Ничего святого, или Любовь к правде. Действие трет

   ДЕЙСТВИЕ ТРЕТЬЕ.

СЦЕНА ПЕРВАЯ.
Двор герцогского замка. Справа внешние ворота. Слева и в центре двери в замковые покои. На стене над центральным входом флаг герцога – серебряный лев на пурпурном поле.
Слева возле замковых дверей Сперанцина, Скатола и Нинфея.
СПЕРАНЦИНА:
Итак, мы обо всём условились.
СКАТОЛА (к Нинфее):
Святая Церковь не забудет твою высокую мораль и приверженность истине! (хихикает)
СПЕРАНЦИНА:
Перестаньте хихикать! Итак, мы условились.
НИНФЕЯ:
Не обо всём. Во всём этом деле я должна остаться в стороне. И мой пансион останется при мне.
СКАТОЛА (хихикает):
Пансион... но это же...
СПЕРАНЦИНА:
Перестаньте хихикать!
Конечно, добрая Нинфея! Ты можешь мне верить. Уж я-то обманывать не стану.
НИНФЕЯ:
Есть ещё одно затруднение. Я хорошо знаю Пьеро, и я полагаю, что он может сделаться опасен.
СКАТОЛА (хихикает):
Этот секретаришка? Да у него же нет никаких связей. Что он может?
НИНФЕЯ:
У него есть шпага...
СКАТОЛА:
Какие глупости! Вы женщины, а я духовная особа.
НИНФЕЯ (в сторону):
То есть почти женщина.
СКАТОЛА:
Он – благородный дворянин. И не мерзавец какой, а честный человек. Не станет же он нападать на нас.
НИНФЕЯ (в сторону):
Да, он честный. И для чего тогда мы всё это делаем?
СПЕРАНЦИНА:
Добрая Нинфея права. Мы не знаем, что может выкинуть Пьеро. Его нужно услать подальше.
СКАТОЛА:
Но как и куда?
НИНФЕЯ:
У него есть поместье на Сицилии.
СКАТОЛА (подозрительно):
Много же ты знаешь о нём! Так много, что можно подумать, что ты близка к нему.
НИНФЕЯ:
Была близка. Потому-то я и здесь.
СПЕРАНЦИНА:
Пьеро несколько лет назад подло совратил бедную Нинфею, а потом бессовестно бросил её.
НИНФЕЯ (в сторону):
Ну, это ещё вопрос, кто кого бросил.
СПЕРАНЦИНА:
И вот теперь он делает это с другими служанками.
СКАТОЛА:
Бросает?
СПЕРАНЦИНА:
Не будьте глупы, преосвященство! Совращает. И благодаря правдивости и справедливости Нинфеи мы об этом и узнали. Пусть Пьеро отправится на Сицилию.
СКАТОЛА:
Но как его заставить?
СПЕРАНЦИНА:
Очень просто. Я скажу герцогу Северино, что сохраню всё в тайне и уберегу его от скандала на всю Италию, при условии, что он немедленно ушлёт Сегредари. Тогда он сможет сохранить свою власть.
СКАТОЛА:
Но мы же хотим именно лишить герцога власти. Что нам этот дурак Сегредари сам по себе!
СПЕРАНЦИНА:
Я только скажу это герцогу, а когда Сегредари будет далеко, мы обо всём объявим, и тогда герцогу не удержаться.
СКАТОЛА (хихикает):
Отличный план! Уверен, что герцог вам поверит.
НИНФЕЯ:
Графиня, но это же будет неправдой!
СКАТОЛА (хихикает):
Что ж с того? Какая разница – правда или нет?
СПЕРАНЦИНА (к Скатола):
Перестаньте хихикать, монсеньор!
(к Нинфее):
Дитя, ты ещё очень мало понимаешь в правде. Я объясню тебе. Если его преосвященство не будет хихикать.
(Скатола замирает с глупейшим выражением лица)
Во-первых, дорогое дитя, всё это мы делаем во имя большой правды. А ради неё можно пойти на многое. А во-вторых, никакой неправды здесь вовсе нет, мы никого не обманываем: мы и в самом деле не станем поднимать скандала – до тех пор, пока Пьеро не будет услан. А про дальнейшее я и не скажу герцогу ни слова.
(к Скатола):
Всё, монсеньор, теперь вы можете убрать это выражение вашего лица.
СКАТОЛА:
И вы уверены, что герцог отречётся от власти?
СПЕРАНЦИНА:
Безусловно! Он стар и устал от всего. Он не захочет объясняться ни перед Римом, ни перед Веной, ни перед Неаполем. И сам он много раз говорил, что хотел бы последовать примеру Диоклетиана.
СКАТОЛА:
А дочь его? Она же наследница престола.
СПЕРАНЦИНА:
Она молода и наивна. Если она и не откажется от престола, то мы без труда подчиним её себе. Но думаю, что она не захочет похоронить себя в этом герцогстве, променяв на него весёлую жизнь в Париже или Вене.
СКАТОЛА (хихикает):
И тогда герцогство отойдёт под руку его святейшества, а я буду представлять здесь его особу.
СПЕРАНЦИНА:
Не хихикайте, преосвященство! Вы будете представлять всё, что вам заблагорассудится, но управлять всем будет совет дворян. А возглавлять его буду я.
НИНФЕЯ:
Но не для этого же мы затеяли всё дело! Неважно, кто будет править. Важно покарать нечестивцев и восстановить торжество правды и справедливости.
(в сторону):
И услать Пьберо подальше, чтобы не смущал мой покой.
СКАТОЛА (хихикает):
Пусть все так и думают.
СПЕРАНЦИНА (к Скатола):
Да перестаньте же хихикать!
(к Нинфее):
Разумеется, дитя! Мы просто думаем о будущем – как лучше всего будет поддерживать правду и справедливость.
Итак. Повторим то, о чём ты можешь свидетельствовать. И что я могу сказать герцогу.
НИНФЕЯ (скучным голосом):
Пьеро виновен в следующем. Во-первых, в разврате и совращении служанок. Во-вторых, в принуждении их к плотскому греху, о чём свидетельствует Коломбина.
СПЕРАНЦИНА:
Не забывай её щипать, чтобы она плакала, когда дойдёт до дела! Девичьи слёзы весьма убедительны.
НИНФЕЯ (продолжая):
В-третьих, в принуждении служанок к плотскому греху с другими, о чём свидетельствует Горелло в отношении Эсмеральды и доктора Петруччо.
СПЕРАНЦИНА:
С этим сложнее всего. Тебе бы надо всё же поговорить с Эсмеральдой, чтобы она свидетельствовала так, как нам нужно.
НИНФЕЯ (возмущённо):
Вот уж нет! Не дура же я! Мне дорого моё лицо, а эта сумасшедшая мне его изуродует, как только я заговорю с ней.
СПЕРАНЦИНА:
Поговорю с ней сама. Продолжай!
НИНФЕЯ (прежним скучным голосом):
В-четвёртых, в передаче шута Джино доктору Петруччо, подобно чернокожему рабу, для услуг и плотского греха.
СПЕРАНЦИНА:
Скорее бы доктор с Джино убрались отсюда!
НИНФЕЯ (продолжая):
В-пятых, в безбожии и неприятии Священного Писания, о чём свидетельствует Горелло.
СПЕРАНЦИНА:
Не забудь проверить, всё ли запомнил этот дурак, что нужно говорить. И чтобы он не наболтал лишнего.
СКАТОЛА (хихикая):
И вот в этом вопросе Святая наша Матерь Церковь...
СПЕРАНЦИНА:
Да подождите вы со своей церковью!..
При таких обвинениях герцог просто не сможет не услать Пьеро отсюда. И сразу после этого мы обвиним герцога в пособничестве разврату, в насаждении безбожия, в распущенности слуг и в старых его грехах. И в нехристианском властолюбии, кое очевидно проявилось в присвоении двух графств.
СКАТОЛА (хихикает):
Ни один иезуит не выдумал бы лучше!
СПЕРАНЦИНА (строго):
Не забывайтесь, монсеньор! Всё это чистая правда! А у правды много защитников. Не так ли, добрая Нинфея?
НИНФЕЯ:
О да, мои пансионерки все готовы свидетельствовать правду о Пьеро.
(в сторону):
Хотя многие из них с ним и незнакомы.
СПЕРАНЦИНА:
Этого мало. Если ты не хочешь говорить с Эсмеральдой...
НИНФЕЯ:
Когда я сойду с ума, я сообщу вам.
СПЕРАНЦИНА:
То поговори с остальными служанками. Я уверена, среди них много ревнителей правды.
НИНФЕЯ:
О, это вполне в моих силах.
СКАТОЛА:
Дамы, есть ещё одно обстоятельство, которое меня тревожит. Как нам быть с первым министром? Он может быть опасен не меньше Сегредари, хотя и не пользуется шпагой. Его связи...
СПЕРАНЦИНА:
Я подумала и об этом, друг мой. Вы должны дать ему на подпись вот этот документ. И уж придумайте сами, как сделать так, чтобы он не прочёл его.
(подаёт Скатола сложенный лист)
НИНФЕЯ:
Панталеоне – сама зловредность. Но что в этом документе?
