окно. Я повиновалась.
- Вы там работаете? – Спросил Иван серьёзно и, не дожидаясь ответа, продолжил: - А я здесь работаю! Дядька клумбы поливать заставил с чёртовыми левкоями.
- А сам он где? – Поинтересовалась я.
- Не знаю, - ответил Иван. – Наверное, пошёл скорбеть, что его друг-женоненавистник сегодня уезжает.
- Я тебе сейчас уши оборву! – Донёсся из-за угла голос Милана. – Поливай клумбы и не разговаривай! Бездельник!
Я рассмеялась и закрыла окно. До чего говорливый зловредник! Уму непостижимо.
Обернувшись к Яреку, я увидела, что он улыбается.
- Знаешь, Яничка, - сказал он, - а ведь и впрямь получается что-то, похожее на сказку. Ты – Золушка. Милан – добрый фей. Иван – зловредный гном…
- Ты – Заколдованный Принц, - продолжила я, – а Лидия – злая ведьма!
Мы рассмеялись и начали целоваться. Совсем немного, никак не больше получасика, поцеловались и взялись, наконец, за вещи Яромира.
Мы упаковали всё как раз к тому времени, когда надо было выходить. Вещи лежали по своим местам. Ярек был спокоен и даже местами весел. Я внутренне очень за него переживала, но старалась этого не показывать. Милан немного нервничал, но тоже держался, и только Иван не скрывал своей радости по поводу отъезда Ярека. Он искромётно шутил, сам смеялся своим шуткам, и, кажется, ему было безразлично, что никто не разделяет его веселья.
Мы простились у турникета, как старые друзья, и Ярек отправился на посадку. Я стояла у ограждения и напряжённо следила за тем, как удаляется его спина в тёмно-синем джемпере. «Вдруг мы больше никогда не увидимся?» - Мелькнула жуткая мысль. Хотелось закричать, но горло сдавил спазм. Вцепившись в ограждение мёртвой хваткой, я чувствовала, как замирает и ухает моё сердце. Рядом стоял Милан, и, кажется, он был не в лучшем состоянии. Даже Иван умолк и не решался обращаться к нам.
Неожиданно синий джемпер Ярека перестал удаляться. Он приближался к нам. Не может быть!
Я закрыла на несколько секунд глаза, а когда открыла их, то увидела, что Яромир, бросив где-то по пути свои вещи, бежит к нам. Лица на нём не было, это была самая настоящая маска боли. Он легко перемахнул через турникет, сгрёб меня в свои могучие, тесные объятья и зарыдал.
Я тоже разрыдалась, и мы стояли, сцепившись намертво и рыдая так, что, кажется, тряслись стены и пол здания аэропорта.
Никакого здания больше не существовало.
Не было больше ни людей, ни вещей, ни земли, ни неба.
Была только страшная боль разлуки, хлеставшая нас обоих изнутри и выходившая наружу сокрушающими толчками, которые превращались в рыдания, колотившие всё тело.
- Любовь моя… Жизнь моя… - Прохрипел Ярек. – Я не хочу без тебя жить…
- Я приеду к тебе, как только провожу Милана, - рыдала я в ответ, заливаясь слезами, и наши слёзы смешивались, расплываясь лужицами на тёмно-синем джемпере Яромира и воротничке моей тёмно-зелёной блузки.
- Я буду ждать… с нетерпением… жена моя! Сердце моё!
В ответ я принялась гладить Яромира по волосам и спине и осыпать всеми словенскими и русскими ласковыми словами, какие знала. Он молча приник к моему плечу и только вздрагивал.
Явились работники аэропорта, чтобы поторопить некоторых задерживающихся важных персон. Я первой заметила их и сказала, как могла спокойнее и мягче:
- Тебе пора, родной. Мы скоро будем вместе. Навсегда.
- Я буду ждать тебя, - повторил Ярек и, повернувшись к совершенно остолбеневшему Милану, хрипло произнёс: - Прости, дружище! Не ругай Яну. Я один во всём виноват.
После этого он вскинул на плечо рюкзак, который принесли заботливые служащие, и пошёл в сторону терминала. Прежде чем завернуть за угол и исчезнуть из поля зрения, Ярек обернулся и вскинул руку в прощальном жесте. По его лицу градом катились слёзы. Меня душили рыдания.
Не знаю, сколько ещё мы простояли втроём у ограждения, но ушли мы уже после того, как состоялся вылет.
- Что вы натворили, Янина? – Строго спросил Иван, когда мы сели в автомобиль Матица. – Почему этот придурок назвал вас женой? Не отпирайтесь, я слышал! – Ванька даже возвысил голос, настолько он был уверен, что я сейчас стану всё отрицать.
Милан ничего не говорил, но смотрел на меня выжидательно. Мой кровный брат явно хотел объяснений, но мне не показалось, что он был при этом зол.
