5. 1. Нет иного пути, как с верой лучшее

       Разные люди шли в Уральские Сибирские земли. Среди них выделялись казаки, как главная движущая сила завоевания Сибири, были также  «вольные, охочие и гулящие люди», пленные  «немцы», «поляки»,  и «литва», ссыльные и беглые крестьяне.

       Их путь пролегал по «Великому санному пути», проходившему  по маршруту: Москва - Ярославль – Вологда. Далее на северо-восток на Су́хону-реку, по ней до Тотьмы, и вниз по Су́хоне к У́стюгу (определение «Великий» появится век спустя). После У́стюга как Юг впадет в раздобревшую Су́хону стоит Гледен-камень, с него виден заволоцкий водный путь на Онегу.

       Но в Сибирь путь лежит через Вычегду мимо Коряжмы, тут и  Сольвычегодск, за ним Яренск. От Сольвычегодска до Соли Камской быстро пролетают  деревни Бурца,  большой двор на Ви́леди и Коракино, за ними село Кибра́ на Сысоле и Пала́уз, тут же У́жга. Наконец Кай-городок  на Каме. От него еще верст шестьдесят по той же дороге до погоста Ко́лгорот, который называют Кой-городком на Сысоле. Обитатели погоста носили фамилии и прозвища Путилко, Баженко, Поспелко, Тренька, Суханов, Копыто, Жданко, Малко, –  не раз встретятся переселенцы за Уралом с такими же именами. Но прежде будут Гидаево, Лухна Коса и  Уролка.

       Вот  и Соликамск - кончилась Русь! Далее по Бабиновской дороге  до Верхотурья и в Сибирь.

       В каждом селении заставы стоят и таможни воеводские, а в них служивые досматривают всех и всё. Тщательно. И кто путь держит, куда и зачем, и что путники везут, для какого дела и сколько. Что не прописано - то лишнее, в книги запишут и изымут в доход государев. Особенно тщательно досмотр ведут тех, кто из Сибири на Русь возвращается. Без грамоты подорожной не проскочить - не проехать. Тут же можно дух перевести, на постой встать, и то доход для жителей. Кто по указу или грамоте государевой – помощь от воеводы получит. А беглых блудней на обе стороны хватает.

       И летний путь, по «сухому», на самом деле - водному, також. Только иметь ввиду, что солидная Су́ходно-река по весне – как игривый весенний ветер - направление своего течения меняет на противоположное. То паводковые воды стекают в Кубенское озеро, откуда Су́ходона-река исток свой берет.

       И нет иного пути в Сибирь, а обратно дорог много. Все не перекроешь, селений нет, застав не поставишь, дозоров не наберешься. Только иные дороги и опасны по иному, часто непроходны, непроезжи, зато от государевых и воеводских глаз-рук сокрыты. Оттого и привлекательны. Некоторым.

       А Русь – бескрайнее сияющее заснеженное поле, холодное и равнодушное, изросшее сором и соромом. Ее жители - присыпанные пеплом души, в которых зло тлеет уголек страстной веры в лучшее будущее. В справедливость. За годы смуты безбожие и чернокнижье обрушилось ледяным дождем на простодушные народы Руси. Чванство и презрение к черни еще более пригнуло людей и оттолкнуло от святых истин. Даже пастыри перестали бояться провидения господня. Забыл народ бога!

       И нет, у пастырей - пахаря этого  поля, иного способа вернуть заблудших детей своих в ложе законов божьих, в объятия сиротствующей церкви, и тем умиротворения несчастных, вконец одичавших и запутавшихся в житейских невзгодах, кроме как убеждением, личным примером, постом и послушанием. Можно и нужно вернуть их в лоно единственных, воистину справедливых, законов устанавливающих человеческие отношения в миру!

       Заметим, что в семнадцатом веке  понимание человеческих отношений не сильно отличалось от современных. Эту особенность невозможно воспринять и понять, не зная  корней византийского православия, твердо, по сию пору, укоренившегося на русской почве.

       В основе лежит отношение раба к своему хозяину. Раб исполняет все любые прихоти боярина, и не ждет от него награды или, спаси бог, оплаты. Заявить о своих правах? Ну, как, протянешь руку, а он плюнет, а и не плюнет даже, да за глаза холодно посмеется, вслух же скажет со смирением «Бог терпел…». Да, русский человек сочтет себя униженным и отверженным, если осмелится напомнить барину о долгах своего труда. Русич живет верой в боярина, в его заботную память. Не может он не помнить про своего холопа! Не отвергнет!

