Илья Муромец подтверждает мою правдивость

Статья Я - ПУШКИН - уже была опубликована.
   Статья эта та же, но более отредактированная и с дополнениями.

Я - ПУШКИН!

Так говорят, шутя над собой. Так говорят, чтобы образно подчеркнуть то, что произведение литературы, созданное говорящим, он приравнивает по силе к пушкинским произведениям. Так говорят ехидно про кого-то, что он-де хвастается своими произведения и приравнивает их к пушкинским.

Я заявляю вполне серьёзно: я действительно Пушкин! Я - Пушкин!

После такого серьёзного сообщения, сразу, попутно, заявляю, что справки о своей невменяемости, пока, не имею, с ума, пока, не сошёл, пока, остаюсь при умственном здоровье.

Нормальные тоже люди, в таком случае, при таких оглушительных заявлениях, восклицают: "А ты докажи!". И ждут, насколько доказывающий докажет о своей степени сумашедствия, потому что настолько несерьёзно выглядит моё серьёзное сообщение.

Считайте и вы, читатели мои, какова степень моего сумасшедствия, судя по моим доказательствам, которые сейчас от меня последуют. Эта моя исповедь о тайном, о том, о чём я мало кому говорил. Пора подошла рассказать всем. Итак.

Родился я в 1950 году, 23 марта, в 23 часа 30 минут (в документе о рождении записали дату: 24 марта).

Себя я помню ещё в утробе матери. Помню, как я рождался. Помню события из самых первых часов и из первых суток, после рождения. Помню события из младенческой жизни.

23 и 24 марта мне исполнится 69 лет. Дело близится к финишу. Буду говорить, как исповедь. Хотите верьте, хотите - нет. Вот так.

Так вот.

Первое.

Последние слова в жизни, которые произнёс Пушкин: "Кончена жизнь. Жизнь кончена. Тяжело дышать, давит".

Мои мысли в момент моего рождения, когда я, буквально, боролся за жизнь: "Тяжело... я гибну... я гибну... борьба за жизнь... угасает сознание... душно... тяжело... что делать?.. давит... тяжело... я гибну".

Сходство несомненное. Только с той разницей, что Пушкин умирал, а я рождался.

Второе.

Когда я родился, то на моём теле, буквально в том месте, куда в тело Пушкина влетела смертельная пуля Дантеса, образовался громадный нарыв. Я это хорошо помню. Врачи предупредили мою маму, чтобы готовились к моей смерти. Но я выжил.

Третье.

Мой отец хорошо рисовал карандашом, и я , в детстве, - его просил, чтобы он нарисовал мне Пушкина в юности. Почему-то фигура Пушкина меня особо интересовала.

Четвёртое.

Я не знал, что стану поэтом, но именно стихи меня всегда занимали более всего в литературе.

Пятое.

Из армии я демобилизовался, попав по путёвке, строить ККЦ в Новолипецком металлургическом заводе - НЛМЗ - точно в год 200-летия с того, как на липецкой земле появился прямой пращур Пушкина из рода Ганнибалов, который был одним из руководителей, когда образовывали железоделательный завод в Липецке.

Шестое.

Стихи я начал создавать в 37, в 38 лет, начал создавать беспрерывно. 1837 год - год смерти Пушкина. Когда мне было 37 лет, был 1987 год. Разница между годом смерти Пушкина и годом, когда я беспрерывно начал создавать стихи, точно 150 лет.

Седьмое.

Фактически, последний год в жизни Пушкина стал первым годом моим, как поэта. Получилось то, что я продолжил дело Пушкина.

Восьмое.

Я, фактически, простой мужичишко, как говорится, человек с улицы, которому двойки в школе ставили за то, что он не понимает стихов, потому что не может их сказать наизусть, за то, что он не понимает русского языка, ибо не знает, как правильно расставлять знаки припинания в предложениях (ставили другим ученикам, это моё, как пример незнания русского языка и поэзии), так вот этот человек - тоись я - сразу, сходу, поднял Пегаса на дыбы и  погнал его в-галоп, - начал создавать стихи пушкинского стиля, по-пушкински точные и краткие. Это было для меня весьма удивительно.

Девятое.

Вот одно из моих стихотворений.

РУССКИЙ ЯЗЫК.
Поэзии прошёл я дали
С тобою, русский мой язык.
В тебе звук нежности, печали
И смех, и жуткий боя зык.

В тебя вместились все законы
Созданья образа. Ты - мир!
Ты всё сумел, ты все препоны
Преодолел - и всё свершил!

Я считаю, что этот мой стих, посвящённый именно русскому языку, непревзойдён по точности и краткости, и стилем он пушкинский.

Десятое.

Если в вышесказанном стихе сосчитать все буквы, то половина суммы букв покажет количество дней до дня моего рождения двадцать четвёртого марта, если считать от первого января; четвёртая часть букв покажет на день смерти Пушкина - десятое февраля; а вся сумма говорит о всём стихе, который называется Русский язык. В этом стихе вместе: русский язык, символ русского языка Пушкин, и я, собственной персоной, нахожусь вместе с ними. У меня много стихов, такого рода, которые показывают количеством букв, буквами, на меня, на моих родственников, на события те, которые оглашаются в стихе.

Одиннадцатое.

Теперь о вообще связи моей с судьбой Пушкина. Представим, геометрически, кру'гом движение Земли вокруг Солнца, а центр круга Солнцем. От первого января до моего астрологического дня рождения - двадцать третье марта - образуем хорду. От дня рождения моих обоих родителей - одиннадцатое августа - проведём диагональ, которая, естественно, пройдёт через центр, то есть через Солнце. Диагональ далее пройдёт через хорду, которая соединяет первое января и дату моего рождения, пройдёт точно под девяносто градусов. А закончит диагональ свой путь на дате - десятое февраля - это день смерти Пушкина.

Двенадцатое.

Хорду, связывающую первое января и мой астрологический день рождения двадцать третьего марта, диагональ делит точно пополам. Первая половина останавливается на дне смерти Пушкина, а вторая половина продолжается и останавливается на моём дне рождения.

Тринадцатое.

От первого января до моего астрологического естественного дня рождения двадцать третьего марта (по оформлению, двадцать четвёртое марта - число, которое в астрологии тоже имеет значение, и которое вплотную находится возле двадцать третьего марта) - 82 дня. До смерти Пушкина от первого января до десятого февраля - 41 день, то есть точно половина. 41 день означает для покойников знаменательный день. Но ещё существует 82 дня до моего рождения. Вот потому я и продолжил в поэзии то, что не успел закончить Пушкин.

Четырнадцатое.

Я таскаю бакенбарды. Это не ради того, чтобы приближённым быть к Пушкину, быть схожим с Пушкиным, а просто это моё реальное лицо. Таскаю баки уже много лет. Потому, что я - Пушкин (оказывается, да!)!

Пятнадцатое.

Мой отец и моя мама родились в один день - одиннадцатого августа. Между датой смерти моего отца - четвёртое апреля - и датой смерти моей мамы - двадцать четвёртое июня - 82 дня. От первого января до моего астрологического дня рождения - двадцать третье марта - 82 дня. Удвоенное количество дней от первого января до десятого февраля (дата смерти Пушкина) - даёт количество дней 82. Эта цифра равна количеству дней между смертью моего отца и смертью моей мамы - 82. День смерти моего отца, день смерти моей мамы, мой день рождения, день смерти Пушкина - всё это взаимно попереплелось с великой точностью и тайной - нами неразрешимой!

Шестнадцатое.

Я создал цикл из пяти статей, книг, в которых доказываю то, что, во время дуэли, на груди Жоржа Дантеса был тайный защитный панцирь, который спас своего хозяина от смертельного удара пули пистолета Александра Пушкина.

Семнадцатое.

