Уитмор Эдвард Нильские тени глава 18. 1

   —18—


   Крипта  и  Зеркало



   -18.1- Склеп


   Древний просторный склеп старика Менелика прячется под общественным садом у Нила.
   Тайное звукоизолированное хранилище, обнаруженное египтологом в девятнадцатом веке, в самом начале его блестящей анонимной карьеры. Склеп был избран бывшим рабом и экспертом по граффити в качестве своего дома для престарелых, когда он решил отказаться от света солнца и общества мёртвых фараонов и навсегда уйти в подполье.

   Посреди склепа стоит массивный каменный саркофаг, который когда-то принадлежал матери Хеопса, вместительный, выложенный пробкой. Саркофаг много лет служил старому Менелику уютной спаленкой. На куче подушек отправился Менелик проводить вечер жизни, попивать чаёк в тишине и иногда процарапывать иероглифы, вспоминая шальную многолетнюю славу. Успокаивающее чрево саркофага в своё время естественным образом превратилось в гробницу старого Менелика, когда огромная каменная крышка опустилась на место; Менелик планировал, что навечно.

   У дальней от входа в склеп стены расположился ручной печатный станок.
   Если не считать станка, склеп точно такой же, каким был во времена старого Менелика:
   В углу стоит клавесин.
   Тут и там расставлена мебель викторианских времён, некогда выкрашенная в цвет Шервудского леса; краска отслаивается. Меблировка полностью состоит из крепких парковых скамеек, чудовищно тяжёлых из-за чугунных планок, связывающих ножки.
   Скамейки расположены так, чтобы, когда Менелик каждое воскресенье открывал свою гробницу, посетителям можно было свободно передвигаться.
   Стены склепа сплошь покрыты иероглифами и изящными, — на любителя, — настенными росписями.



   На скамейке рядом с Джо лежит книга, забытая Лиффи. «Бубер, — глянул Джо на обложку. — Замечательный старый чудак, который искренне верит, что человек и Бог могут общаться. Неудивительно, что Лиффи любит ускользать от хаоса на поверхности и вести здесь тихую беседу. Почему бы и нет? Хаос никогда не приносил народу хорошее. Хотя, кто этот народ теперь удерживает?»
   В руке Джо хрустела пачка иностранной валюты. Купюры были взяты наугад из аккуратных стопок, сложенных вдоль стен хранилища. Фальшивые неисчислимые суммы болгарских левов, румынских бани и турецких парас.*
   «Балканы, — думал Джо. — Как говорит Элис, там всегда была сомнительная государственность, и деньги сомнительные; львы и бани. Львы и бани? Париж?»
   Он изучал купюры, чувствуя, что что-то в них не так.
   «Монеты», — дошло до него. В балканской реальности такой номинал выпускался только в монетах, а Ахмад изменил реальность. Поэтический подход.



   Джо сунул фальшивки в карман и откинулся на спинку скамейки. Его внимание привлекла аляповатая вывеска над железной дверью входа в склеп.

   ДВИЖУЩАЯСЯ ПАНОРАМА.
   Это была доска с неровными по белому фону печатными буквами зелёного цвета, сильно выцветшими, естественно. Откуда взялся этот знак и почему старик Менелик счёл нужным повесить его над дверью своего дома престарелых? Какие воспоминания она вызывала у величайшего археолога и специалиста по подземным граффити?
   Джо нахмурился.
   «В этом знаке есть что-то грустное. И что-то зашифрованное. Это не просто случайное украшение, учитывая, что склеп много значил для многих людей. Конечно, в гробнице и должно быть загадочно. Но всё равно: держу пари, что этот знак несёт скрытое послание.»

   ДВИЖУЩАЯСЯ ПАНОРАМА.
   «На что это может намекать? Фараон? Нил? Или что-то вроде «мене, текел, упарсин»?
   Кто знает? Лучше спросить об этом Стерна. Если сомневаешься, лучше спросить эксперта — сапоги пусть тачает сапожник, а в розетку пусть лезет электрик.»