СПЕРАНЦИНА:
Дитя,
Пусть каждый будет делать то, что может
Для правды торжества! Из нас пусть каждый
На поприще своём свершает дело
Благое, пусть заботою своею
Охватит только то, за что в ответе
Он перед правдой. Своего вниманья
Не отвлекай побочными делами,
Оставь их нам, сама же ты отдайся
Своим трудам нелёгким! Не заботься
Ты ни о чём другом! Теперь понятно?
НИНФЕЯ:
Но... в этом документе...
СПЕРАНЦИНА:
Скажи мне, добрая Нинфея, много ли добра сделал министр Панталеоне тебе и всему герцогству?
НИНФЕЯ:
Он ужасен!
СПЕРАНЦИНА:
Вот и предоставь нам бороться с этим ужасом. А сама займись своим делом. Ибо оно наиважнейшее! Торжество правды зависит от тебя!
Итак. Его преосвященство идёт к министру, Нинфея – к служанкам, а я, увы, взяла на себя самое тяжёлое: я буду говорить с Эсмеральдой, а затем с герцогом.
(Нинфея приседает в реверансе и уходит налево. Сперанцина и Скатола остаются на месте.)

СЦЕНА ВТОРАЯ.
Из центральных дверей замка выходит Лючия. За ней идут Северино и Изабелла.
Лючия:
Отец! Ты должен простить меня! Ты сам воспитал меня такой – свободной. Ты говорил, что мои чувства важнее всего. И вот: мои чувства вполне определены. Я не сомневаюсь в них. Я не хочу быть наследницей твоего герцогства.
ИЗАБЕЛЛА:
Подумай ещё раз, дочка! Ты станешь всего лишь одной из тысяч и тысяч. Пусть благородной аристократкой, но не властительницей.
ЛЮЧИЯ:
Мать, ты похоронила себя в этом захолустье из любви к отцу...
ИЗАБЕЛЛА (в сторону):
О, не только, не только. Власть дорогого стоит.
ЛЮЧИЯ:
...Я же здесь зачахну. Всю жизнь прожить в этом болоте, управлять кучкой, пусть и счастливых, крестьян, вечно метаться между Римом и Неаполем, выйти замуж за соседнего знатного, но старого и скучного князя. Всё это не для меня. Прости, отец, ты лучший правитель во всей Европе, но я не такова.
СЕВЕРИНО:
Дочь! Но если ты откажешься от престола, герцогство перестанет существовать. Почти всё, что я делал, пойдёт прахом. В Неаполе и в Риме…
ЛЮЧИЯ:
Отец! Мне не интересны ни Неаполь, ни Рим. Мне интересен Париж. Моё решение не изменится. Я уезжаю в Париж, и останусь там. Я благодарна тебе за деньги, и их намного больше, чем нужно мне. Пусть они лежат себе в банках, может быть, и тебе они пригодятся. Но я не останусь здесь.
ИЗАБЕЛЛА:
Но я даже не успела представить тебя ко двору! Что будешь ты делать в Париже без связей?
ЛЮЧИЯ:
Ах, матушка, не будь наивной! Я герцогская дочь, я не бедна, я молода и красива. Неужто этого мало?
ИЗАБЕЛЛА:
Да, дочка, мало!
ЛЮЧИЯ:
Отец научил меня преодолевать трудности. И я их преодолею. Я не глупая девица, всю жизнь просидевшая за рукоделием. Благодаря вам, мои дорогие родители! Не сочтите меня неблагодарной! Но я твёрдо решила уехать и не возвращаться. Когда же вам надоест забавляться властью, приезжайте ко мне.
СЕВЕРИНО:
Ты говоришь ужасные вещи! Я не забавляюсь властью, я в ответе за моих людей перед Всевышним и перед ними самими. Что с ними станется? Я стар, и больше всего на свете хочу выращивать капусту где-нибудь в уединённом поместье.
ЛЮЧИЯ:
Так что же тебе мешает?
СЕВЕРИНО:
Долг, дочка! Власть – это вовсе не возможность делать то, что хочешь. Это ответственность. И я не могу её бросить.
ЛЮЧИЯ:
А я не хочу принимать её на себя! И именно поэтому и уезжаю в Париж.
СЕВЕРИНО:
Но на кого же я оставлю герцогство?
ЛЮЧИЯ:
Да хоть на Панталеоне!
СЕВЕРИНО И ИЗАБЕЛЛА (в один голос):
Вот уж нет!
ЛЮЧИЯ:
Ну, тогда на Пьеро. Пусть управляет так, как обучен. А мне уж позвольте не иметь к этому отношения. Я молода, я хочу веселья, хочу счастья, хочу того мужа, которого выберу сама, а не того, которого выбирает политическая необходимость.
СЕВЕРИНО:
Но я – твой отец, и я должен найти тебе достойного жениха.
ЛЮЧИЯ:
Да где же ты его найдёшь, коли не выходишь из этого замка? В ближайшем болоте?
ИЗАБЕЛЛА:
Ах, дитя право. Пусть будет счастливо. Не неволь её. Лючия, как только приедешь к моей кузине в Париж, немедля напиши!
СЕВЕРИНО:
Но что же будет с герцогством?
ЛЮЧИЯ:
Пусть занимается этим Пьеро. Он и так, как твой секретарь, знает все дела и умеет с ними разобраться.
ИЗАБЕЛЛА:
Зачем же именно Пьеро? Я и сама справлюсь со всеми делами, если отец устанет от них. Я поняла, что призвана здесь править.
СЕВЕРИНО:
Пусть будет так. Я живу лишь для вас обеих.
ЛЮЧИЯ:
Не беспокойся обо мне, отец! Моя жизнь в Париже будет счастливой, уж я это устрою.
ИЗАБЕЛЛА:
Не беспокойся и обо мне, Северино! С делами герцогства я справлюсь, когда ты решишь их оставить.
СЕВЕРИНО:
Прощай же, дочь моя! Пиши нам часто! И приезжай хоть иногда!
(Целует Лючию. Лючия и Изабелла уходят в ворота направо. Северино машет им вслед.)

СЦЕНА ТРЕТЬЯ.
Сперанцина и Скатола направляются к герцогу. Одновременно из центральных дверей замка выходит Панталеоне.
ПАНТАЛЕОНЕ:
Ваша светлость! Ваша светлость!
СПЕРАНЦИНА (в сторону):
Как не ко времени это явление! Впрочем, этот всегда не ко времени.
ПАНТАЛЕОНЕ:
Важнейшее дело, ваша светлость! И срочное!
СЕВЕРИНО:
Панталеоне, я только что проводил мою дочь. Мне не до тебя сейчас.
ПАНТАЛЕОНЕ:
Как! Она всё-таки уехала? Как она могла? Какая безответственность!
СЕВЕРИНО:
Поговорим позже, министр!
ПАНТАЛЕОНЕ:
О нет! Мы срочно должны обсудить будущее нашей державы в связи с отъездом вашей наследницы!
СЕВЕРИНО:
Позже, позже!
ПАНТАЛЕОНЕ:
А кроме этого, есть два срочных дела, вовсе не терпящих отлагательств! И ещё одно, о котором я уже говорил вам.
СПЕРАНЦИНА (к Северино):
Ваша светлость! Мне нужно срочно с вами переговорить наедине.
ПАНТАЛЕОНЕ (к Сперанцине):
Да подождите вы, графиня! Что такого срочного вы можете сказать герцогу? У меня же к его светлости дела государственные!
СПЕРАНЦИНА (к Северино):
Ваша светлость, это чрезвычайно важно и срочно!
(Северино в растерянности поворачивает голову то к одному, то к другой. Панталеоне берёт Северино под руку и отводит немного в сторону.)
ПАНТАЛЕОНЕ:
Итак, четыре срочных дела, требующие вашего вмешательства. Во-первых, вчера вечером было истрачено на тридцать свечей больше, чем было нужно. Это недопустимая расточительность! Всё герцогство скоро пойдёт по миру, если такое будет продолжаться! Вы должны строго запретить использовать лишние свечи! Во-вторых, укажите, наконец, кухаркам на то, что в жаркое нужно класть меньше соли. Это же невозможно есть! Некоторые едят вовсе без соли, я например. В-третьих, нужно срочно обсудить вопрос престолонаследия, раз ваша дочь показала себя безответственной. И наконец, нужно раз и навсегда решить вопрос ношения шпор в замке... Но главное – свечи!
СПЕРАНЦИНА (повышая голос):
Ваша светлость! Моё дело настолько важно, что я вынуждена, используя моё родовое право, требовать от вас немедленной аудиенции!
СЕВЕРИНО:
Все замолчите!
(подозрительно смотрит на Скатола)
У вас, епископ, тоже ко мне срочное дело?
СКАТОЛА (хихикает):
Прошу вашу светлость простить меня, но нет. У меня срочное дело к господину первому министру.
СЕВЕРИНО (в сторону):
Хвала Всевышнему! Хоть свечи мне не придётся сейчас считать!
(к Панталеоне):
Министр, выслушайте монсеньора!
(к Сперанцине):
А вас, графиня, я прошу со мной.
(Северино и Сперанцина уходят в центральные двери замка. Скатола выводит Панталеоне на авансцену.)