Самая первая статья  Я - ПУШКИН! была закончена, сразу дана в Интернет, на два сайта, десятого февраля (день смерти Пушкина) две тысячи девятнадцатого  года, в 14 часов 35 минут и в 14 часов 40 минут. Час смерти Пушкина - 14 часов 45 минут. Это совпадение получилось само. Опять мистика, господа и товарищи. В каком мире мы живём?


Кто желает сокрушить, раскритиковать мою поэзию, тех - к барьеру вызывает моя поэзия!

Мои все стихи в Интернете. "Все стихи Михаила Анпилогова". "Михаил Анпилогов. Все cтихотворения".

      Всего хорошего моим читателям!

               МИХАИЛ АНПИЛОГОВ - тот самый Пушкин!


Теперь -  дополнение к вышеприведённой статье, для большего её понимания читателями



         ВОСПОМИНАНИЯ МЛАДЕНЦА.

   ВОСПОМИНАНИЕ ПЕРВОЕ.

   СВИДЕТЕЛЬСТВО ЧЕЛОВЕКА (ПОМНЯЩЕГО СВОЁ РОЖДЕНИЕ) О СВОЁМ РОЖДЕНИИ.

 Я, Анпилогов Михаил Николаевич, в данном письме сообщаю те воспоминания из своей жизни, подобные которым я не встречал ни от кого и никогда. В чём причина замалчивания – это отдельный разговор. Моё дело – оставить своё свидетельство, как человека, помнящего своё рождение (не под гипнозом, а обычной человеческой памятью), пока годы ещё позволяют помнить и пока я ещё живу на этом свете.
   Свидетелем правдивости моей являются: я и Тот, Кто породил всё вокруг – если я солгу, пусть накажет; если ошибаюсь или мне мнится, пусть простит. Я сообщу так, как я это помню, пронеся память об этом до настоящего времени.
   Итак. 
Родился я 23 марта 1950 года в 23 часа 30 минут (в свидетельстве о рождении записали 24 марта), в городе Павловске Воронежской области, в центральной районной больнице (по простому, в “Белой больнице”).
    Когда мне уже было более 40 лет, я спросил у своей мамы, поверит ли она в то, что я помню свой момент рождения, помню как я рождался. Она ответила отрицательно. Я ей сказал, что другого ответа я и не ожидал. Спросил её, знает ли она, что у меня привычный вывих левого плеча, и мне иногда, после перегрузок внезапных, приходилось вправлять левую кость плечевую на своё место. Она опять ответила отрицательно. Тогда я ей сообщил: “Этого ты не должна была знать – вывих я получил в момент рождения, когда боролся за свою жизнь – и об этом я тебе никогда не говорил”.
   Теперь сообщаю всем непосредственно о моих чувствах в утробе материнской и в момент моего рождения.
   Уровень ясности воспоминаний я буду оговаривать.
   Отрывки воспоминаний моей жизни в утробе для меня на уровне вполне определённой ясности. Зная это, я старался уйти, в памяти, в момент  моего зачатия. То, что я сообщу, на уровне – “как будто кажется”, но то, что может быть и реальностью. Свет! Вспышка света! Вот моё зачатие, так, как я это “зацепил”(или представил) в своём сознании. Повторю, вполне может быть мне это кажется. Но передам так, как я это “зацепил”. Свет, как от сварочной дуги ночью – внезапный и мощный. Но свет не ослепляющий, не наш, привычный, “белый”, а как бы “белый”, он как бы – всё! при своей мощи и всеобъятии, не угнетающий, - он, сказать просто, несказанный – сколько ни говори, его передать невозможно. Этот свет – безотносителен, не мягкий, не жёсткий, внезапный, мощный и всеобъемлющий.
   Теперь сообщу об отрывках своих воспоминаний о своей жизни в утробе – уровень нормальной ясности. Для нашей жизни, в обычном понимании, находиться в утробе это – всё равно, что в малой каменной клетке без окон и дверей. Ребёнок – вернее, плод – я – так себя не чувствовал. Никакого угнетения, тоски, чувства одиночества не было от того, что находился один в столь малом пространстве. Сжатия никакого, тепло (постоянство в нормальной температуре), чувство комфорта. Главное чувство, которое я хорошо помню – любопытство, тяга к исследованию. Прислушивания, прощупывания, ощупывания, раздумья о своих ощущениях, вопросы что это такое и что это со мною. Чёткая работа мысли!
   Иногда наступало чувство неопределённой тревоги. Вероятно, это исходило от чувства матери и от внешнего мира вообще. 
   Свет я просматривал – было полное ощущение слабого света, но уже, естественно, в обычном понимании.
   Скажу, обобщая, мне было приятно находиться в материнской утробе – во всяком случае, слишком плохого я не помню.
   Теперь – о неприятном.
   В какой-то момент я почувствовал неудобствия. Идиллия комфортности начала пропадать. Грубость по отношению ко мне  помню.
Как бы из стороны в сторону – сейчас бы – толкали бы меня ладонями, а то и кулаками. Чувство непонятия и неприятия. И наконец-то я понял, что меня выталкивают в одну сторону. Я отчаянно сопротивляюсь, не желая покидать такой удобный, комфортный мир, к которому я привык, как говорится, как к родному. Потуги мои абсолютно тщетны. Я возмущаюсь (и, кажется, ору). Железная беспощадная сила не даёт мне никаких шансов. Я понимаю, что тратить силы на борьбу с этим чудовищем – бесперспективно. Двигаюсь в том направлении – двигая руками, ногами, извиваясь всем телом – куда оно меня толкает. Проход – всё уже (чёткое чувство сужающегося прохода, в котором двигаюсь головой вперёд – полный образ: давящая, со всех сторон, резиновая труба). Назад путь исключён полностью. Моя мысль работает – в совершенно авральном режиме. Подходит понятие – я гибну. Именно понятие, ибо мыслил я так же точно, как и сейчас, когда пишу это свидетельство. Мысль – во спасение, мысль стремительная на основе информации пренеприятнейшей: я задыхаюсь, меня давит со всех сторон. Усиленно помогаю тому чудовищу, которое меня выталкивает. Чётко помню свою работу всем телом, особенно плечами вверх и вниз поочерёдно. Извиваюсь, стараюсь быстрее проскочить  сметельно-опасное положение. Помню – чётко – мысль: “Тяжело, я гибну… я гибну… угасает сознание… борьба за жизнь… угасает сознание… душно… тяжело… что делать?.. давит… тяжело… я гибну”. Была, кажется, даже какая-то ярость моя в этой борьбе за жизнь. Совершенно чётко помню всё возрастающую боль в левом плече. Боль всё острее. Ничего не могу сделать для облегчения. Треск! – напоминающий треск доски, на которую наехал грузовик – вылетела кость из плечевого сустава (именно поэтому, с того момента, у меня “привычный вывих” левого плеча всю жизнь). После треска – облегчение. Я понял – припоминаю, - что, вероятно, есть шанс на спасение. Что дальше, помню на уровне – “кажется”, с уклоном некоторым – реальность в воспоминаниях. Помню холод, обстановку в комнате, люди, не дневной свет и белые халаты на людях. Голос чей-то – почти бас. По рассказам мамы – были одни женщины. Но уши младенца могли воспринять женский голос как бас в пещере – с примесью раскатистости. Грубое отношение ко мне припоминаю – знаменитое – меня взяли за ноги в положение вверх ногами. Кажется, был смех. Припоминаю, тогда же, обычные голоса людей, как бы после баса, который был вначале. Но это, может быть, припоминаются моменты более “взрослой” жизни. Запомнилось хорошо до момента, когда был треск в плече. Остальное, как говорится, - без гарантий.
   Теперь упреждаю скептиков и хохотунов – их вопросы. На каком таком языке я мыслил? Повторю, мыслил я, в момент рождения, также, как и сейчас, в мои, без малого, пятьдесят семь лет. На русском языке, вернее всего, – мне даже кажется, что видел, в тяжёлую минуту, перед собой, слова моих мыслей в буквах – кажется, русские буквы. Но, может быть, это был всемирный язык. Мыслил – и всё! Почему так по взрослому мне мыслилось в момент рождения? Так мыслилось – и всё! Я не считал себя в тот момент ни плодом, ни младенцем, ни женщиной, ни мужчиной, ни человеком, ни старым, ни молодым. Я был – я – просто был – и всё! – я понимал, что я есть. Что-то я или, если хотите, кто-то. Этого понятия – мне передать невозможно. И всё!