Я начала свой рассказ. Дойдя до того места, где я слушала Яромировы голосовые сообщения, уединившись в дамской комнате «Рыбного Дома», я разревелась. Повествуя о нашей странной свадьбе в мэрии, я уже рыдала, как на похоронах. Вдобавок, на меня напала икота.
- А они… ик… ты представляешь… ик… взяли и… - Серия горьких рыданий. – Р-ра-ра-расписали нас с ходу! Ик! Ик!
Милан рассмеялся. Я недоумённо уставилась на него, не забывая при этом икать, рыдать и вздрагивать.
- В первый раз встречаю такое, чтобы о своей свадьбе с любимым мужчиной рассказывали так, словно кто-то умер!
- А я прекрасно Яничку понимаю! – Вклинился Иван. – Этот долбоклак запудрил ей мозги и обманом женил на себе! Что же вы так, Яничка?
Я смотрела на Ваньку, хлопая глазами, и не могла выговорить ни слова.
- Ничего, Янина, всё поправимо! – Утешал меня Иван. – Завтра мы с вами пойдём в мэрию, напишем заявление, да и разведётесь с ним к чёртовой матери!
Милан захохотал так, что слёзы брызнули из его глаз.
- С чего ты, дрянной мальчишка, решил, что Яничка хочет развестись с Яромиром? Они любят друг друга, и это прекрасно.
- Прости нас, Милан! – Проблеяла я.
- За что я должен простить вас, Яничка? Случилось то, что должно было случиться. Лично мне это было ясно с первого дня!
- С первого? – Засомневалась я.
- Да, сестрёнка. С той самой секунды, как ты сказала, что Яромир не уехал. Правда, я не думал, что вы так скоро поженитесь!.. Больше никогда в жизни не стану обвинять наших чиновников в бюрократизме! Наши словенские чиновники – самые человечные в мире!
И Милан расхохотался, как мальчишка, удачно запустивший воздушного змея. Иван, напротив, сидел, нахохлившись.
- До чего дурацкое у вас кольцо, Янина! – Изрёк он, тыча пальцем в моё обручальное кольцо авторской работы с лунным камнем. – Его изготовил сумасшедший слесарь по эскизу Ярека?
Мы с Миланом так и покатились со смеху. У меня даже икота прошла!
- Это обручальное кольцо Янички, - выговорил Милан, отсмеявшись, - и я не нахожу его дурацким.
- Как вы догадались, что оно обручальное? – Спросила я. – Я ведь говорила вам, Милан, что взяла поносить его у одной знакомой.
- А вы видели, что написано на внутренней стороне этого колечка? – Спросил Милан, хитро улыбаясь.
- А там что-то написано? – Удивилась я.
- Снимите и приглядитесь, - посоветовал Милан.
Последовав его совету, я сняла кольцо и увидела, что по внутренней стороне его затейливыми буковками выгравирована надпись: «Янина и Яромир». Буковки были почти русскими. Почти – потому что гравировщик, видимо, не очень хорошо представляя себе кириллическое «и», выгравировал его как латинское «N».
Ярек, Ярек! В этом ты весь. Ты можешь так сказать или сделать какую-то совершенно банальную вещь так, что она превращается в самое милое из всего, что приходилось когда-то слышать или видеть.
Милан рассмеялся добрым, почти отеческим смехом и сказал:
- Будьте счастливы! Я знал, что вы будете вместе, с первого дня. Знал, что Ярек сделал тебе предложение с того вечера, как у тебя появилось это кольцо. Правда, я не думал, что вы поженитесь так скоро. И совсем уж загадка для меня – за что вы оба просите у меня прощения?
- Нет никакой загадки! – Иван с досадой махнул рукой. – Этот долбоклак охмурил твою сестру у тебя под носом, вот совесть в нём и заговорила. И Яничке стыдно, потому что он долбоклак. Надо вам было за дядю Борека выходить замуж. Он хотя бы умный, пусть и не очень красивый и староват для вас.
Мы с Миланом снова рассмеялись, а Иван со злостью отмахнулся от нас и уставился в окно, внимательно созерцая хорошо знакомый пейзаж.
- Ну, с Иваном всё ясно, - сказал Милан, - теперь я бы хотел услышать, что ты скажешь, Янина. 
Я глубоко вздохнула и начала:
- Мы подумали, что нанесём тебе травму, если будем при тебе флиртовать, говорить о личной жизни, своей или чьей-то ещё… Прости нас, Милан! – Рыдания снова затрясли меня изнутри. – Взять и затеять роман в доме приютившего нас человека, с которым случилась такая трагедия!
Я рыдала, отвернувшись к окну.
Иван обиженно сопел, не произнося ни слова, но всем своим видом показывая, что, да, мол, согласен, это было отвратительно.
