Зеленая линия 2

или Возможность бесформенности, продолжение-1 

Вечер вечности. Понятно, вечер юности, но вечер вечности, утро, день.
Вечность как течение времени. 
Возможно ли. Безымянность, имя твое — вечность. Какая клятва делает имя ненужным, клятва верности. Вечер, уйти незаметно, не дождешься. А вот ветер, того и гляди, налетит. Что здесь? Скупой текст, отдельные части, или отрывки, по сути обрывки, мало связаны, вернее, плохо.

1.
Слабость связей, не признак ли все той же бесформенности, догоняющей нас даже в строю.   
Строй собрал, но связал ли. А вот клятва! Клянись, практические были люди, зачем им говорить какие-то слова. Клялись, делом. Говорили, по делу. И клятва была делом. Прежде всего, делом верности.
Ветер, название книги.
В книге?
Изложение судьбы, можно подчеркнуть, история человека новой судьбы. Некий матрос делает выбор, его как будто никто не заставляет. Ветер несет этого бесшабашного матроса, навстречу врагу, навстречу пулям. Он не сопротивляется. Напротив, воспламеняется. Наверное, такова революционная линия в ее чистом виде. Шагнуть навстречу штыкам. Неужели и здесь, речь о бессмертии. Скорее, верность делу, как тогда говорили, делу мирового пролетариата. Такого пролетариата? Не было. Что не мешало служить ему. Высший идеал? Или высшая связь. Как понять связь между актером, чужой ему волей режиссера, чужими ему словами, кто их там накатал. Как понять связь между матросом, бросающимся на штыки, и вождем, сидящим где-то в Кремле. Собственная преданность и чужая воля. Два человека, = связка, стали чем-то одним. Единая воля обрела дополнительное тело, руки, ноги, спину, шею. Все эти дополнительные органы послушны воле. Один человек достроил себя, другой человек позволил использовать себя для такой достройки. Вернее, для дополнения. Способен дойти до абсурда, я о матросе. А вождь, способен дать такой абсурд, улыбаясь, он говорит, через 15 лет! Кто вспомнит через пятнадцать лет, очередной носитель абсурда.

А если кто-то выбирает бес-связность, или скажем так, бестактность, и даже бес-бестактность.
Иное? Есть, конечно, бес-конфликтность. Выйти из связей, остаться вне связей, возможно ли; в пустоте, в пустой пустоте, как бы ее наполнить, звенящая пустота, говорящая, каких только образов не явлено. Только ты, и ничего кроме пустоты, ты и пустота, зачем? Чтобы ощутить страшную тяжесть пустоты. Связи, их вечное свойство, множатся, наваливаются, на то и связи, но как может наваливаться, давить пустота. Ведь за ней ничего нет, пусто. Почему же пустота наваливается, буквально на плечи, таково ощущение, подобно самым нежеланным, самым отвратным связям. Возможно ли? Представить вопрос в иной форме, на что наваливается пустота? Уж, конечно, не на плечи, хотя плечи и сгибаются. Не странно ли, в человеке есть то, на что может наваливаться пустота. То, что не имеет веса, но наваливается. На то, что наделяет пустоту весом. Странная способность человека, наделить весом пустоту, ждать из этой пустоты выхода какой-то силы, тяжести. Чтобы эта тяжесть свалилась на него.
Что спасает будущих вождей, бесформенность.
Та бесформенность, которая вокруг них. В которой забиваются двери, окна, парадные входы и выходы. Улицы покрываются шелухой от семечек. Закон не отделяется от штыка. А штык ощущает себя законом. Закон на кончике штыка. Для вождя решающее значение имеет абсолютность, войти в абсолютную бесформенность. И предстать формой, желательно, абсолютной. Что может быть абсолютным в человеке, пожелавшим стать вождем.