       Боярин же уверен, что ни в коей мере он не обременен обязательствами перед докучливым рабом. Он холоден или приветлив в беседе с ним, но он не поднимется со стула, а лучше, если встретит стоя на высоком крыльце. То не значит, что хозяин снизошел к нему, стоящему на расстоянии вытянутой руки - не ровня! И раб безмерно счастлив, если его, без его напоминания, заметят, отметят (пусть даже кулаком или плеткой – главное, чтобы «от души», по доброте!) и бросят кусок с барского стола.

Так думали сильные мира того.

       У холопа своя правда, свое понимание справедливости и к барину, и к таким же, как он холопам. Он никогда не придет на помощь другому, такому же как он, черной завистью наполняется его простая душа, если милость достается соседу. Но это не мешает быть отзывчивым в беде всей общины, а на людях делать вид, что ненавидит барина. Он горд, и потому избегает низкопоклонства и желает ему зла так же откровенно, как пчела ненавидит мед! «Ненавижу воеводу распаливаго, мужа лениваго, жену сонливу, от врага лукаваго девицу, язык страмноглаголив, душу погубляя». Тут вся правда народная. Сомнительно..., слаб человек перед соблазном.

       В понедельник 18 января 1621 года торжественно проводила Москва владыку Тобольского и Сибирского. Обоз двинулся с патриаршего двора в первом часу (от восхода солнца). Полная луна пробивалась сквозь дымные хвосты над западным горизонтом, изморозь висела над заснеженными улицами. 

       Жители Москвы верили, что полнолуние в крещенский сочельник, в канун Богоявления, обещает большой разлив рек весной. С первыми лучами солнца начала посвистывать метель, встречная поземка осельно струилась в колеях. Быть хорошему урожаю хлеба и гороха! Добрый знак для доброго начинания.

       Путь в Переднюю Сибирь проложен был самим владыкой через города, известные своими «освященными» местами: через Волок-Ламский, Переславль до Ростова, далее Ярославль. От Ярославля по замерзшей Волге вверх до Костромы, оттуда на Унжу. С Унжи до Ветлуги лесными урочищами на Нухрат (Вятку) в Орлов и Хлынов. А там по Чепце прямой выход на Чулман (Кама).

       И, наконец, по Чусовой на перевалы через  Йуру (Урал). С каждой верстой все далее на восток от близких русским православным душам и сердцам Белозера и Кириллова монастыря при нём. Далеко на севере остается и У́стюг.

       Отправляя Киприана за Камень «патриарх и великий государь» Филарет Никитич, заповедал ему достойно пасти словесное стадо, заботиться о чистоте веры завоевателей и русских пришельцев, обращать к Христу идолопоклонников и магометан, «да проповедь слова Божия ростет и множится...».

       На тамошнее белое духовенство Киприан при всем своем желании не мог рассчитывать. Оно было и слишком малочисленно, и к тому же распущенно не менее светского общества, а «белые попы, — говорится в донесениях из Сибири, — не учители, а бражники». Чёрных попов было совсем мало, а монастыри служили примером разврата.

       При хиротонисан архиепископ Киприан получил от Патриарха архиерейский жезл.  Жезл сей, что должен использоваться лишь на богослужениях, для того обложен темно-зеленым бархатом, с серебряным золоченым верхом. По верху же вычеканено: «Патриарх Филарет».

       И серебряный золочёный крест со святыми мощами, на рукояти которого надпись: «Повелением Великого Государя царя Великого князя всея Русии самодержца Михаила Феодоровича и отца его, Великого государя Святейшего Патриарха Московского Филарета Никитича сделан сей крест в царствующий град Сибирь преосвященному Kиприяну 7129 года».

       И панагию на золотой цепочке да шапку святительскую. Та «панагея серебряна золочена на оба лица, кругла. На одной стороне Спасов образ, на другой Пречистые Воплощение; около её писано: «бысть чрево твое святая трапеза имущи небеснаго хлеба Христа». По полем в кругех четыре святые, да на другой стороне в кругех Евангелисты резные».

       Панагия является знаком архиерейского достоинства, носиться во время богослужения должна на груди с наперсным крестом. А вне храма необязательно. И то важно для прихожан как вера в лучшее будущее, то знак для них, знак божьего благоволения в ответ на искренние молитвы, и достижимости испрашиваемой помощи житейской.