   Свидетельство зафиксировано мною 09.01.2007. Россия. Город Павловск, Воронежской области. 23часа, 30 минут.
  
                Свидетель: АНПИЛОГОВ МИХАИЛ НИКОЛАЕВИЧ. 

   P. S.: по часам, зафиксировалась, полностью, вся запись – во время моего рождения. Это получилось само. За всё здесь – я отвечаю перед Тем, Кто всё создал.    М. А.
   Это свидетельство не было принято районными газетами для опубликования (не поверили, на всякий случай? - М. А.).

                = - =

   ВОСПОМИНАНИЕ ВТОРОЕ.

   ЭТО МОЯ ТЕРРИТОРИЯ!

   Прочитав моё первое воспоминание, во втором - читатель может опять прочитать то, о чём он никогда не читал и не слышал (я тоже такого со стороны не слыхивал никогда, но теперь скажу то, о чём я знал всегда и лично во всю свою уже 65-ти летнюю жизнь).
  
   Итак. 
   
   Вопрос. Почему плачет, капризничает младенец, когда его отрывают от груди кормящей его матери?
   
   Пожалуй, у всех будет такой ответ, что, мол, младенец ещё не вкусил молока, сколь ему хочется, и когда его раньше времени кто-то отрывает от процесса кормления, он начинает протестовать путём крика, плача, каприза.
   Я, Анпилогов Михаил Николаевич, отлично помнящий процесс кормления меня молоком моей мамой, отвечаю на этот вопрос.
   Лишь отчасти правы те, кто говорит: плач младенца связан с тем, что его отрывают от груди кормящей матери тогда, когда он ещё не сыт. Так говорят на основе логики и опыта.
   Сейчас я скажу, как говорится, буквально от лица самого младенца (который во мне - то есть я сам и есть он до сих пор).
   Первая и основная причина каприза младенца вот в чём.
   Если любого из нас, хозяина собственной территории, возьмут некие и внезапно начнут выпроваживать с этой собственной территории - что называется, не спросив хозяина, - то каждый из нас изберёт в действиях тот путь, который избирает младенец, о котором мы говорим, - то есть путь сопротивления.
   А теперь конкретно.
   Основная причина плача, крика, каприза младенца в том, что он буквально! считает грудь матери - своей территорией. Когда, его не спрося, его отрывают от груди матери - он начинает протестовать, сопротивляться.
   Конечно, когда многократно так происходит, то младенец может перестать сопротивляться или не очень сопротивляться, но внутреннее сопротивление его я - от этого не уменьшится.Так это всё в реальности.
   Вывод. 
   Младенец, как и любой человек, обладает чувством собственности и собственного достоинства.

                  Зафиксировано: 14.10.2015. 02 часа, 30 минут.

              Зафиксировал: МИХАИЛ НИКОЛАЕВИЧ АНПИЛОГОВ.

          ГОРОД ПАВЛОВСК (в котором я родился) ВОРОНЕЖСКОЙ ОБЛАСТИ.



   ВОСПОМИНАНИЕ ТРЕТЬЕ.

   МЛАДЕНЕЦ В ПЕРВЫЕ ЧАСЫ СВОЕЙ ЖИЗНИ.

Скажу то, чего не хватало и не хватает всем учёным мира, а именно, понятия ими того: помнит ли первые часы своей жизни, что ощущает младенец в первые часы своей жизни, понимает ли то, что вокруг него, для чего оно, понимает ли то, что есть люди - и это есть общее с ним, понимает ли, что есть люди родные для него,  слышит, распознает ли речь людей, понимает ли смысл сказанного ими?

Понятно, что ответов прямых от младенцев ещё не было, а если они были, то были они от взрослых, которые помнили и помнят так точно, что могут ответить на вышеприведённые мои вопросы. Ответов от таких взрослых я ещё не слышал и не читал за все свои 69 лет. Почему такого не опубликовано - это отдельная тема. Отвечаю теперь сам на эти вопросы, потому что могу прожить ещё 300 лет - это "при хорошей-то жизни", а может сегодня мне кирдык. Так что решил загодя опубликовать то, что помню всю жизнь - и до рождения, и сразу - в первые часы жизни после рождения. Итак.

Вот так.

Родился я в 1950-м году, 23 марта, в 23 часа, 30 минут; оформили - на 24 марта. Так что у меня два дня рождения - по звёздам и по Свидетельству о рождении.
Родился я в городе Павловске Павловского района Воронежской области. Родился я в родильном отделении районной больницы (в Белой больнице - так по-простому называли больницу).
Сбоку большого окна, там, где находились роженицы со своими новорождёнными, во дворе больницы, буквально у здания больницы, росла акация, уже такая, что вполне можно говорить о ней, что оно не деревце, но дерево - диаметром 35-40 см. В начале 2000-х годов её спилили - старую, с гнилой сердцевиной - остался большой пень приземлённый. Это дерево я хорошо помню с тех пор, когда мне было - первые сутки, первые часы моей жизни. Теперь, вместо больницы, в этом здании доживают свой век престарелые люди.

Отвечаю непосредственно на вопросы, которые я вначале статьи задал фактически сам себе, и на которые я готов вполне ответить. Отвечаю.

Первые часы своей жизни я вполне помню так ясно, чтобы это об этом вполне уверенно сказать: да, я помню первые сутки, первые часы своей жизни!

Ощущения младенца об окружающей действительности, в первые часы своей жизни, вполне такие же, как и у взрослого человека. Младенец вполне окружающую действительность видит так, как и взрослый человек.

Младенец вполне быстро схватывает то, для чего предназначено то, что он видит. Если он видит тумбочку, в которую что-то положили, - он это быстро и прочно запоминает и в дальнейшем значение тумбочки вполне понимает. Так в отношении всего.

Младенец, в первые часы жизни, вполне, быстро понимает и отдаёт себе отчёт в том, что есть неодушевлённые, скажу так, существа, а есть существа одушевлённые, с которыми он вынужден, должен держать контакт, и которые сами идут на контакт с ним.

Младенец сразу, быстро и навсегда понимает, что мать для него - главное одушевлённое существо - как бы олицетворяющее весь мир, всё "его хозяйство", всё то, от чего "всё пляшется". Младенец свою мать сразу и бесповоротно выделяет, отличает  среди людей, как существо одушевлённое, категорически отличное от других одушевлённых существ. Мать младенца - для этого младенца, - сразу и окончательно, явлется главным одушевлённым существом; то есть младенец сразу и окончательно понимает, что для него его мать является главным человеком на земле.
Потом, в порядке "взросления", младенец начинает быстро схватывать по разным признакам, кто ему родня и кто ему родней.

Теперь интересные вопросы, на которые, пожалуй, весьма мало кто отвечал и ответит (таких пока не встречал), да и ответят ли вообще. Прямых свидетелей, которые могут ответить на такие вопросы, ответить от первого лица, я не встречал и не слышал о них.
Вопросы. Распознаёт ли младенец, в первые часы своей жизни, речь людей, понимает ли смысл сказанного ими? Для меня это не проблема. Отвечаю. Слушайте, то есть читайте все! Особенно учёные, пишущие свои диссертации на учёные степени.
Говорит, пишет, отвечает младенец, которому уже 69 лет (тойсь тот, который сейчас пишет это сообщение для вас, мои читатели, тойсь люди-человеки, как я и сам людь-человек), который хорошо помнит первые сутки, первые часы, после своего рождения. Итак.

