Блокадный подросток

ВИКТОР ДМИТРИЕВ: «Я СЧАСТЛИВ, Я ЖИВУ!»

Он видел многое в осажденном городе. Он слышал вой сирены, дрожь земли под свист и скрежет падающих бомб. Рядом с ним умирали знакомые и незнакомые люди: взрослые, старики, дети. И все же он выжил – назло смерти. Знакомьтесь: житель блокадного Ленинграда Виктор Васильевич Дмитриев.

«…Если мы вошли в Берлин, то это и потому,
что немцы не вошли в Ленинград»
(Илья Эренбург)

Война и тревога

Совсем недавно закончилась Советско-финская (Зимняя) война 1939–1940 годов, и 12-летний подросток Витя Дмитриев услышал однажды, что после войны финские оборонительные рубежи линии Маннергейма подверглись разрушению. Команды саперов демонтировали и взрывали финские ДОТы, уцелевшие в ходе недавних боев. Отдельные их части – осколки бетона и бронеколпаков – в качестве экспонатов разместили в московских и ленинградских музеях. Весной 1941 года в Москве в парке Центрального Дома Красной Армии установили восьмитонный смотровой бронеколпак финского ДОТа. Но до Москвы далеко, а Карелия – вот она рядом! Отец работал управляющим местной промышленности на Карельском перешейке. И Витя стал расспрашивать отца:
– Пап, а что это за линия такая – Маннергейма? Она что прямо по лесу проведена?

Отец стал объяснять сыну, потом понял, что лучше показать ему комплекс этих оборонительных сооружений между Финским заливом и Ладогой. Не все 135 километров, конечно, но по двухкилометровому отрезку проехать можно… Собрались и поехали 22 июня. Когда подъехали к станции Рауту (теперь это Сосново), услышали вой сирен: на легковой машине их обогнали военные. А у магазина в толпе уже слышалось: «Война, война!»:

– Вдруг я услышал гул... Он все приближался… Это были немецкие самолеты. Они летели на Ленинград. Мы были вынуждены вернуться в Ленинград, домой, на Достоевского, 28. Мама работала на Лиговке, на автоматно-штамповочном заводе, сестра только что закончила школу. С началом военного времени она, как все комсомольцы, стала трудиться – на Ириновских болотах добывать торф, создавать оборонительные рубежи. Тогда все рвались защищать страну… И подростки тоже.
В их дворе тогда было много детей, и звонкие ребячьи голоса эхо разносило по всем парадным, этажам, улицам – как будто и войны никакой не было. Ребята с невероятным энтузиазмом, на который способны только дети, носились по чердакам и выносили всякий хлам, а на свободное место ставили пожарные щиты, багры, кирки – а как же: был приказ – очистить все чердаки от пожароопасных предметов! И дети старались – не желая отставать от взрослых, они сразу повзрослели.

Вскоре они уже слышали вой и визг рвущихся снарядов, и не понимали – до поры до времени, что самолеты не только прицельно бомбят, но еще и стреляют. С тех пор слово «война» вызывало у Виктора щемящее чувство тревоги, и спустя много лет он с этим жил:
– Когда бомбили, было страшно. Тогда казалось, что все бомбы летят в тебя! Для нашего устрашения гитлеровцы сбрасывали вместе с бомбами бочки из-под горючего со специально вырезанными дырками: летит такая чертовщина с душераздирающим визгом, воем, скрежетом… Страшно! После войны я долго помнил этот страх…

Спастись нельзя остаться

Попробуйте расставить знаки препинания в этом амфиболическом заголовке. Да-да, поговорим о ленинградской эвакуации. За время трех волн эвакуации из города были вывезены в общей сложности 1,5 миллиона человек – почти половина всего населения города. Эвакуация началась уже через неделю после начала войны. Среди населения проводили разъяснительную работу: многие не хотели покидать свои дома. В первую волну эвакуации в районы Ленобласти были вывезены около 400 тысяч детей. 175 тысяч вскоре были возвращены обратно в Ленинград. Вторую и третью волны эвакуации совершали по Дороге жизни через Ладожское озеро. Хороший отчет.
А на самом деле потери детей при эвакуации за весь период блокады были огромными: по данным ученых, от 127 568 до 159 095 человек, включая пропавших без вести. То есть почти седьмая часть детей!!! Эшелоны с детьми попадали под бомбежку; суда, переправлявшие эвакуируемых по Ладоге, тонули во время бомбежек и штормов.