Милан долго молчал. Наконец, он произнёс задумчиво:
- Знаешь, Янина… После того, как Светка ушла, забрав с собой детей… Я возненавидел этот дом! Я часами лежал на кровати и вспоминал, вспоминал!.. И не мог вспомнить ничего хорошего, связанного с этим чёртовым мавзолеем. Потом Ярек перебрался ко мне, опасаясь за мою жизнь. После Иван поругался с отцом и попросил убежища… Что-то начало происходить, но я ещё не понимал, что. Только когда приехала ты, мне стало ясно, что неважно, какой дом, где он стоит, кто в нём жил… Важно то, что наполняет его сейчас! Так вот, с приездом Ярека дом наполнился заботой. С приходом Ивана и Марека - юностью, свежестью и самыми разными, но всегда живыми эмоциями. Да, они постоянно ссорились, Иван и Яромир, но у меня появился смысл выползать из своего укрытия, хотя бы за тем, чтобы их разнять. А когда приехала ты, дом наполнился любовью, энергией, радостью. Всё это вместе и стало той силой, которая подняла меня с кровати, заставила думать о будущем, а не о прошлом… Многое пришлось вспомнить, но лишь для того, чтобы идти дальше, не оглядываясь.
Милан снова надолго замолчал, и ни я, ни Иван не решались вклиниться в непростой ход его мыслей.
- Я очень рад, что под крышей этого дома, где дурного было намного больше, чем хорошего, кто-то встретил свою любовь. Я счастлив за вас обоих, Яничка, и перестаньте себя корить. Вы не виноваты в том, что моя семейная жизнь развалилась, и нечего было от меня прятаться.
Я порывисто обняла Милана.
- Ты самый лучший брат в мире! – Только и смогла выговорить я.
Он тоже обнял меня и гладил по плечу и руке своей твёрдой, горячей ладонью, и от этого спокойствие разливалось по всему моему существу. Милан не сердится. Он нас не осуждает. Это самое главное.
- Живите мирно, не ссорьтесь, - напутствовал меня Милан за нас двоих. – И, главное, никогда не обманывай его и не пытайся вертеть им исподволь. Он очень прямой и честный, и не приемлет таких вещей… Впрочем, ты и сама такая же! Не зря вы так отчаянно потянулись друг посреди всего этого болота лжи, в которое превратился мир.
Иван постарался слиться под цвет внутренней обивки автомобиля. Разговоры о лжи и лживых людях почему-то были в последнее время неприятны нашему проказнику.
Когда мы выходили из автомобиля, Матиц, улучив минутку, отозвал меня в сторону. Я ещё никогда не видела его таким оживлённым: глаза горели, на носу выступили бисеринки испарины, обычно идеально причёсанная шевелюра разлохмачена.
- Знаете, что я вам скажу, барышня… - Начал Матиц смущённо. – Вы сделали правильный выбор! Господин Рупель, конечно, хорошо, но господин Збогар любит вас, как никто другой. Пока мы с ним ездили за левкоями, вы у него с языка не сходили! Я столько о вас узнал хорошего за эту поездку! – Матиц захихикал было, но тут же оборвал смех и серьёзно напутствовал меня: - Живите не хуже, чем мы с Магдой! А лучше – если ещё лучше!
Я рассмеялась, поблагодарила и обняла Матица, чем ещё больше его смутила. Матиц поцеловал мне руку, сказал, что я буду хорошей женой, и мы разошлись каждый в свою сторону.
Добравшись до кровати, я рухнула на неё, не раздеваясь, и проспала часа три, если не больше. Никто меня не побеспокоил, но проснулась я под вечер, словно от толчка.

Глава 25
На подушке лежала записка. «У Ивана разболелся зуб, и мы уехали в клинику. Когда будем, не знаю. Ужин на плите. Милан».
Бедный Ванька! Вечно с ним что-нибудь, да приключится. Впрочем, кто бы говорил! Я улыбнулась, вспоминая наши с Яреком приключения, и тут вдруг во всю мощь заголосил видео-домофон.
Я бросилась к аппарату с замиранием сердца. Интересно, кто бы это мог быть? Я ещё не видела сообщений Ярека, где он отписывался, что с ним всё в порядке. Дыхание перехватило. Я сняла трубку. У калитки, кутаясь в какую-то растянутую «бабушкину» кофту, стояла Светка.
Батеньки, кто к нам пришёл! Ну, я тебе сейчас покажу!
Я не стала открывать калитку дистанционно и вышла во двор. Пошла по дорожкам сада, посыпанным свежим гравием, не спеша, прогулочным шагом. После нарочно долго возилась с замком. Пусть потомится наша курочка. Она и томилась. Переминалась с ноги на ногу, теребила свою растянутую кофтень и тяжко вздыхала.
Наконец, я соизволила явить свой лик и спросила строго, как тётенька с района спросила бы соседа-алкаша:
- Чё надо?