Вот так.

Когда уже мне было за сорок лет, моя мама мне рассказывала о том, как регистрировали мой день рождения и как меня назвали в тот момент.

Вот её рассказ.

Пришли к окошку (помещения родильного отделения, где находились роженицы со своими новорождёнными) твой отец и дед (отец моего отца).
Говорит дед: "А мы внучка' (то есть меня. - М.А) уже зарегистрировали". Я его спросила: "а как же назвали?". Он ответил: "Михаилом!". Я заплакала и сказала: "Ой, а я хотела Юриком назвать, а вы - Михаилом!". Мне дед твой отвечает: "Ничего! это будет память дедова!".

Теперь я скажу то, что ответил я своей маме на этот её рассказ.

Вот мой ответ.

Мама, ты хочешь, верь, хочешь, не верь, но я буквально помню этот разговор так, как будто я его слышал только-что. Она, естественно, не поверила. Тогда я ей сказал. Вот такая обстановка была тогда, о которой я от тебя никогда не слышал, но которую я помню, как бы сейчас смотрю на эту обстановку. Вот что я помню из того, что тогда происходило. Я, запеленованный, у тебя на руках. Я смотрю во двор из окна. В открытые ворота двора во двор заходят двое мужчин. Они весёлые, и идут они прямо до окна, возле которого - мы в помещении, и мы смотрим из окна на них. Они подходят к окну. Один из мужчин (мой дед - Михаил Григорьевич) говорит: " А мы внучка' уже зарегистрировали!". Ты спрашиваешь у моего деда: "Как же назвали?". Он отвечает: "Михаилом!". Я поворачиваюсь к тебе, потому-что ты громко воскликнула и заплакала: "Ой, а я хотела назвать Юриком, а вы - Михаилом!". На это дед мой отвечает: "Ничего, это будет память дедова!".
Мама, конечно, так до конца и не поверила в то, что младенец, нескольких часов от роду, может буквально каждое слово разговора взрослых людей запомнить, да ещё на всю жизнь.
Тогда я ей сказал о погоде, которая тогда была (24 марта, 1950 года - мой день рождения).
Вот что я ей сказал то, о чём она мне никогда не говорила, но об этом я всегда помнил сам.
Я ей говорю. Тогда была пасмурная погода, лежал снег, не очень глубокий, но достаточый, - сантиметров 10, 15. Кроме тех двоих мужчин больше никого не было во дворе, во время разговора. Мама согласилась со мной. Я ей ответил. Заметь, что ты об этом мне никогда не говорила, но я об этом тебе сказал, потому-что помню, как бы сейчас, эту погоду. Затем я маму спросил: "Росло ли возле окна дерево акация?". Мне мама ответила: "Я этого не помню". Тогда я ей сказал: "Я это навсегда запомнил. Акация тогда росла, слева от нас, когда мы смотрели из окна, а доказательством этому она является сама, - само это дерево, до сих пор, растёт возле того окна, но оно, естественно, уже намного больше, старое".
Спорить мы не стали, потому-что я не собирался спорить, а лишь сказать о доказательствах своих, о том, что я действительно помню то, что тогда происходило, а мама промолчала, вероятно, не ожидая от меня точности моих повествований о той обстановке, о том разговоре.
Теперь вот о чём. Хотите - верьте, хотите -  не верьте.
А теперь вот о чём. Читатели могут задать вопрос: как это я понимал речь взрослых, находясь от роду, в нескольких часах своей начавшейся жизни, слыша впервые слова?
Отвечаю.
Младенец - я - слышал слова того разговора, отлично понимая, что это были именно слова, разные по звучанию и значению, а не какой-то однообразный или разнообразный гул. Я слушал речь взрослых в тот момент абсолютно так же, как слушал бы и сейчас - в свои 69 лет. Я абсолютно понимал то, что эти люди путём речи ведут между собой именно разговор, разговор на определённую тему, и на этот разговор по разному реагируют в течении всего разговора. Я абсолютно понимал смыслы, значение сказанных взрослыми слов, и я понимал логическую связь слов и предложений между собой, я абсолютно понимал, почему говорящие реагируют таким вот образом на ответы собеседников. Я абсолютно понимал эту речь так же, как и сейчас - в свои 69 лет.
Теперь вопрос. Почему я понимал смысл, значение слов, их смысловую увязку между собой, ведь я никогда не слышал этих слов, тем более не слышал разговора людей, тем более, не слышал разговора людей на определённую тему, тем более никогда не делал логической увязки речи людей между собой.
Отвечаю.
Для меня самого - это великая загадка до сих пор. Но сообщу так о том, как реально было.
Я отлично понимал, при уже начавшихся нескольких часах своей, моей жизни, что двое мужчин (мой отец и его отец - мой дед), которых я ещё не видел, - особые для меня, я отлично понимал, что они разные, скажу так, по рангу.
Я отлично понимал, что речь взрослых шла обо мне. Я отлично понимал, именно то, что меня назвали Михаилом. Я отлично понял, почему моя мама заплакала, когда узнала, что меня назвали Михаилом (именно тогда я уже запомнил то, что меня звать по имени - Михаил), а не Юрием, как она хотела назвать. Я отлично понимал то, что дед сказал в ответ, а именно то, что моё имя будет память о нём, то есть будет памятью о моём деде. Я отлично понял, что означает слово память. Этой памяти моего деда уже 69 лет. Моего отца звать Николай Михайлович, а меня, соответственно, Михаил Николаевич. Память деда живёт на земле - именно Михаил - именно то есть я тот и есть - Михаил -  Михаил Николаевич.
Повторю. Я отлично понимал значение слов, я отлично понимал о чём речь, я отлично понимал тот разговор взрослых, на совершенно серьёзную тему, понимал так же, как бы слушая эту речь сейчас - в мои 69 лет.

То, что я вам, мои читатели, сообщил в своих воспоминаниях о моём начальном младенчестве - это так, как я сейчас передал вам, отвечая перед Тем, Кто всё создал!

Всего хорошего моим читателям!

                18.02.2019.

             Свидетельствовал АНПИЛОГОВ МИХАИЛ НИКОЛАЕВИЧ.


            Я МЫСЛИЛ НА РУССКОМ ЯЗЫКЕ.

20.02.2019 - это довесок к вышеприведённой статье.

Вот часть из моей вышеприведённой статье СВИДЕТЕЛЬСТВО ЧЕЛОВЕКА (ПОМНЯЩЕГО СВОЁ РОЖДЕНИЕ) О СВОЁМ РОЖДЕНИИ.

"Теперь упреждаю скептиков и хохотунов – их вопросы. На каком таком языке я мыслил? Повторю, мыслил я, в момент рождения, также, как и сейчас, в мои, без малого, пятьдесят семь лет. На русском языке, вернее всего, – мне даже кажется, что видел, в тяжёлую минуту, перед собой, слова моих мыслей в буквах – кажется, русские буквы. Но, может быть, это был всемирный язык".

Логика подсказала мне, на каком точно языке я мыслил находясь в утробе матери.

Мыслил я НА РУССКОМ ЯЗЫКЕ. Если через несколько часов, после своего рождения, я понимал и запомнил навсегда русскую речь своих родителей, то, естественно, мыслил я в утробе матери НА РУССКОМ ЯЗЫКЕ.


   К первой вышеприведённой статье даю приложение - мою обработку русских былин, для понятия, - чтобы Илья Муромец подтвердил правдивость начальной вышеизложенной мною статьи.