Два вождя, сравнение, которое я предлагаю, кажется странным, но все же.
Возможно само время, первой мировой, не укладывалось в обычные рамки, и это после стольких войн! Маленьких войн. А тут люди доросли до мировых масштабов, как гремели оркестры, как танцевали тысячные толпы. Веди нас! Летело куда-то наверх. Время требовало, может ли время требовать хоть что-то? Но допустим, время требовало от людей, что от них требовалось? Забыть. О чем? Что они обычные люди. Отказаться от всего обычного. Как говорили отдельные мыслители, отказаться от человеческого. Если отказаться от человеческого, что тогда останется.
Проще изменить отношение к человеческому.
Наличие вождей, вполне человеческое. Два вождя. Идеи и головы вождей. С их стороны, идеи, из их голов. Со стороны прочих, головы, идеи в их головы. Головы, готовые для идей. Им, я о головах, нужна только одна идея, которая наделяет, возводит в ранг победителя. Нужна победа. Нужен, по известному правилу, перевес сил. Создание перевеса сил = рождение идей + внесение идей. Понятно, без голов здесь не обойтись. Сначала ключевые идеи, породить, пары голов хватит. Далее найти головы, готовые принять идеи. Потом. Донести идеи. Внести в головы. Найти ключ и внести. Сыграть на слабостях. Чтобы заполучить всесильность. Проще говоря, перетянуть солдат и матросов на свою сторону. Который из вождей сыграл роль ключа, того ключа, который был в нужной руке. В нужное время. А сам ключ пущен в ход в нужном месте.
Нужная рука. Нужный ключ.
2.
Сказать о ключе, нужный, ничего особенного, не зря же ключи дрожа в руках.
Подбираются.
Те, которые нужны, остаются в руках. Но неужели так же можно говорить о руке. Нужная рука. Сколько слов подобрано. Нежная. Ласковая. Грубая. Ключ откроет. Рука, удержит? Меняются местами. Если есть две вещи, связанные друг с другом, они обязательно должны поменяться, чем? Местами. Ролью. Ключ теперь закрывает. Рука подхлестывает, гонит. Требует? Надо, время нуждается. И рука становится нужной, открывает, обнажает, распахивает, вперед, вперед!