   Джо беспокойно обернулся. Со стороны печатного станка послышался звук.
   …лёгкое трение металла о металл …и тихий хруст.
   «Невозможно, — подумал он, — я только сменил штаны.»
   Тем не менее, часть механизма двигалась, начиная цикл печати.
   «Боже мой, сейчас не время сходить с ума. Успокойся, Джо, с тобой просто играют тени умерших. Пустяки.»
   Привод станка провернулся. Тяги и рычаги методично задвигались вверх и вниз, в стороны и назад, вокруг и внутрь. Раздался громкий стон, а затем машина забренчала и выплюнула прямоугольный клочок бумаги. Листик этот потрепетал и поплыл вниз, на пол.
   «Послание из прошлого», — подумал Джо, вскакивая на ноги и бросаясь к листку…
   …свеженапечатанной греческой купюры. Сто драхм.
    Перевернув странную банкноту, он обнаружил, что на другой её стороне напечатана другая валюта… Албанская. Десять тысяч леков.
   «Ха, — подумал он. — На Балканах, как обычно, инфляция. И не помогут албанцам захваченные ценности классической Греции, как и косоварам православные. Всё, чем когда-то восхищались люди цивилизованные, попало в руки варваров и больше не ценится, факт…»



   Джо резко крутнулся на месте и оглядел склеп. Толстая железная дверь была по-прежнему надёжно заперта, массивная каменная крышка саркофага осталась на месте. «Если вам кажется, что всё в порядке — значит вы чего-то недоглядели.»

   ДВИЖУЩАЯСЯ ПАНОРАМА.
   В склепе раздался смех, громкий, раскатистый смех.
   Из отверстия в стене за печатным прессом появилась рука; расширяя отверстие, она вынимала кирпичи.
   Джо сдержался, и своих не отложил.
   Вскоре из тьмы появилась призрачная голова и торс в вековых лохмотьях мумии. Пыльное лицо, похожее на маску, повернулось к Джо; свирепые тёмные глаза блестели в полумраке над глазком дула пистолета.
   «Помогите», — просипел Джо бог весть кому.
   Револьвер исчез. Призрачная фигура проползла вперёд, и перед Джо встал Стерн, смеясь стряхивая пыль с изодранного плаща и качая своей слоновьей башкой.
   — …извини, Джо. Я не хотел тебя напугать.
   — Не хотел?! А деньги ты нахрена печатал? На случай, если придётся платить за дорогу в вечность?
   — …случайно, Джо, — ржал Стерн.
   — Случайно, говоришь? Ну ладно, после семи лет в пустыне я тоже случайно зашёл сюда поздороваться. Так хелло! странник.


   Они обнялись.





   ***


   И присели на скамейку возле саркофага. Стерн вытащил пробку из бутылки арака, понюхал, и передал бутылку Джо.
   — Годы в пустыне могут утолить жажду души, но не тела. Пей.

   Джо улыбнулся и взял бутылку, любуясь ею. Когда Стерн порылся в ящике у печатного станка, а затем торжествующе поднял бутылку, это не особенно удивило Джо.
   Он искоса взглянул на Стерна.
   — Мы с вами уже встречались, не так ли? Два нищих бродяги с бутылкой на скамейке общественного парка.

   Стерн улыбнулся.
   — Ты утолил свою жажду чудес?
   — Нет пока.

   Джо выпил, покрутил головой и закашлялся.
   — Боже мой, это сильная штука, Стерн. Она помогает печатному станку мыслить яснее?

   Стерн засмеялся.
   — Ахмад холил свой станок и утверждал, что арак является лучшим чистящим средством.
   — А так же первоклассным растворителем; и мозгов, и Балканской реальности.
   Зачем ты прокрался сюда как грабитель, в память о Менелике?

   Стерн выпил, закурил сигарету и пустил кольцо дыма плыть над саркофагом.
   — Я боялся, что за парадным входом будут следить.
   — А этот секретный проход всегда был там? С того времени, как построена гробница?
   — Нет, Менелик прорыл его на всякий пожарный. Судя по всему, он им не пользовался.
   — Верно, слишком пыльно, как пыльно и само прошлое. Просто я не знал, что здесь есть другой выход, и это меня напугало.

   Стерн пошевелился, перенося вес с одного полужопия на соседнее.
   — Но разве не всегда есть другой выход, Джо, даже если его достаточно трудно найти?

   Джо тихонько присвистнул и скорчил рожу.
   — И вот ты, Стерн, начинаешь серьёзный разговор первым. Ты хитрый, ты знаешь это? Сколько я тебя помню, ты всегда рассматривал вещи неоднозначно, аверс-реверс. Думаю, сам ты однозначен, прям, а твои закидоны — это скорее метод поиска пути. Наверное, это профессиональная привычка, из-за основного твоего бизнеса.

   Пыльное лицо Стерна смягчилось.
   — И какое же это бизнес, Джо? Революция и контрабанда?
   — Вот я и думаю, какой?