В июле и августе 1941 года заводы и учреждения вместе с рабочими, сотрудниками и их семьями отправляли в глубокий тыл, на восток. А детские ясли, сады, пионерлагеря – в районы Ленинградской области, нередко навстречу стремительно наступавшим дивизиям врага.
Детей эвакуировали в Ленобласть даже после того, как немцы уже бомбили железнодорожные пути, которые связывали Ленинград со страной. Складывалась абсурдная ситуация: из города в область еще направляли новые эшелоны с детьми, а оттуда, уже под бомбежками и обстрелами, воспитательницы с тысячами детей старались вернуться обратно в город.
Объяснить этот провал в преддверии и во время блокады Ленинграда, можно только одним – низкой квалификацией, растерянностью городских властей.

Рецепт хлеба: вода, мука, мольба

20 ноября настали самые тяжелые времена. Голод подкрался быстро – как враг, и стал главной проблемой осажденного города. Служащие, иждивенцы и дети получали в период с 20 ноября по 25 декабря только 125 граммов хлеба в день. Рабочим полагалось 250 граммов хлеба, а личному составу пожарных команд, военизированной охраны и ремесленных училищ – 300 граммов. В начале блокады хлеб пекли из смеси ржаной, солодовой, овсяной, ячменной, соевой муки. Через месяц стали добавлять льняной жмых и отруби. Потом в дело пошли целлюлоза, хлопковый жмых, обойная пыль, мучная сметка, остатки кукурузной и ржаной муки, вытрясенные из мешков, сосновая кора, березовые почки.
– Я часто спрашиваю: зачем Жданов объявил по радио, что Бадаевские склады заполнены продуктами? Ведь всюду, как в любое военное время, были уши шпионов! И на следующий день эти склады были разбомблены! Сгоревшие запасы сахара могли обеспечить потребности населения города на протяжении приблизительно одного месяца: 2,5 миллиона килограммов на 2,8 миллиона человек – это около 900 грамм на человека, то есть шесть чайных ложек сахара в день в течение месяца. Сейчас можно сказать, что продовольствие Бадаевских складов позволило бы не снижать норму выдачи хлеба для иждивенцев и служащих до 125 граммов в сутки: сгоревшие 3 тысячи тонн муки могли бы обеспечить каждого жителя дополнительным минимальным пайком хлеба весом 125 граммов на протяжении 18 дней.

Люди остались в городе без еды, тепла, электричества и водопровода. Дни блокады – самое трудное испытание, которое ленинградцы выдержали с мужеством и достоинством. Но не все… За время блокады погибло свыше 630 тысяч ленинградцев. Эта цифра была озвучена на Нюрнбергском процессе. Но по другой статистике 1,5 миллиона человек. Только 3% смертей приходятся на фашистские артобстрелы и бомбежки, остальные 97% погибли от голода.

Их двор уже давно опустел. Первая зима в осажденном Ленинграде была суровой. Отопление у Дмитриевых было печное, но конец подошел и дровам, и щепкам, и мебели. В ход пошли книги. По утрам родители и старшая сестра шли на работу, а Виктор ходил за хлебом. Вставал рано, потому что все мысли были только о еде, а вокруг сугробы и темнота:
– Иду по лестнице, прошел немного и споткнулся о какой-то мешок. Присмотрелся в темноте – да это же мертвец! Я перелез через умершего человека и пошел дальше. Иду, а на улицах вижу лежащих людей… Это стало привычным явлением.
Позже эта печальная картина часто виделась ему: и когда в поезде уезжал из растерзанной, но не сломленной Северной столицы, и когда возвращался домой…
Наступил март 42-го. Мать ходила на работу до последнего дня. Утром она не смогла встать и умерла от дистрофии. Ни стона, ни жалобы… Так уходили ленинградцы.