РУССКИЕ БЫЛИНЫ

ИЛЬЯ МУРОМЕЦ
(героический эпос русского народа)

        Посвящаю защитникам
                русского народа.
ИЛЬЯ МУРОМЕЦ ОБРЕТАЕТ СИЛУ
Возле города, возле Мурома,
Во селе то было Карачарове.
Сидел сиднем был Илья Муромец –
Сидел сиднем он ровно тридцать лет.
Приходили к нему калики захожие,
Приходили ко Илье да выговаривали:
“А ты встань, пройдись, Илья Муромский,
Да подай нам ковш ключевой воды.
Тут встаёт Илья, Илья Муромец,
Встал он на ноги – ноги крепкие, -
Подаёт он ковш ключевой воды.
Говорят ему гости пришлые:
“Ты отпей-ка сам, Илья Муромский,
А отпей-ка ты ровно три глотка”.
Отпивает он, Илья Муромец,
Отпивает он ровно три глотка.
”Что учуял ты, Илья Муромский?”
”Будто мне схватить лишь одной рукой –
Повернуть смогу землю-матушку”.
”А отпей-ка ты, Илья Муромский,
А отпей-ка ты лишь один глоток”.
Отпивает он, Илья Муромец,
Отпивает он лишь один глоток.
”Что учуял ты, Илья Муромский?”
”А учуял я, - говорит Илья, -
Если мне сейчас богатырский бой –
Я схватиться б мог в бою с тысячью”.
“Знай же ты, Илья, русский богатырь,
Русский богатырь, Илья Муромский:
Защищать тебе землю русскую.
А в бою тебе смерть не писана”.

                21.05.2002.


ИЛЬЯ МУРОМЕЦ И СОЛОВЕЙ РАЗБОЙНИК
Как из города, да из Мурома,
Из того села Карачарова
Выезжал ведь он – добрый молодец,
Добрый молодец Илья Муромец.
Он заутреню стоял в Муроме,
Да к обедне-то спешил в Киев-град.
От подъехал он ко Чернигову.
У Чернигова силы нагнано,
Силы нагнано черным-чёрное,
Черным-чёрное, как у ворона, -
Захватить хотят тут Чернигов-град,
Мужичков-чернедь всю повырубить,
Церкви божии на дымы спустить.
Тут он стал казак Илья Муромец
Тую силушку да конём топтать,
Тую силушку да мечом рубить.
Тую силушку всю повытоптал,
Тую силушку всю повырубил.
Говорят ему мужички-чернедь:
“А иди ж ты к нам воеводою”.
Говорит Илья таковы слова:
”Не пойду я к вам воеводою.
Укажите мне путь-дороженьку,
Путь-дороженьку прямоезжую,
Прямоезжую в стольный Киев-град”.
Тут черниговцы говорят ему:
”Заколодела та дороженька,   
Что дороженька прямоезжая,
Заколодела, замуравела.
Там пехотою – не прохаживать,
На добром коне – не проезживать,
Чёрну ворону – не пролётывать,
Зверю серому – не прорыскивать.
Что у грязи-то, грязи чёрноей,
У берёзы той, у покляпыя,
Да у речки же у Смородины,
Соловей сидит во семи дубах,
Во семи дубах, ведь разбойничек,
Ведь разбойничек – Одихмантьев сын.
Соловей свистит – по соловьему,
Соловей кричит – по звериному,
Соловей шипит – по змеиному.
От того трава – уплетается,
От того цветы – осыпаются,
Тёмны лесушки – преклоняются,
А что люди есть – все мертво лежат”.
Услыхал про то Илья Муромец –
Попросил себе Бога на помочь
Да пречистую Богородицу.
Припустил коня богатырского
По дороженьке прямоезжеей.
От подъехал он, Илья Муромец,
Что ко речке-то, ко Смородине
Да ко грязи же, грязи чёрноей,
Ко берёзе той – ко покляпыя.
Соловей же он, во семи дубах,
Засвистал тут он – по соловьему,
Закричал-то он – по звериному,
Зашипел же он – по змеиному.
Тут все травы-то – уплеталися,
А цветы-то все – осыпалися,
Тёмны лесушки – преклонялися,
А и конь-то-от богатырскиий
Тут он на корзни потыкается.
Ай как тут казак Илья Муромец
Говорил коню таковы слова:
“Что ты, волчья сыть, травяной мешок,
Аль идти не хошь, аль нести не мошь?
Что ты на корзни потыкаешься?
Что ты тут травой преклоняешься?
Аль ты пошипу да не слыхивал?
Аль ты посвисту да не слыхивал?
Не слыхал ли крик да звериныий?
Не видал удар богатырскиий?
Тут он бил казак Илья Муромец
Своего коня по крутым ребрам,
Да он брал тугой лук разрывчатый,
Да пускал стрелу во сыры дубы,
Во сыры дубы, в соловья того,
В соловья того, ведь разбойничка.
Да й просвистнула калена стрела,
Калена стрела в око правое,
В око правое со косицею.
Пал же Соловей со сырых дубов,
Пал разбойничек во ковыль-траву.
Ай он тут казак Илья Муромец
Приковал его ко добру коню,
Ко добру коню богатырскому.
Соловью сказал Илья Муромец,
Он сказал ему таковы слова:
”А не твой есть кус, не тебе поисть,
Не тебе спугать Илью Муромца”.
И поехал он по чисту полю
Что дороженькой прямо в Киев-град.
Приезжал казак Илья Муромец
Что во славный-от стольный Киев-град
Да ко князю-то на широкий двор.
Шёл в палату он белокаменну,
Да й пришёл же он да во горенку
Что во горенку во столовую.
Крест-то клал ведь он по-писаному,
Да й поклоны вёл по учёному –
На четыре все на все стороны,
А что князю-то – во особину, -
Ещё всем князьям подколенныим.
Тут Владимир-князь стольнокиевский
Стал Владимир-князь да й выспрашивать:
“Ты откудышний, добрый молодец,
Тебя звать-то как да по отчеству?”
Говорил Илья, Илья Муромец:
”Я из города ведь из Мурома,
Из того села, с Карачарова,
С Карачарова, Илья Муромец,
Илья Муромец сын Иванович”.
Князь сказал Илье таковы слова:
”А давно ли ты да из Мурома,
Да й проехал как в стольный Киев-град?”
Отвечал казак Илья Муромец:
“Я заутреню стоял в Муроме,
А к обедне-то спешил в Киев-град.
От дорожка-то призамешкалась.
Мимо ехал я, где Чернигов-град,
Мимо грязи-то, грязи чёрныя,
У берёзы-то, у покляпыя,
Что у речки же у Смородины”.
Говорил тут князь таковы слова:
“Мужичищо ты, деревенщина,
Во глазах, мужик, подлыгаешься,
Во глазах, мужик, надсмехаешься.
Как у славного у Чернигова
Силы нагнано много-множества.
Там пехотою – не прохаживать,
На добром коне – не проезживать,
Зверю серому – не прорыскивать,
Чёрну ворону – не пролётывать,
А у речки той, у Смородины,
Соловей сидит-от разбойничек,
Что разбойничек – Одихмантьев сын.
То как свищет он – по соловьему,
Как кричит злодей – по звериному,
Как шипит злодей – по змеиному, -
Тут все травушки – уплетаются,
А цветы-то – прочь отсыпаются;
А что люди есть – все мертво лежат”.
Говорил Илья таковы слова:
“Ты Владимир-князь стольнокиевский,
Соловей-то-от – на твоём дворе –
Око выбито со косицею,
Да ко стремени он прикованный”.
Тут  Владимир-князь стольнокиевский
Он скорёхонько ставал на ноги, -
Кунья шубка-то – на одно плечо,
Шапка соболя – на одно ушко.
Выходил-то он на широкий двор
Соловья смотреть ведь разбойничка.
Соловью сказал тут Владимир-князь:
“Засвищи-тко ты – по соловьему,
Закричи, злодей, - по звериному,
Зашипи, злодей, - по змеиному”.
Соловей сказал тут разбойничек:
”Не у вас-то, князь, я обедаю,
А не вас хочу да и слушати.
У Ильи обед – Ильи Муромца, -
Так его хочу и послушати”.
Говорил тут князь стольно-киевский:
“Ай же ты, казак Илья Муромец,
Прикажи свистать – по соловьему,
Прикажи кричать – по звериному,
Прикажи шипеть – по змеиному”.
Говорил Илья-от разбойничку:
“Соловей же ты ведь разбойничек,
Засвищи-тко ты да во полсвисту,
Закричи-тко ты да во полкрику,
Зашипи-тко ты да во полшипу”.
Соловей приказ так исполнил-то:
Засвистал-то он – по соловьему,
Закричал злодей – по звериному,
Зашипел злодей – по змеиному.
Терема-то тут – зашаталися,
Резны маковки – осыпалися,
А околенки – рассыпалися,
А что люди-то – все мертво лежат, -
Сам Владимир-князь стольно-киевский
Куньей шубонькой укрывается.
Тут казак Илья, Илья Муромец,
Соловью срубил буйну голову.
Говорил Илья таковы слова:
”Соловей ты ведь да разбойничек,
Полно те свистать по соловьему,
Полно те кричать по звериному,
Полно те шипеть по змеиному,
Полно те слезить отцов-матерей.
Не вдовить тебе жён молодыих,
Да и не делать те сирот малыих”.
Как ведь с той поры, с того времечка
Соловья-от нет, нет разбойничка.