ПАНТАЛЕОНЕ:
Что такого срочного и секретного вы хотите сказать мне, монсеньор?
СКАТОЛА:
Министр! Вы человек, близкий мне по духу. Вы многое для меня сделали. Я знаю, что епископским посохом я обязан прежде всего вам, вашей протекции в Риме. Вы помогли мне освоиться в моей епархии. Вы давали мне бесценные советы. Я даже могу назвать вас моим учителем.
ПАНТАЛЕОНЕ:
Всё это так. Но что ещё я могу для вас сделать?
СКАТОЛА:
Настала пора мне отблагодарить вас. Увы, повод для этого чудовищен. Но я не могу пустить всё идти своим чередом, это поставит под удар лично вас.
ПАНТАЛЕОНЕ:
О чём вы говорите?
СКАТОЛА:
О спасении!
ПАНТАЛЕОНЕ:
Монсеньор! Я рад, что вы, как и подобает пастырю, заботитесь о спасении наших душ. Но сейчас у меня есть дела более насущные. Вы знаете, сколько свечей израсходовано в замке вчера вечером?
СКАТОЛА:
Сейчас я пытаюсь спасти не столько вашу душу, сколько тело, саму вашу жизнь.
ПАНТАЛЕОНЕ (обеспокоено):
Я выгляжу больным?
СКАТОЛА:
Да слушайте же, вот несчастье!
Здесь, в замке заговор. И обвиняют вас.
ПАНТАЛЕОНЕ:
Нет, теперь больным кажетесь вы. Вы помешались, монсеньор?
СКАТОЛА:
Я не последний служитель церкви в нашем мире. У меня большие связи при Святом Престоле. И потому я хорошо информирован. Молчите и слушайте.
ПАНТАЛЕОНЕ:
Да что же случилось?
СКАТОЛА:
Случилось то, что я хочу спасти вас, моего благодетеля. Пусть это и идёт вразрез с моим чувством долга. Я рискую всем, говоря с вами, но я не могу поступить иначе по отношению к моему учителю и заступнику. Теперь вы готовы слушать?
ПАНТАЛЕОНЕ (икает):
Что... вы... такое... говорите?..
СКАТОЛА:
Мне только что донесли верные мне и Святой Церкви люди вот что. В замке заговор. Глава его Сегредари. Заговорщики намереваются устранить герцога, обвинив его в страшных грехах: в насилии над слугами, в разврате, а главное – в безбожии и его насаждении. Они дождались отъезда герцогской дочки и теперь хотят добиться передачи власти над страной дворянскому совету во главе с Сегредари, передав формальный сюзеренитет неаполитанскому королю.
ПАНТАЛЕОНЕ:
Не может быть! Пьеро на это неспособен. Он глуп и верен герцогу. Хотя, он много говорил о Неаполе...
СКАТОЛА:
Нет, он не верен герцогу. А вас он просто ненавидит. Главная его цель – вы, министр! Не знаю уж, откуда эта ненависть.
ПАНТАЛЕОНЕ:
Ну, я ругался на него, но не только же на него.
СКАТОЛА:
Это неважно. Заговорщики хотят обвинить герцога через вас. Герцога любят, а вас нет, уж простите мою прямоту. Вас обвинят во всех грехах, а герцога заставят под этим предлогом отречься от власти.
ПАНТАЛЕОНЕ:
Но в чём же можно меня обвинить?
СКАТОЛА:
В разврате...
ПАНТАЛЕОНЕ:
Как так в разврате? Я старик! Я уж забыл давно, как выглядят женщины под одеждой. И не хочу вспоминать!
СКАТОЛА (в сторону):
Отличную идею он мне подал! После допишу это.
(к Панталеоне):
Вот именно, в содомском разврате.
ПАНТАЛЕОНЕ:
Что?!
СКАТОЛА:
А также в насилии над слугами и в безбожии.
ПАНТАЛЕОНЕ:
Я что, схожу с ума? Да кто ж в это поверит?
СКАТОЛА:
Поверят! У вас слишком много недоброжелателей. Верность и служение государству, увы, не вызывают благодарности! В такое время мы живём! Но я-то знаю, что вы ни в чём не виновны. Я знаю, что вы всегда заботились лишь о благе страны, что вы самоотверженны, что вы отдали всего себя своему служению.
ПАНТАЛЕОНЕ:
Нужно скорее сообщить всё герцогу!
СКАТОЛА:
Графиня Сперанцина это сделает. Я же должен спасти вас, моего благодетеля.
ПАНТАЛЕОНЕ:
Спасти?.. Но как?
СКАТОЛА:
Не даром вы помогли мне стать епископом. Вас защитит Церковь. Вот бумага, в которой вы отрицаете все обвинения против вас. Вы распишетесь на ней, а я заверю её и припишу, что именно это вы сказали мне на святой исповеди. И это не будет нарушением её тайны, ибо бумагу вы написали по доброй воле вне стен собора. И никто не посмеет усомниться в вашей честности и свидетельстве Святой Матери нашей Церкви.
ПАНТАЛЕОНЕ:
О, я безмерно благодарен вам, монсеньор!
СКАТОЛА:
Не благодарите меня! Это мой долг по отношению к моему благодетелю! И это самое малое, что я могу сделать. Но знайте: я и дальше буду всеми силами защищать вас.
ПАНТАЛЕОНЕ:
Давайте же бумагу!
СКАТОЛА (достаёт из складок облачения бумагу, перо и чернильницу):
Подписывайте скорее, сюда идут, нельзя, чтобы нас видели вместе за этим занятием! Скорее!
ПАНТАЛЕОНЕ (подписывает бумагу, не читая):
Но что именно там написано?
СКАТОЛА:
Тише! Позже я отдам вам эту бумагу. А пока пусть она будет у меня, я буду держать её, как щит, закрывая вас от стрел клеветы. Ничего теперь не бойтесь! Встречайте обвинения с улыбкой!
ПАНТАЛЕОНЕ:
А что же будет с Сегредари? И с другими заговорщиками?
СКАТОЛА (хихикает):
Уж поверьте, им не поздоровится!
Идите же, продолжайте вашу бескорыстную службу! Я благословляю вас!
(Скатола замирает с жестом благословения и продолжает так стоять. Панталеоне уходит в замок налево.)

СЦЕНА ТРЕТЬЯ.
Скатола, застывший с жестом благословения. Из центральных дверей замка выходит Сперанцина. Подходит к Скатола.
СПЕРАНЦИНА:
Да, да, меня вы тоже благословили. Вы так и собираетесь стоять?
СКАТОЛА (хихикает):
Простите, графиня, я задумался.
СПЕРАНЦИНА:
Вот это совершенно излишне. Лучше уж предоставьте это мне.
СКАТОЛА:
Я думал о вашей миссии, графиня.
СПЕРАНЦИНА:
Это дело сделано. Надеюсь, вы не сомневались во мне? Это было бы необычайно глупо даже для вас.
СКАТОЛА (хихикает):
Но дело было сложное!
СПЕРАНЦИНА:
Ничуть. Всё было сыграно, как в пьесе. Сначала герцог ужаснулся, затем не поверил, затем возмутился. А после всех этих стадий обещал немедленно услать Пьеро. В обмен на моё обещание удовлетвориться этим и не предавать огласке обвинения.
СКАТОЛА:
Но он поверил в обвинения?
СПЕРАНЦИНА:
В какие? В то, что Пьеро развратничает со служанками? Так это делают все придворные в замке. И не очень-то таятся при этом. Я, правда, пригрозила ему Церковью, чтобы он не думал, что плотский грех так уж невинен.
СКАТОЛА (хихикает):
Да, Церковь строго порицает грех!
СПЕРАНЦИНА:
Перестаньте хихикать. Но в насилие по отношению к слугам герцог, конечно, не поверил. Как и в принуждении слуг к чему-либо греховному. Нам нужно больше свидетелей. Я надеюсь на Нинфею, но главным нашим козырем стала бы Эсмеральда.
СКАТОЛА:
Итак, Пьеро уедет.
СПЕРАНЦИНА:
Да, и немедленно. Хотя, кажется мне, герцог ушлёт его, его ж любя. Чтобы он остался в безопасности.
СКАТОЛА (хихикает):
В безопасности не будет ни один их них.
СПЕРАНЦИНА:
И вы не будете, если не перестанете хихикать. Как прошёл ваш разговор с Панталеоне?
СКАТОЛА (показывает бумагу, гордо):
Вот его подпись.
СПЕРАНЦИНА:
Потрясающе! Я и не надеялась, что вы справитесь. И он подписал, не читая?
СКАТОЛА (обиженно):
Я иерарх Святой Церкви, графиня. И умею не только хихикать, как вы выражаетесь.
СПЕРАНЦИНА:
Преосвященство, после такого дела вы можете хихикать хоть всю оставшуюся жизнь! Я в восхищении!
СКАТОЛА (гордо):
То-то! Недаром учился у иезуитов. Хоть ныне они и не в чести.
(испугано):
О, графиня, только не говорите про иезуитов никому!
СПЕРАНЦИНА:
Вы можете мне верить, монсеньор!
СКАТОЛА (в сторону):
Верить тебе – самая большая глупость, которую можно совершить. А следующая по величине глупость – сболтнуть ей про иезуитов. Но слово не воробей. Увы!
