Кинотеатр в Кикети

Сразу после завтрака мы пошли смотреть деревенскую афишу. Ее писали в тот же день цветной краской. И клеили на зеленый деревянный забор летнего кинотеатра. Сельский художник к нашему приходу успел вывести слово “Колдовская”. Звучало интригующе. Продолжение фразы, как ни просили, не открыл.
- Сами увидите.

И мы сели ждать.  “Любовь” – вывел он через несколько минут.
- Ва, надо идти,- сказал Резо, наш дачный друг и участник игр. – Что скажешь?
Мое чутье на хорошие фильмы обычно не подводило.
-Идем, конечно! Испания написано, видишь? Испанский фильм не может быть плохим.

Иногда вешали афиши с анонсами на несколько дней вперед и мы, как гурманы, заранее пускали слюнки. 7 июля – Зорро, 8 – Блондинка за углом, 9- Танцуй, танцуй, 10 – Кин-дза-дза. Умереть – не встать.

  Фильмы из Тбилиси привозил “виллис” защитного цвета, где-то за полчаса до сеанса. Он же забирал бобины с использованными кинолентами, и вез их в другие места. Кикетский кинотеатр открывался, когда вечерело. Хорошее время, чтобы разглядеть всех тбилисских кривляк. Весь день мы вели себя как нормальные дети – носились, прыгали, катались, пачкались. Вечером же наводили светский лоск. Сельские дети потешались над нашим преображением.

 На “Колдовскую любовь” мы пошли вчетвером – я с братом, Резо и Тика. На мне были новые джинсы, майка с дольками яблока, довершали наряд босоножки. Тика тоже расфуфырилась. Распустила волосы, взяла мамины духи “Нона” - флакон в чиде черной шахматной королевы (фабрика “Иверия” выпускала его в честь Ноны Гаприндашвили).

 Можно было не заморачиваться, что надеть на ноги, так как кинотеатр имел “настил” из семечной шелухи. Дачники нескольких сезонов позаботились о том, чтобы он достиг щиколоток. И мы тоже от них не отставали, покупая семечки у старушек, сидевших на подходе к кинотеатру.
 Нам достались билеты в пятый ряд. На заборе кинотеатра занимали места безбилетники. Кто-то легонько постучал по моей спине: “Гогона” (груз -девочка). Я обернулась. Двое мальчишек, сидевших сзади, поспорили, как правильно читать этикетку на моих брюках.

- Ра пирмаа? (груз - что за фирма?)
- Леви страус – важно ответила я.
- Мадлоба (груз.- спасибо)

ПРОИЗВОДСТВО ЭМИЛИАНО ПИЕДРА
ИСПАНИЯ – пошло на экране.

–Всио гачумдит! (Все, замолчите!) – шикнула Тика на детей, шумевших сбоку. Начался фильм Карлоса Сауры.
 В этом фильме все танцевали со всеми. Сначала жених с невестой, потом невеста с влюбленным в нее и страдающим Кармело, дальше жених Хосе с той, которую действительно любил – с Лусией. Затем Хосе закололи из-за Лусии. И оставшуюся часть фильма овдовевшая невеста танцевала с призраком Хосе.
 
Ах, не знаю, что со мной:
в сердце ревность бьется птицей,
И не ведает оно, что случилось -
что случится.
Шепчет речка в тишине –
мой цыган другую любит.
И забыл уж обо мне,
Или скоро позабудет.

 Испанские страсти советский дублер переводил ровным, мирным голосом.
- На кого похожа невеста,- не удержалась Тика. – Резо, женился бы на такой?
- Язва,- ответил тот.

 Наверно, мы еще не созрели для того, чтобы оценить прекрасную хореографию Антонио Гадеса, гордую испанскую осанку, четкие и точные движения танцоров фламенко. Фильм не произвел особого впечатления.

 На нашей улице в тот день не горели фонари. Но это не беда – пройти до дач нужно совсем немного. Мы молча плелись по сельской дороге, как вдруг в темноте послышался топот. Тика взвизгнула и закричала: “Это дух Хосе!”. Нас объял какой-то животный страх. Таки режиссер добился реакции. И мы, как сумасшедшие, бросились бежать. Если бы кто-нибудь остановился на минутку подумать – что потерял Хосе в грузинской деревне? На кой ему сдались дети?
 Топот сзади усилился. Мы задыхались от волнения. Триллер закончился только тогда, когда мы выбежали в треугольник света перед нашими воротами. Хосе тоже пришлось показаться. Его роль блестяще исполнил деревенский ослик.
 Этикетка на джинсах, кстати, читалась совсем по-другому. Не “леви страус”, и даже не “правый страус”, а “Ливай  Штраусс”.