                29.10.2002.


БОЙ ИЛЬИ МУРОМЦА С СОКОЛЬНИКОМ
Встретил стар Илья, Илья Муромец,
Встретил стар Илья да Сокольника.
Ведь Сокольник-то стал разъезживать –
Над старым-то он потешается,
По-татарски всё забавляется:
“Старый ты Илья, да седатый пёс,
В келье те сидеть при дороженьке,
А не дело те – дело ратное.
Еду ведь я нонь в стольный Киев-град.
Князя там в котле я живым сварю,
А княгиню-то за себя возьму,
Церкви ваши я да на дым спущу,
Больши книги все да во грязь стопчу,
А иконы ведь – на поплав воды”.
Отвечал Илья, Илья Муромец:
”Знать бы надо мне от нахвальщика:
Где украл-хватил шубу соболя,
Сапожонки-то тот зелён сафьян,
Где угнал-хватил ты добра коня.
Ты, наездничек, похваляешься
Повладети ведь стольным Киевом,
А на то ведь мне свой упор держать,
Свой упор держать, ведь ответа дать”.
Потешается тут наездничек:
“Не богатырь ты, Илья Муромец, -
Ты ворона-то пустопёрая
Да сорока ты  подзагубиста.
Мне таких, как ты, надо тридцать-то.
Ведь бузыга ты да седатый пёс”.
Во старом кипит кровь горячая,
Расходилися могуча плеча.
Тронул он коня, да добра коня.
Да бежит тот конь – мать-земля дрожит.
Не две тучи враз сокоталися -
Два богатыря тут съезжалися;
Остры копейки изломалися,
Тяжки палицы рассыпалися,
А мечи-то их – исщербалися.
Соскочили ведь два богатыря,
Соскочили-то со добрых коней
Да схватилися плотным боем тут,
Плотным боем тут – рукопашныим, -
А от крика их лесы ломятся.
По злосчастьицу Ильи Муромца
Нога правая приокользела;
А как падал стар на сыру землю –
Тут Сокольник сплыл на белы груди.
Он не спрашивал роду-племени,
Из нагалища вынимал он нож –
Да Илье пороть груди белые,
Груди белые, ретиво сердцо.
Стар казак-то тут да возмолился:
“Уж ты Спас, Спас, Спас многомилостив,
Пресвята ты мать Богородица,
Как стоял-то я всё за веру-то,
Всё за веру-то христианскую,
Я за церкви-то, церкви божии,
За честные ведь за монастыри”.
Илье Муромцу силы прибыло,
Силы прибыло вдвое прежнего –
На груди белы сплыл наезднику,
Сплыл он сам старой Илья Муромец.
Вынимал старой свой чинжальный нож,
Вынимал старой – призадумался:
“Уж ты гой еси, добрый молодец,
Ты коей земли да и города,
Коего ты есть отца-матери?”
Отвечал ему добрый молодец:
“У тебя как был на белых грудях,
Я не спрашивал роду-племени, -
Я б твои порол да белы груди,
Да смотрел бы я ретиво сердцо.
А от моря я да от синего,
Да от камешка того – латыря,
Я от бабы есть Златогорки ведь,
Что удалой той полянице же.
Уж как был я есть добрый молодец
Ещё сын я ей да Сокольничек.
Говорила ж мне родна матушка:
“Встретит стар казак – низко кланяйся”.
Тут сказал ему Илья Муромец:
”Ах ты чадо ведь, чадо малое,
Ты дитё моё неразумное, -
Ты ведь мной, дитя, понастроено;
Не силён ты сам – мной заведано.
Дай-ко мне теперь слово крепкое:
Не владеть вопредь стольным Киевом
Да не быть отцу поединщиком, -
А как нет – ссеку твою голову”.
Дал Сокольник тут слово крепкое:
Не владеть вопредь стольным Киевом
Да не быть отцу поединщиком.
Становил Илья на резвы ноги,
На резвы ноги сына милого
Да целует-то в уста сахарны,
Да ведёт его в тонкий бел шатёр,
В тонкий бел шатёр во полотняный.
Пировали ведь, веселилися,
Приумаялись, привалилися.
Ведь прилёг-то тут Илья Муромец,
А Сокольник-то думу думает:
“Спишь ты, стар, да спишь – ухмыляешься,
А тобой ведь я да унижен есть.
Погоди-тко ты, да седатый пёс, -
Я расправу дам тебе вечную”.
Он ножом черкнул во белы груди,
Ведь отцу черкнул он чинжалищем –
Да черкнул ведь он во святой-то крест.
Да Илья-то тут просыпается,
За белы руки он хватается:
“Ты скажи-ка мне, злой наездничек:
Ты зачем хотел убить старова?”
Отвечал ему злой наездничек:
”Ведь тобою я да унижен есть,
Потому я тут со чинжалищем.
Да и мать свою копейком сколол”.
Вышибал Илья вдруг Сокольника,
Что повыше-то, выше дерева,
Что пониже-то, ниже облака.
Пал же наземь он ведь Сокольничек –
Тут Сокольнику и кончинушка.

              11.10.2002.