(к Сперанцине):
Надеюсь на вас!
СПЕРАНЦИНА (в сторону):
Боишься? Теперь и ты у меня на крючке.
(к Скатола):
Не бойтесь, монсеньор, вашей карьере ничто не грозит. Итак, первый этап нашего плана блестяще удался. Теперь дело за свидетелями грехов Пьеро. Пока Нинфея говорит с прочими служанками, нам нужно поговорить с Эсмеральдой.
Как кстати! Вот и она.
(Слева выходит Эсмеральда, поправляя фартук.)
ЭСМЕРАЛЬДА (в сторону):
Чёрт её сюда принёс!
СПЕРАНЦИНА:
Поди сюда, дитя!
ЭСМЕРАЛЬДА (в сторону):
«Дитя»? А не «мерзавка», как обычно? Не к добру это ласковое шипение.
(к Сперанцине, в реверансе):
Готова услужить вам, госпожа.
СПЕРАНЦИНА:
На этот раз, дитя, я сама хотела бы тебе услужить. Ведь ты дворянка, хоть и в служанках – по неразумному правилу нашего герцога.
ЭСМЕРАЛЬДА:
Неразумному?
СПЕРАНЦИНА:
Конечно! Как можно подвергать молодых дворян подобному унижению! Ведь ты страдаешь!
ЭСМЕРАЛЬДА:
Да не очень, госпожа! И уж не мне осуждать его светлость за установленные правила.
СПЕРАНЦИНА:
Ты права, дитя! Для этого ты ещё слишком молода. И поэтому же ты нуждаешься в помощи.
ЭСМЕРАЛЬДА:
Благодарю вас, госпожа, но я справляюсь и без помощи.
(в сторону):
Особенно по ночам.
СПЕРАНЦИНА:
О, благородное дитя! Как это самоотверженно и благоразумно! Но мне ты можешь довериться, я на твоей стороне.
ЭСМЕРАЛЬДА:
У меня нет никакой стороны, госпожа.
СПЕРАНЦИНА:
Нет, есть. Это сторона обиженных и угнетённых. Я знаю, что тебе тяжело. И знаю, что тебе не к кому обратиться за помощью.
ЭСМЕРАЛЬДА (в сторону):
Да что ей от меня нужно? Подозреваю, что в этом мёде слишком много яда.
(к Сперанцине):
Почему вы думаете, что мне тяжело, госпожа? Я так плохо выгляжу?
СПЕРАНЦИНА:
О, быть служанкой ужасно, особенно для дворянки. И, конечно, вдвойне ужасно служить у Сегредари.
ЭСМЕРАЛЬДА (в сторону):
Вот уж нисколько! Зато про твоих слуг я наслышана, как ты их бьёшь и унижаешь. Они у тебя света божьего не видят.
(к Сперанцине):
Вы заблуждаетесь, госпожа, я вполне довольна своей службой.
СПЕРАНЦИНА:
О, незачем скрывать! Я знаю, что он тебя обижает и даже заставляет делать такие вещи... Ах, милая, не могу даже произнести.
ЭСМЕРАЛЬДА (в сторону):
Всё интереснее становится. Довольно с ней любезничать.
(к Сперанцине):
Какие вещи?
СПЕРАНЦИНА:
Греховные!
(Скатола скорбно качает головой.)
ЭСМЕРАЛЬДА:
Неужели? Греховные? Заставляет? И почему же вы так решили?
СПЕРАНЦИНА:
Мне донесли...
ЭСМЕРАЛЬДА:
Ах, донесли! Вы покарали этого мерзавца?
СПЕРАНЦИНА (в растерянности):
Какого?
ЭСМЕРАЛЬДА:
Доносчика, конечно! Разве вы не считаете, что всякий благородный человек должен карать доносчиков?
СПЕРАНЦИНА:
Но это же правда, Эсмеральда! А правду нужно свидетельствовать! Я знаю, что Сегредари склонил тебя к распутству. И не только с самим собой, но и с приезжим доктором.
(Скатола скорбно качает головой.)
ЭСМЕРАЛЬДА (в сторону):
Попадись мне этот доносчик, целым он не уйдёт!
(к Сперанцине):
Вот что, графиня. Если я и занималась чем-либо греховным, то исключительно по собственной воле. Ваш доносчик должен был сказать вам это, если уж он всё видел и всё знает.
СПЕРАНЦИНА:
Это не доносчики, а защитники правды! Но зачем ты оправдываешь Сегредари, который заставил тебя идти путём греха?
(Скатола скорбно качает головой.)
ЭСМЕРАЛЬДА:
Зачем оправдывать того, кто ни в чём не виноват! А каким путём я иду, я решаю сама. И никто мне не указ в этом. А если я с кем-либо предаюсь любви, то касается это меня и его, а более никого.
СКАТОЛА:
Ты не права, дитя! То, что ты называешь любовью, Церковь называет грехом.
ЭСМЕРАЛЬДА:
Хорошо же, я назову это по-другому. Может и вы какие новые слова узнаете, монсеньор. Если я предаюсь разврату, распутству, плотскому греху, соитию. Если я голая в постели с мужчиной. Если я трахаюсь! Так понятнее?
(Во время этой тирады Скатола в ужасе закрывает себе то рот, то уши.)
СПЕРАНЦИНА:
Ты храбрая девушка, Эсмеральда! Я ценю это. Расскажи мне всё! С кем ты это делала?
(к Скатола):
А вы отойдите, преосвященство. Такой рассказ не для ушей священнослужителя вне исповедальни.
ЭСМЕРАЛЬДА:
Зачем бы мне понадобилось вам рассказывать?
СПЕРАНЦИНА:
Потому что это называется правдой. Её нельзя скрывать. И потому что это называется справедливостью. Виновные должны быть наказаны.
ЭСМЕРАЛЬДА:
Не знаю, на каком наречии говорите вы, а на простом итальянском, на котором говорю я, это называется подлостью.
СПЕРАНЦИНА:
Подлость – то, что сделали с тобой! Не защищай преступников! Не бойся их! Я смогу защитить тебя!
ЭСМЕРАЛЬДА:
Вот теперь я совсем перестала бояться.
(показывает пальцем на отошедшего Скатола)
Знаете ли, для чего попам нужна исповедь? Чтобы послушать о том, чего сами они лишены, и возбудиться. Так вы не лучше. Вы старуха, за всю свою жизнь не испытавшая удовольствия в постели! А теперь вы хотите про это послушать? И называете это правдой и справедливостью? Да ещё хотите обвинить тех, кому удаётся то, чего вы никогда не получали и не получите?
СПЕРАНЦИНА:
Как ты смеешь, мерзавка?
ЭСМЕРАЛЬДА:
Вот теперь со змеи упала медовая маска. Вы же сами призывали меня стоять за правду. А это правда!
СПЕРАНЦИНА:
Вон отсюда, мерзкая блудница!
ЭСМЕРАЛЬДА:
«Блудница»? Вы забыли слово «шлюха»? Так вот, лучше быть шлюхой, чем старой, лицемерной, подлой, не нужной никому змеёй.
СПЕРАНЦИНА:
Ты поплатишься за дерзость!
ЭСМЕРАЛЬДА (наступая на Сперанцину, та пятится):
А вы за подлость, лицемерие, клевету, интриги и ханжество.
(Сперанцина, пятясь, натыкается на Скатола, оба валятся на землю. Эсмеральда гордо уходит в центральные двери замка.)
СКАТОЛА (вставая):
Какая ярость!
СПЕРАНЦИНА (вставая):
Теперь я понимаю Нинфею.
СКАТОЛА:
Не встретить бы нам ещё и Пьеро.
СПЕРАНЦИНА:
Скроемся.
(Уходят в замковые двери слева.)

СЦЕНА ЧЕТВЁРТАЯ.
Из центральных дверей замка выходят Амата с узелком в руке и Пьеро.
ПЬЕРО:
Простишь ли ты меня, Амата?
АМАТА:
Чёрта с два я тебя прощу, мерзавец! Я знала, что ты мне изменяешь, но ты бы хоть делал это тихо. Теперь весь замок узнает о твоём распутстве.
ПЬЕРО:
Клянусь, я не знаю, откуда Сперанцина узнала обо всём.
АМАТА:
Вот именно, что обо всём. Всего больно много. Развратничал бы со своей Эсмеральдой, так ты ни одной служанки в замке не пропустил.
ПЬЕРО:
Но это неправда, Амата!
АМАТА:
Неправда? Что, у тебя была одна Эсмеральда?
ПЬЕРО (понуро):
Нет, не одна.
АМАТА:
Сатир! Распутник!
ПЬЕРО:
О! Я несчастен!
АМАТА:
Это ты несчастен? А я? А наш сын?
ПЬЕРО:
Амата!
АМАТА:
Я уж молчу о герцоге. Каково ему выслушивать зловредную Сперанцину!
ПЬЕРО:
Несчастнее меня нет! И ты, и сын, и герцог по крайней мере знаете, что правы и невиновны ни в чём. Хуже человеку, который знает, что все несчастья из-за него одного.
АМАТА:
Вот уж что-что, а разжалобить меня тебе не удастся, мерзавец.
