Гл. 3 Врубель. Найденная истина обернулась обманом

 
    В искусстве эпохи романтизма, Демон - символ бунтаря-одиночки, бросающего вызов закостенелому обществу.   
    Только Александр Блок был единственным, кто при жизни полностью принял врубелевский мир: «Возвращаясь в своих созданиях постоянно к „Демону“, он лишь выдавал тайну своей миссии… Он оставил нам своих Демонов, как заклинателей против лилового зла, против ночи. Перед тем, что Врубель и ему подобные приоткрывают человечеству раз в столетие, я умею лишь трепетать. Тех миров, которые видели они, мы не видим».
   
    Сам Александр Блок как будто не чувствовал опасности погружения в эту сферу тёмных сил и образов.
 
    Вспоминаю, как во время моей учёбы на двухгодичных педагогических курсах в Санкт-Петербургской Академии Постдипломного Педагогического Образования (АППО) одна из педагогов, писавшая выпускную работу, связанную с поэзией Александра Блока и доктор философских наук, наша преподаватель сошлись во мнении - почувствовали на себе, что к ночи не стоит погружаться в поэзию Александра Блока.

    Христианству в России уже тысяча лет! Но Михаил Врубель хочет и самоуверенно не страшится, идти путём сближения с тёмной и могущественной силой. Врубеля притягивает "запретный плод". Его навязчиво, беспечно и трагически интересует образ врага рода человеческого, от происков которого, у человека оружие только – крест, пост, молитва и  - Церковь, с её общей молитвой и Таинствами.
   
    На холсте вывернутое, словно под пытками, изломанное тело. В работе над этой картиной Михаил Александрович впадет в настоящее духовное помрачение.
 
    Вспоминает Александр Бенуа: «Каждое утро, до 12-ти, публика могла видеть, как Врубель “дописывал” свою картину. В этой последней борьбе было что-то ужасное и чудовищное.  Лицо Демона становилось все страшнее и страшнее, мучительнее и мучительнее».

    Изматывающей творческой борьбе, в которой Врубель пытался запечатлеть сущность Демона, казалось не будет конца.
Демон постоянно менялся, ускользал, и этот поединок становится наваждением для художника.
    «А может быть, текучесть сущности и есть суть демонического.
Все двоится, троится, ни в чем нельзя нащупать твердой почвы. Найденная истина вскоре оборачивается лукавым обманом.»