ПОЕЗДКА ИЛЬИ МУРОМЦА
Едет стар казак по чисту полю,
Едет стар казак Илья Муромец.
Встретил стар казак да три росстани.
Где три росстани – латырь-камешек,
А на камешке да подписано:
“Прямо ехати – тут убиту быть,
Влево ехати – тут богату быть,
Вправо ехати – тут женату быть”.
Да и сказал казак Илья Муромец:
”Ехать мне туда, где богату быть?
Нету мне жены да и нет семьи –
Некому держать золотой казны.
Ехать мне туда, где женату быть?
Ведь прошла моя да вся молодость.
Младу взять-то мне – то чужа корысть,
Стару взять – так то на печи лежать,
На печи лежать – киселём кормить.
А поеду я, добрый молодец,
Во дороженьку, где убиту быть, -
Где убиту быть – прямоезжая”.
Он толкнул коня – взвился добрый конь.
Скачет добрый конь – курева стоит,
Курева стоит, пыль столбом летит.
С горы на гору конь проскакивал,
С холмы на холмы перепрыгивал.
Тут наехал стар на разбойничков –
На ночную тать подорожную.
Ай да видят те все разбойнички:
Казак старый он Илья Муромец.
Закричал ему атаман большой:
”Отдавай-ко нам цветно платьице,
Отдавай, старой, да свово коня”.
Отвечал Илья всё разбойничкам:
”Гой вы тати все, всё разбойнички,
Вы беда моя неминучая,
Ай вы тати все, придорожнички,
Ведь как бить-трепать стара нечего:
Нет у старова золотой казны,
Золотой казны, цветна платьица
Да камений нет драгоценныих!
Есть один ведь конь, богатырский конь –
То не для красы да не для басы –
Ради крепости богатырскоей,
Ай чтоб можно ведь во чистом поле
Биться молодцу с вами – татями,
Да ещё на мне шеломчат колпак,
Шеломчат колпак тяжелёхонек –
Он не для красы да й не для басы –
Ради крепости богатырскоей”.
Тут вскричал друзьям атаман большой:
“Что нам долго всем выговаривать.
Всем за дело тут, дело ратное”.
Ай да старому стало за беду,
За досадушку показалося.
С буйной головы он снимал колпак,
Шеломчат колпак, тяжелёхонек.
Старый тут казак стал он им махать,
Стал махать казак да помахивать, -
Шеломом махнёт – тут и улица,
Отмахнётся он – переулочек.
Ай увидели тут разбойнички
Всё беду свою неминучую.
Не осталось их и на семена.
Илья Муромец обратился он,
Обратился он да до камешку,
И на камешке он подписывал:
“Тут очищена та дороженька,
Та дороженька – прямоезжая”.

               05.10.2002.


ИЛЬЯ МУРОМЕЦ И КАЛИН-ЦАРЬ
Как Владимир-князь стольне-киевский
На богатыря поразгневался –
Засадил его он во погреб-то,
Ведь во погреб-то во холодныий,
Во холодныий, во глубокиий,
Что богатыря Илью Муромца.
Воспылал-то тут да ведь Калин-царь –
Разорить хотит стольный Киев-град, -
В стольный Киев-град шлёт послание:
“Ты, Владимир-князь стольне-киевский,
Приочисти-тко свои улицы,
Приочисти-ка переулочки
Да дворы свои княженецкие;
Бочки станови – бочка о бочку,
Бочки станови – близко-поблизку,
Сладких ведь хмельных тех напиточков,
Чтобы у чего было мне стоять
С войском ведь своим со великиим
В твоём городе стольне-Киеве”.
Тут Владимир-князь стал похаживать,
Стал по горенке всё похаживать –
С ясных очушек слёзы капают,
Слёзы капают ведь горючие.
Говорил-от князь да княгинюшке:
”Некому стоять за Отечество
Да за церкви-то, церкви божии,
Некому стоять да за князя-то,
Что за князя-то со княгинею”.
Тут Владимир-князь стольне-киевский
Брал скорёшенько, брал златы ключи
Да во погреб шёл во холодныий,
Во холодный-то, во глубокиий.
Выводил Илью сам Владимир-князь,
Сам Владимир-князь красно солнышко.
Тут он вёл Илью во палатушку,
Во палатушку белокаменну.
Он садил Илью что подли себя;
Яствушкой кормил да всё сахарной,
Питьицом поил да медвяныим;
Говорил Илье таковы слова:
”Киев-град-то наш в полоне стоит.
Окружил его нонь ведь Калин-царь
Своим войском ведь да великиим.
Ты ж постой, Илья, Илья Муромец,
А постой-ка ты за Отечество,
Что за церкви-то, церкви божии,
Да за князя-то со княгинюшкой”.
Выходил Илья из палаты вон
Да из той же всё белокаменной.
Выезжал Илья во чисто поле
Посмотреть на ту силу сильную,
Силу сильную ведь татарскую.
Видит он, Илья, во чистом поле
Силы нагнано много-множество,
Что от покрика человечьего
Сердце мрёт-то тут человеческо;
Тут повыскочил Илья Муромец,
Он повыскочил да ведь на гору.
Посмотрел с горы на все стороны –
На все стороны конца-края нет,
Конца-края нет силе-силище.
Доезжал Илья по чисту полю,
По чисту полю ко белым шатрам.
Как сходил Илья со добра коня
Да й входил Илья что во бел шатёр,
Что во бел шатёр да полотняный.
А в шатре ведь в том всё богатыри,
Всё богатыри святорусские.
Говорил Илья таковы слова:
“Хлеб да соль-то вам, всё богатыри,
Всё богатыри святорусские.
Ай да крёстный ты да мой батюшка
Как Самсон-то мой ведь Самойлович,
Да й садитесь вы на добрых коней,
На добрых коней, богатырскиих.
Поезжайте-ка во раздольице,
Во раздольице, во чисто поле.
Как в раздольице-от под Киевом
Ведь под Киевом стоит Калин-царь,
Стоит Калин-царь – сила-сильная:
Не видать конца да и края же.
Вы постойте-ка за Отечество,
Что за славный-то стольный Киев-град,
Ведь за церкви-то, церкви божии,
Да й за князя-то со княгинею”.
Говорит Илье крёстный батюшка:
“А у князя-то у Владимира
Есте много их ведь князей-бояр.
Он Владимир-князь кормит их, поит,
Кормит их, поит, нас не жалует, -
А нам нет того да от князя же”.
Говорит Илья таковы слова:
“Ай же мой ты ведь крёстный батюшка,
Дело-то для нас – нехорошее:
Разорит ведь царь стольный Киев-град –
Дак он всю чернедь, всю повырубит”.
Говорит ему крёстный батюшка:
“А у князя-то у Владимира
Есте много их ведь князей-бояр.
Он Владимир-князь кормит их, поит,
Кормит их, поит, нас не жалует, -
А нам нет того да от князя же”.
Старый-от казак Илья Муромец
Дело видит он да не по люби.
Выходил-то он со бела шатра,
Подходил к коню богатырскому,
Поводы он брал да шелковые,
Да садился он на добра коня,
На добра коня богатырского.
Выезжал казак во чисто поле,
Выезжал казак Илья Муромец.
Не ясён сокол напускается
На гусей-то он да на лебедей,
Напускается ведь богатырь-то,
Что богатырь-то святорусскиий,
Святорусскиий Илья Муромец
Что на силушку, на великую,
На великую, на татарскую.
Он спустил коня богатырского.
Бить он стал казак Илья Муромец,
Стал он бить, рубить тую силушку,
Будто траву-то косит силушку,
А ведь силы той да не менеет.
Тут как был казак Илья Муромец
Он просел с конём да в подкопы-то,
Что в подкопы-то во глубокие.
Да как падал он стар казак Илья
Да ведь падал он со добра коня,
Со добра коня богатырского.
Да й татары тут ведь поганые
Захватить хотят что добра коня,
Что добра коня богатырского.
А ведь конь-то-от богатырскиий
Не сдался-то им во белы руки –
Убежал ведь конь во чисто поле,
Во чисто поле что раздольице.
А татары-то ведь поганые
Ай Илюшеньке ведь сковали-то,
Ведь сковали-то ножки резвые
Да й связали-то ручки белые.
Тут кричат они таковы слова:
“Отрубить ему буйну голову”.
А ины кричат таковы слова:
«Да й свезём его к царю Калину, -
Что он хочет с ним, то и сделает”.
Повели Илью по чисту полю
Ведь ко тем шатрам ко полотняным.
Привели его к своему царю,
К своему царю, царю Калину.
Он тут Калин-царь говорит Илье:
“Ты щенок ещё – да хотел один
Побить силушку что великую”.
“Расковать Илье ножки резвые,
Развязать Илье ручки белые”.
Расковали-то ножки резвые,
Развязали-то ручки белые.
Калин-царь сказал таковы слова:
“Старый ты казак Илья муромец,
Ты садись со мной за единый стол,
Ешь-ка ествушку мою сахарну,
Пей-ка питьица да медвяныи,
Ты держи мою золоту казну,
Золоту казну да по надобью.
Не служи-ка ты стольно-Киеву,
Не служи-ка ты да Владимиру,
А служи-тка ты царю Калину”.
Видит стар казак: нет доспехов-то –
Нечем ведь ему да противиться.
Старый-от казак Илья Муромец
Дело видит он да немилое.
Он татарина схватил за ноги
Да й татарином стал помахивать –
Ведь он бил татар да татарином.
Тут татары-то стали бегати,
Что ведь бегати на все стороны.
Вышел стар казак во чисто поле.
Во чистом поле он зовёт коня.
Как бежит ведь конь – мать-земля дрожит.
Ещё стар казак Илья Муромец
Тут садился он на добра коня,
Да как брал-то он лук разрывчатый,
Да пускал стрелу ведь калёную,
Ведь калёную да во бел шатёр,
Что во бел шатёр да ко крёстному.
Говорил Илья таковы слова:
“Ты лети, стрела, да во бел шатёр,
Сыми крышу-то со бела шатра,
На белых грудях крёстна батюшки
Сделай ты, стрела, сделай цапинку.
Он и спит-то там, прохлаждается,
А мне здесь-то ведь мало можется”.
Да й просвистнула калена стрела
Что во славный тот да во бел шатёр.
Стрелка падала на белы груди
Ильи Муромца крёстна батюшки –
Да оставила малу цапинку.
Говорил Самсон таковы слова:
“Вы богатыри святорусские,
Вы седлайте-ка добрыих коней.
Мне от крёстничка от любимого
Ведь подарочки – нелюбимые.
Как не крест-то-от на белых грудях –
Тут сложить бы мне буйну голову”.
От богатыри святорусские
Тут садилися на добрых коней,
На добрых коней богатырскиих
Да поехали по чисту полю
Что ко городу стольне-Киеву.
Да и приехали к силе сильноей,
Силе сильноей всё татарскоей.
Стали бить-рушить тую силушку,
Притоптали всю ведь поганую.
Тут богатыри святорусские
Говорят они царю Калину:
“А срубить тебе буйну голову?”
Говорит казак Илья Муромец:
“А зачем рубить ему голову –
Мы свезём его в стольный Киев-град
Что ко князю-то ко Владимиру”.
Привезли они царя Калина
Что во славный-то стольный Киев-град
Ведь ко князю-то ко Владимиру.
Тут Владимир-князь стольне-киевский
Брал-то он царя за белы руки
Да садил его всё за столики,
Всё за столики за дубовые.
Он кормил его да поил его,
Он поил его – царя Калина.
Говорил же он Калин-царь слова:
“Ай же ты же князь стольне-киевский,
Не руби ты мне буйну голову.
Впредь не буду я воевати-то.
Договоры мы да подпишем так:
Буду я платить дани вечные”.