ПЬЕРО:
Амата!
АМАТА:
Заткнись, кобель, и слушай внимательно. Вот немного твоих вещей. (передаёт Пьеро узелок)
Вот деньги, их даёт тебе герцог. (передаёт Пьеро кошель с монетами)
Сейчас же, не медля ни минуты, возьмёшь коней и отправишься в Гаэту. Там сядешь на корабль до Палермо. Отправляйся в имение и сиди там тихо как мышь.
ПЬЕРО:
Амата!
АМАТА:
Возьмёшь с собою Эсмеральду. Здесь ей не выжить, а на Сицилии она ещё и замуж выйдет.
ПЬЕРО:
Амата!
АМАТА:
И не за тебя, старого козла. Мне-то уже наплевать, но ты пожалей девушку!
ПЬЕРО:
Амата!
АМАТА:
Пришлёшь письмо, когда доберёшься до имения. Оттуда ни шагу.
ПЬЕРО:
Амата!
АМАТА:
И скажи ещё спасибо, что герцог не отдал тебя на растерзание церковного суда, а позволил уехать.
ПЬЕРО:
Амата!
АМАТА:
Ты все слова позабыл, кроме моего имени?
ПЬЕРО:
Спасибо тебе!
АМАТА:
Отправляйся немедленно!
(Амата уходит в центральные двери замка. Пьеро остаётся стоять, закрыв лицо руками. Слева выбегает Эсмеральда.)
ЭСМЕРАЛЬДА:
Так это правда? Нас изгоняют?
(Пьеро молчит.)
ЭСМЕРАЛЬДА:
Ты что, заснул? Так это правда?
(Пьеро молчит.)
ЭСМЕРАЛЬДА:
Кто-то донёс Сперанцине, а она заставила герцога нас изгнать?
(Пьеро молчит.)
ЭСМЕРАЛЬДА:
Ты умер, что ли? Не начни только протухать!
ПЬЕРО:
Ах. Эсмеральда! Всё кончено, всё рухнуло, всё погибло!
ЭСМЕРАЛЬДА:
Пока я вижу, что погиб только ты. Оживай и отвечай: нас изгоняют?
ПЬЕРО:
Я знаю, кто всё это затеял – Коломбина. Больше некому.
ЭСМЕРАЛЬДА:
Так ты, сатир, распутничал и с Коломбиной? С этой куклой? Может, ты и не умер ещё, но с ума спятил в любом случае.
ПЬЕРО:
О, лучше бы я умер!
ЭСМЕРАЛЬДА:
Успеешь ещё. Или я сама тебя убью. Но что нам делать сейчас?
(Пьеро молчит.)
ЭСМЕРАЛЬДА (снимает фартук, скручивает, бьёт им Пьеро):
Ты будешь отвечать, покойник?
ПЬЕРО:
Ай!
ЭСМЕРАЛЬДА:
Ну надо же, пока не помер.
(Снова бьёт Пьеро.)
ПЬЕРО:
Ай!
ЭСМЕРАЛЬДА:
Пока я не заменила тряпку палкой, рассказывай, что знаешь.
ПЬЕРО:
Графиня Сперанцина явилась к герцогу и заявила, что в замке не осталось ни одной служанки, с которой я не согрешил бы.
ЭСМЕРАЛЬДА:
Ну, в это и я готова поверить с лёгкостью.
ПЬЕРО:
Она сказала, что всех их я заставлял угрозами и силой.
ЭСМЕРАЛЬДА:
А в это я поверить не могу. Ты и таракана не сможешь заставить убежать.
ПЬЕРО:
Она сказала, что я тебя заставил быть ночью с доктором Петруччо.
ЭСМЕРАЛЬДА:
Вот змея!
ПЬЕРО:
А кроме тебя я отдал доктору в услужение и Джино, как раба.
ЭСМЕРАЛЬДА:
Всё интереснее! А что же Джино?
ПЬЕРО:
Не знаю. Его с ночи никто не видел. Как и Николетту. Ещё она сказала, что я безбожник и не признаю Писания.
ЭСМЕРАЛЬДА:
Ну и не признавай на здоровье. Что же герцог?
ПЬЕРО (показывает кошель):
Вот. Передал мне денег, чтобы я немедленно уехал на Сицилию в своё имение. В Гаэте ждёт корабль.
ЭСМЕРАЛЬДА:
Одни благодеяния. Герцог, в самом деле, очень к тебе расположен. А что со мной?
ПЬЕРО:
Ты не поверишь. Моя жена велела мне тебя забрать с собою.
ЭСМЕРАЛЬДА:
Да она святая. Ты знал это?
ПЬЕРО:
Она святая. А я мерзавец и покойник.
ЭСМЕРАЛЬДА:
Пока ещё не совсем. Но зачем ей нужно, чтобы ты меня взял с собой?
ПЬЕРО:
Потому что тебе здесь угрожает опасность от Сперанцины.
ЭСМЕРАЛЬДА:
Вы вдвоём ещё не знаете, какая! Я только что уронила в грязь её вместе с её святошей.
ПЬЕРО (словно очнувшись):
Ты? Это? Сделала?
ЭСМЕРАЛЬДА (скромно потупившись):
Ну хоть кто-то же был должен...
ПЬЕРО:
Чем больше я тебя знаю, тем больше поражаюсь! Тогда Амата вдвойне права. Тебе здесь оставаться нельзя. Умеешь ли ты ездить верхом?
ЭСМЕРАЛЬДА:
Уж если я справилась со змеёй, справлюсь и с лошадью!
ПЬЕРО (впадая в прежнее состояние):
Вот так покинуть всё и всех... Ни с кем не попрощаться...
ЭСМЕРАЛЬДА:
Хочешь с церковным судом попрощаться?
(Пьеро молчит.)
ЭСМЕРАЛЬДА:
Опять помер. Не пора ли нам отправляться?
(Пьеро молчит.)
ЭСМЕРАЛЬДА:
Ну, я теперь знаю, как лечат покойников.
(Бьёт Пьеро фартуком.)
ПЬЕРО:
Ай! Эсмеральда!
ЭСМЕРАЛЬДА:
Труп готов отправляться? Выбирай – на кладбище или на Сицилию?
ПЬЕРО:
Да я совершенно готов (показывает узелок).
ЭСМЕРАЛЬДА:
А мне лишь свой узелок забрать. Стой здесь, скорби, если хочешь, и жди меня. Пока что подожди помирать. Я мигом.
(Эсмеральда уходит в левые двери замка. Из центральных дверей выходит Петруччо, гневно стуча по земле палкой. Видит Пьеро.)
ПЕТРУЧЧО:
А, дорогой коллега! В этом месте
Я ни минуты дольше не останусь.
Нигде ещё я не встречал такого!
Прислуга по углам так громко шепчет,
Что и мертвец услышал бы шептанье.
И – о! О чём же шепчет? О разврате,
Здесь вами совершаемом вседневно!
И это только полбеды! Но герцог,
Призвав меня в свои покои, сразу
Мне сообщил, что здесь подозревают
В распутстве и меня! Терпеть не должен
Я этого, и гордо удаляюсь...
(Из левых дверей выходит Эсмеральда с узелком. Петруччо видит её. В ужасе роняет палку, пятится, падает. Вскакивает, убегает в ворота направо.)
ЭСМЕРАЛЬДА (смеётся):
Сегодня я в ударе. Я успела извалять в грязи епископа, графиню и болонского доктора. Не хватает в этой компании только самого папы.
(Пьеро смеётся.)
ЭСМЕРАЛЬДА:
Ну хвала Всевышнему, совсем ожил покойник.
ПЬЕРО:
На конюшню!
ЭСМЕРАЛЬДА (в сторону):
Но, увы, не за тем, зачем обычно туда ходят по ночам.
(Оба выходят в ворота справа.)

СЦЕНА ПЯТАЯ.
В замковые ворота справа входит Изабелла, прикладывая платок к глазам.
ИЗАБЕЛЛА:
Как странно, когда дети вырастают!
Ещё вчера я ей рассказывала сказки. Ещё вчера она играла с Теофрасто за замковой стеною на холме. И вот теперь она горда, разумна, красива, своенравна и строга. В Париже, верю, будет ей дорога открыта в высший свет. О, я бы тоже отправилась в Париж, будь помоложе немного я. Но место моё здесь.
Должна поддерживать во всём я мужа! Да и не только в муже дело. Я б хотела его продолжить дело, я бы править смогла не хуже здесь, чем он. А может... А может быть, и лучше: я читала для этого все нужные трактаты. Панталеоне я пошлю в отставку, Пьеро ушлю в Болонью. Хватит жить нам вчерашним днём, коль мы живём сегодня.
(Из центральных дверей замка выходит Сперанцина.)
СПЕРАНЦИНА:
Сочувствую вам, милая Изабелла!
ИЗАБЕЛЛА:
Вы про отъезд Лючии? Да, это печально. Спасибо за сочувствие, графиня.
СПЕРАНЦИНА:
О, за Лючию можно только порадоваться. А для вас не это самое печальное, милочка.
ИЗАБЕЛЛА:
«Милочка»? А где же моя светлость?