       Достойно поступил  Филарет, отправляя в Сибирь новую владычную кафедру, все требования Киприана уважительно выслушал, удовлетворил и помощь всеместную наобещал. Грамоты для встречи поставленика на места разослал. А что бы дело свершить, дал в помощники более 50 человек «соборян и старцев, и дворовых людей из лутчих и прославленных монастырей Руси - Троице-Сергиева, Соловецкого, Варлаамо-Хутынского, Иосифо-Волоколамского, Кирилло-Белоозерского».

       И архиепископ, взяв с собой монахов, протопопа, протодьякона, ключаря, несколько священников, дьяконов, причетников, певчих, детей боярских, несколько простых служителей и даже 8 семей крестьянских, отправился в свой нелегкий подвижнический путь. Свита с патриаршими и приданными святителю по службе в Хутынском монастыре людьми превысила сто человек, не считая челяди, поваров, конюхов и стрелецкой охраны.

       В отдельно охраняемом обозе «духовная экспедиция» везла в Сибирь множество драгоценной церковной утвари и была снабжена всеми необходимыми «запасами». В повелении Великого государя прописано до мелочей все:
       -ткани (сукно, бархат, «шолку белого да шолку червчатого, шолку лазоревого», «тафты двоеличной..., камки адамашки тмосиней и таусинной, тесем червчатых да камки куфтерю лазоревого и лимонной цвет», 4 пуговки и пр., пр., пр.),
        -одежда («ряска дараги двоеличны, шапка камка куфтерю багрова на соболех, шапка камка таусинна адамашка, клобук мухоярной, чорн, шолковой, шляпа черна простая»).

       Кроме того, два стула точеных (и к ним «оковы 6 ременев толстых, сафьян, бархат, сукна чорного фряского, да на обивку,  гвоздья»). Ну и конечно, ковер большой цветной, другой ковер ... «и третей»... А также «пуд ладону, пуд фимьяну, пять ведер вина церковного...» (последнее быстро закончится и патриарх своим распоряжением в Казань обяжет поставлять ежегодно «по  тому же»).

       Церковную утварь не перечислить. И неважно, что на панагии, та, что «серебряна золочена на оба лица», оказались «5 камешков плохих, да шестой камешок попорчен...». Зато на ней вырезан Спасов образ «на перелифти (вид драгоценного камня халцедона, с переливающимся цветом), обложен золотом, глава золота́, в главе бирюзка, по краем яхонтик лазорев»,. Не нова и шапка святительская – «во многих местех жемчюг поосыпался, каменье плохое...» Но зато «шита по бархату по чорному золотом и шолки херувими, … обнизана жемчюгом».

       А что важно и, что восхищает без меры, так то плащаница, что «прислано от Шах-Аббаса в дарех», содержащая выразительную в своей лаконичности библейскую легенду Страстей Господних, подчеркнутая золотом и серебром и изяществом работы - рабов шаха (грузинских мастериц). В то время шах чувствовал большую тревогу в нарастающем бунтарском духе нового века и, ища союзников, тянулся к возрождающемуся из позора и пепла Московскому государству.

       Сей покров - «возду́х» - будучи явлен во время богослужения, на утрене, Великой Пятницы и Великой Субботы вызовет благочестивый трепет службой торжественной, а особенно от содержания: в центральной части, где «шито положение Господне во Гроб». Над гробом Господним стоят два ангела, левыми руками держат престол, а сами ангелы кротко склонив головы в горестном проникновении, слезьми заставят омыться грешные души простолюдинов. Позади Гроба Господня  «на престоле стоит крест со Страстьми» - то напоминание миру о скорбях, бедах и лишениях.

       Поборет человек страсть какую-нито несколько раз и, обессилит её. Поборет ещё несколько – подавит, а ещё поборет и совсем искоренит, с помощию Божиею. А так как борьба со страстями трудна, прискорбна и болезненна, то она воистину есть крест. Тот крест, что каждый истинно верующий несть должен. Святой апостол Павел тако говорил: «иже Христови суть, плоть распяша со страстьми и похотьми».

       «А под престолом промежу ангелов судари; а в правых руках держат репиды (опахала)» - то тайные ученики Христа Иосиф Аримафейский и Никодим.

       Никодим - почитается Православной церковью в лике праведных, память совершается в неделю жен-мироносиц.

       Иосиф же был личным другом Понтия Пилата. Именно Иосиф упросил у Пилата тело казнённого Иисуса и, получив разрешение, снял Его с креста, похоронил в вырубленной в скале гробнице. А еще Иосиф известен по легенде о Святом Граале - чаше, из которой Иисус Христос пил вино на Тайной вечере и в которую Иосиф собирал кровь Христа. И то история, которую також надлежит донести до сибирских богомольцев и вероотступников.