Светка уставилась на меня своими немного выцветшими эльфийскими глазками. Вокруг них уже успели образоваться лучики морщин. Левый уголок рта прелестницы располагался несколько выше правого, а её носогубные складки были просто шикарны!
Интересно, почему женщины, располагающие большими возможностями и не вылезающие из салонов красоты, всегда или почти всегда выглядят старше, чем они есть, либо, как минимум, на свой возраст? У меня на этот счёт только самые банальные соображения.
Я думаю, что молодость, как и всё остальное, это состояние души. Я, кстати, не верю в сказки про молодую душу в старом теле. Если душа молода, то и тело выглядит моложе своих лет, а молодость души – это, прежде всего, увлечённость чем-то, вовлеченность в какой-то процесс, не побоюсь этих слов, упоение процессом! Сама жизнь – это процесс, и если человек не чувствует жизни в себе, не видит её вокруг, не участвует в ней, он быстро стареет. Телу не для чего себя беречь, ибо душа не ставит перед ним никаких важных задач.
Я с удовольствием размышляла на все эти необыкновенно интересные темы, откровенно пялясь на Светку насмешливым взором. Она ёрзала, хлопала глазами, опускала и поднимала наращённые реснички и тоже молчала. Эта игра в молчанку продолжалась минут пять, не меньше. Наконец, Светусик разродилась вопросом:
- Милан дома?
- А на кой чёрт он тебе сдался, Милан-то? – Поинтересовалась я тоном всё той же тётки с окраины, беседующей с собутыльником муженька-пьянчужки.
- Ну, вот! – Светусик слабо улыбнулась. – Ещё писатель называешься! С Чеховым себя сравниваешь… Разве тебе неизвестно, что заканчивать вопрос частицей – дурной тон?
Она в этот момент была сама воплощённая ирония! Ничего, ты ещё пожалеешь, что со мной связалась.
- На кой чёрт он тебе сдался, Милан-то, дурында? – Переформулировала я свой вопрос по просьбам зажравшихся.
Светка опешила. Её начала охватывать злость.
- Какого хрена ты так со мной разговариваешь? – Завелась она. – Какая я тебе дурында?
- Форменная! – Отрезала я. – Это ж надо, такого мужика простебать!
И я захохотала смехом бабищи с заводской окраины, на одной из которых родилась и выросла наша фея. Таким смехом смеялись её мать, бабушка, многочисленные тётки. В общем, передёрнуло Светусика знатно!
В какой-то момент мне показалось, что она готова залепить мне пощёчину и была готова в последний миг захлопнуть калитку, чтобы она как следует отшибла о неё ручонку, но, видимо, моя оппонентка призвала на помощь все остатки былого самоконтроля, вдохнула-выдохнула и произнесла уже гораздо вежливее:
- Я пришла поговорить с Миланом. Хочу попросить у него прощения за всё.
- Хм-м-м… - Протянула я. – Значит, ты хорошо поняла, что остатками своей неземной красы ничего уже не добьёшься, и теперь разжалобить его хочешь? Ты меня держишь за дуру, да? Ты думаешь, я снова тебе его так легко уступлю, как тогда?
В ответ на это Светка разревелась. Молча, без истерик и громких всхлипов. Так плачет человек, который испытывает настоящую боль. Похоже, она, как блудливая кошка, наелась под завязку свободной жизни и решила вернуться «к папочке», в тепло и уют.
Что ж, это не моя кошка, а папочкина, вот ему и решать, что с ней делать.
Я распахнула калитку и сделала широкий приглашающий жест. Светка обмерла. Она перестала плакать и смотрела на меня глазами, полными боли, в ожидании какого-то подвоха или удара исподтишка.
Нет, дорогая. Специалист по подвохам и подлым ударам у нас ты, а мы, если что, и так тебе взвесим по полной, без всяких подвохов.
- Заходи, дурища, - сказала я весело. – Милана нет дома, но мы его подождём, попьём чайку, и ты всё мне расскажешь.
- А ты не боишься, что я…
- Не боюсь! – Обрубила я. – Ты для меня безопасна на сто процентов, потому что я замужем…
Светка вскрикнула, как раненая птица и закрыла нижнюю половину лица руками. Она стояла так и смотрела на меня заплаканными, красными глазами, не в силах сдвинуться с места. Не сообразила даже, что, не разведясь с ней, Милан не мог жениться ни на ком другом.
- …замужем за другим человеком, Светка. Вчера я вышла замуж за Яромира.
- Збогара? – Выдавила Светка.
- Збогара, - подтвердила я.
- А как же Милан? – Моя заклятая подруга начала приходить в себя.
- Милан жив и даже почти здоров, - сообщила я ей. – Но если ты, кошка драная, доведёшь моего брата до чего-нибудь нехорошего своими истериками или дебильными откровениями, я свинчу тебе голову. Я справлюсь.
