Кинто-физиогномисты

Из Инжирового ущелья доносится “Сулико”. Это значит, мои знакомые музыканты при деле. Тбилисский зной сменяется январским холодом, но неизменны наряды кинто из черного и красного атласа. Я не знаю их имен, но мы непременно по-тбилисски здороваемся. “Чемо ламазо!” – завидев меня на дорожке, кричит один из кинто. Поравнявшись с ними, говорю с улыбкой – “Гамарджобат!”. Сколько течет Дабаханка, столько и историй было в этом ущелье.

 Однажды случился форс-мажор. В позапрошлом ноябре. Мои туристы – творческая группа из Москвы – пустились танцевать шалахо. У них здорово получалось, музыкантов это только воодушевляло. Все произошло в какую-то пару секунд. Одна из женщин, вытянув руку, вдруг скрутилась, и упала, как подкошенная. Из танца – в глубокий обморок. Весь персонал ресторана “Горгасали” моментально высунулся в окна, движение на этом отрезке ущелья застопорилось, обрастая новыми туристами, и просто любопытными; прекратилась всякая съемка.

 Музыканты помогли нам перенести бедную женщину на скамью, и попросили публику разойтись. Ближайшая больница – Арамянц, на 300 арагвинцев. Туда и решили везти пострадавшую, ей нужна была капельница. Но туристы очень не хотели, чтобы их подругу забрала “скорая”, поэтому я поймала такси.

 Эээ,  хедав, ра арис адамианис сицоцохле? ра мкипеа* - удрученно изрек один из музыкантов, тот, который играет на доли (эх, что жизнь человека? такая хрупкая). Переживали они не меньше, чем мы. Двое из группы туристов поехали в больницу с Натальей, обещая держать нас в курсе дел. Наша гостья стала приходить в себя, но ей все еще требовалась медицинская помощь. Несмотря на пережитый стресс, оставшиеся туристы попросили продолжать экскурсию. И мы двинулись дальше. В таких ситуациях очень полезно отложить все волнения на потом, а сейчас заняться настоящим.

 Через два часа нашей Наталье стало гораздо лучше, и ее отпустили из больницы с миром.
 Музыканты справлялись потом о ее здоровье, и воздели руки к небу, когда я сказала, что все хорошо.

 Они много чего помнят. Щедрого Эдуарда из Еревана, который наградил каждого двадцаткой за “ов сирун сирун” в экстремальных условиях. Майский грозовой день, лило с перерывом на пять минут. Этих минут хватало только на перебежки, потом небо снова чертыхалось и насылало адские потоки воды. В пять минут затишья они и сыграли “ов сирун сирун”. Уложились. Громыхнуло, и мы бросились бежать по лужам.

 Репертуар свой они постоянно расширяют. Сколько туристов в каньоне, столько и песен. Сначала пели на грузинском, армянском, русском, сейчас уже на итальянском, хинди, фарси, арабском и др. Это правильно, надо охватывать разные сегменты.
 
 Удивляюсь их способности угадывать страну по облику туристов. Иногда – поразительно точно. Вот идем с туристами из Хайфы. На головах у мужчин нет маленькой круглой шапочки (кипы), а музыканты как заведут “хава нагила, хава нагила…”. Один из туристов - израильтян удовлетворенно качнув головой - “Он все правильно понял”.

 Но и на старуху бывает проруха. Для индийцев трио из ущелья поет песню Радж Капура, из “Господина 420”. Завидели смуглолицую семью, и давай наяривать: “mera juta hai jaapani, ye patalun ingalistaani….”. А те мимо идут, будто и не им поют вовсе. Плечами пожимают, и недоуменно улыбаются. Мол, ты чего дядечка? И не индийцы мы вовсе. Уж не обессудь.
 Дабаханка дышит серой и туманом. Но стоит только солнечному деньку пробиться сквозь зимнюю оборону, и оживают мои музыканты. Чтобы спеть песни Инжирового ущелья.