Ленинград–Ярославль–Ленинград

Вот и пришла долгожданная весна 1942 года, а вместе с ней и надежда. Как выживать дальше? И ленинградцы решили обеспечить себя собственными овощами. Ранней весной сотрудники Ботанического института приготовили для ленинградцев 11 млн единиц рассады. Промышленные предприятия и учреждения организовали свои подсобные хозяйства. Под огороды были выделены все пустыри, сады, стадионы, парки, скверы, откосы рек и каналов. Огород был разбит даже на Исаакиевской площади – там выращивали капусту. На площади Декабристов росла картошка, а в Летнем саду – белокочанная и цветная капуста, морковь, свекла, укроп и картошка. Зима 1942–43-го не будет голодной – так каждый решил для себя.

Подросшего, но худющего Витю эвакуировали по Дороге Жизни в августе 1942-го в Ярославскую область. Каким был этот путь для детей? – Без бомбежки, но снова трагичным. После Ладоги в поезде на станциях санитары спрашивали: «Трупы есть?». И трупы были. Говорили, просили, умоляли: «Не ешьте, ребята, много – успеете!». Но в детских головках пылал красным пламенем только один сигнал – хочу есть, есть, есть! Дети, выдержавшие голод, умирали – одни от истощения, другие – от лишнего глотка съестного.
Парнишку определили в детский дом, а его отец работал на лесозаготовках – так близко, что Витя ходил к нему частенько. Здесь не было ни ревущих бомбежек, ни стылого холода, ни угнетающего голода. Здесь был мир.
А через год и четыре месяца, в начале декабря 43-го, когда никто уже не сомневался в том, что полуразрушенный город выстоит, Витю в числе 15 детдомовцев-подростков отправили обратно, в Ленинград. Там остались женщины, дети, старики. Кому восстанавливать город? – Вот этим 13–14-летним подросткам.

Они ехали там, где была прорвана блокада, в большом эшелоне-товарняке. Остановились, дождались ночи. А дальше тихо-тихо, едва дыша, под ночным пологом, полз этот эшелон, без света, без малейших искорок, чтобы не заметили вражеские наблюдатели, чтобы не попал огромный состав под обстрел. Они ехали по Дороге Победы и были счастливы в своей правде, в своей справедливости. 14-летние столяры и плотники ехали восстанавливать свой родной город. Витя восстанавливал Гостиный двор, работал на улицах Герцена, Гоголя (сейчас это Большая и Малая Морские) – новые оконные рамы, двери, полы – это все их рук дело, бывших мальчишек-детдомовцев!
А 27 января 1944 года рано повзрослевший паренек со ссадинами от стамесок и молотка счастливо улыбался. Он смотрел ленинградский салют. Конец блокаде!

Победа!

Был солнечный майский день. Ребята работали на улице Герцена. Вдруг откуда-то донеслось: «Победа!»… Верить или нет?
– Мы побежали к репродуктору, никто уже не работал – так хотелось услышать это долгожданное слово! И, наконец, услышали: Победа!!! Радость была – все ликовали!

В мирное время он закончил Судостроительный техникум, Ленинградский институт точной механики и оптики и всю жизнь работал среди тех, кто создавал атомные подводные лодки. Виктору Васильевичу посвящена отдельная статья в справочнике «Корабли и люди». В декабре ему исполнилось 90 лет. Этот юбилей он встретил с детьми и внуками. Он, как и прежде, полон энергии и планов, которые постоянно реализует: он член правления Региональной общественной организации воспитанников детских домов блокадного Ленинграда.

***
Дети блокады. Подростки, малыши и сосем крохи. Виктор Васильевич часто вспоминал о том, как они жили в дни блокады, как выживали, как умирали, как ехали по Дороге Жизни и обессиленные, дистрофичные, умирали уже там, далеко от Ленинграда. 209 маленьких ленинградцев привезли на Алтай, в Боровлянку. 88 детей в возрасте от двух до пяти лет, изнуренные голодом и болезнями, похоронены на Боровлянском кладбище. В 2012 году здесь открыли мемориал умершим ленинградским детям. И Виктор Васильевич сразу откликнулся – к открытию этого мемориала он написал стихи от имени тех, кто не успел зажечь свои звездочки в этой жизни:

Зажгите в нашу память свечи,
И пусть они сгорят потом,
Но радостно светясь, как дети,
Мы огоньками поживем.

Как тяжела, страшна блокада!
Хоть из нее нас увезли,
Так далеко от Ленинграда,
Но от блокады не спасли.

Наш огонек короткой жизни
Потрепетал здесь и погас.
Совсем мы маленькими были…
Вы, люди, помните о нас!