- Брата? – Переспросила Светусик.
- Брата, - подтвердила я.
- Тогда зачем ты сказала, что приехала забрать его у меня? – Личико Светки снова начало кукситься.
- Я пошутила, - выдохнула я устало. – Ты же знаешь, я всегда была большая шутница! Заходи, не стой здесь. На нас уже соседи смотрят.
Блудная жена, наконец-то, соизволила вплыть в калитку, и я закрыла её за ней.
Мы долго сидели в гостиной, забыв о дымящихся чашках чая, и разговаривали. То есть, говорила, в основном, Светка, а я слушала и удивлялась, какой надо быть лошпедкой, чтобы, имея на руках такой бриллиант, как Милан, гоняться за цветными стёклышками от разбитых бутылок.
Если в двух словах выразить приключения нашей красавицы, ей ещё на шестом году семейной жизни наскучило сытое, размеренное существование. Милан начал казаться недостаточно пылким. Появилась ревность к его родне, коллегам, друзьям, инструменту, в общем, ко всему, с кем и с чем Милан соприкасался, и Светусику пришла мысль поискать развлечений на стороне.
Надо ли говорить, что наша глупышка очень быстро попала в лапы нехороших людей? Она прошла все круги ада – страдания, унижения, шантаж, открытое воровство…
Кстати, ту статейку о наших якобы оргиях втроём с Миланом и Яромиром заказал её любовничек, когда понял, что она наелась его «подарками» и хочет вернуться к мужу. Он запугивал её тем, что муж не примет такую потаскушку, а для верности опозорил его так, чтобы её возврат выглядел чем-то совсем уж мерзким в глазах общественности. Благо, кроме «Жёлтого тюльпана» ни одно издание не пожелало публиковать подобную грязь. Да и денег, судя по всему у него особо не было, чтобы растиражировать тот бред в достаточном для своих гнусных целей количестве.
А тут ещё я наговорила ей всякого. А потом ещё и Милан послал прелестницу, куда подальше, с её «враньём».
- Как думаешь, рассказать ему всё это? – Спросила вдруг Светка.
Нашла советчицу!
- Конечно, расскажи, - согласилась я. – Ты ведь задалась целью свести Милана в могилу?
Светка покраснела и умолкла.
- Понимаешь, Светлана, - начала я, - всем и так ясно, где ты пропадала. Так ли уж важны детали и подробности?
- Как думаешь, он простит меня?
- Надеюсь, что нет, - ответила я, как на духу, - но решать в любом случае Милану.
Тут мы обе притихли, потому что послышался шум подъезжающего автомобиля.
- Поднимись в библиотеку, - посоветовала я Светке.
Она смотрела на меня с сомнением. Правильно, вдруг я наговорю всякого-разного Милану о ней? Лично она так бы и поступила.
- С ним Иван, - сказала я с нажимом.
Светка трёхэтажно выругалась и понеслась в библиотеку бегом. Видимо, ей не раз доставалось от нашего резвого мальчугана. Надо попросить его, чтобы пожил у Милана до самого отъезда, а лучше поехал в тур вместе с ними. Шучу, конечно. Какое мне дело до Светки? Пусть Милан решает, как с ней поступить, а дальше – как карты лягут.
Милан и Иван зашли в гостиную. На Ванечку было жалко смотреть. Глаза его были красными, лицо перекошено анестезией. Милан придерживал его под локоть.
Я обняла и пожалела страдальца, после чего велела ему идти в свою комнату, пообещав прийти минут через пять. Иван кивнул и молча отправился к себе.
- Милан, - начала я, - у меня для тебя новость…
- Ты ждёшь ребёнка, Янина? – Спросил Милан, смеясь.
Я посмотрела на него с укором.
- У вас с Яреком всё происходит так быстро, что я бы уже ничему не удивился! – Смех его был как бальзам на душу, но только не сейчас.
- Милан, там, наверху, в библиотеке…
- Паук повесился в аптеке! – Похоже, Милану смешинка в рот попала.
- Вы почти правы, - согласилась я. – Там Светлана, Милан. Она пришла поговорить с вами.
- Не может быть! – Выдохнул Милан. – Это шутка?
- Я никогда не стану шутить такими вещами, родной мой, - сказала я тихо, беря Милана за руки.
Лицо его сразу сделалось серьёзным и грустным.
- Поговори с ней, - сказала я. – Какое бы решение ты ни принял, я на твоей стороне. Всегда.
Милан молча поцеловал меня в лоб и бегом побежал на второй этаж.
Я сделала чашку чая со сливками и сахаром, как любит Ванечка, поставила её на поднос вместе со стаканом воды и отправилась к нему, как обещала.
Иван лежал на кровати с несчастным видом, а рядом с ним примостился Марек. Похоже, он чувствовал состояние своего юного хозяина и жалел его.