СПЕРАНЦИНА:
Светлость ваша сильно потускнела за последний час. Но вы об этом, как я поняла, ещё ничего не знаете?
ИЗАБЕЛЛА (хватаясь за сердце):
Боже, что с герцогом?!
СПЕРАНЦИНА (усмехаясь):
Жив и здоров. Но вряд ли в духе.
ИЗАБЕЛЛА (гневно):
Что вы себе позволяете, графиня? Извольте объясниться!
СПЕРАНЦИНА (усмехаясь):
О, не сомневайтесь, милочка, я объяснюсь. Но не здесь и не сейчас. Я созвала совет аристократов...
ИЗАБЕЛЛА:
Созвали? Вы? Вы не в своём уме?
СПЕРАНЦИНА:
В своём. И меньше всего хотела бы быть в вашем.
ИЗАБЕЛЛА:
Я ничего не понимаю! Где герцог?
СПЕРАНЦИНА:
Понятия не имею. Где-то в замке. Но на совет он явится. Где же, как не на совете ему отречься от престола?
ИЗАБЕЛЛА:
Графиня! Вы помешались! Вам нужно к лекарю!
СПЕРАНЦИНА:
Ах, милочка, вы мне надоели.
ИЗАБЕЛЛА:
Я? Надоела? Отречься? Да что произошло за этот час?
СПЕРАНЦИНА (напыщенно):
Ну так и быть, во имя старой дружбы
Я расскажу вам, что случилось в замке.
Верней сказать – случалось. Сегредари
Своими преступленьями превысил
Предел терпения Создателя на небе
И на земле людей. Своим распутством,
Известным всем, себя не ограничив,
Он превзошёл порока грань настолько,
Что продавать он слуг стал чужеземцам,
Рабам подобно чёрным. Он безбожью
Настолько верен стал, что похвалялся
Передо всей Европою Писанье
Священное предать огню и... эээ... дыму.
ИЗАБЕЛЛА:
Да остановитесь, графиня! Пусть даже всё это так, но при чём же здесь герцог?
СПЕРАНЦИНА:
А при том, милочка, что Северино помогал ему во всём этом. Или, во всяком случае, не препятствовал. Более того, он приблизил к себе преступника, доверил ему дела страны и даже считал своим другом. Чего же вам ещё надобно?
ИЗАБЕЛЛА:
Но, возможно, грехи Пьеро преувеличены. Возможно, он распутник. Но, согласитесь, что нет человека без греха!
СПЕРАНЦИНА:
Не соглашусь! Есть такие люди! Верные служители Бога и престола.
ИЗАБЕЛЛА:
Вот именно, престола!
СПЕРАНЦИНА:
Вот именно, престола! Он должен быть чист перед Всевышним, очищен от греха. И восседать на нём должен человек чистый пред Богом и людьми.
ИЗАБЕЛЛА:
Так вы и герцога обвиняете? В чём же?
СПЕРАНЦИНА:
А что же, герцог разве безгрешен?
ИЗАБЕЛЛА:
А вы разве безгрешны, чтобы его обвинять?
СПЕРАНЦИНА:
Речь не обо мне. Я на престол не претендую. Скажите, безгрешен ли герцог?
ИЗАБЕЛЛА:
Нет, как и любой человек.
СПЕРАНЦИНА:
Вы опять о другом. Мы говорим не о любом, а о герцоге. Безгрешен он?
ИЗАБЕЛЛА:
Да нет, конечно. Но что же с того? Он герцог.
СПЕРАНЦИНА:
Итак, он грешен. Он вместилище греха. Вы сами признаёте это. И грешен он, боюсь, не только в том, о чём вам известно. Всё это правда, а её нужно свидетельствовать, не таясь. А кроме того, он стар, не так ли?
ИЗАБЕЛЛА:
Да, но...
СПЕРАНЦИНА:
А дочь ваша от престола отказалась, не так ли?
ИЗАБЕЛЛА:
Да, но...
СПЕРАНЦИНА:
И это тоже правда! И, наконец: Сегредари был доверенным человеком герцога, не так ли?
ИЗАБЕЛЛА:
Да, но...
СПЕРАНЦИНА:
И пользовался защитой и покровительством Северино, не так ли?
ИЗАБЕЛЛА:
Да, но...
СПЕРАНЦИНА:
А преступления Сегредари несомненны, многочисленны и ужасны. Вывод вы легко можете сделать и сами.
ИЗАБЕЛЛА:
Какой вывод?..
СПЕРАНЦИНА:
Ах, милочка, вы кажетесь глупее, чем вы есть. Вывод из всего того, что вы сами только что признали, вот какой. Герцог, известный своей греховностью, долгие годы покровительствовал пресловутому Сегредари, ужасающему преступнику и злодею, помогая ему во всех его злодеяниях. Сам герцог при этом весьма скоро преставится, а ветреная него дочь, не желая участвовать в неизбежном воздаянии её отцу, бежала в Париж, отказавшись от родины и престола. Ergo, династия прервана, и герцогство должно отойти под опеку сюзерена, сиречь его святейшества римского епископа. Мелкие же дела управления отойдут к ведению совета дворян. Который возглавлю я.
ИЗАБЕЛЛА:
Как вы извратили правду!
СПЕРАНЦИНА:
Ничуть. Вы сами всё это сейчас признали. Да ещё и говорите, что это правда. И так как я возложила на себя тяжкое бремя свидетельства правды, всё это я сейчас же громогласно заявлю на совете. Как и то, что Северино насаждал в стране безбожие и унижал дворянство.
(Изабелла молчит, прикрыв рот рукой.)
СПЕРАНЦИНА:
Жена же Северино, по глупости своей не могущая нести ответственность за прегрешения мужа, должна, тем не менее, разделить его судьбу. Изгнание. Это всё. Ступайте, милочка.
(Изабелла, плача, убегает в центральные двери замка. Сперанцина на авансцене замирает в гордой позе.)

СЦЕНА ШЕСТАЯ.
Из замковых дверей слева выходит Панталеоне.
ПАНТАЛЕОНЕ (взволнованно):
Графиня! Что всё это значит?
СПЕРАНЦИНА:
Ничего особенного, добрый Панталеоне! Просто наступили неизбежные перемены.
ПАНТАЛЕОНЕ:
Какие перемены? Его светлость сказал, что откажется от власти. И на вопросы не отвечает, посылает к вам.
СПЕРАНЦИНА (в сторону):
Тебя бы следовало не ко мне послать, а намного дальше. Но ты мне можешь пригодиться на первых порах. Ты же всё здесь знаешь. Если не будешь глуп и упрям.
(к Панталеоне):
Северино совершенно правильно сказал вам. От отречётся от престола из-за своих прегрешений. А вот где после этого будете вы – зависит только от вас.
ПАНТАЛЕОНЕ:
Каких прегрешений? Он же герцог, сеньор над всеми нами!
СПЕРАНЦИНА:
Уже нет. Сеньор должен быть безупречен, Северино же не перестал соответствовать своему высокому положению.
ПАНТАЛЕОНЕ:
Графиня, что вы?! Он сеньор по праву рождения и по божественному призванию!
СПЕРАНЦИНА (возвышенно):
Призвание к пороку не даётся
Всевышним нам. Он только добродетель,
И чистоту, и правду нам влагает
В сердца! И нам же укрепляет душу
Для трудного пути дорогой правды.
К пророку же лукавый соблазняет,
Но тех лишь, кто готов ему предаться,
Кто духом слаб, кто правду ненавидит.
И первый шаг по дьявольской дороге –
Способность правду обменять на кривду.
Наш бывший герцог – не вполне пропащий.
Хоть он безбожник, правду всё ж готов он
Признать, и потому спешит отречься.
Но есть и те, для коих преступленья
Суть жизни смысл. Таков ваш Сегредари,
Бежавший от позора и бесчестья,
Бежавший подло от суда людского.
Но суд Всевышнего его настигнет.
А что до вас, я вижу основанья
Надеяться, что правды путь не вовсе
Для вас закрыт. Вы можете стараться
Вернуться на него из тьмы порока.
Коль дать вам силы. Я вам помогу.
ПАНТАЛЕОНЕ:
Я ничего не понял. Графиня, что за чушь вы говорите? Если епископ сделал из вас добрую прихожанку, я очень рад за вас. Но при чём здесь герцог?
СПЕРАНЦИНА:
Хорошо, попробую простыми словами. Герцог в ближайшее время отречётся от престола и отправится, по его же собственному желанию, сажать капусту в деревню. Вы же...
ПАНТЕЛЕОНЕ:
Но почему?
СПЕРАНЦИНА:
Потому что я его заставила это сделать.
ПАНТАЛЕОНЕ:
Но как вы?..
СПЕРАНЦИНА:
Вы же, повторяю, можете остаться министром, если я буду вами довольна.
ПАНТАЛЕОНЕ:
Да почему же вы? Кто вы такая?
СПЕРАНЦИНА:
Я возглавлю совет аристократов в этой стране.
ПАНТАЛЕОНЕ:
Какой ещё совет? Сроду здесь такого не бывало! Нами правит герцог! А если он решил отказаться от власти по старости, то власть должна перейти к его наследникам.
