Он никогда не любил свободу

http://www.proza.ru/2016/03/09/1467



Это был "папенькин" сынок. От кончика носа, до кончика хвоста. Слушался он меня, а любил его. Да, так бывает! Нет, нас с Соней он тоже любил, но, как-то, слегка, как будто делал одолжение. С собаками соблюдал нейтралитет. А "папу" любил до умопомрачения. Машину его узнавал задолго до того, как она окажется на стоянке перед домом. Вставал передними лапами на подоконник и ждал, когда тот заглушит мотор, выйдет, хлопнет дверцей. А потом начинались гонки. От окна, к входным дверям и обратно, до тех пор, пока в замке не повернется ключ. Его возбуждение передавалось остальным хвостами и вот уже "папу" встречали в четыре голоса. Потом один голос затихал - ну неудобно лаять с тапком в зубах. А тапок принести надо, иначе, как докажешь, что ждёшь и любишь хозяина больше всех, тут живущих.
После толкотни в маленьком коридоре все расходились, а он оставался, вставал на задние лапы, передние клал на плечи и прижимался своим пятнистым лбом к груди, как бы говоря: "Слава Богу, ты пришёл!" Любовь у них была взаимная.

 В лесу он никогда не убегал от "папы" далеко и надолго. Мог проверить, жива ли я, не заблудилась ли в трёх соснах, и бежал обратно, прямиком к своему обожателю. Даже, практически, не умея плавать, готов был плыть за ним на середину озера, лупя лапами по воде, поднимая тучу брызг и волн и не двигаясь с места. Пришлось учить его плавать. Научился! Но на следующее лето забывал и все повторялось с начала.

 Была у него ещё одна любовь. Это была его любимая женщина! Ума не приложу, как ему это удавалось, но он тоже безошибочно узнавал её авто на стоянке, если она заезжала к нам в гости. Дома, сидя чуть сбоку от неё, он не сводил с неё глаз. Иногда вставал лапами на табурет, на котором она сидела и очень внимательно принюхивался, утакаясь своим шершавым носом в шею или подмышку. Она смеялась, потом делала вид, что сердится, но на самом деле, думаю, ей льстило немножко, что из всех моих знакомых дам, он выбрал именно её. Правда, тапки тащил он всем, без разбора - очень гостеприимный был.

 А потом он заболел. Заболел серьёзно. Видимо, сказался стресс от переезда. Всё-таки, взрослым собакам сложнее пережить расставание с прежними хозяевами, тем более, когда его там любили и считали таким же членом семьи.
Он стойко переносил лечение. Безропотно открывал рот, я закидывала туда таблетки и пилюли. Стойко переносил капельницы и уколы. Но, если я поручала лечение "папе", таблетки находили потом по всей квартире. Хитрая морда делала вид, что лекарство попало по назначению, а потом, пока никто не видит, ныкал их по углам. Когда это раскрылось, пришлось, сделать внушение обоим и дальше лечить самой.

 Улучшение, то наступало и он становился прежним шустряком, то болезнь брала верх и он с трудом ложился. Асцит на фоне поражения печени и онкология. Но, даже в таком состоянии он находил в себе силы и бежал, да да, бежал! встречать "папу" и свою любимую женщину, прихватывая по дороге тапочек. А потом я почти относила его на его матрас, который сняли с его любимого дивана, потому что он уже не мог на него запрыгивать. Да что уж, он даже на матрас с трудом забирался.

 Это случилось 3 января. Он уже почти не вставал, но прислушивался к уличным звукам. Сердце у меня сжалось в тугой больной комок, когда он бросился на звук открываемой двери. Все его, когда-то упитанное холеное туловище, теперь, напоминавшее скелет, обтянутый кожей с огромным животом, ходило ходуном - это он так вилял хвостом от радости и просился на улицу. Наверно, он что-то знал. Пришлось надевать кофту, специально купленную ему в секонд-хенде, чтобы он не мерз в своей пятнистой шкурке.
Вернулись они быстро. Мне пришлось снова относить его на матрас, потому что сил у него больше не осталось.

Все ждали.

Доктор пришла поздно вечером. Много вызовов. А он опять пошёл встречать. Из последних сил.
Прогноз был неутешительный. Поэтому, перед нами встал выбор : поддерживать в нем жизнь обезболивающими или прекратить его страдания. Выбор нелёгкий. Это, как решить - какую руку себе отрезать - правую или левую. Будет одинаково больно.
Всё-таки, мы его очень любили. Он это знал и спокойно дал воткнуть ему иглу в вену, тихо закрыл глаза и ...ушёл на Радугу.

Он спит теперь в любимом лесу. Над ним шумят высокие сосны и парят ястребы. Но он никогда не любил свободу. Он любил "папу" и нас...немножко, наш Толстый.


02.2019