Чем дальше везли, тем холоднее и холоднее становил

Магомедовой Насихат Абубакаровне из аула Кенхи было 11 лет, когда её семью депортировали 23 февраля 1944 года. Она рассказывает: «Нас отвезли к берегу моря на грузовиках. Погрузили на большую баржу, которая долго плыла до Казахстана. На барже свирепствовал страшный холод, ветер, голод. Старики начали умирать уже на второй день. Умерших выбрасывали в море. По прибытии в Казахстан снова погрузили на грузовой поезд и долго везли куда-то. На станциях во время стоянки женщинам и детям разрешали заходить в тёплое помещение железнодорожной станции, чтобы согреться. Мужчинам, и даже старикам, заходить в станцию запрещали, и они мёрзли на улице. Чем дальше нас везли, тем холоднее и холоднее становилось. Когда нас выгрузили стоял сильный мороз и дул ветер. Нам сказали военные: «Это место называется Семипалатинская область. Остальное вам скажут. Всё ровно не поймёте …». Вместе с нами там было много немцев, тоже депортированных. Жили в землянках, ямах, которые сами же копали для себя. В колхозном складе, который нам предоставили было невозможно жить от холода. От голода и истощения все лежали и болели. Единственным человеком из семьи, который добывал пищу была я. Ночью ходила в поле, где лежали под снегом не намолоченные пшеничные снопы. Я сколько могла тёрла мёрзнущими руками колосья на платок, подстелив его. Руки очень быстро коченели и становились бессильными от холода. Завязав в узел в платок небольшую кучку зерна вместе с шелухой колосьев, я отправлялась назад. В землянке я жарила эти зёрна и все ели их. Это и спасло нас в ту зиму. Но идти ночью в поле за зерном было опасно. Кроме того, что могли меня поймать и наказать, в иные дни стояли страшные морозы и метель. В такие дни родители меня не отпускали в поле за зерном. Я могла замёрзнуть и не вернутся. Но родители от голода стонали. Тогда я ходила в дома местных жителей просить милостыню для умирающих от голода. Заходила и стояла пока меня не пригласят к столу. Однажды, когда пригласили к столу поесть, я не пошла. Надеялась, что, если я не стану кушать у них дома, то они, может, дадут на руки мне какую-то еду. Я надеялась отнести её голодному отцу. Я стояла долго. Потом заплакала от представления, что я ничего не принесу поесть умирающему отцу. Когда меня спросили, почему я плачу, я ответила, что я надеялась, что мне дадут еду на руки, которую я хотела отнести отцу, так как он был сильно голоден и истощён. Но хозяева дома сказали, что отцу они ничего не дадут, и попросили выйти из дома. Ночью в метель я всё-таки пошла в поле, набрала немножко зерна. Когда в полночь я вернулась в землянку, отец уже был мёртвый»