СПЕРАНЦИНА:
Его взбалмошная дочь также отказалась от власти. И бежала в Париж. Думаю по тем же причинам, что и Сегредари: видно, слишком много на ней грехов.
ПАНТАЛЕОНЕ:
Каких грехов? Она же ещё ребёнок!
СПЕРАНЦИНА:
Была бы невинна, не бежала бы!
ПАНТАЛЕОНЕ:
Неважно. В любом случае, здесь остаётся жена герцога! По закону престол должен перейти к ней, если нет других претендентов.
СПЕРАНЦИНА:
Я только что сказала ей, что она должна разделить судьбу своего мужа и отправила её собирать вещи. Вот так-то.
ПАНТАЛЕОНЕ (хватаясь за голову):
Я не знаю, какую интригу вы устроили, но это слишком. Вы преступили закон и обычай!
СПЕРАНЦИНА:
Я лишь провозгласила правду!
ПАНТАЛЕОНЕ:
Но вы погубите герцогство! Наше процветание зиждится на воле герцога!
СПЕРАНЦИНА:
Нельзя строить процветание на лжи и пороке!
ПАНТАЛЕОНЕ:
Да перестаньте играть словами! Вы же ничего не знаете об управлении! Вы всех нас погубите, повергнете в нищету и хаос!
СПЕРАНЦИНА:
Если вы заслужите моё доверие, я разрешу вам остаться министром, благо вы знаете кухню здешнего управления. Но предупреждаю, кухня эта должна будет измениться. По законам правды и справедливости.
ПАНТАЛЕОНЕ:
Графиня! Вы не в себе! Остановитесь! Никто не потерпит свержения династии!
СПЕРАНЦИНА:
Святая Церковь поддерживает нас – ревнителей правды!
(кричит):
Эй, монсеньор! Довольно подслушивать! Выходите!
(Из центральных дверей замка выходит Скатола с гордым видом. Кланяется Сперанцине. Видит Панталеоне, охает, пятится, падает, вскакивает, убегает обратно.)
ПАНТАЛЕОНЕ:
А это явление что означает?
СПЕРАНЦИНА:
Ах, неважно. Возможно, его преосвященству нездоровится.
Итак, добрый Панталеоне, готовы ли вы служить мне?
ПАНТАЛЕОНЕ:
Служить вам? Графиня, вы перешли все возможные границы! Вы совершаете преступление против престола!
СПЕРАНЦИНА:
Вы говорите, что я перешла границы? Вы говорите, что я совершаю преступление? Мой дорогой! Правда в том, что все границы перешли вы. Нет преступления, в котором вы не сознались. И я хвалю вас за честность. Хотя и порицаю за сами преступления.
ПАНТАЛЕОНЕ:
За преступления? Меня? Я сознался?
Ну вот, всё стало ясно. Графиня, вы явно нездоровы! Я пошлю за лекарем.
СПЕРАНЦИНА (достаёт из рукава бумагу, разворачивает, показывает Панталеоне):
Это ваша подпись, не так ли? А вот церковное заверение в истинности написанного, в соответсвии его вашей исповеди и в вашем искреннем раскаянии.
ПАНТАЛЕОНЕ (хватаясь за сердце):
Что это?
СПЕРАНЦИНА:
Это подписанное вами и заверенное признание. Во множестве преступлений. Например, в разврате, в содомском грехе, в торговле слугами. Кроме того, в растратах и в присвоении герцогского имущества. Кроме того, в безбожии и ереси и в проповеди еретических и безбожных идей. Кроме того... (щурится, пытаясь прочесть) О!.. в попытке переворота и свержения его светлости герцога.
ПАНТАЛЕОНЕ:
Но это же бумага, которую дал мне епископ! Он сказал...
СПЕРАНЦИНА:
Что он сказал – неважно. Но важно то, что здесь написано и скреплено вашей подписью! Хвалю вас за храброе признание ваших преступлений.
ПАНТАЛЕОНЕ (садясь на землю):
Но это подлость...
СПЕРАНЦИНА:
Не большая подлость, чем совершённые вами преступления. В которых вы признались.
(Панталеоне остаётся сидеть на земле, закрыв лицо руками. Сперанцина гордо уходит в центральные двери замка. Оттуда же появляются два монаха. Подходят к Панталеоне.)
ПЕРВЫЙ МОНАХ:
Сеньор Панталеоне! Сеньор Панталеоне!
ПАНТАЛЕОНЕ:
Что вам нужно? Вести меня на суд?
ВТОРОЙ МОНАХ:
Наоборот! Нас к вам послал его преосвященство.
ПАНТАЛЕОНЕ:
Предатель!
ПЕРВЫЙ МОНАХ:
О, что вы! Он целиком за вас!
ПАНТАЛЕОНЕ:
Подлец!
ВТОРОЙ МОНАХ:
Наоборот! Он пытается вас спасти!
ПАНТАЛЕОНЕ:
Сначала погубив подлостью?
ПЕРВЫЙ МОНАХ:
Да слушайте же! Его заставили так поступить. А сейчас он вас спасает.
ПАНТАЛЕОНЕ:
Спасает? Послав вас, чтобы взять меня в тюрьму?
ВТОРОЙ МОНАХ:
Наоборот! Бегите на конюшню. Там конь осёдланный. Немедленно в Гаэту. Там на корабль и сразу же в Неаполь!
ПЕРВЫЙ МОНАХ:
И вас никто не увидит.
ПАНТАЛЕОНЕ:
Что ж. Хуже уж не будет.
(Бежит в замковые ворота справа. Из центральных дверей крадучись выходит Скатола.)
СКАТОЛА:
Бежал?
ПЕРВЫЙ МОНАХ:
Быстрее ветра.
СКАТОЛА:
Он хотя бы поблагодарил?
ВТОРОЙ МОНАХ:
Наоборот! Ругал вас грязными словами.
СКАТОЛА:
О, вот она, людская благодарность! Но главное сделано. Он бежал, и не сможет теперь опротестовать своё признание. А значит, я в безопасности!
(Все трое уходят в центральные двери замка.)

СЦЕНА СЕДЬМАЯ.
Из разных дверей и ворот выходят Горелло, Массимо, Каталина, Нателла, Нинетта, Инесса и Фатима.
КАТАЛИНА:
Вы слышали? Вы слышали?
НАТЕЛЛА:
Успокойся! Слышали, конечно.
КАТАЛИНА:
А от кого вы слышали? Что вы слышали?
НАТЕЛЛА:
Да не кричи же! Имеющий уши слышит.
НИНЕТТА:
Тут не имеющий даже и головы услышит. С вами говорила Нинфея?
КАТАЛИНА:
Да! Да! Это ужасно! Происходит что-то ужасное!
НАТЕЛЛА:
Я не вижу тут ничего ужасного! Я бы сказала, что наконец-то торжествует правда и справедливость.
НИНЕТТА:
А я ничего не поняла. Нинфея зачем-то спрашивала меня, не приставал ли ко мне Пьеро...
НАТЕЛЛА:
И что ты ей сказала?
НИНЕТТА:
Сказала правду, не приставал. По-моему, он вообще ни к кому не приставал. Вот к нему приставали, да.
НАТЕЛЛА:
Ну и дура! Ты своими рассуждениями мешаешь торжеству правды. Я вот честно сказала, что приставал. Подмигивал мне совершенно непристойно. Я даже плакала после этого.
ИНЕССА:
О, как я тебе сочувствую!
КАТАЛИНА:
И меня Нинфея спрашивала о том же. И я сказала, что нет, не приставал. Даже я сама к нему не приставала, хотя очень хотелось.
ИНЕССА:
О, как я тебе сочувствую!
НАТЕЛЛА:
Ты не сочувствуй, а скажи, что ты сказала Нинфее!
ИНЕССА:
Ну... Нинфея так трогательно рассказала мне, что служанки в замке несчастны... а виноваты в этом герцог и Пьеро... я так нам сочувствовала, что сказала... сказала, что да, приставал, и что это плохо.
КАТАЛИНА:
А врать было не плохо?
ИНЕССА:
Я не врала, он однажды держал меня за руку... давно, правда...
ФАТИМА:
Почему я с Нинфея не говорить? Я что, хуже вас?
ГОРЕЛЛО:
Вот и со мной она сегодня не говорила.
КАТАЛИНА:
Ты что, служанка? Где твой передник?
ГОРЕЛЛО:
Я и без передника знаю больше вашего. Это после разговора со мной Нинфея стала всех вас обходить с вопросами.
ФАТИМА:
Я нет вопросы. Обидно.
ИНЕССА:
О, как я тебе сочувствую!
НАТЕЛЛА (к Горелло):
Не присваивай себе чужую славу. Первой была храбрая Коломбина!
А о чём ты говорил с Нинфеей?
ГОРЕЛЛО:
Да я же вам рассказывал. О Джино, о докторе и Эсмеральде.
МАССИМО (загадочно):
О, об Эсмеральде я знаю всё. Но не спешу рассказывать.
НИНЕТТА:
Значит, Горелло, началось всё с тебя, а не с Коломбины?
НАТЕЛЛА:
Нет, всё началось с Пьеро и его преступлений.
КАТАЛИНА:
Да с каких таких преступлений? Мы все тут этими преступлениями занимались чуть ли не каждый день. Разве нет?