       «Над крестом вверху два ангела держат облоко круглое, а в нем Распятие Господне». По правую сторону Распятия град, вышит, а по левую Вознесение Господне, в главах же у Гроба Господня неделя Жен мироносиц. В главах же «у Гроба Господня Гроб Господень стрегут воини, а повыше Гроба Господня воини стоят, зрят к Распятию Господню вверх»

       Не всякий воинской силой исполнен. У борющегося со страстями иногда будто руки пригвождаются, терновый венец на голову надевается, сердце живое прободается. Так ему бывает тяжело и больно, но помнить должен, что за его грехи Он страдал. Только осилив, и он, как воин, будет душу свою от греховных напастей остерегать и души своих близких пуще жизни своей охранять.

       И верить, и святое Писание изучать, и чтить, и для того «…по углом 4 Евангелисты; вверху же промежи Евангелистов, над погребением, солнце и месяц и звёзды, да два ангела летящие; пониже Гроба Господня, промеж Евангелистов, четыре круги шиты золотом, в первом Анна́ и Каиаффа, в другом Приведение Господне пред Пилата, в третьем Страсти Господни, в четвертом Снятие со креста; а над теми кругами шита поднизь золотом, в 5 строк, по-грузински» тропарь Великой субботы прописан: «Благообразный Иосиф Аримафейский с древа снем пречистое тело Твое, плащаницею чистою обвив и вонями  во гробе нове покрыв, положи».

       Нет, неизмеримо велика цена этого дара для христианина, потому, что воодушевляет он христолюбивую братию и мужеством наполняет их открытые сердца.

       Ну, и на подорожную новой владычной кафедры не поскупились «государевой казной». В путь неблизкий до Сибири от царского двора Киприану было поставлено: «10 осетров длинных осенних; 3 спины белужьи; 3 спины осетрьих; язык белужей; тешка белужья; икры паюсной пуд; луконной осенней пуд; 10 пучков вязиги; осмина луку; осмина чесноку; 2 бочки капусты; ведро романеи добрые; ведро малмазеи; 2 ведра меду вишневого; 2 ведра меду малинового; 3 ведра меду оборного; 3 ведра меду боярского; 10 вёдер меду цыженового».

       Свой вклад сделали и жители столицы. От москвичей Киприан получил «50 вёдер вина; трубу; 2 бочки имбиря в сахаре; 2 бочки имбиря в патоке; 10 чети сухарей; четверть толокна; четверть муки пшеничные; пуд масла коровья; ведро масла конопляного, да с двора 2 ковришки и 10 хлебцов».

       По указу царя часть расходов возлагалась на жителей других городов, через которые был проложен маршрут движения кортежа.


       Столь грандиозный поезд, не виданный москвичами со времен покорения Астраханского ханства вызвал неподдельное уважение московского люда к  миссии настоятеля в тёмных и неведомых сибирских «владениях» московского государя. Москвичи провожали поезд на всем пути по городу стоя на коленях, отбивая поклоны. В окне повозки, запряжённой четырьмя лошадьми, сквозь изморозь видно было чеканно-неприступное выражение, затвердевшее на благообразном лице митрополита.

       В городах, по пути следования архиепископа Киприана в Сибирь, устраивали ему торжественные встречи, сопровождаемые крестными ходами.

       Глава будущей владычной кафедры в Тобольске был достоин воздаваемых ему почестей. Прямой старик, с ухоженной бородой, прикрывающей лик, изборожденный морщинами забот и страданий за судьбы мира, Киприан не терпел малейших отступлений от заповеданных ему в монашестве святых апостольских истин.

       В Москве ему ясно представлялась его будущая роль в Ближней Сибири. Забыта и унижена честь русского народа! Нет законов – изничтожены. Нет законов, ставящих в неукоснительные рамки людей малых и простых против людей добрых и богатых, почтенных и знатных. Селян - сошных, пашенных, дворцовых, и воинов - подымных, ратных, стенных, даточных, военских,  служилых, подъемных  к власть предержащим - боярам, воеводам, дьякам и подьячим. А ведь есть ещё «посацкие человеки» – торгово-посадское «тягло» русских городов, а там и кабальные, беглые, гулящие...

       Киприан уверен, что он «не только по повелению Патриарха, но своей воле отправился на подвижнический подвиг  за окраину христолюбивого мира. И не для того, чтобы усмирять воинствующее неверие народов покорённых и непокорных. Но, того важнее … объявить им, страждущим, что бытие и суть законов божьих, не свергнутых и не отвергаемых, есть  длань … неукротимая для отступников и ласкающая для приверженных Ему».