                24.10.2002.


ИЛЬЯ МУРОМЕЦ И СВЯТОГОР БОГАТЫРЬ
Ездил стар Илья по чисту полю.
Въехал стар Илья на Святы горы –
Да наехал стар на богатыря.
Как вскричал Илья зычным голосом:
“Ой ты гой еси, добрый молодец,
Едешь-спишь иль так притворяешься, -
Не ко мне ли ты подбираешься -
Так на это мне и ответ держать”.
Богатырь-то спит – не шелохнется.
Тут как был Илья, призадумался:
“Могута моя да не прежняя”.
А ударил палицей во сырой он дуб –
Разлетелся дуб да во щепочки.
На добром коне налетел Илья,
В другой раз он бьёт в грудь богатыря –
И отшиб себе руку правую.
Богатырь-то тут просыпается.
Говорит-то он таковы слова:
“Что за мухи тут так кусаются?”
Подхватил Илью, подхватил с конём.
“Кто ты есть такой, добрый молодец,
Что посмел меня тронуть палицей –
Тронуть силушку святогорову?”
Говорит Илья таковы слова:
“Ой ты гой еси, славный богатырь,
Я с-под города, из-под Мурома,
Из того села, Карачарова,
Илья Муромец, сын Иванович.
Я с тобой хотел во Святых горах,
Святогор, давно переведаться”.
“Ай спасибо те, Илья Муромец,
Что хотел со мной переведаться.
Меня мать-земля во Святых горах
Носит мать-земля через силушку.
Ай послушай-ко, Илья Муромец:
Будь ты мне, Илья, меньшой брателко.
Ведь со мной нельзя переведаться:
Мне ударить тя только раз один –
Разлетятся все твои косточки –
Только прах один и останется”.
Побратались тут два богатыря
Да поехали по горам Святым.
Как поехали по горам Святым,
Впереди глядят – чудо-чудное:
Как лежит пред них бел дубовый гроб,
А лежит тот гроб нараспашечку.
Святогор сказал таковы слова:
“А послушай мя, меньшой брателко:
Чему быть-бывать, так и сбудется.
Ты ложись во гроб, во дубовый гроб,
Ты ложись во гроб да применяйся:
Тебе ладен ли тот дубовый гроб”.
Да не ладен гроб, да велик Илье.
Святогор сказал таковы слова:
“Выходи, Илья, поскорёхоньку –
Он не для тебя гроб устроен есть.
Мни-то этот гроб будет впору ведь”.
Илья вышел вон, воспроговорил:
“Да неладно те, старший брат, во гроб, -
А как ляжешь-то – не повыйдешь тут”.
Да как лёг-прилёг Святогор во гроб –
Тут и крышкой гроб принакрылся весь.
Святогор сказал таковы слова:
“Ты возьми мой меч, меньшой брателко,
Поруби-разбей гроба крышечку”.
Тут берёт Илья святогоров меч,
Бьёт мечом во гроб да по крышечке.
Где ударит в гроб – стальной обруч тут,
Стальной обруч тут появляется.
Святогор сказал таковы слова:
“Приклонись ко мне, Илья Муромец, -
Помогу тебе: вдохну силушку”.
Приклонился он, Илья Муромец,
Приклонился он да ко гробу ведь.
Святогор вдохнул Илье силушку.
Бьёт опять Илья во дубовый гроб.
Где ударит он – стальной обруч тут,
Стальной обруч тут появляется.
Святогор сказал таковы слова:
“Приклонись ко мне, приклонись, Илья,
Помогу тебе: вдохну силушку”.
Тут сказал Илья таковы слова:
“Чему быть-бывать, то не минется.
Где ударю ведь – стальной обруч тут,
Стальной обруч тут появляется.
Не помочь теперь боле силушкой”.
Святогор сказал таковы слова:
“Кабы ты припал во другой-то раз,
Я б в тебя дохнул силой мёртвою,
Силой мёртвою – тут бы мёртвым лёг.
Мне оставь коня да возьми мой меч –
Ты возьми мой меч в поминание”.
Оставлял коня Илья Муромец.
Тут берёт он меч, богатырский меч
И поехал прочь ко родной земле,
Ко родной земле, земле-матушке.

                03.10.2002.


   Теперь, к моим читателям.

Спасибо вам от меня, мои читатели, за ваше внимание и понимание!
И... хотите верьте, хотите не верьте, но я вам сообщил о своей персоне в вышеизложенных статьях - ПРАВДУ, отвечая перед Тем, Кто всё создал!

     23 февраля 2019 года.

      МИХАИЛ АНПИЛОГОВ - тот самый, Пушкин!