Я поставила поднос на тумбочку, присела на край кровати и взяла Ивана за руку.
- Станьте моей кровной сестрой! – Попросил он вдруг. – Я готов к этому, я всё обдумал. Я уже понял, что не существую для вас, как мужчина… Я хочу быть вашим братом, как Милан!
- Видите ли, Иван… - Начала я.
До чего дурные мысли приходят в голову некоторым мальчишкам!
- Вы и в этом хотите мне отказать? – Вскинулся Ванька.
- Я не могу вам отказать в этом, даже если бы захотела, - начала я импровизировать на ходу. – Дело в том, что когда два человека братаются, это распространяется на оба их рода. Если Милан мой кровный брат, значит, вы, Иван, мой кровный племянник. Нам нет необходимости устраивать очередной сеанс художественного шрамирования, как вы изволили выразиться на днях.
- Так вот почему вы отказывались со мной… ну… - Иван смутился.
- И поэтому тоже! – Согласилась я.
- А ещё почему? – Иван прищурился.
- А вы не догадываетесь, Ванечка?
- Это из-за… Ярека? – Иван едва выговорил имя моего мужа без «долбоклака» и прочих нелестных эпитетов.
Я молча кивнула. Тема была исчерпана. Погладив Ванечку по руке, я встала и направилась к выходу.
- Вы куда, Янина? – Раздалось за спиной. – А посидеть с больным племянником? Вам нисколько меня не жаль?
- Нисколько, - подтвердила я. – Вы же не какое-то жалкое создание!
- Посидите со мной! – Заканючил Ванька. – Ну, хоть полчасика!
- Я должна успеть купить билет на ближайший рейс в Москву, - спокойно возразила я. – Для этого мне нужен планшет, а он в моей комнате.
- Как на ближайший рейс? – Не понял Иван. – А как же дядька?
- Думаю, я ему больше не нужна, - улыбнулась я.
- Это он вам сказал? – Занервничал Иван. – Не верьте ему! Если вы уедете, он снова захандрит, и что я буду с ним делать?
- Придумаете что-нибудь, - пожала я плечами, - вы ведь будущий медик!
Оставив Ивана в тяжких раздумьях, я вышла из его комнаты и отправилась к себе. На телефоне было три голосовых сообщения от Яромира. Он благополучно добрался до Москвы, пересел на рейс в Ростов-на-Дону, приземлился и направлялся расположение футбольного клуба «Ростов». Поначалу голос Ярека был больным и хриплым, но к третьему сообщению окреп и выровнялся. Я написала, что люблю его и верю в него безоговорочно. Хотела ещё записать голосовое сообщение, но мои приятные хлопоты прервал деликатный стук в дверь.
На пороге комнаты стояли Милан и Светка, оба зарёванные и счастливые. Я обняла их, поздравила с примирением, велела целовать за меня детей и…
- Что значит, за тебя? – Удивился Милан. – Мы едем за детьми сейчас же!
- Я тоже еду сейчас же, только в аэропорт, - просветила я Милана. – Я очень соскучилась по своему мужу, и хочу увидеть его, как можно скорее.
- Скоро ночь! – Возразил Милан. – Может, завтра поедешь?
- Нет! – Возразила я. – Ночь – самое время для важных дел!
Мы рассмеялись, и Милан принялся рассказывать Светке, как Яромир ездил, на ночь глядя, за левкоями, и как я за него испугалась, потому что до этого мы с Яреком умудрились сбежать один за другим из дома ночью и устроить матч с гоповатыми дядьками на пустыре, и…
Светка охала-ахала, а я быстро складывала вещи в чемодан. Мне нужно было успеть на регистрацию в течение часа, либо ждать до утра. Последнего ужасно не хотелось. Я испытывала двойственные чувства. С одной стороны, была рада тому, что Милан доволен и весел, а с другой мне было противно смотреть на Светку. В-третьих, я очень переживала за Ярека и хотела быть с ним как можно скорее.
На следующий день я пила кофе со своим мужем в расположении клуба. Меня без проблем пропустили к нему, потому что я жена. Это было так отрадно осознавать!
- Мне не верится, что ты со мной, Яничка! – Говорил Ярек, нежно гладя меня по щеке. – Сутки назад мир рухнул, а сегодня всё склеилось, и я готов жить дальше… Жить ради тебя!
Я молча притянула к себе его голову и принялась покрывать поцелуями золотистые кудри, высокий лоб, виски, слегка примороженные инеем первых сединок. Волосы Яромира пахли Солнцем, мёдом и степным ветром.

Эпилог
Когда мне говорят, что у человека одна жизнь, в ответ я только пожимаю плечами. Я не верю в это, и дело здесь вовсе не в надежде на «продолжение банкета» в загробном мире или реинкарнацию. Моя собственная жизнь даёт мне повод думать, что я проживаю в течение отпущенных мне земных дней, не одну, а множество жизней.
