Зацелованные солнцем крыши Архангельска

Зацелованные солнцем крыши Архангельска.
Февраль уже теплый, как парное молоко, и в воздухе носится запах сосны, снега, и ведущих никуда дорог.
Нигде, слышите, нигде! нет таких дорог как в моем родном городе.
Только в Архангельске все дороги ведут никуда. Уводят, путают, сбивают с любых направлений.
Кто бы ты ни был, кем бы ни был, когда бы ни был, только в Архангельске ты сможешь потеряться совсем, вполне, абсолютно, так, чтобы весь мир искал тебя, и не мог отыскать.
Между тем, ты не утратишь ощущения себя, своих ног, своего сердцебиения. Ты останешься собой, просто наедине с самим собой, без посредников, помощников, учителей и сомнений.
Не для этого ли сюда с исполненных сытостью и уютом югов всегда, вопреки всему, из года в год возвращаются птицы... Чувствовать себя, быть собой, петь свое.
Сердце в человеке - та же птица.
Идти здесь - значит идти по болоту. Дремучие, вековые, сонные болота под каждым шагом отзываются то храпом канав, то вздохом деревянных досок, а где-то и брошенных под ноги старых дверных полотен и прочей ненужности, то немизной дешевого асфальта и шипением бетонных плит, то голодным чавканьем луж и грязного, талого снега.
Ты, смотри вот, идешь, а небо над головой квадратное, будто картина, облака в нем как козули, глазами так и хочется понюхать, откусить... Цветные, резные, не плывут - растворяются в сером небе.
Параллельно тебе под бело-голубыми, пломбирными льдами будет дышать Северная Двина.
Сильная, ровная, с настырной рябью волн, она не отвлечет тебя от самосозерцания, не нарушит твою потерянность.
Зная все слова, она ни слова не скажет тебе. Синей, светящейся синей рыбой в коричневой чешуе будет упираться она в тугие берега и всякий раз отталкиваться от них, чтобы следовать никуда еще дальше, дальше, дальше.
Ваши молчания как в старинную русскую рыбацкую сеть сплетутся в одну прозрачную тишину.
Тихо, тихо, и ты, и она будете уходить никуда.
А под зацелованными солнцем крышами само время, облачась в пальто и закутавшись в шарф, вздрогнет секундной стрелкой и побежит по растоптанным мосточкам мимо несохранившихся домов, мерзлых садиков и то ли беременных весной сугробов, то ли могил, то ли опрокинутых до поры архангельских лодок.