Рука нужна, хотя бы для того, чтобы держать в руках; рука, нуждающаяся в тех, кто не может жить, не будучи взят в руки. Какая рука нужна? Во все времена, твердая рука. Не знающая колебаний. Впрочем, не только и не столько твердая. Жесткая. При необходимости, жестокая. Кто определит, когда рука, способная быть жестокой, станет таковой. И сможет ли она, вкусив силу собственного действия, отказаться от бессмысленной жестокости. Если кратко.
Головы + Идеи. Языки + Уши. Слова + Чувства.
Две головы. Нужное время + нужное место. Одна голова + Цепь идей.
Две руки. То же время и то же место. Первая рука + вторая рука = рука + ключ.
Два человека, один становится ключом в руках другого. Один человек — один ключ. Может два ключа? Верно, на деле всегда есть два ключа. Второй ключ держит совсем другая рука. Выбить ключ из той руки, чего проще, надо сломать ту руку. Ключ выпадет. Пусть валяется. Если объединить? Возникнет тот, кого называют Субъектом. Рядом с ним тот, кто не может быть Субъектом. Не может быть человеком, способным к действию. Имеющим возможности действия. Действующим. В подобных случаях я предпочитаю говорить чуть иначе, индивид действия. Менять форму? Чем отличается сей индивид, или что в нем проявляется особенно сильно, конечно, душа. Бездушный индивид, тот, кто способен на жестокость? Если бы. В душе живет не только добро, жестокость. Идеи и чувства носятся в воздухе, хаос, пора блуждать? не только, на то и хаос, чтоб заблуждаться. Как всякая неупорядоченность, хаос позволяет, что-то, кому-то. Их, я об идеях, попирает душа. Иногда, она же,   подпирает. К ним, я о чувствах, подбирается душа. Иногда, бросается ими, щедрая должно быть. От идей — к чувствам, и далее, к искусствам? Как всегда, немотивированный переход. А как иначе поменять форму. Отсюда, возможность говорить о душе, это? весьма странное устройство, способное к самым неожиданным словам-действиям. Но главное, к прямому действию. Душа: то, что способно к прямому воздействию? Или душа есть то, что доступно прямому воздействию не-физических средств: мотивов, стимулов, угроз, намеков. Не только. Пламенных слов. Горящих глаз. Падающих тел. Взлетающих знамен. Ряды атакующих. Или? Унылых слов. Безжизненных глаз. Торчащих тел. Брошенных знамен. Разбежались. И далее. Силе. Бессилию. Насилию. Благородству. Желающий может продолжать, не в этом дело, как долго, вот в чем вопрос. Душа, то, что открыто воздействию? Тогда и то, что может быть закрыто. Уметь открыть. Куда важнее, закрыть. Главное, в чем оно? Разбудить чувства, через головы к душам. Уточню, обычно говорится, к сердцам. Найти дорогу к сердцам. На деле, к душам.
Разве можно войти в сердце.
А вот в душу можно.
Не для того ли и предназначены души, чтобы впускать в себя посторонних. Входи, располагайся. И все? Конечно, можно напирать на справедливость. Но в центре? Позволю себе парадокс. Если с некоторых пор, в центре мира мировая война, то в душе — классовая ненависть. Такой результат имела первая мировая в России. Не хватает? Среднего звена, обычно говорят, переходного. И над всем, чувство мести. Только душа способна вместить столь необъятное чувство. Жить им, значит, быть необъятной самой. Благодаря ему. Или все-таки, чувство — благодаря душе. Можно сжать, и тогда обычная дилемма, форма, правда, несколько измененная, кто-то скажет, искаженная,
что раньше, душа или чувство.

Если критики правы, не вечно же им ошибаться, есть идеи времени.
И есть формы времени.
Слова известные, благодаря великому критику, еще с прошлого века. Можем ли мы выбирать идеи, как-то странно слышать такой вопрос. Что-то слышится. Мы выбираем. Мы отвергаем. Мы можем быть обязывающе связанными, связать себя, той же клятвой. Мы можем быть вызывающе свободными, радостно отбросить какие-либо ограничения. Отбрасываем, это? топчи, топчи, говорит известный персонаж. Ему откликается другой, хотя и не столь знаменитый, руби, руби.
Верно, выбор.
Мы и про-являемся в ходе такого выбора.
Беки — Меки, известный пример исторического выбора, в свое время описан в юношеской книжке, слова оттуда, книжка потому и была рекомендована к чтению, в школе. Учителя спрашивали, или выспрашивали, читали? Реже, углублялись, помните, сценка там, такая вот? Как всегда, должен быть невинный вопрос, зачем? Чтобы за ним появилась тень другого вопроса, весьма странного, а вы на чьей стороне? Но странным тот вопрос выглядит ныне, а тогда в порядке вещей. Как я интерпретирую это сейчас,
что раньше, замысел или умысел.
З.
Хорошо. Проявились. Вошли в тень идеи. Идем дальше. А можем ли мы выбирать формы времени. Мы ведь не можем выйти из времени, быть вне времени, можем лишь перейти, переход не обязательно удастся, из одного времени в другое. А потому, время дает нам шанс, явить миру себя, в некоторой форме. Эта форма производна от формы времени. Как подтверждение времени. Или как опровержение времени. Как быть с теми, кто опережает свое время. А как быть с теми, кто отстает. Кто-то должен присвоить себе право, решать.
Выглядит это?
Я знаю.
Продолжение, без него никак. Их два, я о продолжении. Я знаю, как. Я знаю, кто. Теперь соединить. Подтвердить время, чтобы его опровергнуть. Время, дай нам форму, иначе зачем переходить. Время, позволь нам отвергнуть форму, надоело нам время временных, пора отдаться на волю другого времени. Есть форма времени. Еще бы воля времени. Однако, никто ведь не говорит, на все воля времени. Известно, чья воля на все. Но может быть, кто-то возводит время в ранг закона? Мое время. Все прочие, понятно. Но возможно? Есть время идей, тех или иных. Есть время форм. Каким-то образом должны мы оформлять наши смутные видения, не говоря о фантазиях. Дать волю фантазии, это и есть форма времени? Прошло время, идеи должны отступить в тень, была бы еще тень да погуще. Почему? потому, что прошло тридцать лет. Так просто. Тридцать лет? Время, за которое сменятся поколения, хотя бы крайние. Самое пожилое, сойдет. Самое юное, взойдет.