МАССИМО:
Нам можно, а ему нельзя было.
ГОРЕЛЛО:
Вот редкий случай, когда я с ним согласен. Нам можно.
НИНЕТТА:
А скоро будет нельзя. Вот герцог отречётся, и будут править здесь монахи. И похождениям нашим конец.
ИНЕССА:
О, как я нам сочувствую!
НАТЕЛЛА:
Не знаю, что ты имеешь ввиду под похождениями...
КАТАЛИНА:
Отлично знаешь!
НАТЕЛЛА:
...Но в герцогстве должна торжествовать правда! Графиня Сперанцина сможет её защитить, а герцог не смог.
НИНЕТТА:
Графиня Сперанцина устроит ужасную жизнь всем не-дворянам. Да и дворянам достанется.
МАССИМО:
И пусть. Я был певцом у герцога, а теперь, раз герцога больше не будет, я уезжаю в Рим к отцу. Если кто-то захочет узнать всю правду об Эсмеральде, пусть приедет ко мне.
ГОРЕЛЛО:
А сейчас рассказать никак нельзя? В Рим ехать недёшево.
МАССИМО:
Тогда пропадёт вся соль повествования. Я же поэт! (уходит)
КАТАЛИНА (в сторону):
И этот знает всю правду. Сколько ж этих правд?
(Из замковых дверей слева выходят Нинфея и Коломбина.)
НИНФЕЯ (к Коломбине):
И не забывай плакать!
НАТЕЛЛА:
А вот и главный обвинитель! Держись, подруга!
КОЛОМБИНА:
Я буду смелой! Ради правды я буду свидетельствовать обо всём, что знаю. Обо всём, что я трагически пережила.
НИНФЕЯ:
Да, молодец. Теперь идём.
КАТАЛИНА (к Коломбине):
О чём ты будешь свидетельствовать? О том, что чёрт знает сколько времени пыталась соблазнить Пьеро, а потом вдруг получилось?
КОЛОМБИНА:
Он виноват. Он не должен был.
НАТЕЛЛА:
Святая правда! Не должен был!
КАТАЛИНА:
Ну да, а должен был с тобой...
НАТЕЛЛА (в сторону):
И это тоже правда.
НИНФЕЯ:
Никто не смеет обижать служанок!
КАТАЛИНА:
Это дело теперь должно называться «обидеть»? Коломбина, поделись своей мудростью: как сделать так, чтобы тебя «обидел» тот, кого ты хочешь?
НИНФЕЯ:
Кто эта ненавистница служанок?
НИНЕТТА (в сторону)
Та, которую давно не «обижали».
(к Коломбине):
Но Коломбина, ты и в самом деле только и говорила в последнее время о том, как тебе нравится Пьеро и как ты хотела бы быть с ним.
КОЛОМБИНА:
Ах! Меня не понимают здесь! Какая жестокость!
НИНФЕЯ:
Вот-вот. Заплачь и пойдём!
КОЛОМБИНА:
Я не могу плакать! Я возмущена чёрствостью моих бывших подруг!
НИНФЕЯ (оттаскивая Коломбину к центральным воротам замка):
Плачь! Иначе никто не поверит правде. (щиплет Коломбину)
КОЛОМБИНА:
Ай! Больно же!
НИНФЕЯ (снова щиплет):
Да не кричи, а плачь!
(Нинфея и Коломбина уходят в центральные двери замка.)
ФАТИМА:
Я не понимать! Зачем щипать? Моя мать меня щипать, когда быть недовольна. Нинфея недовольна?
ИНЕССА:
О, как я тебе сочувствую!
КАТАЛИНА:
И я тоже не понимаю! Разве это правильно? Разве так свидетельствуют правду? Разве это всё правда?
(Из левых дверей замка выходят Джино и Николетта. Оба растрепанны, поправляют на ходу одежду.)
ДЖИНО:
А вот и я!
НАТЕЛЛА (не обращая внимания):
Да, увы, это правда! Правда, что Пьеро развратник и злодей...
КАТАЛИНА:
Развратник, но не злодей!
НАТЕЛЛА:
...Правда, что герцог покровительствовал ему и покрывал его преступления...
КАТАЛИНА:
Покровительствовал, но не покрывал!
НАТЕЛЛА:
...Правда, что Коломбина – жертва Пьеро. Как и я, как и Инесса...
ФАТИМА:
Что такое «правда»? Вы так и не сказать!
(Все замолкают на мгновение.)
ДЖИНО:
Вот это здорово! Началось веселье! А я опоздал. Но правда и то, что именно я первым выступил за правду!
СЛУЖАНКИ (в один голос):
Ты?!
ГОРЕЛЛО:
Я был первым!
ДЖИНО:
Ты всего лишь рассказал мне пару глупых историй, мой добрый Горелло. То есть Уго.
ГОРЕЛЛО (польщённо):
Ты помнишь моё новое имя!
ДЖИНО:
Я помню всё! И знаю всё!
НАТЕЛЛА:
И что же ты думаешь об этом?
ДЖИНО:
То же, что и все достойные люди!
КАТАЛИНА:
А ты, Николетта? Ты самая разумная девушка!
НИКОЛЕТТА:
О! У меня очень твёрдые убеждения! И мнение моё непоколебимо!
КАТАЛИНА:
И что же это за мнение?
НИКОЛЕТТА:
Я буду думать так, как думает мой Джино!
ДЖИНО:
Не завирайся! Что это значит – твой? Я тебе ничего не должен!
НИКОЛЕТТА:
Ах!
ДЖИНО:
Не ахай! Сейчас есть более важные дела! Дела политические! Нателла права: нельзя терпеть на престоле пособника разврата!
НИНЕТТА:
Но мы не можем свергнуть герцога!
КАТАЛИНА:
Герцог сейчас и сам отречётся!
ДЖИНО:
Именно! Но его жена...
КАТАЛИНА:
Уедет вместе с ним.
ДЖИНО:
И правильно! Худшей правительницы и не найти было бы! А вот их дочь...
НИНЕТТА:
Уехала сегодня в Париж.
ДЖИНО (в сторону):
Я всё проспал. Нужно наверстать упущенное.
(ко всем):
Ну что же. Тем лучше! Наша страна теперь свободна! Мне остаётся пойти к министру Панталеоне и смело сказать ему...
НАТЕЛЛА:
Панталеоне бежал на юг.
ДЖИНО:
Как? Сам Панталеоне?
НАТЕЛЛА:
Говорят, что он письменно сознался в страшных преступлениях.
ДЖИНО:
Прекрасно! Скажу Массимо, чтобы сочинил об этом...
ИНЕССА:
Массимо уезжает в Рим. О, как я нам сочувствую!
ДЖИНО:
Ну, это и к лучшему. Поэт он дрянной. Стало быть, я сам храбро пойду к Пьеро и...
ГОРЕЛЛО:
Пьеро бежал на Сицилию.
ДЖИНО:
Вот так поворот. Значит, Эсмеральда...
ФАТИМА:
Эсмеральда с ним бежать. Я хотеть тоже.
ДЖИНО:
Да в замке просто никого не осталось! Ну, тогда пора и мне собираться. Доктор берёт меня с собой...
КАТАЛИНА:
Доктор в страшной спешке уехал в Болонью. Вон лежит его палка.
ДЖИНО (подбирает палку, в сторону):
Не так уж всё хорошо. Кто же отвезёт меня в Болонью и заплатит за обучение?
(ко всем):
Но кто же тогда правит здесь?
НАТЕЛЛА:
Совет аристократов.
КАТАЛИНА:
А на самом деле графиня Сперанцина и епископ Скатола.
ДЖИНО (в сторону):
Чёрт! Хуже не придумать!
(ко всем):
О! Наконец-то править будут достойнейшие люди!
А где Коломбина? Она тоже сбежала?
НАТЕЛЛА:
Ещё чего! Она оказалась самой храброй из нас...
КАТАЛИНА:
Скорее самой чокнутой!
НАТЕЛЛА:
Она сейчас с Нинфеей у графини. Рассказывает о преступлениях Пьеро. И я ей завидую – такая будет ей честь!
ДЖИНО:
Так значит, чем больше рассказать о Пьеро, тем больше будет чести?
НАТЕЛЛА:
Ну разумеется! Сейчас – время правды!
ДЖИНО (в сторону):
Какая блестящая идея!
(ко всем):
Ну так Коломбина вовсе не самая храбрая. Я храбрее. Она рассказывает, а я напишу!
КАТАЛИНА:
Донос?
ДЖИНО:
Правду!
(в сторону):
И тогда Сперанцина в благодарность оплатит мне Болонью.
НАТЕЛЛА:
Верно! Пиши! Пусть преступники трепещут! Уверена, графиня будет тебе благодарна. Тем более, что ты дворянин, как ты говоришь. А она, в отличие от герцога, увы, придаёт большое значение происхождению.
ДЖИНО:
Эээ... ну да... я дворянин! И графиня совершенно права! Мы, дворяне, как цвет этой земли, должны возглавить битву за правду!..
КАТАЛИНА:
Но если герцог всё-таки не отречётся?..
(Звучат трубы. Знамя с герцогским гербом медленно спускается. Все замирают.)

Занавес.