   Джо расслабился впервые за несколько недель. Передавая друг другу бутылку, они пили и говорили о прошлом. В течение этих лет разлуки туда-сюда приходили письма, но неизбежно многое осталось невысказанным. Со стороны Стерна потому, что его заботы нельзя было доверить бумаге и почтовой службе, а со стороны Джо потому, что его переживания откровений было нелегко описать. Такой разговор мог длиться и длиться, и Стерна, похоже, это устраивало. Но Джо так много хотел узнать, что, наконец, прервал товарища.
   Он встал, снова сел, сделал из бутылки большой глоток.
   — Стерн? Одолжи мне одну сигаретку.

   Стерн протянул ему пачку. Джо закурил и закашлялся.
   — Ужас. Лёгкие выворачивает.

   Стерн наблюдал за ним. Джо взглянул на шрам на большом пальце Стерна и отвернулся.
   — Чего ты? — спросил Стерн.
   — Я думал об отеле "Вавилон", и «Оптике Коэна». Полагаю, ты уже знаешь.

   Стерн заговорил; медленно, запинаясь и отстранённо, что обеспокоило Джо.
   — Ты имеешь в виду Ахмада?… Да, я знаю об этом, и знаю о Дэвиде… Я хотел увидеть Анну, но понял, что не могу. Дэвид был таким замечательным молодым человеком, таким, каким был и его отец. И Ахмад, ну, мы с ним пуд соли съели. Ахмад был одним из первых, кого я встретил в Каире, вместе с Белль, Элис и отцом Дэвида. Все они были друзьями Менелика…

   Стерн посмотрел на саркофаг. Джо ждал продолжения, но не дождался.
   «Тишина, — подумал Джо. — Мёртвая тишина. Лучше рёв возмущения, чем это, лучше что угодно, чем оглушительная тишина. Он слишком спокоен, и мне это не нравится.»
   — Ахмад и Дэвид — это дело рук Блетчли, как я понимаю, — сказал Джо.

   Стерн кивнул.
   — Так что же будет дальше? — спросил Джо.

   Стерн пошевелился, поколебался.
   — Кто следующий? Ну, давай подумаем. Как много ты уже знаешь?
   — Большую часть. Я знаю про «Энигму».
   — Значит, главное.
   — И что?
   — Блетчли делает то, что считает правильным. Борется с нацистами, со злом.
   — Ну?
   — Так что я следующий, — сказал Стерн.

   Джо посмотрел на него. «Слишком ты спокойный, Стерн.»
   — И всё? Сдашься вот так просто?

   Стерн пожал плечами.
   — Да, наверное. К сожалению, даже путь к хорошей цели может быть морально сомнителен. Добро и зло не так просты, как хотелось бы.

   Стерн снова улыбнулся своей странной улыбкой.
   — Но скажи мне, Джо, почему ты позволил втянуть себя во все это? Я здесь завидовал твоей размеренной жизни в Аризоне. Мне казалось, что именно так человеку и следует распорядиться отпущенным судьбой временем.
   — Я не знаю. Потому что это казалось мне правильным. И я считаю, что начатое дело надо доводить до конца.
   — Твоё стремление дойти до конца меня не удивляет, — сказал Стерн. — С того момента, как я увидел тебя на площади рядом с Мод, я боялся, что ты не отступишь.
   — А до того, как увидел меня, ты знал, что я в Каире ?
   — Нет, я понятия не имел, это был шок. Когда я увидел тебя, то сразу понял: зачем ты здесь, кто это устроил и чего ждать дальше. Надо мной долго висел этот Дамоклов меч поездки в Польшу; как говорится: «многознание приводит к беде». Я, правда, не ожидал, что они решат найти и привлечь тебя; но, если подумать, твоё участие имеет смысл, не так ли?
   — Думаю, так оно и есть, Стерн.
   Скажи-ка, когда мы впервые встретились лицом к лицу, и ты, сидя с протянутой рукой, играл нищего, когда я сжалился и дал тебе денег, зачем ты, бессовестный негодяй, их взял?

   Стерн засмеялся.
   — Я был голоден. А гордости у меня, как у Фальстафа.
   — Ну, ладно, опустим. Но почему ты не связался со мной после той встречи?
   — Я думал об этом, но надеялся, что ты найдёшь достаточно, чтобы доставить Блетчли некоторое удовлетворение, и не пройдёшь весь путь. Я просчитался.

   Джо потянулся за бутылкой.
   — Бывает. И что же нам теперь остаётся, Стерн, паре неудачников? Когда мы осушим последнее в нашей жизни стекло. Просто обдумываю это и пытаюсь взять себя в руки, прежде чем отправиться из подземелья наверх. Мы попадём под грузовик или полетим с крыши?