Форма, бросая базис содержания, должна обрести другой базис.
Иначе? На месте формы останется бесформенность. Форма, в которой и благодаря которой жили эсдеки конца прошлого — начала текущего веков, как они ее ненавидели. Сбросить. И куда? К другой форме. Никто не сомневался, есть такая совершенная форма.
Сколько слов в ходу.
Сколько чувств в ладу.
На горячем льду.
Загоняй в игру.
Загнать. Игра виделась бес-проигрышной. Итог представлялся неизбежным. То, что придется хлебнуть бесформенности, = бес-формы, об этом никто не думал. Ирония история? Надо жить сегодняшним днем ради дня завтрашнего. Куда надежнее, днем завтрашним ради дня сегодняшнего. Историческая перспектива, судя по результатам, на языке историков: реформы — контр-реформы. Говоря попроще, гнать — гнить. Все-таки, когда же это случилось, вместо загнать — появилось загнить.
Необязательное дополнение

Бесформенность, та, которой пугали. И та, через которую пришлось пройти. И бесформенность может быть разной? Возможно, лица разные, те же скулы, а крики одинаково невыносимые. Прошли. Каким образом? Возникли связки, тех же вождей, тот же ЦК, и так далее. Бесформенность, материал для форм, о какой форме можно говорить применительно к началу прошлого века, 20-го. Поскольку разговор перешел на души, это то, что можно называть и называют иногда,
коллективной душой.
Особенность ее выделяющая?
Конечно, способность становится больше, обретать поистине громадные размеры. Проще говоря, расти. Собственно говоря, победа большевиков и состоялась благодаря такой коллективной душе. Хотя говорилось, о коллективе.

Современный писатель, секты начинаются с немногих. Сходятся несколько человек, между ними?
Идея. Несколько человек + идея = собрание. Или сборище, и такое возможно. На выходе, секта. Такой же сектой были и большевики. Были. Остались? Стали нормой. И жизнь вошла в норму. Приснится же такое, норма. И эта норма, массовое сознание, претендующее на душу каждого. Вернее, лишающее каждого его души. Да и зачем эта душа, когда есть великая душа, позволяющая приобщиться к ней. Стань, кем? Кем можно стать в душе Великого. Во всяком случае, идеи уже не нужны. Остаются? Чувства. И даже так, одно чувство, общности, единения. Быть непосредственным чувством, в этом и состоит отныне бытие человека, что хоть такое? Одно чувство, столь большое, что захватывает человека, не оставляя места прочему, скажем, разумным сомнениям.
Это и есть душа, в ее непосредственно данном виде.
На языке того времени? Мировая душа. Разве может быть иначе, разве у этого единого мира может быть несколько душ.

Отсюда, все тот же вопрос об Абсолюте,
душа любого человека, в любом человеке, может ли претендовать на что-то абсолютное. Если да, зачем мировая душа. Ведь лукав человек. Слаб человек. К тому же, существо бренное, скоро черта. Спасает? Душа. Но ведь Абсолют — то, перед чем человек бессилен. Неужели он бессилен перед собственной душой.


Рецензии