Детство, отрочество, студенческие годы, первые годы работы, в общем, всё, что происходило до встречи с Миланом – это моя первая жизнь. Оглядываясь назад, я прихожу к выводу, что жила как человек с непроницаемой повязкой на глазах, перемещаясь во времени и пространстве либо наощупь, либо, что происходило чаще, с помощью других людей, на глазах которых тоже были повязки той или иной степени проницаемости.
Помощь этих благожелательно настроенных граждан и моё желание принимать её завели меня в адово болото администрации. Там началась уже совсем другая жизнь, жёсткая, вредоносная, убивающая, к счастью, длилась она, во многом благодаря Милану, недолго. Он вытащил меня из этого болота своими твёрдыми, тёплыми руками и мягко убедил снять повязку с глаз. Не сорвал, а именно убедил, что я сама должна это сделать, иначе мою жизнь за меня проживут другие.
Год, проведённый у них со Светкой в гостях в Словении – это ещё одна, маленькая, но всё же отдельная жизнь.
После я уехала в столицу и занялась там тем, что хорошо знала и любила, чем мечтала заниматься с детства. Никто больше не стоял на моём пути и не мешал делать то, что нравится. Единственное, что омрачало мою тогдашнюю, четвёртую по счёту, жизнь – это странные, ни к чему не приводящие и ничего с собой не несущие отношения с моим первым мужчиной Женечкой. Поначалу мне нравился этот нежный, ранимый мальчик, который в течение получаса после нашей первой близости заливался слезами умиления оттого, что я оказалась девственной. Дальше наши отношения оказались сложными и запутанными, но это был всё же мой выбор.
Как только я поняла всю их бесплодность, я нашла в себе силы рассеять мягкие чары Евгена и выбрать путь свободы и одиночества. Последнее никогда меня не пугало. Оно пугало мою мать и тётушек, и, видимо, правильно гласит народная мудрость по поводу того, что кто чего боится, то с тем и приключится.
Со мной приключилось не одиночество, а огромное, почти двухметровое, счастье в любви. Однако если оно когда-нибудь решит от меня отвернуться, я не стану делать из этого трагедии, потому что проживаю с ним сейчас ещё одну, то ли пятую, то ли шестую, не всегда простую, но очень насыщенную и наполненную любовью жизнь. Этих счастливых моментов мне должно хватить до конца моих земных дней, но они продолжают и продолжают случаться, за что я безмерно благодарна Мирозданию.
Минуло шесть лет со дня нашей с Яромиром первой встречи, и жизнь моя похожа теперь на бриллиант, сияющий множеством граней. Мне очень нравится это образное сравнение Милана, и в минуты отчаяния я всегда вспоминаю его слова и стараюсь переключиться с грани, пребывающей во тьме, на другие, на которые падает свет. Несчастными и злыми обычно бывают те, кто обитает на плоскости. Не стоит доводить себя до такого, ведь это тоже твой собственный выбор.
Я очень люблю Милана и осознаю, что это самый ценный человек в моей жизни. Я всегда готова прийти к нему на выручку, как и мой муж Яромир, но, оказавшись перед выбором, погрузиться в жизнь кровного брата и его семьи или прожить несколько невероятно счастливых дней в обществе любимого под родными небесами, я без колебаний выбрала второе. Убедившись, что с Яреком всё в порядке, его хорошо встретили на новом месте, и он успокоился по поводу наших пылких, стремительных отношений, я через четыре дня отбыла обратно в Словению. Милан со Светкой и детьми уже улетели в Латинскую Америку на гастроли, и я отправилась в теперь уже наш с Яромиром холодный и пустой особняк.
Устроив тётку Лидию в её новой, трудовой, как мне тогда казалось, жизни, я уже совсем собралась выставить дом Ярека на продажу, но тут позвонил Милан. Среди прочих новостей кровный брат сообщил, что они со Светкой тоже хотят продать свой дом, потому, как решили, что тяжёлые воспоминания будут мешать их новой, счастливой семейной жизни. Так родилась мысль об обмене. Ярек одобрил её, потому что в доме Милана с нами произошло столько всего, но эта цепь событий, счастливых и не очень, привела к тому, что мы теперь вместе.
Дом Милана меньше и уютнее, чем дом Ярека, он требует меньше вложений и ухода, и мы решили, что это будет наша собственная, семейная сказка для отпусков, праздников и просто отдыха. Ещё я никому не смогу доверить надолго клумбы с моими любимыми теперь цветами левкоями. В общем, через год у нас состоялся официальный обмен домами, и чета Котников въехала в новый особняк рядом с центром Любляны.