   Стерн раскрыл ладони и посмотрел на них.
   — Возможно. возможно. Это опасно — жить среди людей, не так ли? В пустыне у вас может закончиться еда или вода, и чтобы умереть понадобится перетерпеть некоторое время. В цивилизованном обществе процесс выгодно ускоряется.

   Стерн улыбнулся.
   — Но я бы не торопился думать, что это наш последний напиток.
   — Нет? Ну, я рад это слышать, мне никогда не нравился возглас: «Закрываемся!». Тогда, сколько беззаботного времени у нас впереди?
   — Не знаю, — сказал Стерн. — Полагаю, у нас есть только несколько часов, а пока можно расслабиться.
   — Это может показаться странным, Стерн, но факт в том, что я уже расслаблен. Прошлой ночью мне поспать не довелось, но чувствую я себя прекрасно.
   — Ты провёл ночь с Белль и Элис, знаю.
   — Почти всю, но как ты узнал? Ты ведь не следил за мной? или следил.
   — Нет, но у меня есть друзья-товарищи — нищие. Попрошайничество развивает внимательность.

   Джо кивнул… «Секретная армия Стерна. У некоторых есть танки, у некоторых монахи, у Стерна — нищие.»
   Стерн продолжал:
   — Мне так же сообщили, что утром ирландец устроил в Каире ужасный переполох. Чуть ли не бунт.
   — Было дело, — Джо глотнул арак. — Пока при памяти: я что хотел сказать… То письмо, что ты написал мне о смерти брата. Это прекрасное письмо, Стерн, и я не забуду твоего участия.
   Брат был человек своеобразный, себе на уме. Но знаешь, я спрашивал о его смерти у Блетчли, и он дал мне понять, что ты специально ездил на Крит, чтобы узнать, что случилось с этим О`Салливаном. Это правда?

   Стерн неловко пошевелился.
   — Может быть.
   — Ты сделал это или нет?
   — Я ездил, да, — сказал Стерн.
   — Спасибо. — Джо поковырял в носу и прилепил козявку к скамье. — А как насчёт Блетчли?
   — Он мне нравится. Он порядочный человек.
   — Ты ему доверяешь?
   — Он делает свою работу; да, я ему доверяю.
   — И теперь его работа — это мы?



   В ответ Стерн протянул руку и коснулся руки Джо.
   «И тишина, — думал Джо, — и мёртвые с косами стоят.»
   — Ну хрен с ним, — сказал Джо, — Есть ещё одна вещь, которая меня беспокоит. Эта вывеска над дверью!

   Стерн повернулся взглянуть, потом заговорил, словно издалека:
   — «Панорама» раньше была недорогим рестораном на открытом воздухе над рекой. Облюбованная драгоманами веранда, ограждённая решётками с виноградными лозами и цветочными горшками, и бассейн с утками, и клетка с павлинами, и крепкое тёмное вино в кувшинах, и огромные блюда с пряной бараниной… Столетие назад трое молодых людей взялись проводить там долгие воскресные дни, есть, пить, общаться, и им это так понравилось, что стало для них традицией, как для врача и его друзей тридцать первое декабря и баня.
   — А, так вот о какой панораме речь. Я слышал об этом ресторане, но не знал его названия. И трое молодых людей — это твой отец, Стронгбоу, и Менелик, и Коэн, который позже стал широко известен как сумасшедший. Трое молодых людей каждое воскресенье отправлялись в ресторан, прежде чем отправились каждый в своё путешествие. И они возвращались в «Панораму» целых четыре десятилетия, и это был легендарный сорокалетний разговор на берегу Нила.
   — Да, — размышлял Стерн, — это продолжалось сорок лет, пока мой отец не стал арабским святым. Но подойдя к концу своей долгой жизни он решил, что хочет увидеть Менелика в последний раз. Коэн к тому времени уже умер. Отец отправился из Йемена в Каир и, в один воскресный день незадолго до Первой мировой войны, он и Менелик пришли в старый ресторан.
   — И они нашли эту вывеску?
   — Да, — сказал Стерн. — Эту вывеску и пустое место.

   Джо тихонько свистнул.
   — Так как они тогда поступили? Пошли искать другой ресторан?

   Стерн покачал головой.
   — Нет, они никуда не пошли. Они были слишком стары, чтобы пить, и слишком стары, чтобы вкусно жрать, и знали они друг друга так хорошо, что не было смысла даже говорить. Так что они просто сели на пустыре, прислонились к вывеске спиной и весь день наслаждались видом. Время от времени один из них посмеивался над воспоминаниями, которые приходили ему на ум, и так прошёл день. Потом, когда солнце начало садиться, они встали и ушли, Менелик вернулся в свой саркофаг, отец — в свою палатку в Йемене. И так они попрощались с девятнадцатым веком.

