Золотой ключик

Лет десять назад жила у нас в доме одна женщина.

Юля звали. Юля Годунова.

Юля всегда ходила в узких солнцезащитных очках, лаковых синих ботинках и шляпе с огромными полями.
Больше всего эта женщина напоминала мне огромного тропического попугая — она быстро говорила, проглатывая слова и звуки, громко, закидывая голову, смеялась, и моргала так часто, как если бы отстукивала кому-то азбуку Морзе.

Взрослые считали Юлю странной, а дети — любили.

Если кто-то собирался с духом и начинал говорить с ней, она медленно стягивала с ушей расшатанные дужки узких очков, недовольно закатывала часто моргающие глаза и громко, на всю улицу, отвечала: «Не надо так!»

После этого человек обычно начинал бормотать что-то невразумительное, нервно озираясь на случайных прохожих и слушая редкие смешки, а потом и вовсе исчезал из зоны видимости.

Такой я помню Юлю Годунову. 

Самым особенным у нее было утро. Юля выходила из дома раньше других и выглядела не так, как обычно. Не было синих ботинок, не было шляпы с полями. Зато был огромный японский магнитофон и черно-белый полосатый жезл.

Юля выходила на середину широкого проспекта, включала веселую турецкую музыку и танцевала. Казалось, она совсем не замечала гневных криков водителей. Только кокетливо грозила жезлом и смеялась.

Я почему-то нравилась Юле.

Иногда она угощала меня каменными советскими ирисками, вроде «Золотого ключика», и рассказывала о своей жизни. Это были странные истории — про фотографии с отрубленной  головой гуся на ладони, про фальшивые украшения, про трещины на ногах и теплый хлеб из булочной.

Иногда я задавала вопросы, но Юля легко щелкала меня по носу и, ласково улыбаясь, отвечала: «Не надо так!»

Наверное, не могла по-другому.

Мне было сложно понять, о чем она думает. Слишком быстро менялся ход этих мыслей. Но я все равно слушала. Не хотела обидеть. Добрая была женщина. Человечная.

Я любила Юлю.

Намного позже я узнала, что Юля Годунова была сумасшедшей. Мне тогда лет двадцать исполнилось. Листали альбом с фотографиями и вспомнили. Как шутила, говорила. Даже как молчала. Все вспомнили.

Но речь сейчас не об этом.

В какой-то момент Юля исчезла.

Сначала не вышла одним утром. Потом другим. Затем третьим. Я звонила в квартиру, но дверь никто не открыл.

На улице никто не смеялся.

На проспекте не танцевал.

Каменные ириски закончились все до последней. Только фантики остались.

Спустя неделю нам сообщили, что Юлю Годунову убили.

Забили до смерти прямо на дороге.

Думали, что помешала какой-то бандитской машине.

Или ответила не так.

Кто же теперь разберет.

Я тогда думала, что мы просто хорошего соседа потеряли. А скучать по соседу никто не будет. От Юли ведь шарахались, как от чумной, тут разве до тоски?

Сказала об этом маме, а она только разозлилась на меня. Еще и по губам шлепнула, чтобы глупостей больше не говорила.

Провожать пошли всем двором.

Рядом с Юлей в гроб положили синие ботинки, узкие очки и широкополую шляпу. А еще жезл и японский магнитофон.

Взрослые перешептывались и сокрушенно качали головами, а дети бросали в могилу фантики от каменных конфет.

Так Юлю Годунову и похоронили.

Всю в ирисках. Будто в инопланетных цветах.

И музыку включили. Турецкую.

Как она любила.

Только весело никому не было.

Мы ведь не просто соседа лишились.

Мы лишились человека.