Поначалу всё у них складывалось неплохо. Они пережили второй медовый месяц, если не год, вернулись из своих южных гастролей поздоровевшими, загорелыми и с маленькой дочкой. Милан назвал её Яниной, а Светка, как ни странно, ничего против не имела. После она призналась, что ей приятно иметь полную власть над человеческим существом по имени Янина. Думаю, вы уже догадались, почему. Я же думаю, что её власть над крепкой, горластой, своенравной девчонкой продлится ещё максимум лет шесть-семь. После мама Света получит бурный и яркий подростковый кризис. Что ж, это тоже её выбор, и сто чертей ей в помощь.
Большой вопрос, останутся ли они с Миланом супругами к этому «волшебному» времени, потому что недавно они решили разъехаться, на этот раз по инициативе Милана. Он предложил год прожить по отдельности и решить, как для них обоих будет лучше. Видимо, наша эльфийская красавица сумела за эти шесть лет пробудить в Милане крепко спящего закоренелого холостяка. Новый дом не помог, потому что, как правильно заметил Милан в своё время, важно не место жительства как таковое, а то, что его наполняет. Видимо, если дом наполняют только жажда приобретательства, лень и стремление доминировать во всём, ему не суждено стать местом обитания счастливой семьи.
В общем, в данный момент злосчастный Яромиров особняк выставлен на продажу, Милан с мальчиками на длительных гастролях по Австралии и Океании, а Светка и Янина в шикарной квартире в центре Любляны в доме, соседнем с домом Марженки.
Марженка по-прежнему вертится, как белка в колесе, нажила неслабое состояние, очень мало изменилась внешне, но в её блестящих, тёмно-карих глазах всё чаще появляется выражение усталости и отчаяния. Возможно, она переживает, что так и не открыла для себя некоторые грани жизни.
Тётка Лидия поначалу устроилась на работу в магазин одежды, но вскоре рассорилась там со всеми и уселась дома на пособие по безработице. Она рассылает отчаянные письма бывшим мужьям, родственникам, знакомым и благотворительным организациям, и, нет-то нет, ей перепадает откуда-нибудь какая-то помощь. Думаю, вы уже поняли, на что эта помощь тратится.
Правда, я знаю один электронный адрес, с которого ей никогда не поступит не то, чтобы ни цента, а даже ни одного ободряющего слова. Это адрес моего супруга Ярека. При одном упоминании о тётке Лидии он начинает метаться, словно тигр в клетке. Оно и верно: место, от которого только что отпал обсосавшийся твоей крови комар или клещ, ещё долго будет зудеть и гореть. Я стараюсь не говорить при Яромире о Лидии. Ни к чему это, у него и без того нервы порядком расшатаны.
Яромир так и не вернулся в большой спорт, зато хорошо прижился на тренерской работе. Я поначалу думала, что она окажется для него слишком нервной, но юные спортсмены – это не старые тунеядцы, как Лидия, и не молодые бездельники, как в своё время Иван. Мальчишки видят в Яреке божество, они буквально поклоняются ему. Яромиру очень редко приходится повышать на них голос.
С руководством клуба у Ярека тоже хорошие отношения, потому что он не вмешивается в их дела, а они в его. Яромир человек простой, он старается добросовестно работать на том месте, где находится, не вникая в интриги, не собирая сплетни и не пытаясь учить начальство и коллег работать. За это его любят буквально все.
Через полгода жизни в Ростове Ярек прилично заговорил по-русски, а теперь говорит и вовсе без акцента. Он подолгу разговаривает с моей матерью по телефону и скайпу, и она почему-то понимает Ярека лучше, чем меня. Кажется, она по-настоящему приняла и полюбила своего словенского зятя. Голос крови, видимо.
В заключение расскажу немного о себе. Начну с главного: с кардиганов тётки Джульетты. Они мне очень пригождаются теперь, когда я мама трёх мальчишек, пятилетнего Владимира, трёхлетнего Владислава и полуторагодовалого Всеволода. Гуляя весенними и летними вечерами с детьми в саду нашего дома в Ростове, либо в Любляне, очень приятно кутаться в тёплую кофту на пуговицах. К тому же, не жалко, если кто-то из детей схватится за неё грязными ручонками или прольёт сок на её застиранную и порядком зашарушенную поверхность. Ещё в свободном кардигане очень удобно стоять на воротах, ничто не стесняет движений.
Помимо самого милого моему сердцу занятия, вечернего голкиперства на свежем воздухе, я преподаю медицинскую этику и психологию здоровья на Высших курсах медсестёр, а с понедельника выхожу на подмену в службу Скорой помощи города Ростова-на-Дону. Я пыталась работать помощником психолога в нашем футбольном клубе, но быстро поняла, что это не моё.
Я по-прежнему не могу жить без того, чтобы много общаться, постоянно кого-нибудь спасать, писать стихи и рассказы и целовать кудри Ярека, нежнейшего отца, справедливейшего тренера и самого любимого моего человека.