   Джо очень тихо свистнул.
   — Ну это прямо как в сказке, — сказал он. — «И после сорока лет честных, хриплых разговоров на берегу Нила, глубоко под землей висит приглашение в сказку.»
   Удивительно, как такая необъятность круговорота времени может уместиться в столь краткой легенде.


   И панорама действительно двигалась… и конечно, так было и есть.





   ***


   Стерн помрачнел.
   Тяжело поднялся на ноги и начал расхаживать по склепу, не обращая внимания на Джо и всё остальное, его глаза лихорадочно бегали, догоняя какой-то мираж.
   Джо зачарованно смотрел на него, встревоженный внезапным превращением Стерна.
   «Див, как есть див. За ножик бы не схватился.»

   Джо тихо сидел, разглядывая лицо Стерна, исхудавшее до кости. Жёсткие плети истончившихся рук. Лицо человека, которого всегда преследовал голод, безжалостный неутоляемый голод, зовущий за горизонт.
   Здесь, сейчас, Стерн был нищим. «Он настоящий нищий, — пришёл к выводу Джо. — У Стерна это не просто маскировка. Сейчас он, — в лохмотьях, хромающий, — тот самый нищий духом человек.»

   Стерн был одновременно многими людьми во многих местах, поистине всеобъемлющим и изменчивым демоном, который отважился так глубоко проникнуть в глубины человеческой души, что каждый звук, который он слышал там, давно стал лишь отголоском стука его собственного сердца. Странное и загадочное присутствие его коснулось жизней многих людей.
   Джо знал нескольких таких. Одного или двух в Иерусалиме, одного в Смирне, а теперь и в Каире.
   И Мод.
   Никто не был ближе к Стерну, чем она.
   А сколько других людей было в других местах? Скольким людям помогли его участие и любовь? Сколько жизней отмечено встречей с ним…
   «Беспокойная душа, — подумал Джо, наблюдая, как Стерн расхаживает туда-сюда. — Шило в заднице.»
   Возможно, его душа задержалась на пороге святости.
   Ведь, как говорил поэт, этот порог ужасен…





   ***


   Стерн повернулся.
   — Я должен выбраться отсюда. Я больше не могу здесь оставаться.

   Джо поднялся на ноги.
   — О`кей. Куда мы направимся?

   Стерн на мгновение задумался.
   — Есть одно место, куда я начал ходить много лет назад, ещё  когда был студентом, арабский бар. Он маленький, в переулке. Там будет безопаснее, чем где бы то ни было. Это место недалеко от отеля «Вавилон», что хорошо — Блетчли не будет искать нас так близко от твоего дома.
   — Чудно. И за прилавком там будет висеть старое треснутое зеркало.
   — Да, зеркало, как в любом баре. Как ещё можно пить одинокому посетителю, если вдруг бармен — трезвенник.
   — Это да. Идём?
   — Только дай мне минутку.
   — Конечно, — сказал Джо, — я пока осмотрю чудесный печатный станок Ахмада. Кто знает? Может, после того, как мы с тобой уйдём отсюда, никто больше не увидит эту волшебную машину. Склеп запросто может остаться запертым навсегда, и тогда придёт конец греческим лекам и албанским драхмам и Балканской реальности в целом. Кто может знать, а вдруг?

   Джо, болтая чушь, краем глаза видел, что Стерн рванул в другом направлении, присел на корточки у столика со свечой, сгорбился и сосредоточенно зашебуршил чем-то. Перед ним на столике лежал открытый чорный футляр.
   «Боже милостивый, — подумал Джо. — Морфий.»
   Джо зажмурил глаза и принялся вертеть ручку печатного станка, заваливая пол купюрами «Банка приколов Ахмада».

   ДВИЖУЩАЯСЯ ПАНОРАМА.
   «Боже, помилуй Стерна, — тихонечко шептал Джо. — Он так старался, он давал и давал, а теперь ему просто больше нечего дать. И когда придёт время, пусть ночью на пустыню спустится вихрь, и пусть благословенная тишина рассвета будет на песках, где сотрутся его следы. А до того — дай ему покоя, всего лишь чуть-чуть мира перед концом…»




* - uncounted sums of Bulgarian leva and Rumanian bani and Turkish paras
I was in the Paras before. - До этого я жил в Париже.